Тофик Дадашев: «Я не волшебник, я просто другой…»
Тофик Дадашев: «Я не волшебник, я просто другой…»
О психологических опытах Тофика Дадашева впервые заговорили в 1968 году, когда он стал публично их демонстрировать. А уже спустя четыре года на Первом Всемирном конгрессе по психотронике в Праге известный американский учёный, автор знаменитого детектора лжи Клив Бакстер назвал Дадашева сильнейшим медиумом мира, имея в виду его феноменальную способность безошибочно угадывать чужые мысли. С тех пор прошло почти сорок лет. Дадашев давно расстался со сценой, ограничивавшей сферу его интересов и возможностей, однако популярность и известность не потерял. Имя парапсихолога Тофика Дадашева всё чаще мелькает в печати в связи с самыми исключительными, а порой и чрезвычайными ситуациями. Он помогает Гарри Каспарову спасти, казалось бы, уже проигранный Анатолию Карпову матч; получает правительственную награду за участие, по просьбе органов госбезопасности, в операции по обезвреживанию захватившего самолёт террориста в Бакинском аэропорту; дарит Лувру поразивший всех специалистов силой озарения психологический портрет Джоконды…
«Всё началось в детстве, — рассказывает Тофик Гасанович. — Я, например, часто угадывал, что мне задумала приготовить на завтрак бабушка, сколько у мамы в кошельке денег, купит ли она мне мороженое. Потом обнаружил, что могу заставить других выполнять свои желания. Однажды попробовал это в школе, заставив учительницу запинаться при чтении. Когда я рассказал о своём открытии близким, они устроили мне проверку: помнится, я отыскивал какой-то предмет, спрятанный ими в саду. Однако всерьёз я не задумывался тогда над всем этим. И только в шестнадцать-семнадцать лет осознал, что во мне особенный дар».
В полной мере ему удалось проявить свой дар во время матчей между Каспаровым и Карповым. Его миссия не ограничивалась только ролью провидца, хотя в своих прогнозах по поводу исхода той или иной партии он ни разу не ошибся ни в одном из матчей. Главная задача была иной: помочь попавшему, казалось бы, в безвыходную ситуацию человеку и вернуть ему утраченную уверенность в своих силах. «В тот момент, когда я начал помогать Каспарову, его положение было критическим — шёл первый безлимитный матч, и он проигрывал со счётом 0:5. Карпову оставалось выиграть всего одну партию. Нужно было действовать. Действую я не биополями, как сейчас модно говорить, не гипнозом, а психической энергией и той необъяснимой словами силой, с помощью которой уже много лет помогаю людям. Им становится легче, снимается напряжение, приходят спокойствие, чувство уверенности. Но чтобы эта помощь была действенной, у меня естественным образом должно возникнуть желание помочь человеку. Если такого желания нет, я бессилен».
Помочь Каспарову захотелось не сразу.
«Но потом такое желание появилось, по трём причинам. Во-первых, он мой земляк, во-вторых, нуждался в поддержке, попал в катастрофическое положение, играя на „чужом“ поле. К тому же на стороне соперника — опыт, помощь известных гроссмейстеров: как не попытаться уравновесить чашу весов? Присутствовал, конечно, и элемент чисто спортивного интереса.
Хочу сделать одну оговорку. Сразу же предупредил Каспарова: какой бы ни была моя помощь, играть и выигрывать он будет сам. А я перед каждой партией советовал ему определить, какой тактики придерживаться, прогнозировал, как будет действовать Карпов. Приходя в зал, я садился поближе, чтобы лучше ощущать происходящее. Каспаров появлялся на сцене, мы обменивались взглядами, его это успокаивало, создавался нужный ему благоприятный, психологический фон. И он начинал играть. На Карпова я никакого воздействия не оказывал, никогда не пытался отрицательно повлиять на его игру, хотя и возникали такие слухи. Моё внимание было полностью сосредоточено на Каспарове. Как вы знаете, он сделал невозможное — почти настиг соперника, но матч был прерван. Кстати, я предсказал Каспарову и то, что он выиграет 48-ю партию, и то, что она станет последней в этом матче, который будет прекращён».
Тофик Дадашев помогал Каспарову ещё дважды: в матче, состоявшемся в 1985 году в Москве и принёсшем Каспарову титул чемпиона мира, и в матче-реванше (точнее, в его решающей, 22-й партии), проходившем в Ленинграде. В тот вечер, когда Гарри вернулся в особняк на Каменном острове, где жил в дни матча, он подарил Дадашеву свою фотографию, на которой написал: «Тофику Гасановичу Дадашеву на память о великом переломе — 22-й партии матча-реванша. С глубокой благодарностью за неоценимую моральную поддержку. Каспаров. Ленинград. 3 октября 1986 г.».
Потом Дадашев решил больше не вмешиваться в спор гроссмейстеров. И единственное, что позволил себе, — сделать три прогноза перед их матчем на первенстве мира в Севилье в 1987 году. Он предсказал (и об этом знает Карпов), что, во-первых, экс-чемпион мира матч не проиграет, во-вторых, 23-ю, предпоследнюю, партию он выиграет и выйдет вперёд и, в-третьих, последнюю, 24-ю партию будет играть вяло, пассивно и проиграет. Всё случилось именно так, как он и предполагал…
В последние дни 1994 года всеобщее внимание было приковано к операции по обезвреживанию террористов, захвативших в качестве заложников ростовских школьников и пытавшихся угнать вертолёт. За пять лет до этого Дадашеву уже довелось участвовать в подобной операции.
«31 марта 1989 года в Бакинском аэропорту приземлился самолёт, на борту которого находился террорист, как выяснилось впоследствии — некто Станислав Скок, ранее совершивший крупное хищение и находившийся во всесоюзном розыске, — рассказывает Тофик Дадашев. — Он утверждал, что в салоне находятся два его сообщника, а в грузовом отсеке — взрывное устройство, которое угрожал привести в действие с помощью дистанционного управления, если его условия не будут выполнены. А требовал террорист полмиллиона долларов и возможность вылета в Пакистан. В Баку срочно перебросили группу захвата особо опасных преступников — знаменитую „Альфу“ во главе с дважды Героем Советского Союза Карпухиным.
Но прежде чем приступить к операции по обезвреживанию преступника, собравшиеся в аэропорту руководители КГБ к МВД решили посоветоваться со мной. Я находился тогда в Баку, и меня рано утром привезли в аэропорт. Попросили, чтобы я оценил поведение преступника, проник в его психологию, спрогнозировал возможные действия. Мне дали возможность в течение 1–2 минут переговорить с террористом под предлогом переговоров о судьбе пассажиров. Затрудняло мою задачу то, что я находился на расстоянии 40–50 метров от преступника и плохо видел его, так как он прятался, опасаясь снайперов.
И всё же, несмотря на все сложности, у меня создалось верное впечатление о террористе. Я почувствовал, что он блефует, и нет у него ни взрывного устройства, ни сообщников. Своими впечатлениями поделился в штабе операции, посоветовал, какими именно словами отвлечь внимание преступника, чтобы затем схватить его. Мои советы были учтены при разработке плана операции, которую „Альфа“ провела молниеносно. Сам захват длился всего несколько секунд».
Достаточно давно Дадашев организовал в Баку центр парапсихологической помощи «ПСИ-ЭКС», через который прошли уже сотни людей.
«Ко мне приводят страдающих тяжёлыми недугами, однако я встречаюсь не только с больными, но и со всеми, кто нуждается в добром совете, попал в трудную жизненную ситуацию. Я всегда гарантирую анонимность своей помощи и поэтому о многих случаях, причём с достаточно известными людьми, не могу рассказать. Но есть истории, которые уже получили огласку без моего участия. Вот одна из них.
Как-то ко мне обратилась молодая бакинская пианистка Азиза Мустафа-заде. Ей предстояло участие в очень престижном конкурсе джазовых музыкантов в США, на который были приглашены 50 лучших музыкантов мира, и она никак не могла справиться с волнением. Я посмотрел на неё и сказал, что этого достаточно. Уходя, она не выдержала и спросила: „Что же будет?“ — „Вас третье место устроит?“ — спросил я. Она была в восторге. Азиза блестяще выступила на конкурсе — стала бронзовым призёром».
В своё время много говорили о другой интересной работе Дадашева — психологическом портрете прекрасной Моны Лизы — Джоконды, сделанном по живописной работе Леонардо да Винчи. Однажды к Дадашеву заглянул давний знакомый компьютерщик Станислав Сергеев, показал удачную репродукцию портрета Джоконды и попросил рассказать, как видится тому образ Моны Лизы. Ответ удалось получить не сразу, а лишь когда «явилось озарение». Сергеев записал каждое слово.
Теперь подлинные экземпляры этой записи хранятся в знаменитом Лувре в Париже и (с 1980 года) в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве. Полностью этот текст был опубликован в прессе впервые в 1991 году.
«Вот она, Мона Лиза Джоконда… Ей девятнадцать лет. Совсем недавно, два или три месяца назад, вышла замуж. Она родилась и до самого своего замужества жила в тихом, малолюдном предместье Флоренции. Росла в крепкой семье среднего достатка. Её любили, но не баловали, хотя она была единственным ребёнком. Воспитывалась в простых и строгих правилах. Получила обычное по тем временам домашнее образование. Всё свободное время проводила в семейном кругу, редко общаясь с незнакомыми людьми. С душевным трепетом и усердием молилась в ближайшей церкви, куда её с малолетства водили родители.
Жизнь её текла размеренно и однообразно. Отчий дом, нечастые семейные события, маленькие девичьи радости… Природное любопытство искушало её взглянуть на мир поближе, не только из окна родительского дома или экипажа! Однако, быстро схватив суть городской суеты, сразу отвергла эту чуждую ей жизнь. Она любила добротный, красивый и упорядоченный мир, мир покоя и полутонов.
Её девичество немного затянулось. В той местности, где она жила, у неё не было большого выбора. Не могла она в силу своего происхождения и воспитания составить блестящую партию для какого-нибудь флорентийца из благородной и преуспевающей фамилии. Но главная причина была не в этом, а в ней самой.
Идеал Моны Лизы, волевой, уверенной в себе натуры, — муж солидный и основательный. Мужчина серьёзный, с чувством собственного достоинства. Как её почтенный родитель, а вовсе не блистательный и галантный кавалер. Он должен быть авторитетен для неё и окружающих, значит, должен быть старше её. Надо полагать, что именно Франческо Джокондо, богатый и добропорядочный флорентийский купец, и был наиболее близок девичьей мечте Моны Лизы. Но была ещё причина. Такая домашняя, всей душой привязанная к семье, она не спешила расстаться с привычным образом жизни. И в семье, где все считались с мнением каждого, её не торопили под венец.
Её внешняя холодность обманчива. Она нежна, чувствительна, как истинная итальянка, чувственна. Однако набожность и самоконтроль развиты в ней так сильно, даже, может быть, чрезмерно, что она никогда не позволит себе раскованной, безоглядной любви. Навсегда приглушив свою страсть, она невольно обуздывает её и в мужчине.
Она будет верной супругой. Но не дай-то Бог её избраннику уронить своё достоинство! Тогда она просто перестанет его уважать. Твёрдо, хладнокровно, ничем не показывая этого. Она никогда не изменит мужу. Даже если встретит человека, к которому испытает чувство глубочайшей симпатии, Она станет тайно мечтать о нём, возможно, решится на невинный флирт, но на тайную, воровскую любовь она не способна. Она никогда не переступит седьмой заповеди Священного Писания. Долг, превыше всего долг!
И вот она лицом к лицу с живописцем. Это первый в её жизни портрет. Подарок синьора Франческо. Но для неё всё это не только первый портрет и не только большая честь. Это её своеобразный выход в большой свет, как бы первый бал. Как она будет выглядеть на портрете? Как будет воспринята другими? Ведь это всё равно что показаться на людях в новом платье. А она ценит красивые вещи, любит и умеет со вкусом одеваться, её наряд безупречен и всегда соответствует обстоятельствам, она знает, что будет смотреться по-иному, но как именно?.. Ведь это то же, что танцевать на глазах у всех. Танцевать, понимая, что ты не так ловка и грациозна, как этого хотелось бы. Зная, что ты слишком горда, чтоб снести насмешку, если сделаешь вдруг в танце неловкое движение. Это по-женски волнует её, она чуть смущена. Художник только что усадил её. Попросил немного повернуть голову. Слегка изменил положение руки. Что-то сказал. Всё это повелительно, быстро, будто походя. Его профессионально отработанные манеры приняты ею за недопустимую вольность. Она чувствует себя неловко, ибо придаёт большое значение соблюдению общепринятых норм поведения и правил хорошего тона. Ожидала уважительного отношения, такого же, с каким отнеслась к нему сама, а получила вот что…
Тем не менее всё исполнила. Она убеждена, что инициатива всегда исходит от старших. И замуж-то вышла отчасти потому, что так надо. А теперь её передали в другие руки, значит, это тоже так надо. И она притихла в недоверчивом ожидании: что ж, посмотрим, что из этого выйдет…
Незаурядный психолог, она по-своему проницательна. Понимает, что он умён, многое знает и умеет, немало повидал. Он ей даже чем-то импонирует, этот сильный, скрытный человек. Она сознаёт, что не может восхитить его как женщина, но винит в этом только его самого. Интуитивно чувствует, что он видел и знал других женщин. И что он ставит её, в общем-то, невысоко. Ей кажется, что он не разглядел её, недооценил, отнёсся весьма поверхностно. Её самолюбие задето. И что же?
Она впервые в жизни соприкоснулась с личностью такой интеллектуальной психологической мощи, инстинктивно попыталась защититься… и невольно спасовала. Только что была гордая, исполненная собственного достоинства синьора Джоконда — и вот в чём-то наивная, в чём-то беспомощная синьорина Мона Лиза. Но она сдержанна в проявлении своих чувств. Редко улыбается, почти никогда не смеётся, а говорит мало и негромко. Мысль предваряет каждое её движение, слово. И потому её походка нетороплива, она не делает лишних жестов. За всем этим угадываются задатки деспотической натуры.
Да, её самолюбие задето, она испытывает чувство неловкости. Но всё это набежало и схлынуло, как лёгкая волна, потому что Мона Лиза счастлива. Она скоро станет матерью, о чём едва ли догадывается даже всевидящий синьор Леонардо. Он ведь мужчина…
Молодая супруга честолюбивого флорентийского купца полна тихой предматеринской радости. Она спешит насладиться своим тайным счастьем в предчувствии того часа, когда неумолимое время унесёт у неё это жгучее, ни с чем не сравнимое ощущение обладания тайной материнства. Как страстно мечтает о сыне её темпераментный Франческо — о наследнике и продолжателе дела и рода Джокондо! И вот скоро, совсем скоро он узнает об этом. И ей тоже хочется сына. Она ведь всегда тяготела к мужчине. Женщина кажется ей такой слабой и ненадёжной…
Она прожила долгую и благополучную жизнь. У неё родилось пятеро детей. Через десять лет Франческо Джокондо умер. Она вышла замуж вторично, и снова удачно. Но была ли она счастлива? Ей сопутствовала удача во всех её предприятиях, но если она и чувствовала себя временами счастливой, то не так и продолжительно.
Не имея склонности к наукам и изящному, она стала прекрасным домашним администратором. Покровительствуя близким и зависящим от неё людям, испытывала от этого большое удовлетворение. Через это она как бы возвышалась в глазах людей, которые безоговорочно признавали её превосходство и своеобразное душевное величие. Однако её почти деспотическая требовательность к окружающим, по-женски эгоистическая страсть к устройству домашнего быта, к упорядочению семейной жизни были безграничны. Она была из тех женщин, которые ненавязчиво, исподволь подчиняют себе мужчину до такой степени, что тот, околдованный её женственностью, лаской и преданностью, как бы добровольно обрекает себя на вечную сладкую каторгу, посвящая свою жизнь служению предмету своей любви и мужского тщеславия. Но как бы ни старался он угодить повелительнице, его никогда не покинет ощущение неутолённости её желаний, своей неспособности утолить её. И до последнего его часа будет висеть над ним дамоклов меч страха потерять её любовь и уважение. Она была горда, но терпелива. Помнила нанесённые ей обиды и не прощала их. На оскорбление отвечала незамедлительно, выплёскивая гнев прямо в лицо обидчику. Она с чистой совестью могла бы занести руку над врагом и, не дрогнув, понести свою веру на костёр…».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.