IV. АРЕНА

IV. АРЕНА

То, что я сейчас скажу, — не вымысел, но бесхитростная, трезвая, голая правда: Колизей и поныне так внушителен и неповторимо своеобразен, что всякий, входя туда, может, если захочет, увидеть на мгновение это исполинское здание таким, каким оно было, когда тысячи разгоряченных лиц были обращены к арене, а там среди вихрей пыли лилась потоками кровь и шла такая яростная борьба, описать которую бессилен язык человеческий. Но уже в следующий миг пустынность и мрачное величие этих развалин рождают в посетителе тихую грусть; и, быть может, никогда больше не будет он так взволнован и потрясен никаким другим зрелищем, не связанным непосредственно с его личными чувствами и переживаниями.[35]

Так писал Чарльз Диккенс в 1846 году в книге очерков «Картины Италии». За прошедшие полтора с лишним столетия мы успели привыкнуть к гигантизму, но Колизей и в наши дни поражает воображение. Может быть, не столько величиной — хотя и ей тоже, — сколько неотступным вопросом: «Как они это делали?»