Пьяцца Челимонтана и Кливо ди Скауро
Пьяцца Челимонтана и Кливо ди Скауро
Основные улицы Целия сходятся на Пьяцца Челимонтана; сюда же подходит ветка Клавдиево-Неронова акведука. В античности это тоже было оживленное место — развязка перед входом в «старый город». Внутрь республиканских стен ведут ворота, известные как «Арка Долабеллы и Силана». Это не только въезд в город, но и очередная подпора акведука (на противоположной стороне площади видны и другие развалины несущих водопроводных конструкций). Отсюда по разветвляющимся водопроводам вода из Клавдиева источника поступала в несколько районов Рима: на Эсквилин и Палатин (там основным потребителем был Золотой дом Нерона, а после его уничтожения — сменивший его императорский дворец Флавиев), на Авентин и даже на другой берег реки, в Трастевере. Те участки, которые протянулись до Палатина, до сих пор украшают центр Рима; от других веток ничего не осталось. Вода Клавдиева акведука была превосходной по качеству (лучше ее считалась только вода старинного акведука Марция). Император Александр Север не прикасался к еде, не выпив пол-литра холодной Клавдиевой воды.
Небольшая улица, ведущая от Пьяцца Челимонтана к Большому цирку, — это один из самых интересных уголков старинного Целия. Концентрация истории — античной и средневековой, а также их переплетения — на ней чрезвычайно высока. У улицы двойное название: ближе к Пьяцца Челимонтана она называется Виа ди Сан Паоло делла Кроче, а ближе к Большому цирку — Кливо ди Скауро. Это итальянизированный вариант латинского названия ClIVus Scauri, «переулок Скавра».
Начать эту недолгую прогулку можно от церкви Санто-Стефано-Ротондо. У святого Стефана особое положение среди христианских святых: он — первомученик. Так называется первый святой, принявший мученическую смерть за свои религиозные убеждения в пределах конкретной страны (так, российскими первомучениками считаются Феодор-варяг и Иоанн, отец и сын, убитые в конце x века киевскими язычниками). А святой Стефан — самый первый христианский мученик в истории: он был казнен еврейским религиозным судом за богохульство в самые первые годы после распятия Христа (предположительно около 34–35 гг. н. э.), и его казнь (побивание камнями) описана в Новом Завете, в Деяниях Апостолов. Интересно, что в преследовании Стефана и его единомышленников принимал активное участие Савл из Тарса — будущий апостол Павел, главный идеолог всемирного христианства. Мощи святого Стефана покоятся в Риме, но почему-то не здесь, а в церкви Сан-Лоренцо-фуориле-Мура.
Святой Павел Креста — по-итальянски Сан Паоло делла Кроче — был итальянский мистик XVIII века. В молодости молитвенный опыт убедил его посвятить жизнь Христу.
В центре доктрины Павла находилась концепция Страстей Христовых как главное символическое выражение любви Бога к людям. Число сторонников нового ордена росло медленно, поскольку молитвенная строгость и аскеза пассионистов шла вразрез с устремлениями галантного века. Павла это вполне устраивало. К концу его жизни пассионистских монастырей (внутри ордена именуемых «убежищами») было тринадцать, включая один женский. Павел Креста был канонизирован в середине XIX века.
Редкое латинское слово scaurus означает человека, страдающего болезнью ног (то ли «хромой», то ли «подагрик», то ли «отечный»). Это слово стало когноменом в знатном патрицианском роде Эмилиев. Один из представителей рода, Марк Эмилий Скавр, был известнейшим республиканским политиком (впрочем, и его сын прославился жестоким подавлением волнений в Иудее и страстью к коллекционированию резных камней). Возможно, улица, ведущая на Целий, еще в античности была названа в честь кого-то из них, хотя название встречается только в средневековых источниках. В xx веке на основании этой скудной археологической информации часть Виа ди Сан Паоло делла Кроче переименовали в Кливо ди Скауро. Если не произошло ошибки, то это одна из тех редких — даже в Риме — улиц, что спустя две тысячи лет носят первоначальное имя.
В xv веке папа Николай V передал Санто-Стефано, к тому моменту пришедшую в упадок, ордену монахов-паулинов — единственному католическому ордену, основанному венграми. С тех пор церковь стала неофициальным центром венгерского землячества в Риме и обзавелась дополнительным небесным покровителем — Иштваном I Святым, королем, который крестил Венгрию на рубеже x и xi веков (венгерское «Иштван» — то же самое имя, что греческое «Стефан» или русское «Степан»; кстати, само слово по-гречески значит «венок»).
Санто-Стефано-Ротондо — одна из старейших христианских церквей Рима. Хотя за полторы тысячи лет ее внешняя и внутренняя отделка неоднократно подвергалась изменениям, общий план сохранился с V века. План этот очень необычный: в нем сочетались круг и равноконечный, «греческий» крест. За круглыми внешними стенами располагались два кольца внутренних опор. Рукава креста расходились от подкупольного пространства и ясно читались во внешнем облике церкви вплоть до реконструкций XII и xv веков. Источником вдохновения для архитекторов явно служили восточные церкви — такие как Ротонда Гроба Господня в Иерусалиме.
В эпоху Возрождения полагали, что Санто-Стефано построена на фундаменте какого-то античного здания — то ли храма Фавна (некоторые даже считали, что это и есть храм Фавна, хотя это чистая выдумка, в античных источниках такой храм даже не упоминается), то ли нероновского продуктового рынка (macellum), который был где-то неподалеку. Раскопки 1970-х годов показали, что церковь строилась с нуля, и единственное, что под ней нашли, — это остатки митрея, который функционировал на этом месте около двухсот лет, а потом был поспешно замурован — видимо, в связи с широкими шагами христианства. Законсервированные в подземелье алтари, статуэтки и рельефы, некоторые — со следами краски и позолоты, пополнили коллекцию Национального Римского музея.
На гравюре Джузеппе Вази (XVIII век) изображены развалины Клавдиева акведука, Санто-Стефано-Ротондо (слева), Сан-Томмазо-ин-Формис и Санта-Мария-ин-Домника.
Митраизм
Слово «митрей» или «митреум» (по-латыни mithraeum) обозначает культовое помещение последователей таинственной секты, которая процветала по всей Римской империи в i — IV веках н. э. (то есть одновременно с распространением христианства). В отличие от христиан, последователи митраизма не оставили потомкам никаких священных текстов, никаких объяснений, и восстанавливать детали археологам и филологам приходится на основании косвенных данных, включая христианские порицания. Митреи обильно украшались культовыми изображениями, которых сохранилось очень много. На изображениях (рельефах, иногда — фресках) самым главным мотивом было убийство быка (так называемая тавроктония); персонаж, убивающий животное — героического вида человек во фригийской шапочке, — видимо, и был тем самым Митрой, которому члены секты поклонялись. Другие рельефы и скульптуры изображали торжественный пир на шкуре убитого быка, рождение Митры из камня, двух его прислужников, а также некоего таинственного персонажа с львиной головой. Культ Митры (как и культ Христа) почти наверняка пришел с Востока, но можно ли отождествить этого Митру с индо-иранским божеством, которого тоже звали Митра, или это случайное совпадение — пока что точно сказать невозможно. Приверженцы митраизма встречались в подземных святилищах. Какие именно обряды там происходили — неизвестно; известно, что много ели, причем как мяса, так и фруктов. Популярнее всего культ был среди легионеров (много митреев сохранилось на окраинах империи, в военных лагерях). Женщины к таинствам не допускались. Структура секты была полувоенная, с жесткой иерархией и семью уровнями посвящения (Ворон, Жених, Солдат, Лев, Перс, Солнечный бегун и Отец). С закреплением христианства в качестве официальной имперской религии митраизм сначала ушел в подполье (впрочем, он из него никогда и не выходил), а потом вовсе захирел. Он был модой больше провинциальной, чем столичной, но в Риме сохранилось несколько митреев, в том числе под Санто-Стефано-Ротондо. Самый известный и доступный из них находится под церковью Св. Климента. Другие есть в Палаццо Барберини, под церковью Санта-Приска на Авентине, в Термах Каракаллы и возле Большого цирка. За пределами Италии много митреев осталось в Германии, несколько — во Франции. Даже в Лондоне есть римский митрей — в районе Уолбрук, в двух шагах от собора Св. Павла.
В XVI веке по заказу папы Григория XIII церковь была расписана фресками с изображением эпизодов из жизни и (главным образом) смерти христианских мучеников. В XIX веке их еще и подреставрировали в реалистически-маньеристском духе, и в этом виде они произвели неизгладимое впечатление на Чарльза Диккенса:
«San Stefano Rotondo — сырая, покрытая разводами плесени старинная сводчатая церковь на окраине Рима — отчетливей других возникает в моей памяти благодаря фрескам, которыми она расписана. Эти фрески изображают муки святых и первых христиан, и такое зрелище всевозможных ужасов и кровавой резни не приснится даже тому, кто съест на ужин целую свинью в сыром виде. Седобородых старцев варят, пекут, жарят на вертеле, надрезают, подпаливают, отдают на съедение диким зверям и собакам, погребают заживо, разрывают на части, привязав к хвостам лошадей, рубят на куски топорами; женщинам рвут груди железными щипцами, отрезают языки, выкручивают уши, ломают челюсти; их тела растягивают на дыбе, или сдирают с них кожу, привязав к столбу, или они корчатся и расплавляются в пламени — таковы наименее страшные из сюжетов».[52]
Санто-Стефано выходит западной стороной на небольшую площадь, на противоположной стороне которой стоит еще одна старинная церковь — Санта-Мария-ин-Домника. Она была построена не позже VII–VIII века на месте, где когда-то располагались казармы древнеримской пожарной службы (когда Август поделил Рим на четырнадцать районов, каждые два района обзавелись собственной пожарной командой, и одна из них располагалась на Целии). Название церкви, несмотря на внешнее сходство с латинскими словами dominus («Господь») и domenica («воскресенье»), — загадочно. У нее есть еще одно, неофициальное имя — Санта-Мария-алла-Навичелла. «Навичелла» (по-итальянски «кораблик») — это довольно большой (4,5 метра) фонтан в виде мраморной лодки. Хотя сейчас на площади стоит копия XVI века, утраченный оригинал относился к античным временам и был, возможно, вотивным приношением каких-то моряков в честь спасения от кораблекрушения.
Фонтан «Навичелла». Рисунок XIX века.
Сразу за Аркой Долабеллы, если резко свернуть налево, таится одна из тех редких римских церквей, чей фасад спрятан где-то в глубине, и рассмотреть его нелегко. Это церковь СанТоммазо-ин-Формис, тоже древняя, но перестроенная в начале XIII века орденом тринитариев (которые поклоняются Святой Троице). Она укрывается за развалинами Клавдиево-Неронова акведука, и эта особенность отразилась даже в названии (в поздней латыни слово forma стало означать именно акведук). А на открытое пространство перед Аркой Долабеллы выходит фасадом не сама церковь, а принадлежащая ей больница. Над дверью — средневековая мозаика: Христос освобождает двух рабов, белого и негра (их рабское состояние очевидно из цепей, которые они сбрасывают). То, что новозаветное христианство не отличает иудея от эллина, известно было (хотя бы в теории) всегда; но надрасовый пафос этой мозаики сильно опережает свое время: до первых серьезных выступлений просвещенных европейцев и американцев против работорговли — больше пятисот лет.
Значительный кусок пространства между Большим цирком, Термами Каракаллы и Колизеем занимает Вилла Маттеи. Как понятно из названия, она обязана своим существованием тому же семейству Маттеи, с деятельностью которого возле берегов Тибра мы уже знакомы. Поскольку в 1920-е годы этот участок земли приобрело итальянское правительство, открыв парк для посещения (главный вход сейчас расположен возле церкви Санта-Марияин-Домника), его теперь чаще называют просто «Вилла Челимонтана» («вилла на холме Целии»). Интересная деталь Виллы Маттеи — маленький египетский обелиск (чтобы замаскировать миниатюрность, его поставили на гранитный столб). Этот обелиск времен Рамзеса II предназначался для храма Исиды на Марсовом поле. В XIV веке его разместили на ступенях Капитолия, и городская легенда утверждала, что бронзовый шар на вершине содержит прах императора Августа (так же, как сфера на ватиканском обелиске, ныне стоящем перед собором Св. Петра, якобы хранила останки Юлия Цезаря; архитектор Доменико Фонтана специально снял сферу и изучил ее содержимое, но ничего, кроме пыли веков, не обнаружил).
Вотивные предметы — от латинского votum, «обет» — это приношения божеству, совершаемые с ритуальной целью. В Древней Греции и Риме такие предметы — статуэтки, амулеты, изображения — оставляли в храмах и святилищах, когда просили о чем-то или когда благодарили за исполненное обещание. Очень интересны вотивные приношения Асклепию-Эскулапу и другим богам, связанным с врачеванием: они часто представляют собой модельки тех органов, об исцелении которых просит подноситель дара. По таким моделям можно составить представление об уровне анатомической осведомленности древних — на удивление высоком.
Другая легенда, более правдоподобная, сообщает, что при возведении обелиска в саду Маттеи часть поддерживающих конструкций обвалилась, придавив руку одному из рабочих. Конечность пришлось ампутировать в полевых условиях, и рука несчастного до сих пор лежит под постаментом.
Правда, эта политическая корректность ордена тринитариев ограничивалась только христианскими рабами. Дело в том, что за время крестовых походов, как всегда происходит на войне, появилось большое количество пленных, которых использовали как рабскую силу. Тех пленных из христианских стран, которые оказались в рабстве у бусурман, и был призван освободить (при помощи выкупа) новый орден.
Там, где Виа ди Сан Паоло делла Кроче переходит в Кливо ди Скауро, улицу эффектно пересекают семь кирпичных арок. Большинство из них — средневековые (кроме последней, которая, возможно, сохранилась с античности); их предназначение — подпирать южную стену церкви Святых Иоанна и Павла. Стена эта, в свою очередь, состоит из фасадов домов, выходивших на эту улицу в III веке нашей эры. Эта церковь с богатой историей интересна своей тесной и не до конца разгаданной связью с античностью.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.