Иоганн Валентин Андреа (1586–1654)

Иоганн Валентин Андреа (1586–1654)

В течение длительного времени персона этого скромного лютеранского пастора из Тюбингена, который, пользуясь выражением розенкрейцеров, «привил Розу к Кресту», находилась в центре жарких дискуссий: он или не он являлся истинным автором прославленных розенкрейцеровских манифестов — Fuma Fralrmilalis, Confessio Fraternilatis, a также снискавшей не менее громкую известность «Химической свадьбы Христиана Розенкрейца».

Эти сочинения, ходившие в обращении в виде рукописных списков с начала XVII века, оповестили мир о существовании группы лиц, наделенных величайшим, но тщательно скрывавшимся до определенных пор могуществом, которые, как свидетельствуют подзаголовки манифестов, провозгласили своей целью ни много ни мало как «всеобщую и генеральную реформацию человеческого знания и законов»! Реформация зта, согласно замыслам таинственных властителей, должна была осуществляться под знаком злато-розового креста, олицетворяющего духовное, или эзотерическое, христианство, и привести в итоге к восстановлению древнего, но утраченного человечеством совершенного знания о Боге, Природе в подлинном смысле человеческого существования.

Несмотря на то что все эти издания были лишены каких-либо указаний на авторство, в разразившейся вслед за их публикацией ожесточенной «памфлетной войне» довольно скоро всплыло имя Иоганна Валентина Андреа как наиболее вероятного их сочинителя, тем более что авторство «Химической свадьбы» подтвердил он сам. Не был обойден вниманием и фамильный герб рода Андреа — Андреевский крест с вензелем из четырех алых и белых роз: он-де и послужил истинным прообразом эмблемы Христиана Розенкрейца! До самого последнего времени практически ни у кого из тех, кто выбрал себе розенкрейцеровскую стезю, не возникало сомнении по поводу того, что именно Андреа является «главным идеологом» несостоявшейся «генеральной реформации».

Вскоре после Второй мировой войны были, однако, найдены документы, заставившие изменить эту точку зрения. Они были связаны с именем другого «посвященного» — жителя Нюрнберга Тобиаса Гесса (1568–1614), который, как выяснилось, организовал в своем родном городе небольшой, но сплоченный кружок молодых интеллектуалов-идеалистов. Вполне возможно, что этот кружок и стал истинным прообразом братства розенкрейцеров.

Сам Гесс был весьма уважаемым ученым — юристом и химиком, но для своих восторженных почитателей он был «другом Господа, служителем Христа, братом своему ближнему, доктором истины, красой литературы, звездой Тюбингена и казначеем Природы». Именно Гесс в 1608–1610 годах сформулировал основополагающие принципы братства. Этот факт был установлен благодаря комплексному исследованию найденных документов, а его результаты оглашены на конференции, посвященной 500-летию европейского гностицизма. Неслучайно и то, что смерть Гесса совпала по времени с началом публикации «розенкрсйцеровских манифестов».

Что касается роли Андреа в «генеральной реформации», то здесь необходимо отметить следующее: благодаря своим большим связям в кругах западно-немецкого дворянства и духовенства и незаурядным организаторским способностям Иоганн Валентин оказался идеальной «ширмой», предоставив свое имя и даже собственный родовой герб для столь возвышенной цели. Сыграла свою роль и семейная предрасположенность к мистицизму (его отец, тоже Иоганн, имел собственную алхимическую лабораторию). Наконец, Андреа, в отличие от Гесса, был в литературном отношении гораздо более одаренным человеком, о чем свидетельствует написанный им роман «Христианополис». (Правда, справедливости ради надо сказать, что роман оригинальностью не блистал, а представлял собой шаблонное, хотя и не лишенное таланта, подражание сочинениям Кампанеллы и Томаса Мора.) Что же касается деятельности Андреа как эзотерика, то она прервалась вскоре после начала Тридцатилетней войны, имевшей для Андреа и его единомышленников самые фатальные последствия.

Среди «сильных мира сего», которым прежде всего и были адресованы «манифесты» и которые оказались так или иначе втянутыми в религиозный конфликт между протестантскими княжествами и католической династией Габсбургов, поддерживаемой Ватиканом, нашелся только один, кто серьезно воспринял идеи эзотерической реформации. Это был пфальцграф Фридрих (1596–1632), под эгидой которого в Гейдельберге, столице его наследственных владений, был создан европейский центр розенкейцерства, просуществовавший, правда, недолго — до разгрома войсками католической коалиции армии Фридриха, провозглашенного в 1619 году чешским королем. Вскоре пал и Гейдельберг, и Андреа вместе с единомышленниками пришлось спасать то, что еще можно было спасти. Для этой цели они задействовали сеть созданных перед самой войной межконфессиональных Христианских союзов, члены которых, вопреки религиозным разногласиям, пытались восстановить дух первоначального, не оскверненной идеологическими и догматическими распрями христианства, которое они стремились дополнить возможностями, предоставляемыми научным прогрессом.

Религиозные и морально-нравственные идеалы и принципы, взятые за основу членами этих союзов, были подробно, хотя и в завуалированной форме, изложены Андреа в двух сочинениях: уже упоминавшемся выше «Христианаполисе, или Описании христианской республики» (1619) и в «Христианской мифологии» (1618). О практической деятельности этих объединившихся протестантов и католиков Христианских союзов современные исследователи истории тайных обществ М. Бейджент и Р. Лей в своей знаменитой книге «Святая кровь и святой Грааль» пишут следующее:

«Изначальной целью (этих союзов) было сохранение… самых последних научных достижений… Они также помогали людям, спасавшимся от инквизиции, которая следовала за католической армией и намеревалась искоренить все ростки розенкрейцеровской мысли…В этих организациях нашли приют многие ученые, философы и эзотерики; впоследствии их переправляли в Англию, где только-только начинало складываться масонство».

Таким образом, деятельность Андреа, вопреки всем испытаниям и превратностям судьбы, имела неизмеримо большое значение для сохранения преемственности в развитии европейской эзотерической традиции. Однако, как это ни прискорбно, энтузиазм немногих одиночек не смог предотвратить катастрофического развития событий. Как было впоследствии открыто Рудольфу Штайнеру и некоторым другим ясновидцам, именно во время Тридцатилетней войны Европу покинули последние из числа Великих посвященных, все еще пытавшихся влиять своими духовными импульсами на ход европейской истории, и навеки укрылись на вершинах Гималаев.

Все эти годы основные усилия «братьев» были направлены на выживание и спасение в мутных водах европейской политики, так что им, разумеется, было не до теоретических изысканий и не до литературного творчества. Достаточно сказать, что если в период между 1614 и 1620 годами было издано более 200 сочинений, так или иначе посвященных теме розенкрейцерства, то в последующие десятилетия это число упало практически до нуля. Неудивительно, что и сам Андреа не на шутку встревоженный поднявшимся вокруг его имени неистовым шумом, попытался «выйти сухим из воды» и публично «признался» в мистификации… Впрочем, такие признания были неотъемлемой частью тактики Андреа и его соратников, пытавшихся с помощью подобных нехитрых приемов отбиться от ломившихся в ряды братства профанов, годных только на то, чтобы скомпрометировать идеалы и принципы «реформации».

Несомненно, однако, и то, что и сам Андреа был глубоко удручен тем обстоятельством, что задуманная и осуществленная им попытка «зондирования эзотерической почвы века» дала совсем не те результаты, на которые он, очевидно, рассчитывал: «христианское человечество» оказалось ни интеллектуально, ни духовно, ни нравственно абсолютно не подготовлено к возвращению «золотого века Астреи». Как писал сам Андреа в романе «Христианополис», оценивая итоги «розенкрейцеровского бума», «пока все ссорились между собой и толпились на торжищах, многим другим (то есть самому Андреа и кругу близких ему людей) представился случай взглянуть на происходящее и вынести собственное суждение по этим вопросам». В результате задуманный им проект под названием «розенкрейцеровская реформация» был, очевидно, признан бесперспективным, а на смену ему явились более «приземленные» и ориентированные на практику «малых дел» Христианские союзы. Увы, но ни мистический Дамкар, ни благочестивый Христианополис совершенно не вписывались и страшную реальность человеческой истории: современники Андреа одинаково не желали считаться ни с наставлениями восточных мудрецов, ни с увещаниями «жить по Христовым законам братства, любви и добра», предпочтя вместо этого па долгие десятилетия погрузиться в пучину кровавого хаоса.

К сожалению, в нашем распоряжении слишком мало достоверных биографических данных, чтобы можно было судить об Андреа как о личности и пытаться оценивать его личный вклад в подготовку проекта «всеобщей реформации». В этом смысле характеристика, которую дал Андреа выдающийся исследователь средневековых мистических движений Ф. А. Йейтс, является, пожалуй, наиболее точной:

«Андреа являет собой печальный пример человека, родившегося не в ту эпоху, — человека высокоодаренного и самобытного, оказавшегося в некотором смысле предшественником Гете… но которому, тем не менее, пришлось отречься от собственного призвания и жить в постоянной изматывающей душу тревоге, вместо того чтобы спокойно пожинать плоды успеха, казалось бы заранее предопределенного благородством его натуры, замечательным интеллектом и творческим воображением».

К счастью, в отличие от многих своих современников, павших жертвами религиозных преследований (как Джордано Бруно) или погибших в пучине и хаосе войны (как алхимик и сподвижник Андреа Михаэль Майер (1568–1622), основатель и идеолог современного розенкрейцерства тихо дожил до глубокой старости и мирно почил, исполняя до последних дней своих обязанности пастора в Штутгарте.