Император Александр II

Император Александр II

Многочисленные портреты запечатлели внешность Александра Николаевича на протяжении всей его жизни. Кроме этого до нас дошли фотографии как официального, так и семейного характера. Поэтому изменения во внешнем облике на протяжении царствования Александра II прослеживаются в деталях.

В юные годы это был типичный «прекрасный принц» из германских сказок. Наследник громадной империи, обладатель несметных сокровищ, обаятельный и прекрасно воспитанный молодой человек. Цесаревич был высоким, учитывая стандарты роста середины XIX в. Его рост составлял 186 сантиметров. Следует отметить, что Александр II всегда очень внимательно следил за своей внешностью. В различных музейных собраниях сохранились настоящие коллекции его многочисленных мундиров. Став императором в 1855 г., он сразу же начал «переодевание» военной, придворной и бюрократической элиты.

Александр II с детства был хорошо развит физически. Он имел пропорциональную фигуру, хороший рост и правильные черты лица. Он был безупречно воспитан. К ношению военной формы Александра II приучили с детства, она сидела на нем как влитая, и он знал об этом. К военной форме во всех ее проявлениях он относился с любовью. Так, в своей приемной в Зубовском флигеле Екатерининского дворца в Царском Селе он держал часть «военно-мундирной» коллекции Николая I. Ее стены были увешаны картинами с изображениями мундиров, «под стеклянными колпаками стояли куклы, изображающие ординарцев»²³, в форме различных полков русской армии.

Современники единодушно отмечали, что «мундир сидел на нем как-то особенно щеголевато, грудь выделялась, талия стройно перетянута по-николаевски»²⁴. Вплоть до реформы военной формы в период правления Александра III высшим шиком в ношении офицерской формы считалась именно эта «николаевская» стать.

Будучи молодым человеком, в конце 1830-х гг. цесаревич Александр носил небольшие щегольские усики в сочетании с зачесанными, по моде того времени, висками. В 1840 г. на его лице появились бакенбарды, которые тогда еще не были соединены подусниками с усами. На портретах «совершенно модного живописца» Ф. Крюгера эти нюансы внешнего облика царя тщательно зафиксированы. Именно с этой прической – зачесанными на правую сторону волосами, с усиками и бакенбардами Александр II короновался в 1856 г.

Со временем этот образ получил дальнейшее развитие. Именно Александр II ввел в 1860-х гг. новый стандарт, включавший сложную «конструкцию» из ухоженных усов с подусниками и роскошных бакенбард. Всё это органично сочеталось с тщательно уложенными волосами. При этом Александр II никогда не носил бороду.

Естественно, вся элита Российской империи немедленно, с большим или меньшим успехом, воспроизвела на своих лицах эту же «конструкцию». Даже наследник-цесаревич, великий князь Александр Александрович во второй половине 1870-х гг. на некоторое время отпустил длинные бакенбарды.

Надо заметить, что со времен знаменитого резания бород в декабре 1699 г. Петром I форма растительности на лицах мужчин приобрела явный политический подтекст. Более того, уровень «мужской волосатости» регулировался законодательно. Перечень законов, регламентирующих мужские прически, весьма внушителен. Начало этому перечню было положено в январе 1705 г., когда Петром I был подписан указ: «О бритии бород и усов всякого чина людям, кроме попов и дьяконов, о взятии пошлин с тех, которые сего исполнить не захотят, и о выдаче заплатившим пошлину знаков»²⁵. Законодательное преследование бородачей велось с завидным постоянством. Так, в марте 1837 г. Николай I подписал указ «О не ношении лицам, имеющим придворные звания, усов и бород». В указе отмечалось: «Многие из состоящих в звании камергеров и камер-юнкеров позволяют себе носить усы, кои присвоены только военным, и бороды в виде жидовских», поэтому император «повелеть соизволил: строжайше воспретить, дабы никто из имеющих придворные звания не осмеливался носить ни усов, ни бород»²⁶. Кроме этого, когда в конце 1840-х гг. начался знаменитый дискурс западников и славянофилов, то у последних борода стала своеобразным политическим знаменем, что также вызвало гонения властей. Только в 1874 г. Александр II разрешил ношение бороды во всех войсках и на флоте кроме гвардии, гренадеров и императорской свиты²⁷. При этом отдельным указом в 1875 г. военным было запрещено фабрить бороды и усы²⁸. Примечательно, что сам Александр II не терпел бородачей, поэтому в его окружении их не было. Однако некоторые лица из свиты царя имели такие разросшиеся бакенбарды, что бритый подбородок буквально терялся среди них, и они выглядели со стороны настоящими бородачами, соблюдая при этом букву закона.

Со временем на голове у Александра II появились глубокие залысины, но он так и не изменил своей прически, сохранив зачес волос на правую сторону, и, конечно, никогда не носил парик. Можно отметить, что с возрастом размер его усов несколько увеличился. На официальных портретах конца жизни императора видна некоторая «неухоженность» – разросшиеся усы с подусниками и не очень аккуратно уложенные волосы.

Внешний облик российских императоров был тесно связан с их харизмой. Многие современники Александра II отмечали космополитичность и некоторую вялость характера царя. Оценивая характер Александра II, фрейлина А. Ф. Тютчева отмечала, что, по ее мнению, «он не был государем, популярным в истинном смысле слова; народ не чувствовал притяжения к нему, потому что в нем самом совершенно отсутствовала национальная и народная струна… Человеческая природа такова, что она более ценит людей за них самих, чем за их дела»²⁹. Отчасти так и было. По воспитанию, манерам и поведению Александр II был скорее европейским монархом, который совершенно не имел «национальной специфики», столь характерной для его сына – Александра III.

А. Ф. Тютчева, наблюдавшая Александра II на протяжении полутора десятков лет и старавшаяся быть объективной в своем отношении к нему, писала, что в свои 35 лет (1853) цесаревич «был красивый мужчина, но страдал некоторой полнотой, которую впоследствии потерял. Черты лица его были правильны, но вялы и недостаточно четки; глаза большие, голубые, но взгляд мало одухотворенный; словом, лицо его было маловыразительно, и в нем было даже что-то неприятное в тех случаях, когда он при публике считал себя обязанным принимать торжественный и величественный вид»³⁰.

Современники подмечали и мелкие особенности поведения Александра II, которые его отнюдь не красили. Впрочем, подобные черточки можно при желании обнаружить почти у всех. Граф С. Д. Шереметев вспоминал: «Бывало, как государь сильно горячится, волнуется по мере того, что говорит, глаза становятся совсем круглыми, голос, и без того картавый, становится раздражительным и крикливым. Очень неприятно было видеть его в такие минуты, чувствовалось что-то несильное в этом раздражении, которое с годами все увеличивалось. Он не всегда держался меры, и многим приходилось от него выслушивать неподходящие слова»³¹. Откровенные недоброжелатели, которых всегда много у публичных политиков, называли царя «бодрилой», а писатель Д. В. Григорович прямо глумился над ним (в кругу близких людей, конечно), «уморительно имитируя его басок и картавость»³².

Говоря об особенностях характера Александра II, следует отметить его чувство долга и ответственности, что было характерно для всех Романовых в XIX столетии. Так, присутствуя на театре военных действий, Александр II выполнял преимущественно инспекторско-представительские задачи, посещая, в числе прочего, многочисленные госпитали, при этом царь «заходил в палаты тифозных и горячечных»³³.

Но даже симпатизировавшие императору современники, отдавая ему должное, считали его слабым. Слабым человеком и слабым, подверженным влияниям самодержцем. Резонанс колебаний его внутриполитического курса был значителен – от либеральных реформ 1860-х гг. к «закручиванию гаек» в 1870-х. Это также было отражением его характера. При этом Александр II очень ревниво относился к власти. Своих старших сыновей он приобщал к власти, следуя традиции и здравому смыслу, но делал это с некоторой оглядкой. Граф С. Д. Шереметев отмечал: «В основе характера государя таилось мелочное чувство, и то была ревность. Она проявлялась в нем не раз и по отношению к самым близким ему людям. Такое чувство испытывал он по отношению к императрице и даже к цесаревичу Николаю Александровичу»³⁴.

Это чувство известной «ревности» проявлялось и во взаимоотношениях с соратниками. Колебания внутриполитического курса, смена министров позволили князю П. А. Кропоткину справедливо отметить, что «ни в вопросах политики, ни в личных симпатиях он не был человеком, на которого можно было положиться, и вдобавок отличался мстительностью. Сомневаюсь, чтобы он искренно был привязан к кому-нибудь»³⁵.

Примечательно, что Александр II в начале своего правления проводил кадровую политику, традиции которой уходили в XVIII век. Тогда считалось, что строевой генерал, успешно справлявшийся с корпусом, способен не менее успешно справиться с любым гражданским министерством. В 1860-х гг. по Петербургу ходила едкая реплика Ф. И. Тютчева, связанная с назначением на пост товарища министра финансов генерала С. А. Грейга, служившего сначала в конногвардейском полку, а затем в морском министерстве: «Странное дело, конногвардейскому офицеру поручают финансы; публика, конечно, удивлена, но в меру, не особенно сильно; попробуйте же Рейтерна сделать командиром конногвардейского полка, все с ума сойдут, поднимется такой вопль, как будто Россия потрясена в своих основаниях»³⁶.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.