Придворные маскарады

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Придворные маскарады

Традиция публичных маскарадов при императорском дворе была заложена во времена правления Петра I и донесла до XIX в. сравнительную демократичность этих действ. Маскарады были одними из немногих придворных мероприятий, когда в парадных залах Зимнего дворца могли развлекаться не только дворяне, но и купечество и даже представители других слоев городского населения. Со времен Петра I дошла и строгая регламентация маскарадных увеселений.

До середины XVIII в. какой-либо внятной периодичности в проведении придворных маскарадов не просматривалось. Их обычно просто приурочивали к значимым событиям в жизни императорской семьи. В немалой степени популярность придворных маскарадов была обусловлена любовью к ним женщин-императриц, начиная с Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны. Во время 34-летнего правления Екатерины II некая тенденция к регулярности обозначилась уже вполне отчетливо.

Первый маскарад в Зимнем дворце состоялся 22 октября 1763 г. Поскольку во дворец должны были прийти тысячи людей, была отработана процедура их допуска. Сначала требовалось направить письменный запрос в придворную контору, по рассмотрении которого выдавался пропускной билет. Билет был бесплатным и имел разное оформление для дворян и купцов. Как правило, дворяне и купцы являлись главными гостями царских маскарадов, но периодически разрешалось посещение их и городскими мещанами. Существовали и жесткие ограничения. Например, слугам, носящим господскую ливрею, посещение маскарада возбранялось.

В XVIII в. в Зимнем дворце маскарады проводились достаточно часто – до восьми в год. Осенью – три-четыре, столько же – после Нового года, от Рождества и до Великого поста. Под эти действа отводились все парадные залы на втором этаже Зимнего дворца. С учетом сословной структуры Российской империи даже демократичные маскарады проводились «по сословиям». Во время праздника для каждой категории гостей выделялись свои залы. При этом каких-то жестких препон возможности перехода в другой зал не ставилось. Просто купцам и дворянам было комфортнее веселиться «среди своих».

Естественно, возможность посещения царского маскарада привлекала тысячи людей. Данные о количестве участников колеблются от 2,5 до 8 тысяч человек. Столь большой разнос вполне объясним. Обычно придворная контора выдавала от 7 до 10 тысяч билетов, однако на маскарады приходило не более 4–5 тысяч526. Но были маскарады-рекордсмены. Так, в 1778 г. в Зимнем дворце собралось 8 тысяч человек527. Если приводить точные данные, то на маскарад, проведенный в Зимнем дворце 12 февраля 1776 г., пришло 2350 «дворянских масок» и 470 «купеческих». Всего 2820 человек. На маскарад 29 октября 1776 г. было роздано 6958 билетов: 5926 – дворянам и 1032 – купцам. Но пришло только 2482 человека дворян и 289 купцов. Всего 2771 человек. На маскарад 16 февраля 1778 г. роздано билетов 8977. Присутствовало 3882 дворянина и 854 купца. Всего 4736 человек528. Приводя эти данные, следует учитывать, что в 1784 г. население Петербурга насчитывало 192 тысячи человек, при этом дворяне с купцами составляли 2–3 % от общей численности населения столицы529.

Традиции маскарадов были продолжены в период правления Александра I и Николая I. Биографы отмечали, что Николай I «по должности» рано начал принимать участие в придворных маскарадах. Сначала ему эта забава не очень нравилась, однако, повзрослев, он втянулся в нее530. Мемуаристы, писавшие о времени царствования Александра I, отмечали, что «балы при дворе были в то время довольно часты. Они назывались bals pares (костюмированные балы – фр.), или куртаги, и состояли из одних польских»531. При этом на маскарадах приветствовать особ императорской фамилии запрещалось. Гости должны были проходить мимо, не обнажая головы и не кланяясь.

К началу XIX в. в Петербурге сложилась определенная классификация маскарадных торжеств. Маскарады в Петербурге были самые разные. Публичные – на которые могли за умеренную плату попасть самые разные люди. Это были коммерческие предприятия, которые должны были приносить некоторый доход. Самыми знаменитыми публичными праздниками стали маскарады, проводившиеся в доме Энгельгардта и описанные в «Маскараде» М. Ю. Лермонтова. Их неоднократно посещал Николай I.

На корпоративные маскарады собирались представители того или иного землячества или купеческой гильдии. Это был способ общения и развлечения в своем кругу.

Примерно те же цели преследовались и на аристократических маскарадах, на которые приглашались представители высшего света. Как правило, эти действа носили камерный характер. Так, императрица Александра Федоровна описывала один из подобных маскарадов, проведенный в начале 1818 г. Он проходил во дворце молодоженов – Николая Павловича и Александры Федоровны «для нашего всегдашнего павловского общества». Все были «замаскированы» с головы до ног: «Maman – волшебницей, императрица Елизавета Алексеевна – летучей мышью, я – индийским принцем, с чалмой из шали, в длинном ниспадающем платье и широких шароварах из восточной ткани»532.

Конечно, со временем появились образцы для подражания. Как правило, они приходили из Европы. С начала 1820-х гг. таким образцовым аристократическим празднеством считался знаменитый берлинский маскарад «Лалла Рурк», организованный в 1822 г. принцем Антоном Радзивиллом. Этот маскарад надолго стал эталоном светского блеска и хорошего вкуса533. Успех «Лаллы Рурк» был повторен 13 июля 1829 г., когда в Потсдаме ко дню рождения императрицы Александры Федоровны ее отец, прусский король Фридрих Вильгельм III, организовал вечер под названием «Волшебство Белой розы». Праздник был задуман как средневековый рыцарский турнир с «живыми картинками» и посвящен российской императрице. Название было связано как с девичьим прозвищем императрицы, так и с тем, что белая роза, символ праздника, являлась любимым цветком Александры Федоровны.

По образцам «Лаллы Рурк» и «Белой розы» при российском императорском дворе начали организовывать тематические маскарады. Один из них состоялся зимой, на масленицу 1834 г. Тема была обозначена сказкой «Аладдин и волшебная лампа». В Концертном зале Зимнего дворца поставили трон «в восточном вкусе» и галерею для тех, кто не танцевал. Зал декорировали тканями ярких цветов, кусты и цветы освещались цветными лампами. Мемуаристка Ольга Николаевна, дочь Николая I, писала, что «волшебство этого убранства буквально захватывало дух». На маскараде старшие дочери царя Ольга и Мария появились «в застегнутых кафтанах, шароварах, в острых туфлях и с тюрбанами на головах». На этом вечере им впервые разрешили «идти с Мама в полонезе». Однако общий фурор произвел сын министра двора Г. П. Волконский, который изображал горбатого с громадным носом карлика с лампой534.

В январе 1835 г. маскарад в Аничковом дворце тематически воспроизводил эпоху Павла I. А. С. Пушкин, присутствовавший на этом событии, записал в дневнике (8 января): «6-го бал придворный (приватный маскарад). Двор в мундирах Павла 1 – го; граф Панин (товарищ министра) одет дитятей. Бобринский – Брызгаловым (кастеляном Михайловского замка)… Государь – полковником Измайловского полка, etc. В городе шум. Находят всё это неприличным»535.

Тезоименитство императора Николая I также отмечалось балом-маскарадом. Только его проводили в Зимнем дворце. 26 декабря 1835 г. на нем присутствовали А. С. Пушкин с женой. Последний раз Пушкины были вместе в Зимнем дворце на церемонии водосвятия 6 января 1837 г.536

В 1837 г. в рамках Китайского маскарада был проведен третий и последний детский «Бобовый праздник». Все приглашенные пришли в китайских костюмах. Николай I был одет мандарином, с искусственным толстым животом, в розовой шапочке, с висящей косой на голове. Он был совершенно неузнаваем537.

По гардеробным суммам мы можем представить, сколько стоил Николаю I этот китайский карнавальный костюм. В марте 1837 г. по счетам из гардеробной суммы было уплачено: костюмеру театра Балте за китайское маскарадное платье – 865 рублей; парикмахеру Вивану за китайский парик для маскарада – 70 рублей; мастеру Тимофееву за китайскую шапку – 40 рублей. Следовательно, весь костюм обошелся императору в 975 рублей538.

Приглашение к участию в костюмированных балах в Аничковом дворце было знаком особой царской милости. На этих маскарадах ждали избранных. Например, когда после смерти А. С. Пушкина его жена Наталья Николаевна возобновила светскую жизнь, ее пригласили участвовать в маскараде в Аничковом дворце. Она была одета «в древнебиблейском стиле»: длинный фиолетовый бархатный кафтан, почти закрывавший широкие палевые шаровары, на голове – покрывало из легкой белой шерсти539.

Отношение к придворным маскарадам не менялось. Как правило, их любили все за демократичность и некую интригу, которая отсутствовала на помпезных официальных балах. Однако дочь царя Ольга Николаевна заметила спустя много лет, что ей не нравились костюмированные вечера. Она считала их утомительными и скучными, поскольку «специально разученные для них танцы часто подавляют прирожденный талант и грацию»540. Тем не менее она активно участвовала в каждом из придворных маскарадов. В 1843 г. на одном из зимних костюмированных балов Ольга Николаевна с несколькими барышнями появились в средневековых костюмах из голубого шелка, отделанного горностаем, с лентами на голове, усеянными драгоценными камнями, наподобие короны святого Людовика541.

Иногда проводились маскарады официально-парадные. Как правило, они были связаны с событиями общегосударственного масштаба. Это могли быть коронационные торжества: 1 сентября 1826 г. во время московских торжеств, связанных с коронацией Николая I, состоялся «маскерад» в Большом театре на Петровке. На маскараде мужчины были в венецианах – полумаскарадных костюмах в виде плаща-накидки.

Были поводы и дипломатического характера. Например, 4 мая 1830 г. прошел костюмированный бал по случаю заключения мира с Турцией. На этом маскараде фрейлина Екатерина Тизенгаузен изображала циклопа. По ее просьбе А. С. Пушкин написал для нее стихотворение, которое она с успехом прочла перед императорской четой:

Язык и ум теряя разом,

Гляжу на Вас единым глазом.

Единый глаз в главе моей.

Когда б судьбы мои хотели,

Когда б имел я сто очей,

То все бы сто на Вас глядели542.

Маскарады по случаю заключения браков детей Николая I также носили официальный характер. Так, в 1841 г. в Зимнем дворце был устроен пышный костюмированный вечер с участием всего императорского дома по случаю бракосочетания наследника Александра Николаевича543. По случаю бракосочетания Ольги Николаевны 4 февраля 1843 г. в Зимнем дворце был также проведен парадный маскарад.

Примерно до середины 1840-х гг. в Зимнем дворце 1 января или на масленицу ежегодно проходили народные маскарады, или, как их называли, балы «с мужиками». Иногда балы «с мужиками» давались и летом в Петергофе во время традиционных гуляний, связанных с днем рождения императрицы Александры Федоровны (с 1826 по 1829 г. летние балы не проводились).

Эта традиция сложилась еще в екатерининскую эпоху и воспроизводилась на протяжении почти столетия. Определенную регулярность балы «с мужиками» приобрели во время правления Николая I. Так, 1 января 1828 г. в Зимнем дворце был устроен подобный бал, на котором половину гостей составляли мещане544. В 1831 г. в Зимнем дворце состоялся очередной маскарад для купечества и дворян, куда было приглашено 2200 человек.

Нужно заметить, что европейские страны в это время вступали в период буржуазных революций, и для иностранцев было странным видеть столь массовые демонстрации единения народа и императорской фамилии. Весьма критично относившийся к реалиям николаевской России французский путешественник барон де Кюстин с некоторым раздражением, но, по сути, верно подметил «идеологическую» подоплеку этих балов. Он зафиксировал в своих «Записках»: «Когда император открывает свободный с виду доступ во дворец привилегированным крестьянам и буржуа, которых он дважды в году удостаивает чести явиться к нему на поклон, он не говорит земледельцу, купцу: «ты такой же человек, как я», но он говорит барину: «ты раб, как они»545.

Действительно, это была ежегодная демонстрация единства самодержавной власти и народа. Народ впускали в «царские чертоги», где они могли видеть императора и его семью. Эти действа вписывались в рамки сценария патернализма, который реализовывался в период правления Николая Павловича. Поэтому наряду с «мужицкими» балами в Зимнем дворце устраивались и общедоступные маскарады.

Описаний подобных маскарадов достаточно много. Любопытно восприятие столь масштабных праздников. Так, Николай I 4 января 1832 г. в письме к И. Ф. Паскевичу сообщал, что «на маскараде 1 числа было во дворце 22 364 человека; и в отменном благочинии»546. С другой стороны, одна из фрейлин императрицы Александры Федоровны – «черноокая» Смирнова-Россет писала, что «полиция счетом впускала народ, но более сорока тысяч не впускали. Давка была страшная»547.

Интересен взгляд на подобный маскарад со стороны руководителей хозяйственных подразделений Зимнего дворца. В 1844 г. в рапорте «майора от ворот» полковника Баранова указывается, что для подготовки маскарада была проделана серьезная работа. Из Таврического дворца были доставлены скамейки, которые расставили в нишах под окнами в залах. По сложившейся традиции организовывались буфеты для бесплатного угощения публики. Какие-либо ограничения допуска во дворец не устанавливались. Конечно, охрана следила за тем, чтобы городские мещане приходили в «чистой одежде». На глаз контролировалась и численность гостей.

Важной частью подобных мероприятий были непосредственные контакты народа и монархов. Николай I, его жена и все дети считали своим прямым долгом находиться среди «мужиков» на протяжении всего бала, отчетливо понимая, что это – часть их профессии, хотя безусловно это было тяжело физически. Как правило, императрица Александра Федоровна, одетая в так называемый русский сарафан, усаживалась в Георгиевском зале за ломберный стол, играя с министрами в «бостон» или «вист». Для того чтобы лицезреть императрицу, в громадный парадный зал «простых людей» пускали не более чем по десять человек за раз. Можно представить робость, трепет и преклонение подданных, тихо проходивших мимо императрицы. Для Александры Федоровны это была просто работа.

Конечно, у дворцовой администрации имелись опасения за сохранность залов. Но в 1844 г. всё прошло на редкость гладко. Полковник Баранов после маскарада немедленно доложил министру императорского двора

П. М. Волконскому о «потерях». Они были на удивление незначительны с учетом того, что за несколько часов через залы дворца прошли тысячи человек. В числе «потерь» упоминалась потертая краска на стенах и дверных рамах. Видимо, через них пропихивалась толпа. «Полы паркетные, в особенности, где стояли буфеты, значительно повреждены». Надо полагать, горожане штурмовали буфеты с царским угощением. Психологически это совершенно понятно: царское угощение, да еще бесплатное! Что говорить о простолюдинах, если даже высокопоставленные сановники старались унести домой с дворцового приема апельсин или «конфекту» детям в качестве царского подарка. Также оказались разбиты стекла в двух форточках. Посетителям было душно от бесчисленных свечей, расставленных в дворцовых залах. В Гренадерском пикете нижнее арматурное украшение было повреждено. Вероятно, кто-то по русской традиции хотел унести «сувенир» из царского дворца. В Портретной галерее героев 1812 г., с правой стороны от портрета Александра I, «от сильного дыхательного пара человеческого лак на шести портретах покрылся непроницаемой белизной». Любознательные посетители буквально «носом» рассматривали портреты. В Белом зале на поверхности почти всех позолоченных колонн остались следы сырости от дыхания548. Министр императорского двора распорядился немедленно исправить повреждения.

Летние народные маскарады проходили в Петергофской Александрии по случаю дня рождения императрицы Александры Федоровны. Каждый год в этот день дворцовая охрана широко открывала ворота парков для всех желающих. Со временем эти маскарады стали традицией. В письмах к различным корреспондентам Николай I обычно только фиксировал факт состоявшегося очередного мероприятия. Так, на следующий день после маскарада, 2 июля 1837 г. царь писал своему старшему сыну из Александрии: «Маскарад был очень ладен и заключил с обычным ужином весь праздник. Зато сегодня прекрасная погода, и народу очень много»549.

Во второй половине 1840-х гг. проведение народных маскарадов прекратилось, но многолетняя традиция к тому времени уже стала маленьким кирпичиком программной формулы: «Православие, самодержавие, народность».

Костюмированный бал во дворце великого князя Владимира Александровича. 25 января 1883 г.

Популярность маскарадов во многом была связана с их демократизмом. Под маской могли скрываться самые разные по происхождению и социальному положению люди. Особенно любили интриговать окружающих девушки, которые на маскарадах искали «своего случая».

В немалой степени популярности этих празднеств способствовало отношение к ним самого императора. По свидетельству близкого к царю мемуариста, «император Николай чрезвычайно любил публичные маскарады и редко их пропускал, давались ли они в театре или Дворянском собрании»550. Причины тут были самые разные. Император считал необходимым для себя быть в курсе происходившего в столице, в том числе и развлечений. Кроме того, красавец император любил общество молодых женщин. А на маскарадах любая дама в маске или полумаске «имела право взять государя под руку и ходить с ним по залам». Дамы, естественно, считали своим долгом заинтересовать императора. Для этого «на тамошние маскарады раздавалось до 80 даровых билетов актрисам, модисткам и другим подобных разрядов француженкам. Именно с целью интриговать и занимать государя»551.

Справедливо считалось, что только француженки обладают достаточной «квалификацией» для маскарадных интриг. До нас дошел забавный анекдот, связанный с этой темой. Зимой 1851 г. к Николаю I на публичном маскараде подошла девушка в маске и заявила императору: «Я тебя знаю». Император немедленно ответил: «И я тебя». – «Не может быть…» – «Точно знаю». – «Кто же я такая?» – «Дура!» – сказал царь и отвернулся. По-русски говорила либо горничная, либо прачка552.

На одном из таких театральных маскарадов, подражавших балам в парижской «Опера», Николай I познакомился с молоденькой Варенькой Нелидовой, бедной сиротой, младшей из пяти сестер. Она сумела удержать возле себя императора и только под конец вечера открыла, кто она. А дальше для бедной девочки началась сказка о Золушке. Ее пригласили ко двору, и она понравилась императрице Александре Федоровне. Вскоре Нелидова получила фрейлинский шифр. Эта история породила множество сплетен. Большой свет единодушно зачислил Нелидову в категорию дам «для особых услуг». При этом сами современники, четко контролируя чрезвычайно плотный график Николая I, озадачивались тем, когда же он находит время для свиданий. Так или иначе, но Вареньку Нелидову и Николая I публичный маскарад связал семнадцатилетней дружбой. Хотя современники считали Нелидову далеко не красавицей, однако признавали ее необыкновенную обаятельность, то, что называется шармом. Дочь Николая I отмечала, что, по ее наблюдениям, «женщины такого типа нравились деловым мужчинам, как так называемые «душегрейки». Видимо, Николай I действительно чувствовал себя комфортно в обществе Нелидовой. Так, Ольга Николаевна описывала, как мастерски Нелидова рассказывала анекдоты: «Папа смеялся до слез. Однажды от смеха его кресло опрокинулось назад»553.

Для маскарадов создавались специальные наряды, причем они предписывались циркулярно. Для дам все было достаточно просто. Они обязаны были появляться в масках, полумасках или тематических костюмах. Так, в 1843 г. на маскарад в доме министра императорского двора князя П. М. Волконского императрица пришла «в богатейших средневековых нарядах»554. На аристократических маскарадах, где все прекрасно знали друг друга, было допустимо появление только в маскарадном костюме, без маски. В 1849 г. на традиционном Петергофском празднике, по случаю дня рождения императрицы, сама Александра Федоровна появилась «в великолепнейшем новогреческом (албанском) костюме, в предшествии восьми пар, одетых в такой же костюм, все без масок. Пары эти составляли, сверх великой княжны Марии Николаевны, фрейлины и молодые камер-юнкеры и камергеры»555. На известном портрете графини Самойловой кисти К. Брюллова мы видим на заднем плане публику в маскарадных костюмах, при этом сама графиня тоже в маскарадном костюме, но без маски на лице.

Что касается мужчин, то маски они не носили. До начала 1840-х гг. они обязаны были приходить в различных костюмах, в том числе домино и венецианах. Если на маскараде появлялись офицеры, то без шпаг. Так, барон М. Корф, описывая вечер у графа Левашова в феврале 1839 г., рассказывал: «Мы все были в цветных фраках, без масок, но и без лент, в домино, дававших нам вид немецких пасторов или каких-то Дон-Базилиев, с круглыми шляпами, которых, однако, никто не надевал»556. Император и наследник могли позволить себе появиться в каком-либо экзотическом обмундировании, которое могло сойти за маскарадный костюм. В 1843 г. на маскараде у князя П. М. Волконского Николай I был в пунцовом жупане линейных казаков Собственного конвоя.

В середине 1840-х гг. на костюмированные балы император и вообще мужчины, «военные и статские, являлись… в обычной своей одежде; но дамы все без изъятия были переряжены»557. Однако 12 февраля 1846 г. по случаю маскарада в пользу инвалидов был объявлен приказ, согласно которому любые маскарадные костюмы для офицеров запрещались. С этого времени офицеры развлекались на подобных празднествах только в форменных мундирах и обязательно при шпаге. Маскарады для военных стали отличаться от обыкновенных балов лишь тем, что на первых они должны были носить на голове каски. Можно только представить себе развлекающегося офицера при шпаге и в массивной кожаной каске с имперским орлом.

Как уже говорилось выше, на маскарадах, в силу жанра самого действа, манера поведения гостей отличалась особой демократичностью. В 1842 г. французский живописец О. Верне, сопровождавший Николая I на одном из маскарадов, отмечал: «Каждый предоставлен самому себе – от императора до последнего актеришки. Все проталкиваются сквозь толпу без почитания рангов и не снимая головных уборов. У офицеров поверх мундиров – маленькие шелковые накидки из черного кружева… Его величество держится с удивительной грациозностью, и на него непрестанно нападает множество черных домино, чтобы сказать ему всё, что им только взбредет в голову»558.

Великий князь Алексей Александрович в маскарадном костюме на балу, состоявшемся в Мраморном дворце.1871 г.

Традиция проведения придворных маскарадов в полной мере была продолжена в первое десятилетие правления Александра II. Примечательно, что сам жанр маскарада, даже на заданную тему, оставлял достаточный простор для фантазии участников действа. Эти фантазии допускали даже некоторое отступление от весьма жестких условностей большого света.

Великий князь Владимир Александрович в маскарадном костюме на балу, состоявшемся в Мраморном дворце. 1871 г.

Молодым светским львицам жанр маскарадов позволял обнажиться чуть больше принятого или намекнуть своим костюмом на некую загадку. Граф С. Д. Шереметев, описывая петербургское общество 1860-х гг., упоминал о вечере в доме княгини Е. П. Кочубей: «Здесь я был на знаменитом костюмированном балу, на котором были двор и все общество… помню… княжну Марию Элимовну Мещерскую в виде египетского сфинкса с одной яркой бриллиантовой звездой в волосах. Грусть и сосредоточенное, загадочное ее выражение как нельзя более шли к изображению сфинкса. Тут же был и князь Павел Петрович Вяземский в виде огра (людоеда), в огромных сапогах с раструбами, за голенищами которых насованы были куклы, изображавшие детей»559.

Бывали случаи, когда относительная «маскарадная свобода» становилась поводом для политических эскапад. Так, на одном из придворных святочных маскарадов 1860-х гг. влиятельная фрейлина императрицы Марии Александровны графиня Антонина Блудова, весьма близко примыкавшая к славянофильским кругам, позволила себе надеть простонародный «костюм полотера». На балу «она показалась в рубашке и в больших сапогах». Александр II «вышел из себя. Ей сделано было внушение, и больше уже этого не повторялось»560.

В 1860-х гг. в Михайловском дворце при дворе великой княгини Елены Павловны продолжались блестящие маскарады, бывшие отголоском ушедшей николаевской эпохи. По словам мемуариста, «это было поистине что-то сказочное. Тут были маски и костюмы удивительно богатые и разнообразные, целая депутация каких-то насекомых в мантиях и приветственная у них речь и адрес государю, произнесенная главою депутации букашек»561.

Участвовал в придворных костюмированных балах и Александр II. На одном из них, состоявшемся в феврале 1875 г., цесаревич Александр Александрович был наряжен атаманом, а император Александр II – Петром Великим, «в руках его была знаменитая дубинка, но одеяние это ему не шло, и он скоро его снял»562.

Группа офицеров лейб-гвардии Конного полка в нарядах сокольничих времен царя Алексея Михайловича

На это замечание по поводу «скоро снятого» маскарадного костюма следует обратить особое внимание. Харизматичный Николай I мог многое себе позволить, в том числе и появиться в маскарадном костюме, и ни у кого не возникал вопрос – «идет или не идет» тот или иной образ монарху. Александр II был слаб, и это на подсознательном уровне фиксировалось многими, именно поэтому ему и не шел образ Петра Великого с его дубинкой. Такой костюм разрушал и без того не слишком прочный имидж монарха, поэтому в 1870-х гг. маскарадная традиция стала постепенно вымываться из придворного досуга.

Участники костюмированного бала в Зимнем дворце. 1903 г.

18-летнему великому князю Сергею Александровичу на этом маскараде, который он назвал «костюмированным балом», понравилось всё: «Чудный костюмированный бал у Владимира563. …Было много красивых костюмов. Минни564 была в розовом домино, Михен565 – в виде жрицы солнца, великолепна. Папа566 – Петром Великим, Саша567 – великолепным гетманом, дядя Низи568, Алексей569 и Николаша570 – витязями, Владимир – кавалергардом Елизаветы Петровны, дядя Костя571, Костя572 – моряками Екатерины, Елена М.573 – бержеркой574, очень мила. Танцевали до половины 5-го!!! Лег около 6 часов»575.

При Александре III проведение придворных маскарадов продолжалось вплоть до 1894 г. Но за все правление Александр III ни разу не появился в маскарадном костюме. Однако то, что не подходило монарху, подходило цесаревичу Николаю Александровичу. Зимой 1894 г. на необычайно оживленной масленице, несмотря на тяжелый грипп Александра III, был проведен очередной придворный маскарад. Он отражал уже сложившиеся веяния царствования Александра III. На этом маскараде цесаревич Николай Александрович, одетый в костюм сокольничего, «был очень хорош. Ксения Александровна царевною также очень хороша. Ее жених «боярином» был слаб»576.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.