«От врагов Христовых интересной прибыли иметь не желаю…»

«От врагов Христовых интересной прибыли иметь не желаю…»

Эти слова царицы Елизаветы Петровны часто приводятся в качестве доказательства того, что русское дворянство, «самые благородные люди России», всегда осознавало ту опасность, которую якобы несло еврейское ростовщичество для общества.

Что ж, история еврейского ростовщичества и банковского капитала в России и прилегающей к ней части Восточной Европы действительно весьма своеобразна. Многие историки относят появление первых евреев-ростовщиков на Руси к Х веку, однако внимательное изучение этих источников показывает, что под «жидовинами» русские летописи того времени понимают не евреев в собственном смысле этого слова, а своих соседей-хазар, многие из которых, как известно, действительно исповедовали иудаизм.

Первый еврейский (или хазарский) погром произошел в Киеве в 1113 году, но отнюдь не из-за того, что евреи занимались ростовщичеством, как это пытаются утверждать некоторые российские историки. Вчитаемся в знаменитый текст князя Татищева, рассказывающий об этих событиях:

«“Потом Жидов многих побили и домы их разграбили за то, что сии многия обиды и в торгах христианам вред чинили. Множество же их, собрався к их Синагоге, огородись, оборонялись, елико могли, прося времяни до прихода Владимирова”. А после его прихода киевляне “просили его всенародно об управе на Жидов, что отняли все промыслы Христианом и при Святополке имели великую свободу и власть… Они же многих прельстили в их закон”».

Из этого текста со всей очевидностью следует, что еврейские (или хазарские, или и те, и другие) купцы в Киеве занимались тем же, чем и в других странах: строго придерживаясь своего закона, согласно которому торговая прибыль не должна превышать 16,6 (6)% от вложенных в покупку товара денег, они стали предлагать свои товары по ценам, значительно ниже тех, по которым торговали местные купцы, чем «многия обиды и в торгах христианом вред чинили». Это (а заодно и то, что многие христиане, познакомившись поближе с иудаизмом, стали принимать гиюр) и вызвало ярость местного торгового сословия, натравившего на евреев киевскую чернь. Показательно, что князь Владимир, войдя в город, не только велел прекратить погром, но и осудил его, отказавшись предать евреев в руки черни. В то же время, идя навстречу местным купцам, он принял решение об изгнании евреев с территории Руси.

Ряд русских историков вслед за Татищевым утверждают, что евреи вновь появились на Руси вместе с татарами в качестве откупщиков дани у Золотой Орды, которую они впоследствии с особой жестокостью взимали с населения. Однако никакими другими источниками это не подтверждается, зато известно, что татары действительно позволили еврейским купцам начать беспрепятственную торговлю в русских городах, что вновь вызвало ярость «честных русских купцов», привыкших получать за свои товары прибыль в 100 и более процентов.

По-настоящему с евреями-ростовщиками, а точнее, с евреями-арендаторами и откупщиками, занимавшимися в числе прочего и ростовщичеством, в период позднего Средневековья столкнулись не русские, а украинские, белорусские и польские крестьяне. В конце ХVI – начале ХVII века в польских, украинских и белорусских землях евреи все активнее начинают брать на откуп торговлю спиртными напитками или брать в аренду у польских панов участки земли, обещая им твердую арендную плату независимо от величины собранного урожая. Такое положение дел необычайно устраивало польских дворян, все больше и больше опасающихся возмущения своих крестьян, – они попросту перелагали на еврейские плечи заботу о сборе «полагающегося» им по нормам общества того времени оброка. Каким именно способом евреи взыщут оброк, панов не интересовало, но зато они точно знали, что, если еврей не выполнит перед ними своих обязательств, они без боязни могут делать с ним и с его семьей что угодно – это, собственно говоря, они и делали.

Таким образом, чтобы получить хотя бы какую-то прибыль от аренды, позволяющую им прокормить свои семьи, евреи-арендаторы вынуждены были требовать от крестьян, чтобы те полностью выполнили свои налоговые обязательства, что, естественно, не могло не вызывать ненависть последних к евреям, представлявшимся в их глазах беспощадными выколачивателями налогов, которых не интересует урожайным или неурожайным был год, остается ли у них что-то в качестве посевного фонда или нет…

Одновременно еврейские арендаторы и шинкари активно ссужали крестьян деньгами, продуктами и различными товарами – естественно, под проценты. Дальше происходило приблизительно то же, что и в Европе: будучи не в состоянии правильно рассчитать накопившиеся на долг проценты, запутавшийся в них крестьянин начинал думать, что еврей принудил его к долгу, опоив каким-то зельем, что тот надувает его при расчете и т. д., и в конце концов именно еврей начинал представляться ему источником всех его бед, на котором вдобавок при желании можно было выместить всю накопившуюся злобу. Про еврейских шинкарей и арендаторов начали распространяться легенды одна страшнее другой, и каждая такая новая легенда в итоге усиливала к ним ненависть местного населения. Например, расхожим было представление о том, что евреи-шинкари продают украинцев в рабство туркам, хотя в реальности все зачастую обстояло наоборот. Вспомним, что Тарас Бульба принимает решение пощадить Янкеля после того, как тот напоминает ему, что именно он выкупил его родного брата из турецкого плена за 800 цехинов. И, добавим от себя, при этом вряд ли получил свои деньги обратно…

Автор вовсе не хочет представлять евреев-арендаторов и шинкарей ангелами. Нет, вне сомнения, они зачастую пользовались тяжелыми условиями жизни крестьянина. Но, во-первых, отнюдь не евреи были главной причиной бедственного положения украинских и польских крестьян, а их собственные соплеменники.

«Уже в XVIII веке, – пишет историк Н. Ульянов, – малороссийские помещики оказываются гораздо богаче великорусских, как землями, так и деньгами. Когда у Пушкина читаем: «Богат и славен Кочубей, его поля необозримы» – это не поэтический вымысел. Народ чувствовал себя не лучше, чем при поляках, тогда как «свободы» и «легкости» выпали на долю одному знатному казачеству, налегшему тяжелым прессом на все остальное население и обдиравшему и грабившему его так, как не грабила ни одна иноземная власть. Только абсолютно бездарные, ни на что не способные урядники не скопили себе богатств. Все остальные быстро пошли в гору. Мечтая издавна о шляхетстве и стараясь всячески походить на него, казаки лишены были характерной шляхетской брезгливости к ростовщичеству, к торговле, ко всем видам мелкой наживы. Более или менее богатые казаки начали округлять владения путем скупки за бесценок «грунтов» у обнищавших крестьян. Царское правительство решительно запрещало такую практику, так как она вела к уменьшению тягловых единиц и к сокращению доходов казны, но казаки при попустительстве гетманов и старшины продолжали скупать грунты потихоньку. Для отторжения крестьянской земли не брезговали ни приемами ростовщичества, ни игрой на народных бедствиях. Отец гетмана Данилы Апостола давал в неурожайный год деньги нуждавшимся, прибегавшим к займу, “чтоб деток своих голодною смертью не поморити”, а потом за эти деньги отнимал у них землю. Полковник Лизогуб содержал шинок, с помощью которого опутал долгами мужиков и за эти долги тоже отбирал землю…»

Что же касается еврея-арендатора, то его должники зачастую просто не задумывались над тем, что их заимодавец нередко оказывался также беден, как и те, кому он давал ссуды. Тот же гоголевский Янкель, прибравший, по словам писателя, к рукам всю округу, живет в полунищете, так что становится непонятным, куда же он девает те огромные деньги, которые вроде бы должен получать в качестве лихвы за свои ссуды. Между тем, достаточно немного задуматься, чтобы понять – деньги у Янкеля после учиненного бравыми запорожцами страшного погрома появились за счет торговли (кстати по низким ценам), которую он вел с казаками во время их похода. И, очевидно, вся заработанная им прибыль была роздана в виде ссуд тем самым крестьянам, которых он таким образом «прибрал к рукам». А вернутся ли эти ссуды или семью Янкеля ждет новый погром – неизвестно…

Хотя вопрос о той роли, которую сыграли евреи как арендаторы в становлении экономики Украины и юго-запада России, и не является темой этой книги, автор просто не может не вспомнить по этому поводу воспоминания Шолом-Алейхема, которому в юности довелось быть учителем у детей еврейского арендатора Лоева:

В легендарном фильме Пауля Вегенера, снятому по сценарию Ганса Хейнца Эверса, «Пражский студент» (1913) в качестве ростовщика выступает не еврей, а итальянец Скаллинели

«Трудно было бы найти лучший образец еврея-помещика, настоящего сельского хозяина, чем старый Лоев. Многие русские открыто говорили, что у этого еврея надо учиться вести хозяйство, учиться, как наиболее плодотворно обрабатывать землю и как обходиться с бедными батраками, чтобы они остались довольны. Крестьяне готовы были идти за него в огонь и в воду… А какое доверие питали они к хозяину! Мало кто в деревне мог сосчитать, сколько будет дважды два. В расчетах крестьяне всецело полагались на старика. Они были уверены, что он не обсчитает их ни на грош.

Трудно себе представить, какое направление приняла бы история еврейского народа и какую бы роль мы играли в политической и экономической жизни страны, если бы не знаменитые временные правила министра Игнатьева, направленные против евреев… Я говорю это потому, что сельские хозяева типа старого Лоева были не редкостью в описываемой местности благословенной «черты». Евреи из Богуслава, из Канева, из Шполы, из Умани бросились из местечек в деревню, арендовали большие и малые участки, помещичьи фольварки и показывали чудеса: превращали плохую землю в настоящий рай. И здесь нет никакого преувеличения. Автор это сам слышал от крупного русского помещика Василя Федоровича Симеренко…»

Впрочем, есть свидетельство и надежнее шолом-алейхемовского: если вы заглянете в статистические дореволюционные сводки начала ХХ века, то увидите, что экономическое положение южных районов России, Украины и Польши, то есть тех самых территорий, на которых жили евреи-«кровососы», было куда более благополучным, чем в остальных частях страны, где евреи как раз не жили или почти не жили. То есть мы вновь встречаемся с той же закономерностью, что и в Европе: там, где обретались евреи, местное население имело к ним массу весьма схожих по своему характеру претензий, но в итоге, по меньшей мере с материальной точки зрения, оно жило куда лучше, чем там, где евреев не было вовсе или откуда их заставили выселиться. Согласитесь, эти факты, безусловно, наводят на определенные размышления.

Как и тот факт, что, несмотря на открытие различных банков, предлагающих крестьянам «выгодные денежные ссуды», они – это вызывало недоумение и злобу антисемитов – почему-то упорно продолжали брать в долг именно у евреев, отказываясь от услуг банков. Почему?! Да все по тем же причинам, по которым в Европе горожане предпочитали делать покупки в еврейских лавках и брать ссуды у еврейских ростовщиков, – это было НАМНОГО ВЫГОДНЕЕ.

Да, царица Елизавета Петровна, отказывая евреям в праве заниматься торговлей и бизнесом за пределами черты оседлости, и в самом деле утверждала, что она «от врагов Христовых интересной прибыли не желает». Но не желала она ее именно потому, что в ее царствование, как, впрочем, и в последующие годы в России, весьма не только интересную, но и крупную прибыль от ростовщичества получали русские аристократы и купцы. Более низкие проценты, которые готовы были предложить евреи, несомненно, способствовали бы развитию экономики России, но мешали интересам вышеназванных классов.

Между тем отец Елизаветы Петровны великий Петр I думал совершенно иначе и всячески пытался привлечь еврейских финансистов в строящийся им Петербург. Екатерина II евреев откровенно не любила, но, будучи весьма прагматичной особой, начала пользоваться услугами и консультациями еврейских банкиров, в первую очередь Штиглица, и это самым благоприятным образом отразилось на экономике страны.

В сущности, вплоть до 1917 года евреев, занимающихся ссудными операциями в российской глубинке, было совсем немного: в основном это были купцы первой гильдии, которым было разрешено жить за пределами черты оседлости. Куда более распространенным типом была та самая старуха-процентщица, которая с такой рельефностью представлена на страницах «Преступления и наказания» Достоевского. А уж кого-кого, но Федора Михайловича заподозрить в симпатии к евреям трудно. И если бы его писательский гений не позволил ему покривить против правды жизни, он бы наверняка с удовольствием вывел в каком-нибудь своем произведении ростовщика-еврея, вытягивающего жилы из своих клиентов. Но нет – в романе действует именно вполне православная старуха-процентщица!

И брала эта бабушка, между прочими, по словам писателя, почти 80 % годовых! В связи с этим те 60 %, которые порой брали евреи и которые называли грабительскими, вновь представляются не самыми высокими, хотя и они, безусловно, являются грабительскими.

Но если Раскольников за убийство занимавшейся ростовщичеством христианки идет на каторгу, то за убийство ростовщика-еврея преступник мог вообще не понести никакого наказания – более того, он пользовался сочувствием общества. Чрезвычайно характерно в этом смысле слушавшееся в 1895 году дело дворянина, офицера Вадима Бутми де Кацмана (по всей видимости, потомка крещеных евреев), который в припадке гнева убил своего кредитора, купца Эзера Диаманта. Свою речь на суде адвокат А. Ф. Кони построил так, что выходило, будто подлинной жертвой в этом случае явился не картежник Бутми, а хитрый ростовщик Диамант, который вновь и вновь ссужал последнего деньгами, пока тот не оказался ему должен целое состояние. И в итоге суд присяжных признал Бутми невиновным.

Активное проникновение евреев в финансовые круги России начинается лишь с приездом из Парижа в Петербург банкира Евзеля Гинцбурга – после этого в столице появляются и другие еврейские банкиры, а затем евреи начинают все чаще привлекаться к работе в банках в качестве высококвалифицированных специалистов. В итоге к началу 1914 г. в Санкт-Петербурге насчитывалось свыше 187 кредитных учреждений (включая отделения), в том числе 26 банков, 15 банкирских домов, 33 банкирские конторы, 37 кредитных обществ, и только в двух из них евреев не было ни в дирекции, ни среди служащих.

Нужно ли напоминать о том, что именно на этот период приходится невиданный подъем российской экономики?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.