Глава 1
Глава 1
Шутка есть ослабление напряжения, поскольку она отдых.
Аристотель
Любовная лирика Катулла и Есенина проистекает из одних и тех же источников, мир страстей, устремлений, интересов древнего человека во многом родствен и созвучен миру современного человека. В этом смысле остроумие древних интересно и близко нам, людям двадцатого века.
Царь Филипп II, отец Александра Македонского, отличался большим остроумием, и ему приписывается немало метких слов.
Однажды ему донесли, что греки, которым он оказал множество благодеяний, всячески поносят его.
— Ну а если б я с ними был немилостив, тогда что же было бы?
* * *
Когда Филиппу сообщили, что крепость, которую ему предстояло взять приступом, совершенно неприступна, он воскликнул:
— Как неприступна? Да ее возьмет даже осел, если, конечно, нагрузить его золотом!
Очень ловкая фраза, напоминающая многие позднейшие случаи, когда крепости, по стоустой молве, открывались «золотыми» ключами.
* * *
Филипп II чрезвычайно легко и охотно засыпал, будучи обязанным, впрочем, этой легкостью сна своей склонности к выпивке. Из-за этого с ним случались прелюбопытные казусы. Однажды, например, он, слушая какое-то дело, по обыкновению, уснул и не слыхал, что говорил подсудимый в свое оправдание, а потом все-таки вынес обвинительный приговор. Подсудимый объявил, что будет жаловаться.
— Кому? — вскричал раздраженный царь.
— Да тебе же, царь, коли не будешь в это время спать. Человек, в сущности, добрый и честный, Филипп устыдился и, пересмотрев дело, решил его в пользу обиженного.
* * *
В другой раз он тоже крепко спал, когда к нему явились по делу какие-то греки, поднявшие от нетерпения шум у его дверей. Один из приближенных сказал им:
— Теперь Филипп спит. Зато когда вы спите, он не спит.
* * *
Кроме сонливости он, кажется, еще был подвержен лени. Одна старуха долго приставала к нему, чтоб он рассмотрел ее дело, а он все отказывался, ссылаясь на занятость.
— Коли так, откажись от престола! — воскликнула выведенная из терпения просительница.
И опять добрый Филипп смиренно признал, что старуха права, и уважил ее просьбу.
* * *
Александр Македонский является героем великого множества анекдотов и народных сказаний Востока, но от него самого осталось немного слов, в прямом смысле остроумных.
Рассказывают, что однажды во время ссоры с сильно выпившим отцом он так раздражил Филиппа, что тот, не сознавая, что делает, бросился на сына с обнаженным мечом. По счастью, царь был подкошен хмелем и, свалившись, тут же, по обыкновению, захрапел. Александр сказал:
— Ведь вот человек: все толкует о том, что пройдет из Европы в Азию, а сам не может пройти от стула до стула.
* * *
Когда друг Александра Македонского, Перилл выдавал замуж своих дочерей, полководец подарил ему, на приданое дочкам, пятьдесят талантов[1]. Скромный Перилл сказал при этом, что с него будет довольно и десяти талантов.
— Для тебя получить, пожалуй, этого достаточно, — заметил Александр, — но для меня столько дать тебе — недостаточно.
* * *
Перед одним большим сражением Александру докладывают, что его солдаты пришли в весьма подозрительное и неблагонадежное настроение, что они все сговариваются грабить и брать награбленное себе, не отдавая ничего в казну.
— Отличные вести, — решил Александр, — так сговариваться перед битвой могут только воины, уверенные в победе.
* * *
Готовясь к одной серьезной битве, Александр Македонский приказал, чтобы солдаты съели все свои запасы.
— Завтра у нас будут запасы врагов, а поэтому глупо экономить свои, — пояснил он.
* * *
Слушая доносы, Александр заслонял одно ухо рукой.
— Почему ты так поступаешь, царь? — спросили его.
— Сохраняю другое ухо для того, чтобы выслушать обвиняемых, — ответил Александр.
* * *
У Македонского, конечно, не было недостатка в льстецах, но их всех превзошел грек Анаксеркс. Однажды зашел разговор о том, где климат лучше: в Греции или в Македонии, и Анаксеркс, желая и тут угодить Александру, превозносил климат Македонии.
— Однако взгляни на себя самого, — возразил ему Македонский. — В Греции ты ходил в рваной одежде, а здесь в трех богатых плащах. Где же теплее, где холоднее?
* * *
Однажды Александр Македонский читал какие-то очень секретные письма, а его друг Эфестион, подойдя, заглядывал ему через плечо. Александр не препятствовал этому, но, взяв свою печать, молча приложил ее к губам Эфестиона.
* * *
Один юноша, сын прославленного и бесстрашного отца, но сам воин неважный, попросил себе такое же жалованье, которое получал отец. Антигон, сподвижник Македонского, ответил:
— Я назначаю жалованье не за отцовскую храбрость, а за твою личную.
* * *
Македонский царь Архелай, как гласит предание, на вопрос одного славившегося своей несносной болтливостью брадобрея: как он прикажет себя выбрить? — отвечал:
— Молча.
Эта выходка потом приписывалась то англичанину, то разным знаменитостям и вообще широко использовалась в анекдотической литературе.
* * *
Один изменник, оказавший своим предательством большую услугу македонцам, очень обижался на них, когда они называли его предателем. Однажды, когда он пожаловался на такое обращение с ним македонскому царю Архелаю, тот ему ответил:
— Что делать, македонцы народ грубый и неучтивый, они привыкли называть вещи прямо, их настоящими именами.
* * *
Агафокл, сиракузский тиран, был сыном горшечника и все-таки собственными усилиями сумел достичь весьма высокого положения.
Однажды, когда он осаждал какой-то сицилийский город, жители со стен ему кричали:
— Эй, горшечник, чем заплатишь своим наемникам?
Они были уверены в своей неуязвимости.
— Потерпите немного, дайте город взять, — отвечал Агафокл насмешникам.
Наконец, взяв город, он стал продавать всех его жителей в рабство, говоря им:
— Оскорбляли и бранили меня вы, но расчет у меня будет не с вами, а с вашими хозяевами.
* * *
Одна старая гетера, с которой в молодости якшался Агафокл, не только растранжирила все подарки своих клиентов, но и лишилась своего естественного богатства — красоты. Она вспомнила про Агафокла и решила попросить у него либо пенсию, либо какой-нибудь дом, либо рабов, чтобы провести старость в достатке.
— Давать женщине добро — все равно что бросать его в колодец. Ты сама это доказала своей жизнью, — сказал в ответ Агафокл и ничего ей не дал, хотя вовсе не был жаден.
* * *
Как-то раз Агафокл спросил философа Ксенократа, почему он молчит, в то время когда другие философы ругают его.
— Я весьма часто раскаивался в словах, которые произносил. Но ни разу не раскаивался в тех случаях, когда промолчал, — ответил философ.
Агафокл подумал и возразил:
— Если ты глупый человек, то поступаешь разумно, когда молчишь. Но если ты умен, то совершаешь глупость, если не говоришь.
* * *
Во время товарищеских обедов один спартанец, выпив лишнего, похвалил иноземного посла за искусство даже самые ничтожные дела изображать великими. Восхвалять кого-либо не за военные заслуги почиталось у спартанцев венцом невежливости.
Поэтому присутствовавший на обеде спартанский царь Агесилай заметил:
— Глупо хвалить сапожника за то, что он обувает маленькую ногу в большой башмак.
* * *
Агесилай распорядился продавать взятых на войне пленных голыми. Желающих купить одежду оказалось больше, чем на самих пленных, так как последние отличались рыхлостью своих тел, и питать надежду на то, что из них выйдут работящие и выносливые рабы, не приходилось. По этому случаю Агесилай сказал своим солдатам:
— Сравните сами — вот добыча, ради которой вы сражаетесь, а вот люди, с которыми вы сражаетесь. И подумайте перед следующей битвой — кто стоит дороже.
* * *
Агесилай во всем соблюдал законы, но дружбу ценил выше всего. Однажды он написал и отправил карийцу Гидриею письмо, в котором ходатайствовал о своем друге, чем-то не угодившем правителю:
«Если Никий невиновен, то отпусти его; если виновен, отпусти его ради меня. Как бы там ни было, все равно отпусти».
* * *
Агесилай с армией передвигался по Фракии и не запрашивал на это разрешения ни у одного из варварских племен, разве что интересовался, враждебны они к нему или дружественны. Все пропускали его по своей территории, но одно племя — траллы — потребовало у него платы за проход в размере ста талантов серебра. Агесилай немедленно разорил селения варваров, и после этого племя траллов перестало существовать.
Идя далее, он обратился с запросом к македонскому царю, нужна ли плата за проход? Тот ответил, что подумает. Агесилай сказал:
— Пусть думает, а мы пока пойдем вперед.
* * *
Спартанский царь Агесилай на вопрос: далеко ли простираются владения Спарты? — отвечал, показывая свое копье:
— Докуда достает это копье.
* * *
Однажды Агесилая позвали послушать человека, который чрезвычайно искусно подражал пению соловья. Агесилай отказался:
— Зачем мне слушать подражания, если я много раз слышал самих соловьев?
* * *
Врача Менекрата, спасшего от смерти многих безнадежно больных, именовали за это Зевсом. Он и сам поддерживал такую свою
Данный текст является ознакомительным фрагментом.