Иван Михайлович Сеченов

Иван Михайлович Сеченов

Выдающийся физиолог.

Родился 1 августа 1829 года в селе Теплый Стан Симбирской губернии в семье отставного русского офицера, служившего в свое время в знаменитом Преображенском полку, созданном еще Петром I. В роду Сеченовых (по матери) были калмыки.

Сеченов вспоминал:

«Из всех своих братьев я вышел в черную родню матери.

Мальчик я был очень некрасивый, черный, вихрастый и сильно изуродованный оспой (родители, должно быть, не успели привить мне оспу, она напала на меня на первом году и изуродовала меня одного из всей семьи), но был, должно быть, неглуп, очень весел и обладал искусством подражать походкам и голосам, чем часто потешал домашних и знакомых. Сверстников по летам, мальчиков, не было ни в семьях знакомых, ни в дворне; рос я всю жизнь между женщинами, поэтому не было у меня ни мальчишеских замашек, ни презрения к женскому полу; притом же был я обучен правилам вежливости. На всех этих основаниях я пользовался любовью в семье и благорасположением знакомых, не исключая барынь и барышень».

В 1839 году, после смерти отца, Сеченов, по совету старшего брата, офицера, поступил в Главное инженерное училище в Петербурге, там брали самую низкую плату за обучение. «У кого были деньги, – вспоминал Сеченов, – могли в эти часы (обеденный перерыв) покупать за свой счет (в столовой у служителя Галкина) булки с маслом и зеленым сыром и сладкие пирожки, а для неимущих выставлялась в столовой большая корзина с ломтями черного хлеба. Многие из нас, неимущих, зимой, когда топились печи, обращали эти ломти в сухари. Сушильнями служили печные трубы, и к вечеру лакомство было уже готово, чтобы хрустеть на зубах».

Учился Сеченов в одно время с будущими писателями Достоевским и Григоровичем.

Химия и физика, неплохо преподававшиеся в училище, несомненно, помогли Сеченову определить свои интересы. «Математике обучали недурно, – вспоминал он. – В низшем классе – арифметика; в следующем – алгебра, геометрия и тригонометрия; во втором классе – аналитическая геометрия и начертательная; в старшем кассе – дифференциальное исчисление и аналитическая механика. Интегральное исчисление вел известный математик Остроградский, который, шутя, оценивал математические способности своих слушателей очень низко. Наивысший балл – 12 – он ставил первому математику – Богу, потом – великому Эйлеру; себе он ставил 9 баллов; преподавателю дифференциального исчисления – 6 баллов, а всем слушателям – нуль. Математика мне давалась, и попади я из Инженерного училища в университет на физико-математический факультет, из меня мог бы выйти порядочный физик, но судьба решила иначе».

В 1848 году Сеченов окончил училище и был назначен на службу в саперный батальон близ Киева. Получение офицерского звания было праздником. «В жизни моей было немало радостных минут, но такого радостного дня, как этот, конечно, не было. Перестаешь быть школьником, выкатываешься на волю, запретов больше нет, живи, как хочешь, да еще с деньгами в пустом до того кармане. Одно меня немного огорчало – не было еще усов, но я не преминул помочь этому горю – в первые же дни купил накладные и по вечерам щеголяло в них по улицам».

«Не пробудись наше общество вообще к новой кипучей деятельности, – с большой долей справедливости писал позже К. А. Тимирязев, – может быть, Менделеев и Ценковский скоротали бы свой век в Симферополе и Ярославле, правовед Ковалевский был бы прокурором, юнкер Бекетов – эскадронный командир, а сапер Сеченов рыл бы траншеи по всем правилам своего искусства».

В Киеве Сеченов много занимался самообразованием, его тянула к себе медицина. В 1850 году, добившись освобождения от службы, он переехал в Москву и поступил на медицинский факультет Московского университета. На медицинском факультете преподавали крупные ученые – профессора К. Ф. Рулье, И. Т. Глебов, Ф. И. Иноземцев. В клинике профессора Иноземцева Сеченов выполнил первую научную работу. Там же он занимался вопросами психологии, чрезвычайно его интересовавшей. Немало способствовала этому дружба Сеченова с врачом С. П. Боткиным.

Вообще московский круг знакомств Сеченова оказался чрезвычайно широк. Он постоянно встречался с Н. Г. Чернышевским, Д. И. Менделеевым, И. И. Мечниковым, К. А. Тимирязевым, В. И. Вернадским, С. П. Боткиным, А. М. Бутлеровым, Ф. М. Достоевским, М. А. Балакиревым, А. П. Бородиным, художником А. А. Ивановым. Одно из знакомств – с врачом П. И. Боковым, вхожим в некоторые радикальные и революционные кружки тех лет, оказалось для Сеченова весьма важным. Подруга Бокова Мария Александровна, дочь генерала Обручева, чтобы получить высшее образование, заключила с Боковым фиктивный брак. Брак этот перешел в фактический, но в скором времени Бокова стала близким другом, а затем и женой Сеченова.

«Я назвал Марию Александровну моей благодетельницей, и не даром, – вспоминал в конце жизни Сеченов. – В дом ее я вошел юношей, плывшим до тех пор инертно по руслу, в которое меня бросила судьба, без ясного сознания, куда она может привести меня. А из ее дома я вышел с готовым жизненным планом, зная куда идти и что делать. Кто, как не она, вывела меня из положения, которое могло сделаться для меня мертвой петлей, указав возможность выхода. Чему, как не ее внушениям, я обязан тем, что пошел в университет, – и именно в тот, который она считала передовым – чтобы учиться медицине и помогать ближнему. Возможно, наконец, что некоторая доля ее влияния сказалась и в моем дальнейшем служении интересам женщин, пробивающихся на самостоятельную дорогу».

Знаменитая работа Сеченова «Рефлексы головного мозга» и не менее знаменитый роман Чернышевского «Что делать?» вышли в один год. Современники достаточно легко угадывали прототипы героев романа. В Лопухове они согласно видели врача Бокова, в Вере Павловне – Марию Александровну, в Кирсанове – Сеченова. Так что, знаменитые сны Веры Павловны, особенно самый первый ее сон, речь в котором идет о том, чтобы идти и помогать всем страждущим и заключенным, были вовсе не романтической выдумкой, а тем общим настроением, которое пронизывало тогдашнее общество.

В 1856 году, окончив Московский университет, Сеченов, использовав часть полученного после смерти матери наследства, выехал в Германию. В Берлине он занимался сравнительной анатомией у И. Мюллера, физиологией у Э. Дюбуа-Реймона и гистологией у Э. Гоппе-Зейлера. В Вене Сеченов работал у знаменитого Карла Людвига. Там он подготовил диссертацию «Материалы для будущей физиологии алкогольного опьянения», которую защитил в 1860 году в Медико-хирургической академии в Петербурге. В процессе работ Сеченов самостоятельно сконструировал прибор, получивший название абсорбциометра. Этот прибор, предназначенный для изучения газов, растворенных в крови, в последующем послужил образцом для других, более совершенных, построенных позже европейскими учеными.

В 1860 году Сеченова избрали профессором петербургской Медико-хирургической академии по кафедре физиологии. Лекции Сеченова всегда были тщательно продуманы. Они привлекали не только студентов, но всех, кто интересовался современной наукой. Один из слушателей Сеченова вспоминал позже: «Он всегда говорил ближайшим ученикам своим: „Работайте, работайте всеми силами! Не теряйте дорогих юных лет ваших на непроизводительный труд и развлечения! Помните, что вы получаете высшее образование – этот цвет мысли – на последние гроши русского обездоленного мужика и что вы являетесь неоплатным должником его. Старайтесь же серьезною подготовкою к предстоящей вашей деятельности быть полезным работником в жизни и выполнить ваш гражданский долг“.

Тогда же кандидатура Сеченова была предложена на вакантное место адъюнкта по физиологии в Академии наук. Однако Сеченов собственноручно снял свою кандидатуру. Позже в «Автобиографических записках» он откровенно писал: «Я не имел никаких оснований думать, что окажусь достойным такой высокой чести, жить же с красными ушами не хотел и потому наотрез отказался».

В 1861 году Сеченов опубликовал «Две заключительных лекции о значении так называемых растительных актов в животной жизни». В этой работе он высказал глубокие идеи об единстве организмов и условий их жизни, особенно подчеркнув чрезвычайно важное значение экспериментальной физиологии. Опубликованные лекции завершались следующими словами: «…Вы, вероятно, когда-нибудь слышали или читали, что под организмом разумеется такое тело, которое внутри себя заключает условия для существования в той форме, в которой оно существует. Это мысль ложная и вредная, потому что ведет к огромным ошибкам. Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен, поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него. Так как без последней существование организма невозможно, то споры о том, что в жизни важнее – среда ли или самое тело, не имеют ни малейшего смысла».

Осень 1862 года Сеченов провел в Париже в лаборатории К. Бернара.

«Он не был таким учителем, как немцы, – писал Сеченов, – и разрабатывал зарождавшиеся в голове темы всегда собственными руками, не выходя, так сказать, из своего кабинета. Вот почему приезжему к нему на короткое время, как я, выучиться чему-нибудь в лаборатории было невозможно». Тем не менее, именно в лаборатории профессора К. Бернара Сеченов сделал открытие, обессмертившее его имя. Проводя опыты на лягушках, он обнаружил в их головном мозгу наличие особых механизмов, подавляющих или угнетающих рефлексы – ответные двигательные реакции живого организма на раздражение, получаемое извне. Сеченов вскрывал у лягушки головной мозг и верхнюю часть спинного, а затем делал поперечные разрезы в области так называемых зрительных бугров. Подвесив за челюсть препарированную таким образом лягушку, он погружал ее задние конечности в ванночку с раствором серной кислоты и следил по часам (или с помощью метронома), сколько времени пройдет до того момента, когда лягушка отдернет лапку от раствора. Так Сеченов определял скорость рефлекторного ответа на раздражение.

Из проделанных опытов он вывел любопытные закономерности.

Оказалось, например, что при раздражении кристалликом поваренной соли мозга лягушки в области зрительных бугров, время, необходимое лягушке на то, чтобы отдернуть лапку от кислотного раствора, увеличивалось. Но когда тот же кристаллик прикладывали к поперечным разрезам в других участках мозга, то это никак не влияло на время возникновения рефлекса. Наблюдение привело Сеченова к мысли, что в головном мозге лягушки существуют центры, способные тормозить рефлекторную деятельность спинного мозга.

Свое открытие Сеченова назвал центральным торможением.

Пытаясь выяснить значение открытия для человека, часть опытов Сеченов поставил на самом себе. Известно, что человек, в отличие от животных, некоторые рефлексы может задерживать чисто волевыми способами. Касаясь пальцами раствора серной кислоты и подавляя мгновенно возникающее желание отдернуть руку, Сеченов получил подтверждение своим догадкам. Ему стало ясно, что силой воли действительно можно влиять на скорость мышечных сокращений, даже на сокращение сердечной мышцы.

В 1863 году в журнале «Медицинский вестник» появился психо-физиологический трактат «Рефлексы головного мозга».

Первоначально эта работа Сеченова предназначалась автором для журнала «Современник», редактировавшегося Н. А. Некрасовым, и носила многозначительное название «Попытка ввести физиологические основы в психологические процессы», но цензура позволила напечатать опасный трактат только в специальном журнале, и то с сокращениями и с обязательным изменением названия.

Впрочем, надежда цензуры на то, что статья в специальном журнале не будет замечена, не сбылась. Номера журнала передавали из рук в руки, терминология Сеченова вошла в повседневный язык. В 1866 году, когда работа Сеченова вышла отдельной книгой тиражом в 3000 экземпляров, на нее, как на имеющую «неоспоримо вредное направление», был сразу наложен арест. Мотивы, которыми руководствовались цензоры, были такими:

«Сочинение Сеченова объясняет психическую деятельность головного мозга. Она сводится к одному мышечному движению, имеющему своим начальным источником всегда внешнее, материальное действие. Таким образом, все факты психической жизни человека объясняются чисто механическим образом. Эта материалистическая теория, приводящая человека, даже самого возвышенного, в состояние простой машины, лишенной всякого самосознания и свободной воли, действующей фаталистически, ниспровергает все понятия о нравственных обязанностях, о вменяемости преступлений, отнимает у наших поступков всякую заслугу и всякую ответственность; разрушая моральные основы общества в земной жизни, тем самым уничтожает религиозный догмат жизни будущей, она не согласна ни с христианским, ни с уголовно-юридическим воззрением и ведет положительно к развращению нравов». Говорят, когда Сеченова спросили, кого из опытных адвокатов он привлечет к своей защите, Сеченов ответил: «Зачем мне адвокаты? Я просто возьму с собой лягушку и проделаю перед судьями мои опыты». Почти год дело переходило из канцелярии в канцелярию. Лишь нежелание правительства еще более рекламировать книгу уголовным процессам, не дало делу ход и книга поступила в продажу.

Работа Сеченова произвела огромное впечатление на современников.

Как естествоиспытатель, он впервые проник в темную до того времени и, по разным причинам, всегда притягательную для любого человека область психических явлений. Он нашел смелость утверждать, что все акты сознательной и бессознательной жизни человека по способу происхождения всего лишь рефлексы. Из самого этого положения вытекало, что, поскольку рефлексы невозможны без начального толчка извне, то и психическая жизнь человека поддерживается и стимулируется воздействиями, которые органы чувств получают либо от внешних, либо от внутренних раздражителей.

К тому же, читатели видели в книге не просто физиологический трактат. Знакомые со знаменитым романом Чернышевского, они как бы уже ждали появления «новых» людей. Формирование волевой личности связывалось в их сознании с нравственной регуляцией поступков. По Сеченову (и это было близко читателям) в развитии такой регуляции главную роль должно было играть столкновение человека с жизнью, то есть воспитание, в самом широком смысле этого слова.

Держать руку над огнем и не отдернуть ее!

Всегда уметь продемонстрировать свою внутреннюю силу!

Ведь воспитание соответственно определяет работу самих мозговых механизмов, как тормозящих двигательную реакцию, так и усиливающих ее.

Продолжая работу, Сеченов взялся за углубленное изучение западной психологической литературы. Правда, достаточно скоро он с большим разочарованием обнаружил, что «…человеку, изучающему психологию, нечего заглядывать в немецких трансценденталистов, т. е. в Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля». Находясь в Германии, он писал Боковой: «…Так как я заказывал в здешнем книжном магазине все философские книги, то на днях мне прислали такую новейшую белиберду, что я, пробуя читать, положительно не понял ни слова. И этим, как оказывается, занимается в настоящее время еще тьма немцев. Признаюсь откровенно, на изучение немецкой метафизики у меня духа не станет». И дальше (в письме от 4 ноября 1867 года): «…Относительно психологии у меня в голове есть следующий план. Главные представители гербартовской школы живут в Лейпциге; там мне быть во всяком случае придется (ради свидания с Людвигом), и поэтому я возымел следующую мысль: обратиться к этим господам, что вот, мол, вы желаете, чтобы в разработке психологии приняли участие и физиологи, – я физиолог и с такими намерениями, так не угодно ли во время моего пребывания в Лейпциге устроить систематические дебаты об основных вопросах психологии? Если бы эта мысль осуществилась, было бы для меня крайне полезно».

Такая дискуссия действительно произошла.

Но не Германии, а в России.

Поводом к дискуссии явилась обширная работа профессора права Петербургского университета К. Д. Кавелина «Задачи психологии», напечатанная в журнале «Вестник Европы» в начале 1872 года. Имя Сеченова в статье Кавелина не называлось, но, поскольку в статье речь шла об учении о рефлексах, читатели прекрасно понимали, против кого направлен пафос автора, доказывавшего самобытность душевной жизни, способность вызывать мысли по чистому произволу. Автор утверждал, что одной из главных задач психологии является сбор опытных данных о психике, а самым объективным материалом ее изучения могут служить продукты творческой деятельности человека.

В статье «Кому и как разрабатывать психологию», напечатанной в том же журнале, Сеченов резко возразил Кавелину. Он пригласил его «…сделать над собой следующий опыт: сказать в течение одного часа хоть, например, 200 различных существительных (конечно, из опыта нужно исключить подобные случаи, как например заученные на память с детства целые ассоциации различных слов, вроде исключений из правил латинской грамматики, ряда чисел, спряжения разных глаголов и пр.). При этом я беру на себя смелость предсказать следующий результат, – писал Сеченов. – Если перед опытом г. Кавелин думал, например, о психологии вообще, то его первыми словами будут приблизительно: психология, душа, тело, идеализм, Кант, Гегель и пр., и очень возможно, что опыт ему удастся; но если бы при тех же условиях потребовать от него невзначай, чтобы он говорил известные ему существительные, относящиеся, например, к поваренному искусству, огородничеству и пр., то дело пошло бы уже значительно труднее, несмотря на то, что и в этих случаях действуют готовые ассоциации, выражающиеся, например, в том, что вслед за капустой уже очень легко сказать морковь, картофель и пр. Но положим, что результат и в этом случае был бы удачен. Тогда пусть г. Кавелин попробует сказать, например, по два слова из психологии, из кухонного искусства, огородничества и пр. Здесь результат будет уже наверно отрицательный, несмотря на то что перед каждым отделом существительных стоит родовое понятие, обнимающее собой в ассоциациях десятки видовых представлений».

«Человек есть определенная единица в ряду явлений, представляемых нашей планетой, – писал Сеченов, – и вся его, даже духовная жизнь, насколько она может быть предметом научных исследований, есть явление земное. Мысленно мы можем отделить свое тело и свою духовную жизнь от всего окружающего, подобно тому, как отделяем мысленно цвет, форму или величину от целого предмета, но соответствует ли этому отделению действительная отдельность? Очевидно, нет, потому что это значило бы оторвать человека от всех условий его земного существования».

Основным вопросом проблемы ощущений Сеченов считал вопрос о «согласовании движений с чувствованием». В 1878 году в работе «Элементы мысли» он впервые исследовал роль движений и двигательных ощущений в процессах восприятия и мышления, показав их значение в анализе и измерении пространства и времени. Именно эта работа дала основание И. П. Павлову заявить на одном из международных физиологических конгрессов: «Я убежден, что приближается важный этап человеческой мысли, когда физиологическое и психологическое, объективное и субъективное действительно сольются, когда фактически разрешится или отпадет простым естественным путем мучительное противоречие или противопоставление моего сознания моему телу».

Сеченову принадлежат важные открытия.

Он, например, первый открыл и описал роль мышц как органов чувств («темное мышечное чувство»), открыл и описал периодические ритмические биоэлектрические явления в центральной нервной системе, дал опытное обоснование учения о газах крови и обмене их при дыхании, а также пришел к выводам о закономерностях растворения газов в растворах различных солей, что явилось крупным вкладом в физическую химию растворов. Очень большое значение имеют работы Сеченова (а также его ученика Н. Е. Введенского) в области физиологии периферического нерва. Изучив причины гибели французских воздухоплавателей, поднимавшихся на воздушном шаре «Зенит», Сеченов впервые дал верные расчеты и указал физиологические пути к борьбе против нарушения функции дыхания тканей у человека при высотных полетах.

В 1870 году Сеченов вынужден был покинуть Медико-хирургическую академию. Одним из поводов для такого решения послужил официальный отказ Совета академии избрать на свободную кафедру зоологии замечательного русского ученого И. И. Мечникова. Химик Н. Н. Зинин пытался помочь Сеченову перейти в Академию наук, но двери Академии для либерально мыслящего ученого оказались закрытыми. Некоторое время он работал в лаборатории своего давнего друга Д. И. Менделеева. «Возможно, что я сделаюсь химиком, но, конечно, это мечты», – с горечью писал он в одном из писем. В конце концов, Сеченов получил место профессора физиологии в Новороссийском университете в Одессе.

Только в 1876 году он вернулся в Петербург.

Здесь Сеченов создал первую русскую физиологическую школу. Среди его учеников были такие выдающиеся ученые, как Н. Е. Введенский и Н. П. Кравков. Тем не менее, в 1888 году, после того, как Академия наук в третий раз отклонила его кандидатуру, Сеченов решил отойти от дел. Университетскую кафедру он оставил на Введенского, несмотря на то. что к этому времени между учителем и учеником наметились принципиальные научные разногласия. В это же время Сеченов, наконец, официально обвенчался с Боковой. «Все считали отставку „достаточно неожиданной“. – писала М. И. Яновская, – а причина была проста: Иван Михайлович начинал жизнь заново. В шестьдесят лет он впервые вкусил официальный брак. Семью, которую не надо прятать ни от чьих глаз, жену, которая с тех пор стала улыбаться, как никогда не улыбалась…»

Свою жену Сеченов боготворил.

«В труде она была не просто товарищем, – вспоминал он, – но и примером. В ее имении была лошадь по прозванию Комар, отличавшаяся тем, что в упряжи, без всякой понуки, словно из чувства принятой на себя обязанности держала постромки всегда туго натянутыми, а в случае нужды тянула изо всех сил, даже усталая, работая часто за других. Это был образ Марии Александровны во всех ее занятиях – в переводах, в делах по деревенскому хозяйству. Как Комар вел свои дела начистоту, так и Мария Александровна; переводы ее не требовали постороннего редакторства; она не выносила прорех ни в чем, ни в платье, ни в хозяйстве, ни в жизни; как только они появлялись, она старалась не давать им разрастись в дыру и тотчас же принималась чинить… Бывали случаи в ее жизни, где заделка прорех, происходивших обыкновенно не по ее вине, требовала с ее стороны долгих и мучительных усилий… Бессребреница по природе и как чистая преданная делу работница, она мало думала о внешних прикрасах жизни для себя. Но любила, насколько позволяли средства, доставлять их тем из близких, которых они радовали. За этим обликом деятельной, умной и образованной работницы стояла женщина, умеющая владеть собою, с горячим сердцем, способным на деятельное добро. Для своих близких она была постоянно заботливой нянькой – это была едва ли не главная черта в сердечной стороне ее природы. Однако на своих близких она смотрела открытыми глазами и не терпела больше всего лжи и фальши. Таким образом, в ее природе были все условия, чтобы давать близкому человеку, умеющему отличать золото от мишуры, счастье в молодости, в зрелом возрасте и в старости».

Год Сеченов провел в своем имении Теплый Стан, затем, по настоянию друзей, принял скромное место приват-доцента в Московском университете. Возможно, тогда это был самый знаменитый приват-доцент в мире. Немецкий физиолог Людвиг предложил Сеченову переехать в Германию и работать в его личной лаборатории, но Сеченов отказался.

Только в 1891 году его избрали профессором.

В 1901 году Сеченов издал известный курс «Очерк рабочих движений человека», положив начало изучению вопросов физиологии труда. Тогда же он подготовил второе издание работы «Элементы мысли» и опубликовал новую работу «К вопросу о влиянии чувственных раздражений на мышечную работу человека».

Оценивая вклад Сеченова в физиологию, Павлов писал:

«Да, я рад, что вместе с Иваном Михайловичем и полком моих дорогих сотрудников мы приобрели для могучей власти физиологического исследования вместо половинчатого весь нераздельно животный организм. И это – целиком наша русская неоспоримая заслуга в мировой науке, в общей человеческой мысли».

Невысокий, любивший черные сюртуки, внешне ничем особенным не выделявшийся, Сеченов неизменно привлекал к себе людей. «В Теплом Стане Иван Михайлович обыкновенно бывал в очень хорошем расположении духа, – писал о нем один из его учеников. – Он делал визиты соседям и играл в карты, всегда в безденежные игры. Он умел хорошо беседовать с малообразованными деревенскими женщинами, без всякого усилия удерживаясь в кругу их домашних, садовых и кухонных интересов. Однако, если образованные дамы пытались его занимать, по его рангу, серьезными и даже учеными разговорами, можно было заметить в его блестящих глазах искры смеха».

Только в 1904 году Императорская Академия наук «сочла за особое удовольствие» избрать великого ученого своим почетным членом.

Последний год своей жизни Сеченов полностью отдал лекциям.

Умер от воспаления легких 2 ноября 1905 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.