ПЕЧАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ О КВАГГЕ

ПЕЧАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ О КВАГГЕ

Современники писали: «То утро выдалось в Амстердаме туманным, и густая белая пелена плотно закрыла все вольеры и дорожки между ними. Старый служитель пришел, как всегда, на полчаса раньше. Нарезал веток, достал из погреба фрукты и мясо, мелко нарубил его и пошел кормить животных. За туманом не было видно даже решеток.

Старик торопился, до открытия зоопарка оставался час, ему не хотелось кормить зверей при посторонних. В вольерах с копытными было тихо. Старик отпер калитку и тут же споткнулся. На кирпичном полу лежала квагга. Последняя из всех, существовавших когда-либо в природе».

Это было 12 августа 1883 года. А за столетие до этого…

За столетие до печального события в Амстердамском зоопарке, потрясшего натуралистов, на необозримых просторах южноафриканских саванн паслись бесчисленные стада копытных. Загадочная Африка еще только-только приоткрывала перед любопытствующей Европой завесу над своими тайнами. Еще существовали в природе голубая антилопа, бурчеллова зебра и странствующий голубь. Но уже не было на Земле стеллеровой коровы, дронта и тура.

Большинство европейцев знакомились с африканской природой по книгам, в которых так и не был дан ответ на вопрос, что такое камелопардус, удивительный метис верблюда и леопарда, или единорог, у которого, правда, иногда встречается два или даже три рога, или водяная лошадь… Эра жирафы, носорога и гиппопотама придет позже, в конце XVIII — начале XIX века, когда в дебри Южной Африки проникнут первые смельчаки путешественники и привезут домой удивительные, невероятные рассказы о миллионных стадах антилоп, громадных слонах, львах и гориллах. И о кваггах.

В 1777 году, заручившись поддержкой Парижского зоологического общества, в Южную Африку отправился Франсуа Левайян, смелый и образованный молодой человек. Три года колесил он по Капской провинции, пересекал реки, терялся в саваннах и джунглях. Левайяна манили сюда рассказы двух сподвижников знаменитого капитана Джеймса Кука — англичанина Уильяма Андерсона и шведа Андреев Спармана, потрясенных природой этих мест.

Левайян написал пять томов захватывающих рассказов о своих приключениях. Кто знает, может быть, именно они вдохновили Майн Рида на южноафриканскую трилогию?

Так или иначе, Левайян был первым, кто привез в Европу реалистичные рисунки львов, гепардов, гиен. Он первым описал схватку птицы-секретарь с ядовитой змеей, поведал о виверрах и земляном волке. Первым доставил европейским ученым шкуру и кости жирафы, таинственного камелопардуса. Их выставили в естественно-научном музее в Париже, их изучал сам Жан Батист Ламарк.

Левайян рассказал и о квагге. Тогда еще громадные стада этих замечательных животных жили в междуречье Оранжевой и Вааля.

«Есть три вида диких ослов в Южной Африке — зебра, квагга и собственно дикий осел без полос. На Капе квагга известна под названием дикая лошадь…» Простим Левайяну неточности в определении родственных связей между южноафриканскими непарнокопытными. В его времена стройной научной системы их классификации еще не было создано. «Несомненно, зебра и квагга — два разных вида, и они никогда не пасутся вместе, а смешиваются в стадах с антилопами». Далее Левайян совершенно справедливо отмечает: «Считали, что квагга — результат смешения зебры с дикой лошадью. Но это говорили люди, которые не были в Африке. Здесь нет собственно диких лошадей». Путешественник был прав, утверждая, что квагга — самостоятельный вид. Да и кто до него в Европе мог свободно рассуждать о квагге, ни разу не наблюдая ее в природе? «Квагга намного мельче зебры. Это красивое грациозное животное», — писал Левайян.

Буры, потомки голландских переселенцев, пришедшие в эти края задолго до поездки Левайяна, все, как один, думали иначе. Именно им мир «обязан» безвозвратной потерей квагги и других видов животных. Вся беда квагги состояла в том, что ее кожа годилась для изготовления бурдюков, в которых хранили зерно хозяйственные буры. От ее мяса они тоже не отказывались. Квагг отстреливали тысячами. Иногда животных гнали к пропасти. Сотни полосатых лошадей разбивались о камни.

В 1810—1815 годах по следам Левайяна прошел известный английский натуралист Бурчелл. Он снова привез в Европу сведения о южноафриканских животных. Среди них и о квагге. Но сведения эти были уже тревожными. «Утром наши охотники убили кваггу и съели ее». Такие записи часто встречаются на страницах книги.

А вот так описывает Бурчелл охоту на кваггу местных жителей Намакваленда. Африканцы брали у природы ровно столько, сколько им было нужно для пропитания племени — ни больше ни меньше. И это нисколько не влияло на поголовье животных. «Было вырыто множество ям, — пишет Бурчелл, — пространство между ними защищено линией толстых бревен, поставленных весьма часто, чтобы ни антилопы, ни дикие лошади не могли разрушить этой преграды. Линия тянулась на милю или две. В некоторых местах столбов не было, и тут находились глубокие ямы, мастерски прикрытые ветвями и травой. Когда животное попадало в такую яму, — заключает наблюдатель, — оно не могло пошевелить ни головой, ни ногами: ямы сужались книзу».

Местные жители называли квагг «игваха», «идабе», «гоаха» и не путали их с зебрами. Не следует думать, что среди европейцев, пришедших в Южную Африку в XVII веке, не было людей благоразумных и дальновидных: в 1656 году под охраной оказалась капская горная зебра, ее численность внушала опасения тогдашнему губернатору Калекой провинции Ван Рибеку. И это за сто с лишним лет до того, как по шкуре и костям, привезенным путешественниками, ее описал Карл Линнеи! Но кваггу, увы, никто не охранял… Вот запись, дошедшая до нас с 40-х годов прошлого века: «Скоро мы увидели стада квагг и полосатых гну, и бег их можно было сравнить разве что с мощной кавалерийской атакой или ураганом. Я приблизительно оценил их число в 15 тысяч. Над этим огромным стадом, напуганным нашей стрельбой, вились клубы пыли». Это строки из книги Уильяма Гарриса «Охота в Южной Африке». Добавим от себя. Сегодня пыль лежит на 19 шкурах и одном-единственном полном скелете квагги, уцелевших в крупнейших естественно-научных музеях мира.

А между тем Альфред Брем писал о ней в своей знаменитой книге «Жизнь животных», не догадываясь, что дни квагги сочтены. Сведения о внешнем виде квагги, сохранившиеся в труде Брема, дают самое полное представление об облике этого животного: «Тело ее сложено очень хорошо, голова красивая, средней величины, ноги сильные. По всей шее проходит короткая прямая грива, метелка на хвосте длиннее, чем у прочих тигровых лошадей. Основной цвет шкуры коричневый. Через голову, шею и плечи проходят серовато-белые полосы с красным отливом. Между глазами и ртом полосы образуют треугольник. Взрослые самцы бывают до двух метров длины, вышина в загривке доходит до 1,3 метра…»

Да, квагга была красива.

Через несколько десятков лет после открытия она стала достоянием зоологических и палеонтологических музеев, и в этом плане ей «повезло» больше, чем, скажем, стеллеровой корове: для истребления этого морского млекопитающего хватило и двух десятков лет. Правда, за несколько лет до полного исчезновения в Капской провинции и незадолго до ее окончательного истребления в Оранжевой республике в 1878 году квагг вывозили в Европу — в зоопарки. Несколько лет единичные особи протянули в неволе до 1883 года.

Бурчеллова зебра пережила свою родственницу ненадолго — последняя погибла в Гамбургском зоопарке в 1911 году, за год до того ее не стало в природе.

Как часто бывает в подобных случаях, люди начали прикидывать, какую пользу могло принести им то или иное животное, останься оно в живых. Было так и с кваггами. Вспомнили, что еще Кювье в 1821 году предлагал одомашнить зебр и, в частности, квагг. Тогда ни он, ни любой другой исследователь не могли знать всех преимуществ одомашнивания диких полосатых лошадей. Одомашнить их следовало не для того, чтобы по улицам резво разъезжали повозки, запряженные зебрами, как это было в Кейптауне в конце XVIII века. И совсем даже не затем, чтобы между Трансваалем и Солсбери существовала почтовая служба на зебрах. Это были единичные попытки использовать этих животных и не нашедшие последователей.

Причина была в другом. Квагга была невосприимчива к болезням, которые тысячами косили скот, ввозимый переселенцами из Европы. Переносчик этих заболеваний — муха цеце — стал синонимом зла для целых африканских областей, хуже колорадского жука, проникшего на картофельные поля Европы из Нового Света.

А теперь порассуждаем немного. Правда, это не пустые мечты, для их осуществления появляются кое-какие факты. В 1917 году некий майор Мэннинг, вернувшись из пустынных районов Каоковельда в Намибии, рассказывал, что видел целое стадо квагг. Ему, естественно, не поверили. Прошло несколько лет, и из Каоковельда вновь появились сообщения о кваггах. Обман зрения? Еще позднее один французский журналист, возвратившийся из Намибии, утверждал, что местные жители племени топнар уверяли его, будто квагга выжила в их краях.

Были ли такие случаи в истории естествознания, когда исчезнувшие, казалось бы, навсегда животные «возрождались»? Были. Видели сумчатого волка, поймали бермудского буревестника, попала в сети кистеперая целакантовая рыба латимерия, нашли загадочную нелетающую птицу такахе в Новой Зеландии, наконец. Огромные пространства Южной и Юго-Западной Африки еще неисследованы. В знойные полупустыни не заходят даже местные племена. Может быть, квагга жива?