КАЗНЬ ЧЕТЫ РОЗЕНБЕРГ
КАЗНЬ ЧЕТЫ РОЗЕНБЕРГ
...Мы никогда не допустим, чтобы нас использовали для обвинения невинных людей. Мы не станем сознаваться в преступлениях, которых никогда не совершали, и способствовать раздуванию истерии и ширящейся охоте на ведьм...
Юлиус Розенберг
Одна из самых загадочных и гнусных казней нашего века была совершена в 1953 году в США над супругами Юлиусом и Этель Розенберг.
В конце сентября 1947 года все крупнейшие информационные агентства мира сообщили о событии исключительной важности: в Советском Союзе успешно произведено испытание атомного устройства. Быстрота и кажущаяся легкость, с которыми русские добились впечатляющего результата, вызвали в Вашингтоне состояние, близкое к замешательству. Рушилась стратегия атомного шантажа. Теперь уже нельзя было диктовать миру свои условия с позиции монопольного обладателя самым смертоносным оружием, которое знало человечество.
Супруги Розенберг ожидают суда и казни
В ведомстве Эдгара Гувера (ФБР) стали искать утечку информации, и вскоре сыщики вышли на Юлиуса Розенберга, инженера-физика. В досье ФБР это имя появилось еще в 1930-х годах, когда были отмечены его связи с радикальными студенческими организациями. Позднее Розенберга обвинили в принадлежности к коммунистической партии и уволили с государственной службы. И сколько потом Юлиус Розенберг ни обращался в суд с иском о восстановлении на службе, все бесполезно.
Известна службе безопасности была и супруга инженера-физика Этель. Скромную домашнюю хозяйку, правда, нельзя было заподозрить в принадлежности к какой-либо из «подрывных организаций», однако Федеральному бюро расследований было наверняка известно, что еще в 1930-х годах она подписалась под петицией общественности о включении коммунистической партии в избирательные списки. Этого оказалось достаточным для пополнения негласного архива ФБР еще одним досье.
В ходе расследования ФБР заинтересовалось шурином Юлиуса Розенберга Дэвидом Грингласом. Во время войны он служил в Лос-Аламосе, исследовательском центре по Манхэттенскому проекту. Некогда Гринглас был уличен в краже, поэтому интерес к своей личности со стороны ФБР воспринял со смятением и страхом. Агенты добились от него признания, что он, Дэвид Гринглас, в сентябре 1945 года передал Юлиусу Розенбергу «атомные секреты» Соединенных Штатов.
Нашелся и еще один соучастник – инженер-химик Гарри Голд. ФБР располагало данными о том, что в числе его знакомых были коммунисты. Уже одно это в период холодной войны и связанной с ней антикоммунистической истерии способно было политически дискредитировать гражданина настолько, что он мог оказаться в положении изгоя в собственной стране. И Гарри Голд «признался», что выполнял по заданию Юлиуса Розенберга функции связного.
К ответственности привлекли и инженера-электрика Мэртона Собелла. В студенческие годы он был коммунистом.
6 марта 1951 года в зале Окружного федерального суда в Нью-Йорке появился судья Ирвинг Кауфмен. За столом обвинения сидели атторней Ирвинг Сэйпол и его помощник Рой Кон, напротив – защитники Эммануэль Блок и Эдвард Кунтц. На скамье подсудимых – Юлиус и Этель Розенберг, а также Мэртон Собелл. Они обвинялись в шпионаже в пользу иностранного государства. Дело «соучастников», Дэвида Грингласа и Гарри Голда, было выделено в отдельное производство, так что на данном процессе они выступали в качестве свидетелей обвинения.
Во вступительном заявлении атторнея Сэйпола отмечалось, что обвинение располагает показаниями более чем сотни свидетелей преступной деятельности подсудимых. В их числе: Роберт Оппенгеймер, руководитель Манхэттенского проекта генерал Лесли Гровс, выдающийся физик Гарольд Юри и другие. По словам Сэйпола, в активе обвинения имелись и «сотни» вещественных доказательств.
Для дачи показаний вызвали свидетеля Дэвида Грингласа. По его словам, в январе 1945 года Юлиус Розенберг потребовал, чтобы к июню того же года все материалы по атомной бомбе были подготовлены. За ними пришел связной, который представился: «Я от Юлиуса». Гринглас передал связному несколько принципиальных схем взрывного атомного устройства и пояснительную записку к ним – двенадцать страниц машинописного текста. Далее, непосредственно в зале судебного заседания Гринглас опознал другого свидетеля – Голда как связного Розенберга.
Свидетель Гарри Голд охотно подтвердил показания Грингласа.
Длительную дискуссию на процессе вызвал вопрос о характере схем взрывного атомного устройства, которые Гринглас якобы вручил Голду для передачи Розенбергу.
В деле фигурировали восстановленные Грингласом «по памяти» копии этих материалов. Для их надлежащей оценки необходимо иметь в виду следующее. Дэвид Гринглас не обладал профессиональными познаниями в области атомной физики и технологии и не был дипломированным специалистом. Он был механиком одной из подсобных служб атомного центра в Лос-Аламосе. Доступа к информации, связанной непосредственно с так называемыми атомными секретами, не имел. Когда же схемы Грингласа оказались в суде, то выяснилось, что их содержание даже при очень большой натяжке никак нельзя отнести к категории информации, составляющей государственную тайну. Это было небрежное графическое изображение общеизвестных сведений.
И не случайно обвинитель Ирвинг Сэйпол отказался от своего намерения вызвать в качестве свидетелей обвинения в зал судебного заседания крупнейших физиков-атомщиков. Из обещанных им «более сотни» свидетелей на суде выступили только 23. Обвинителя можно понять: свидетельские показания профессиональных физиков немедленно вскрыли бы некомпетентность Грингласа и нелепость попыток представить его схемы в качестве «секретных материалов».
Уже после процесса в прессе публиковались высказывания видных американских ученых о схемах Грингласа.
Филипп Моррисон, один из ведущих ученых, занятых в производстве атомной бомбы, констатировал: «Грубая карикатура... полная ошибок и лишенная необходимых для ее понимания и воспроизводства деталей».
Виктор Нанскопф, другой участник разработки Манхэттенского проекта, заключил: «Ничего не стоящий детский рисунок».
Важное значение обвинение придавало показаниям свидетельницы Руфи Гринглас, жены Дэвида Грингласа. Она дополнила показания своего мужа различными живописными деталями и, кроме того, оказалась единственной среди свидетелей, кто говорил о причастности к шпионажу Этель Розенберг.
Присяжные заседатели удалились в совещательную комнату для вынесения вердикта.
На следующий день утром старшина огласил вердикт: все подсудимые признавались виновными.
Неделю размышлял судья над мерой наказания. Наконец на очередном судебном заседании 5 апреля 1951 года он объявил свое решение: осужденные Юлиус и Этель Розенберг приговаривались к смертной казни на электрическом стуле.
В обоснование столь жестокого приговора судья Ирвинг Кауфмен обратился к осужденным с прочувствованной речью: «Я считаю, что преступление, которое вы совершили, несравненно опаснее убийства. Благодаря ему русским стал известен секрет атомной бомбы задолго до того, как они смогли бы открыть его своими собственными усилиями. Это уже сказалось на ходе коммунистической агрессии в Корее. А в будущем, возможно, миллионы невинных людей оплатят цену вашего предательства...»
Адвокаты осужденных стремились использовать предусмотренную федеральным законодательством юридическую процедуру для отмены приговора. 26 апелляционных жалоб и различного рода дополнений к ним направили защитники в вышестоящие судебные инстанции, но единственное, что они смогли добиться, это отсрочки приведения приговора в исполнение.
А в это время в одиночных камерах федеральной тюрьмы Синг-Синг ожидали казни Юлиус и Этель Розенберг. Однажды осужденной на смерть супружеской чете разрешили свидание. Перед стальной решеткой камеры, где содержалась Этель, дополнительно установили экран из металлической сетки с мелкими ячейками. С того момента и до самого последнего своего дня они видели друг друга не иначе как через этот двойной барьер.
Затем началась самая трогательная часть истории: переписка супругов Розенберг, которую вся Америка читала со слезами на глазах.
«Моя дорогая Этель, слезы навертываются мне на глаза, когда я пытаюсь излить свои чувства на бумаге. Я могу лишь сказать, что жизнь имела смысл, потому что подле меня была ты. Я твердо верю, что мы сами стали лучше, выстояв перед лицом изнурительного процесса и жестокого приговора... Вся грязь, нагромождение лжи и клеветы этой гротескной политической инсценировки не только не сломили нас, но, напротив, вселили в нас решимость твердо держаться, пока мы не будем полностью оправданы... Я знаю, что постепенно все больше и больше людей встанут на нашу защиту и помогут вырвать нас из этого ада. Нежно тебя обнимаю и люблю...»
«Дорогой Юли! После нашего свидания ты, конечно, испытываешь такие же муки, как и я. И все же какое чудесное вознаграждение просто быть вместе! Знаешь ли ты, как безумно я влюблена в тебя? И какие мысли владели мной, когда я вглядывалась сквозь двойной барьер экрана и решетки в твое сияющее лицо? Мой милый, все, что мне оставалось, – лишь послать тебе воздушный поцелуй...»
Родителям осужденным на смерть тюремные власти разрешили свидание с детьми.
«Мой дорогой и единственный! Так хочется выплакаться в твоих объятиях. Меня все время преследует лицо моего сбитого с толку грустного ребенка с загнанным выражением глаз. Изо всех сил бодрящийся и не умолкающий ни на минутку Майкл не умеряет моего беспокойства...
Как хорош ты был в субботу и как хороши были твои сыновья. Мне хотелось написать тебе хоть несколько строк, чтобы у тебя было какое-то ощутимое свидетельство того глубокого чувства любви и тоски, которое поднимается во мне при виде нашей прекрасной семьи... »
«Нелегко продолжать борьбу, когда на весах – жизнь любимой жены и твоя собственная. Но для нас нет другого пути, потому что мы невиновны... Мы осознаем свой долг перед соотечественниками и никогда их не подведем...»
25 февраля 1952 года Федеральный апелляционный суд, сославшись на отсутствие необходимых процессуальных оснований, отказал в пересмотре дела по существу и оставил приговор суда первой инстанции без изменений. Судьи Уильям Дуглас и Гуго Блэк считали аргументы защиты заслуживающими внимания и настаивали на удовлетворении апелляционной жалобы. Но они были в меньшинстве.
С ходатайствами о помиловании Розенбергов к президенту США Гарри Трумэну обратился Альберт Эйнштейн. К нему присоединились многие выдающиеся физики – участники Манхэттенского проекта.
Но у президента были свои соображения. Сославшись на то, что срок его полномочий истекает, Гарри Трумэн самоустранился от рассмотрения ходатайства по существу.
Историческая память сохранила для потомков слова, которые Эйзенхауэр произнес 11 февраля 1953 года, отказывая осужденным в помиловании:
«Преступление, в котором Розенберги были признаны виновными, намного страшнее убийства другого гражданина... Это злостное предательство целой нации, которое вполне могло повлечь смерть многих и многих невинных граждан».
Защитники бросились в Белый дом, стремясь использовать последнюю и единственную возможность – передать ходатайство осужденных о помиловании президенту страны. Обычной в подобных случаях длительной чиновничьей волокиты на этот раз не было. Один только час понадобился канцелярии Белого дома для того, чтобы доложить дело президенту, документально оформить решение и довести до сведения заявителей: Дуайт Эйзенхауэр повторно и окончательно отклонил ходатайство осужденных о помиловании.
Известие об этом супруги встретили без слез и стенаний. Последние заботы были о детях. Этель Розенберг писала сыновьям:
«Еще этим утром казалось, что мы снова сможем быть вместе. Теперь, когда это стало неосуществимо, мне хотелось бы, чтобы вы узнали все, что узнала я... Сначала, конечно, вы будете горько скорбеть о нас, но вы будете скорбеть не в одиночестве... Всегда помните, что мы были невинны и не могли пойти против своей совести».
Юлиус Розенберг писал адвокату Эммануэлю Блоку:
«...Наши дети – наше счастье, наша гордость и самое большое достояние. Люби их всем сердцем и защити их, чтобы они выросли нормальными здоровыми людьми... Я не люблю прощаться, верю, что добрые дела переживут людей, но одно я хочу сказать: я никогда так не любил жизнь... Во имя мира, хлеба и роз мы достойно встретим палача... »
Последние мгновения жизни тюремные власти разрешили приговоренным к смерти супругам провести вместе.
Трудно сказать, чего в этом было больше – гуманности или изощренного изуверства: в комнате для свиданий поставили телефон прямой связи с Министерством юстиции. Стоило лишь снять телефонную трубку и «заговорить», как жизнь почти наверняка была бы спасена... От Юлиуса требовали выдать всю «шпионскую сеть», возможно, потребовалось бы оговорить десятки невинных людей...
«Человеческое достоинство не продается», – произнес Юлиус Розенберг и повернулся к аппарату спиной.
В 20 часов 6 минут мощный электрический разряд унес его жизнь. Спустя еще 6 минут перестало биться сердце Этель. К телефонной трубке они так и не притронулись.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.