Мадагаскар

Мадагаскар

Земля блестит и переливается, как сокровища османского паши. Жарко. Солнце играет на поверхностях кристаллов, отражения разбиваются на тысячи маленьких лучиков. Это — полудрагоценные развалины. Какой-то по-гоблински чокнутый пейзаж, сложенный из богатств и пышных нарядов. Кварц всем своим геометрическим и призматическим блеском освещает день цветами горного хрусталя. Это напоминает след древней радуги. Ветер сделал валуны похожими на изгибы тел огромных вымерших ящериц, вьющихся и переплетающихся друг с другом. Окаменевшая оргия. Забраться на эти валуны очень трудно. Мы спотыкаемся и карабкаемся по рассыпающимся под костяшками пальцев валунам, а на наших подошвах блестят алмазы.

После каменного хребта пейзаж на мили вперед представляет собой неуступчивое, похожее на лицо сердитого древнего человека плато, сливающееся с пиками и ущельями. Оно негостеприимно и одновременно восхитительно. Щурясь, я выхожу под яркий и чистый солнечный свет, утренний зной становится все более жарким, а мои мысли, естественно, обращаются к Хейвордс-Хит.

Невидимая кружевная сеть связей, накрывшая мир, редко бывает очевидной, никогда — простой, но всегда — удивительной. Многие наспех набросанные идеи начала тысячелетия просуществовали не дольше, чем горит петарда. Но одна из них — сдержанно амбициозная — оказалась пророческой и стала символом наших опасений за судьбу этого мира.

В 2000 году ботанический сад «Кью-Гарденз» получил грант на сбор семян 10 % всех существующих в мире растений. Если денежные поступления будут продолжаться, то цифру можно было бы увеличить до 30 %. Проблема в том, что процент собранных образцов постоянно снижался, ведь те, кто занимался поисками, находили все новые и новые виды — их было больше, чем собранных семян уже известных растений. Было ужасно, что большая часть утерянного нами исчезала безымянной. Поэтому было решено построить в городе Хейвордс-Хит репозиторий.

Он чем-то похож на логово злодея из фильма про Джеймса Бонда — но с сувенирным магазином. Здания из стекла и бетона, защищающие растения от людей и божественной стихии. Внутри в тихих лабораториях старательные ученые и пенсионеры-добровольцы перебирают семена, проверяя их на фертильность, прежде чем положить в холодное, сухое место — в обычные стеклянные банки. «Вы хотите сказать, что отправляетесь в джунгли, собираете редкие семена, привозите сюда, пенсионеры их моют и чистят и кладут в кладовку?» — интересуюсь я. «Нет, — отвечает Пэйд Смит, директор репозитория Millennium Seed Bank. — Мы не можем собирать их в джунглях, потому что семена влажные, а если они высыхают, то умирают». «Но вы можете сохранять их влажными в мокрой бумаге,» — говорю я. «Нет, — отвечает он сдержанно. — Они могут прорасти». Ах, да, конечно. А почему мы едем на Мадагаскар? «Я думаю, это вам должны объяснить сборщики семян», — говорит он с легкой улыбкой.

Человек, хорошо знающий Мадагаскар, рассказал, что остров поражает людей, которые прежде не бывали в Африке, а тем, кто Африку знает хорошо, он просто крышу сносит. «Он даже отдаленно не напоминает то, что вы можете себе представить. Забудьте обо всем, что ожидаете увидеть.

Мадагаскар единственный — единственный и неповторимый, и будет оставаться таким всегда».

Мадагаскар — четвертый по величине остров в мире, по площади превышает Францию или Калифорнию. Он находится у восточного побережья Африки с другой стороны Мозамбикского пролива. Но это еще и самый древний остров на земле. Его гранитно-мраморный хребет уже состарился, когда Гималаи были небольшими кочками. Пятьсот пятьдесят миллионов лет назад Мадагаскар был центром суперконтинента Гондвана. На карте можно увидеть, где именно современная Бразилия прилегала к Бенину, Индия соприкасалась с Восточной Африкой, а Австралия примыкала к Антарктиде, создавая огромную территорию, распавшуюся в результате тектонического разлома. Этот распад оставил Мадагаскар нетронутым и изолированным в Индийском океане, позволив ему идти своим путем. Слово «уникальный» — слово оценивающее и всеобъемлющее, но в географическом соревновании единственных в своем роде явлений Мадагаскар стоит отдельно, как созданный природой храм уникальности. Этот остров — собрание уникальных явлений. Около 90 % всего живого на острове можно найти только там. На Мадагаскаре не менее 4200 видов деревьев. Для сравнения: в Британии — от 30 до 40 (причем среди них нет ни одного эндемика[135]). Еще здесь почти 12 тысяч видов растений — причем не просто растений, а целых семейств. На острове существует 8 эндемических семейств растений, 80 разных видов хамелеонов (почти половина их видов в мире), а также большинство известных нам видов орхидей. Это единственное место, где можно встретить лемуров, травоядных, прячущихся в кронах деревьев предков обезьян, практически исчезнувших в мире (на их место пришли агрессивные обезьяны, вид которых знаком нам по игрушкам с полок супермаркетов).

Мадагаскар, официально считающийся уникальным и самодостаточным заповедником природного разнообразия, одновременно является и местом невосполнимых потерь. Здесь совсем немного животных местного происхождения. Ни одного млекопитающего с континента — ни одного слона, льва, жирафа, плотоядного животного, собаки, крысы. Ни одного жвачного или копытного. Нет антилоп, овец или оленей. Ничего ядовитого, и, в отличие от Африки, никаких животных с рогами. Здешний мягкий дерн не нуждался в защите и превратился в удивительный растительный мир, не сравнимый ни с чем на земле. Это был пятизвездочный рай для растений, поросший кустарником и лесом элизиум расширяющихся геотропических возможностей.

На Мадагаскаре есть 10 ареалов — от тропического леса до засушливой пустыни, хвойный лес на пути влажных масс, редкие дожди, сменяющиеся солнечными лучами. Десятки миллионов лет зеленый был единственным цветом, который можно было увидеть на Мадагаскаре — пока ветра, течение и любопытство не занесли сюда нетипичные виды. Впервые человек появился здесь около двух тысяч лет назад, но только через 500 лет начал по-настоящему осваивать эту территорию. Так что самый древний остров земли был открыт позже других. Но человек быстро «восполнил» потери упущенного времени. Почти сразу были уничтожены лемуры. Раньше они были размером с гориллу, скорее всего, мирные и до глупости доверчивые. Здесь обитали слоновые птицы — мифические птицы Рух, известные по сказкам, — самые большие птицы из тех, что когда-либо бродили по земле. Марко Поло утверждает, что видел одну из таких птиц — Aepyornis родом с Мадагаскара, исчезнувшую несколькими столетиями ранее. Ростом 3 метра, она откладывала огромные яйца, которые впервые показали замечательные физические свойства скорлупы: достаточно толстой, чтобы удерживать клейкое содержимое, но достаточно тонкой, чтобы дать птенцу возможность пробить себе путь наружу.

Как это ни странно, первые люди сюда прибыли не из Африки. В те времена, когда африканцы колонизировали все подряд, они пропустили Мадагаскар. Первыми, ступившими на эту землю, были представители Юго-Восточной Азии и Индонезии. Это было так, как если бы остров Уайт в Ла-Манше открыли греки. Позже на этой земле появились представители народности банту из Южной Африки, создав почти гомогенную, иногда беспокойную смесь из представителей двух континентов. До сих пор здесь есть люди и с прямыми, и с кудрявыми волосами.

Команда по поиску семян рассредоточилась по скале. Эти люди напоминают древних охотников, действующих на расстоянии крика друг от друга. Работают две группы — одна собирает семена, другая уточняет атлас флоры Мадагаскара, сравнивая данные со спутников с тем, что встречается на земле. Это книга «Страшного суда» — книга об исчезновении растений. Такой вид экогеографии сейчас самый лучший, самый эффективный способ пропаганды для защитников природы. Большая часть экологической информации представляет собой ком из статистических данных, размазанных в виде диаграмм по всему земному шару. Но это — реальное исследование, практичное и бесспорное.

Тут мало что растет. Попался маленький симпатичный желтый цветок с широким узловатым стеблем, напоминающим ногу слона, за что его и назвали pachypodium[136]. Невысокая трава, сильно пахнущая скипидаром, — отдаленный родственник розмарина. Алоэ — один из сотен местных видов этого растения. Вообще отличить один вид алоэ от другого очень трудно, если вы не специалист, но, к счастью, один из собирателей им и оказался. Он автор путеводителя по алоэ Мадагаскара, который мне очень хотелось назвать «Про Алоэ, Алоэ и Алоэ». Сбор семян лишь кажется легким занятием.

На деле это сизифов труд. Во-первых, семена должны быть созревшими, а определить это может только эксперт. К счастью, среди нас есть и такой. Во-вторых, заниматься этим нужно в правильное время. А собрать необходимо 3 тысячи зерен.

Люди из Кью-Гарденз хорошо знают, кто способен заниматься всем этим. Бесстрашные бородатые мужчины и добросердечные, немного сумасшедшие женщины, которые погружаются в девственно-нетронутую флору южных регионов земного шара, чтобы наполнить хранилища садовых центров в графстве Суррей. Этот глобальный проект может осуществляться только в сотрудничестве с местными ботаническими садами. Поэтому они делятся семенами — по полторы тысячи каждому. Право использовать их в коммерческих, медицинских или даже ювелирных целях сохраняется исключительно за страной происхождения. В этом нет и намека на грабеж. Речь идет о спасении планеты, а не об очередном способе ее эксплуатации. Три тысячи семян — не проблема, если речь идет об орхидее, у которой в каждой коробочек по нескольку сотен семян. Но можно заработать грыжу, собирая кокосовые орехи. На деле самое большое семя в мире — это семя coco de mer, ореха, который моряки привезли с собой ради шутки, — уж больно он напоминал часть гениталии. Сейчас этот вид на грани исчезновения. Под низким деревом у реки мы встречаем группу свирепых мужчин, вооруженных копьями. Они разводят огонь и протягивают к пламени на лезвии своего оружия коровьи кишки и желудки. Мужчины объясняют, что ведут разведку для еще большей группы, преследующей бандитов, укравших у них скот. Они будут искать их на высокогорных тропинках и на открытой местности, а потом найдут и убьют. Они шумят и жестикулируют, осуждая бандитов. Мы желаем им удачи и отправляемся дальше. Бандитизм типичен для Мадагаскара. Воровство скота для некоторых кочевников — единственный способ выжить. Это единственное богатство.

Животных едят, они — символ статуса. Они появились здесь сразу после человека, который разрушил счастливую зеленую задумчивость Мадагаскара.

Тем вечером мы остановились в деревне. Так безопаснее, потому что бандиты, хоть и охотятся обычно за крупным рогатым скотом, могут воспользоваться случаем и ограбить vazaha — белого человека, который, к примеру, покупает мешки кристаллов для оздоровительного центра в Европе.

В целом на Мадагаскаре довольно безопасно, местные жители достаточно дружелюбны, за исключением случаев — и это так похоже на Африку, — когда они недружелюбны. На следующий день мы отправляемся на центральное плато острова. Дорога — одна из главных артерий. В течение 800 километров путешествия нам встречаются только пересекающие горы русла пересохших рек, петляющие и завихряющиеся, как будто ищущие свой конечный пункт. Водители и наездники стараются найти более удобный путь, поэтому на дороге можно встретить развилку или новую тропку, однако все эти три-четыре «рукава» уже через сотню метров могут вновь сойтись в один.

Мы путешествуем на двух лендроверах, набитых людьми и оборудованием. Поездка занимает 15 часов и ни разу не удается перейти на передачу выше второй. Навстречу попался только один грузовик да четыре безумных итальянца на мотоциклах. В деревнях — трехэтажные дома из кирпича с тростниковыми крышами, опоясанные акведуками и маленькими каналами. Люди одеты в нейлоновые балахоны, купленные, по всей видимости, у заезжих торговцев. Раньше они носили платки из шерсти и шелка дикого шелкопряда. Но китайский нейлон, видимо, дешевле. Некоторые мужчины натягивают на себя шляпки, которые обычно надевают на свадьбы тещи. Не имея представления о предназначении этих шляпок, местные мужчины считают их достаточно крутыми.

Рис — главный источник углеводов. Малагасийцы, жители острова, должны есть его три раза в день. На завтрак — отвратительную жидкую кашу с маленькими кусочками мяса или рыбы. На обед и ужин рис сварен лучше, и едят его с более крупными кусками рыбы и мяса, добавляя столь острый соус, которым наверняка можно стирать лак с ногтей. Их умение употреблять рис в пищу необыкновенно. Они пьют даже воду, в которой его варят. Малагасийская кухня — худшая из всех тех, с которыми мне приходилось сталкиваться в Африке. Не лучше было и наше путешествие на автомобиле. Беспрерывное прослушивание малагасийской поп-музыки качество поездки явно не улучшило. Но нашему водителю нужно было чем-то взбодриться.

Мы кое-как протряслись через крышу острова. Пейзаж потрясал. Волнистая, покрытая травой степь с вкраплениями зарослей эвкалипта и пихты, которые заменили на склонах холмов деревья местного происхождения.

Где-то вдали виднелся столб дыма и яркие вспышки горящих кустарников.

Всю дорогу мы видели этот предупреждающий столб дыма — розовато-лиловый сигнал, обозначающий опустошение и разрушение. А потом выехали на местность сероугольного цвета, с выжженными алоэ, почерневшими так, как будто огонь торопился изо всех сил закончить свою работу. Теплый воздух, исходивший от машины, смешивался с острым запахом зловонного дыма. На пожарищах не видно людей — не исключено, что они вообще никогда не были в этих местах. Язычки пламени напоминали бегающих мелких зверюшек — единственных обитателей этой местности. Неожиданно мы оказались посреди пожара. Огонь стал злым и сильным, жадно ищущим деревья, чтобы накормить себя, стремящимся вперед, заглатывающим растения, изрыгающим дым и копоть. Огненная стая нападала на листья и ветки: они извивались, скручивались и увядали.

Весь этот огромный, шириной с Англию пейзаж был создан огнем. На Мадагаскаре нет естественных пастбищ. Слой почвы очень тонок. Землю постоянно поджигают пастухи, чтобы выращивать рогатых и горбатых зебу — животных, настолько соответствующих этим местам, что местные природоведы не могут поверить, что они родом не с Мадагаскара. Именно из-за зебу была безвозвратно потеряна столь значительная часть изначального мадагаскарского пейзажа. Но малагасийцам пожары, похоже, очень нравятся. Они не всегда устраивают их ради дела — часто им просто нравится видеть, как горит огонь. В каждом из них сидит пироманьяк. С наступлением темноты мы останавливаемся в залитом светом кафе для водителей грузовиков (среди которых огромное количество китайцев). Под старой кожей Мадагаскара скрыты огромные залежи металла и минералов. Из-за отсутствия инфраструктуры и дорог разрабатывать месторождения экономически невыгодно. Так продолжалось до тех пор, пока китайцы не стали поедать землю, как голодные зебу. Ирония нынешней ситуации в том, что именно горнодобывающие концессии защищают леса, не давая возможности малагасийцам сжигать их.

Мы добрались до сухого леса в Киринди, в западной части острова. Честно говоря, нужно быть специалистом, чтобы прийти в восторг от сухого леса в засушливый сезон. Грязь серого цвета. Бледная, пыльная, плотная масса гнилых деревьев, о которых можно подумать, что они мертвые. Мы прошли сквозь этот лес, слушая крик самца кукушки, назойливо призывающего к спариванию всех самок в округе. А потом меж деревьев, пересекая наш путь, промелькнула группа красногрудых лемуров.

Специалисты по семенам нашли нужный им гибискус. Один из трех скалолазов, проворный парень с узловатыми, как связки чеснока, ногами, вскарабкался на него, как лемур, раскрыл семенную коробку и стал трясти ветку. Семена опадали, как серые конфетти, мы собирали их среди серых ветвей, а над нами кружила мошкара вида галиктида хайлэндская.

Я нашел красивую орхидею — белую с желтым центром. Это дикая ваниль. Но ее семена еще не созрели. Название орхидей происходит от тестикул. Если вам удаляют яичко, то операция называется орхидэктомия. Орхидеи — цветы элегантные, нежные, но при этом довольно энергичные. Той ночью мы гуляли по безмолвному серебряному лесу. Это — пугающее место. Тропинки усеяны чернильными тенями, некоторые из них оказываются мышами-лемурами. Их лучистые маленькие глазки мерцают в темноте. Через 30 метров загораются два более крупных огонька и вместо того чтобы броситься наутек, начинают нагло к нам приближаться. Мы стоим, затаив дыхание и стараясь не издавать ни звука. В лесу пронзительно кричит ночная птица. Животное размером с лису, но более гибкое и изворотливое, напоминающее большую кошку или мангуста, подходит прямо к моим ногам, смелое от любопытства. Красивая морда (напоминающая выдру) с круглыми огромными глазами ночного охотника, продолговатое тело и изящный длинный хвост, который мотается во все стороны. Это фосса — единственное плотоядное млекопитающее на Мадагаскаре местного происхождения, теперь крайне редкое. Фосса — ночной охотник на лемуров и гнездящихся птиц. Она обнюхивает нас с эпикурейской деликатностью, обходит кругом, а потом бросается в лес, и тени деревьев скрывают отблески ее меха. Кроме своего потрясающего хвоста, фосса обладает еще и самым длинным (в сравнении с длиной тела) пенисом среди млекопитающих. Слушая, как она охотится в лесу, я потихоньку засыпаю, не снимая антимоскитной сетки.

На открытом участке земли мы обнаруживаем могилу площадью с двуспальную кровать, окруженную резным деревянным забором. Хотя благодаря французским колонистам и английским миссионерам малагасийцы в основном христиане (католики и протестанты), но где-то внутри их объединяет культ предков и призраков. Перед умершими существуют зловещие обязательства. Многие кочевники регулярно достают из могил, чистят и вновь хоронят своих мертвых. Существуют истории (возможно, это легенды или преувеличение) о ритуальном сексе с мертвыми и о посмертном каннибализме. Мертвые рассказывают и указывают, как жить. Мир призраков существует параллельно с миром живых людей. Есть и так называемые fady (что-то типа табу, но с определенными отличиями). Одни правила мягкие, как суеверия. Нарушая другие, ты рискуешь быть убитым или изгнанным. Существуют fady по поводу дней недели, цветов и еды. Запрещено передавать яйцо из рук в руки. Детям запрещено упоминать части тела своих отцов и даже громко произносить их имена. Нельзя, чтобы ваши фекалии оказались поверх фекалий кого-то другого, так что пользоваться туалетом на Мадагаскаре довольно сложно. В некоторых племенах близнецы представляют собой fady, и один из них должен быть убит. Что же касается зебу, то их ценность и предназначение состоит в том, чтобы взять их с собой после смерти. На пирах по поводу похорон иногда забивают до тысячи голов — своеобразный способ коллективного потребления протеинов. Зебу — не просто валюта и социальный статус. Это еще и духовное страхование.

После того как мы пересекли две реки на чудовищно ненадежных паромах, мы добираемся до tsingy. Пейзаж tsingy настолько невероятен, настолько экстремален, что описать его просто невозможно. Из гущи джунглей вырываются зубчатые известняковые столбы, похожие на готические храмы. Отвесные скалы — в глубоких ущельях и оврагах, кругом туннели и пещеры. Попытаться взобраться сюда могут только скалолазы-самоубийцы. Но пару лет назад группа французских альпинистов проложила себе дорогу через tsingy, используя крепления на вкрученных в породу болтах, переброшенные через ущелья тросы и канатные мосты.

Если вы достаточно здоровы и у вас хорошая медицинская страховка, то вы можете провести пять часов на невыносимой жаре, пересекая этот уносящий в мир приключений природный парк. Как человек старый, больной, боящийся высоты и закрытых пространств, без врожденного чувства равновесия (из-за чего я до сих пор не могу определить, правша я или левша), я проклинал каждый момент этой поездки, однако мгновенно выложил бы деньги за возможность ее повторить.

С научной точки зрения tsingy — одно из тех редких мест, где можно наблюдать сравнительную эволюцию. Поверхности ущелий и оврагов, на которые время от времени падают лучи солнца, превратились в нетронутые островки микросреды. В нескольких метрах друг от друга можно увидеть растения, которые не соприкасались в течение тысячелетий. Чертыхаясь и молясь, я пересек вершину холма и увидел тонкое дерево, из всех веток которого вырывались клубы дыма. Это напоминало волшебное дерево из сказки. Ветра совершенно не было, воздух был «стоячим». Я спросил нашего спутника из Кью, чтобы это могло быть. Он сказал, что не знает. Собственно, он сказал то, что говорит каждый эксперт, — что надо самому пойти посмотреть, но он не знает точно и достаточно ли воды я пил по дороге.

А еще баобабы. Баобабы самые… ну вот опять начинается… необыкновенно странные и гипнотизирующие деревья в мире. Их существует восемь разновидностей в мире, причем шесть — малагасийского происхождения. Один из видов есть в Южной Африке, один — на другом осколке Гондваны, в Австралии. Когда поджигают леса, баобабы оказываются единственными выжившими деревьями — они слишком велики для огня. Малагасийцы называют баобабы Королевами лесов, и есть специальная fady, их защищающая. Никто не знает, как происходит их опыление — возможно, свой вклад в это вносят летучие мыши. Баобабы стоят на фоне этого проклятого пейзажа — одинокие и восхитительные. Здесь есть знаменитые аллеи баобабов, тянущиеся вдоль пыльных дорог и болотистых, полных лилий озер. Настоящий марш баобабов. Сложно представить, что такая прозаичная вещь, как заросли деревьев, может вызывать восхищение. Но это — настоящий Ангкор-Ват[137], созданный природой. Лес потрясает, лишает дара речи, перехватывает дыхание — как любой средневековый храм. Есть что-то меланхоличное в этих огромных красных часовых леса. Они стоят безмолвно, с экспрессией. Внутри они полые, поэтому никто не может определить их возраст. Если вы хотите поверить в то, что у растений есть души, — взгляните на баобабы, и тогда поверить в это будет гораздо легче. Группа из Кью тихо сообщает, что им никогда не удавалось найти побегов баобабов — у них нет детей. Возможно, баобабы уже превратились в призраки леса.

Запасаться семенами — один из самых древних инстинктов человеческой цивилизации. В тревожные времена семена были талисманами, верой в будущее, молитвой о грядущем урожае. Если вы спросите, зачем в Хейвордс-Хит нужна коллекция семян, вам легко и немного задумчиво скажут, что это — страховка. Если дикое растение окажется на грани исчезновения, то вот оно, пожалуйста. Здесь оно в безопасности, и мы можем возродить его. За исключением того, что как раз возродить его мы не сможем. Если разрушается естественная среда обитания (со своим необыкновенным разнообразием и возможностями), то никакое, даже самое большое желание и идеальный набор семян не помогут ее восстановить. Вы не можете вырастить джунгли на пустом месте. Банк семян можно пополнять и сохранять, но банк семян — это скорее кладбище растений. Не страховка, а укор, напоминание о наших грехах. И хотя ученые с огромным энтузиазмом продолжают свои поиски и занимаются эмпирическими исследованиями, используя огромное число латинских терминов, это всего лишь эмоциональный спазм, своего рода анимистическая молитва о чуде. Важна не коллекция, а вера в ее значимость для тех, кто ее собирает. Надежда на чудо, что мы не будем в конечном счете пожинать то, что посеяли прежде.

Проведя 9 дней на Мадагаскаре, две группы людей по 15 человек проехали на лендроверах на второй передаче больше двух тысяч миль, пересекли две реки, но смогли при этом собрать семена всего семи видов растений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.