Организация и техника езды на собаках

Организация и техника езды на собаках

Мастерство колымо-индигирских русских старожилов в воспитании и дрессировке ездовых собак очень высоко оценивал великий полярный исследователь Р. Амундсен: «Единственное средство передвижения у них нарты и собаки. Зато они на редкость опытны в этой области, и сущее удовольствие смотреть, как они подкатывают к кораблю без шума, гама и понукания собак. Они даже не пускают в ход бича. Короткими возгласами они в совершенстве управляют своими собаками. Животные так хорошо выдрессированы, что с величайшей легкостью и спокойствием передвигаются там, где мы с бранью, проклятиями и свистом бичей не можем заставить своих сдвинуться с места. Впрочем, причина заключается не только в том, что они могут направлять своих животных куда хотят, но и в самом способе упряжки. Мы применяем гренландский способ — веерообразный, который требует много места и как нельзя хуже использует тяговую силу животных. А здесь собаки привязаны к длинной веревке попарно, и, таким образом, тяговая сила их используется полностью. Кроме того, они обледенят полозья нарт так, что последние скользят легко. Мы никогда не удосуживались это делать и, вероятно, много от этого теряли. Другими словами, в езде на собаках эти русские и чукчи стоят выше всех, кого мне приходилось видеть» [37].

Полозья нарты, длиною примерно в 3 м, шириной 10 см и толщиной 4 см, изготавливались из моченой березы и дуба, а в случае отсутствия этих пород дерева — из молодой лиственницы с сохранением лубяного слоя. Последние назывались «соковыми». Они крайне не прочны и давно вышли из употребления. Делали полозья так же из наружного затвердевшего слоя старой сухой лиственницы, который называется «кренем», а полозья из него — «креневыми». Крень обладает хорошей упругостью, поэтому из него изготавливали так же луки и кольца для сетяных грузил.

Обычно в сентябре полозья, как старые, так и новые, недели на две погружали в воду, в результате они становились более гибкими и хорошо «держали лед», т. е. зимой, когда полоз покрывали тонким слоем льда, он дольше держался. У каждого хозяина должно было быть несколько пар полозьев. В течение зимы, в зависимости от состояния снежного покрова, он не раз меняет их. К примеру, ранней осенью по рыхлому снегу употреблялись креневые и дубовые полозья, которые не «вайдали», т. е. не покрывали слоем льда.

В холодное время года применялись березовые полозья, а весной по насту вновь — дубовые. Зачастую весной во время таяния снега пользовались стальными полозьями или «костяными», изготовленными из китовых ребер. В настоящее время применяют пластмассу ПХВ.

К полозьям крепятся четыре пары копыльев на расстоянии примерно 35 см пара от пары. Каждый копыл имеет на конце конический шип — «няпуг», который вставляется в специальное гнездо на полозе. Копыл прикрепляется к полозу при помощи крепкого сыромятного ремня — «кинары». Для закрепления каждого копыла в полозе просверливаются четыре отверстия, куда особым образом пропускается кинара. Каждая пара копыльев соединена между собой при помощи крепкой поперечины — «вязка», концы которой имеют коническую форму. Кроме того, каждая пара копыльев выше и ниже вязка стягивается крепкими ремнями — «поясками».

Между верхними поясками и вязками пропускаются вдоль нарты две тонкие доски. По верху копыльев привязываются две тонкие жерди — «вардины». Пространство между доской-сиденьем и вардинами переплетается тонкими ремешками — «кутагами», поэтому получается своеобразный кузов.

Передняя часть полоза — «головка» загнута кверху. Перед тем, как загибать головки, их распаривали в горячей воде и загибали при помощи специального шаблона — «бала». Особое внимание обращалось на получение плавного загиба, так как более крутой загиб головок делает нарту тяжелой, а сами головки непрочными. Загиб обоих полозьев должен быть строго симметричен. Хранить заготовленные полозья следовало в сухом проветриваемом месте, при этом надо наблюдать за тем, чтобы их не покоробило.

К головкам полозьев прикрепляется горизонтальная дуга — «баран». Чтобы полозья не разогнулись, концы барана натуго стянуты ремнями — «подъемами» с передней парой копыльев и соединены также поперечиной, на которую кладется передняя часть настила.

Копылья на полозе устанавливаются несколько наклонно вовнутрь. По ширине нарта должна иметь три измерения: по полозьям, вязкам и по вардинам. Наибольшая ширина всегда по полозьям — примерно 65–66 см, наименьшая по вязкам — 62–63 см, поэтому у нарты получалась хорошая устойчивость. К передней паре копыльев прикрепляется вертикальная дуга, которая служит своеобразным рулем и опорой для возницы.

В задней части нарты иногда делали специальное приспособление — «кратку». Это четыре тонких столбика высотой около 1 м, прикрепленных к двум задним парам копыльев. Поверху столбики с трех сторон соединены планками. Для прочности передние два столбика укреплены при помощи двух наклонных планок. Пространство между горизонтальными планками и вардинами переплетено ремнями. Этот своеобразный кузов — «кратка» — очень удобное приспособление при перевозке пассажиров, особенно женщин с детьми, и грузов [38].

Главная особенность колымо-индигирской нарты та, что в ней нет ни одного твердого, «мертвого» крепления. Все крепления сделаны из кожаных ремней — амортизаторов и гибких полозьев, благодаря чему на первый взгляд она кажется расхлябанной, сделанной на «живую нитку». На самом же деле собачья нарта, обладая большой упругостью, очень прочна и удобна, так как легко выдерживает удары о заструги. Ф. П. Врангель, П. Ф. Анжу, Р. Амундсен и другие полярные исследователи считали этот тип нарты лучше остальных и неоднократно указывали на это в своих работах.

На нарте можно было перевозить 2–3 ц груза, в зависимости от количества собак и времени года, из расчета в среднем 25 кг на собаку. В отдельных случаях весной (март-апрель), когда хорошее скольжение, 10–12 собак могут везти до 5–6 ц груза.

В прошлом тот, кто имел хорошую прочную нарту, мог ездить дальше, перевозить больше груза, следовательно, и больше зарабатывать.

Нарта, состоящая из четырех пар копыльев, называлась «четверкой» или дорожной нартой. Она предназначалась для дальних грузовых перевозок. Для мелких хозяйственных нужд применялась «домашняя нартушка» или «тройка-нарта», состоящая из трех пар копыльев. Сделать нарту может не каждый. Изготовление ее — процесс трудоемкий. Копылья и полозья делали специальные мастера. Сборка же нарты из готовых деталей занимала 2–3 часа.

Для остановки упряжки применяется «прикол» или «прудило». Прикол — круглая березовая палка длиной около 1 м. В верхней части несколько утончена, на конце имеется расширение — «шляпка». Это делалось для того, чтобы прикол удобно было держать в руке. На нижний конец одевается железное кольцо — «обойма» и вбивается стальной шип.

К шляпке прикола прикрепляется несколько мелких колец, которые при быстрой езде бренчат и тем самым в какой-то мере оживляют утомительно-однообразное движение. Прикол служит также и погонычем для нерадивых собак. При остановке упряжки прикол продевают в специальную петлю, привязанную к правому переднему копылу, и глубоко вбивают в снег.

По длине нарты шьется широкий мешок из прочной ткани — «чум». В него складывается все то, что подлежит к перевозке, и мешок стягивается от вардины к вардине несколько раз тонким прочным ремнем — «повором».

Способ расположения собак в запряжке на севере Якутии — парный. Собаки пристегиваются к поводку — «потягу» попарно на расстоянии 1,5 м пара от пары. Поводок изготавливался из моржовой или лосиной кожи. Для лучшей эластичности его время от времени смазывали салом и даже иногда коптили.

Общая длина поводка на упряжку из десяти собак — примерно 8 м. Поводок одним концом привязывается к «барану» нарты. К другому концу поводка пристегивались две лучшие собаки — «передовики». Посредством тонкого ремешка на переднем конце поводка вся упряжка привязывалась к какому-либо неподвижному предмету.

Собачья упряжь — «алык», кожаная петля с двумя, а иногда даже с тремя перемычками. Собака тянет грудью. Лямка проходит по груди и бокам собаки. К ее концам — «вожжам» через металлический «вертлюг» прикрепляется узкий ремень — «свара» с деревянной застежкой, при помощи которой животное пристегивается к поводку. Каждый алык имеет ремень с застежкой, проходящий под брюхом собаки — «подобрюшник». Алыки шились из нерпичьей или свиной кожи, снаружи зачастую обшивались сукном и орнаментировались. Иногда наиболее красивым и «заслуженным» собакам повязывали вышитый ошейник — «галстук» и даже маленький бубенчик — «шеркунец».

Впереди запрягаются, как правило, две собаки: одна главная — передовик, вторая — молодая в качестве стажера. Хорошо выученная передовая собака — главное богатство и гордость каюра. Ценность ее не только в том, что она ведет упряжку и делает ее управляемой, но и в том, что в полярную ночь в пургу не сбивается с маршрута, заданного хозяином, на далеком расстоянии чувствует жилье и «хорошо гонит дорогу», т. е. различает давно занесенную снегом полозницу.

С. А. Бутурлин пишет, что на Колыме и Индигирке на предложение продать вожака, он не раз получал ответ: «Да, я лучше жену отдам, чем передового пса».

Легкость хода груженой нарты и удобство управления упряжкой зависят от правильности распределения груза на нарте и его увязка. Тяжелый, но малогабаритный груз укладывается в передней половине нарты, более объемистый — в задней. Очень важно, чтобы груз был равномерно распределен по обеим сторонам нарты, чтобы давление на оба полоза было одинаковым.

В сработанной упряжке каждая собака в соответствии со своими качествами имеет свое место — ближе к нарте или к голове поводка. Более ленивые собаки запрягаются ближе к нарте. Надо помнить, что собачья упряжка — это не просто сумма «собачьих сил». Это своеобразный коллектив, состоящий из добросовестных трудяг, лодырей, задир, трусов, пустолаек, обжор и т. п. К каждой необходим индивидуальный подход.

Главное требование к ездовым собакам — абсолютное послушание и уважение к своему хозяину. За это они получают от него еду и ласку. Ласка хозяина, если не считать кормежки, — единственная награда ездовой собаке за ее тяжелый труд и лишения. Собака любит ласку, тянется к ней и даже ревнует к хозяину своих товарок. Поэтому принято обходить всю упряжку — одного почесать за ухом, другого погладить, третьему потрепать загривок — и каждому сказать ласковое слово.

Известный в прошлом писатель Н. Вагнер приводит интересный факт дрессировки собак в упряжке, который он наблюдал на Нижней Колыме: «Здесь имеет место пресловутая «школа дранья собак». Надирать собак — трудная работа. Их надирают на ходу. Садится мальчик на нарту. Нарту пускают в ход, а каюр, владелец собак бежит рядом. По уговору мальчишка крикнет заранее определенное слово: «Та-та!» или «По-ца! По-ца!». И вровень с криком владелец начинает драть собак плеткой, отчего они в страхе бросаются вперед. Но хозяин должен не отстать от собак. Тогда каюру приходится набавлять ход, обгонять собак и настигать передовика. Но виновная уже поняла свою ошибку и увеличивает скорость бега. Но человек знает, что она может прибавить еще и еще. И он бежит, чтобы нагнать виновную. Человек и собака состязаются в беге» [39].

Суки иногда щенятся дважды в год: зимой и летом. Зимние щенки считались лучшими. Их уже в 8-месячном возрасте можно впрягать в упряжку в корень, чтобы они приучались не просто бежать, а тянуть лямку. Иные щенки, видя собак впереди, затевают возню. Чтобы отвадить их от этого, им надевают на шею ремень — «нагорлик», который оттягивают передние собаки.

Утром, отъехав от дома на 200–300 м, упряжку обязательно останавливают минут на пять. Это делается для того, чтобы собаки опорожнили свой кишечник. Кал не должен попадать под скользящую поверхность полозьев, так как это затрудняет движение нарты.

Очень скоро собаки втягиваются в работу и переходят на ровную плавную рысь, когда нарта без рывков идет по снежному пространству. Вскоре после выезда собаки раскрывают рты, начинают высовывать языки, дыхание сильно учащается, и они начинают прихватывать снег, особенно это бросается в глаза при небольшом морозе. Неопытный человек принимает это за усталость. На самом же деле, по утверждению Э. Шерешевского, это объясняется тем, что на коже собаки отсутствуют, за исключением мякишей пальцев, потовые железы, и терморегуляция тела производится учащением дыхания, что влечет за собой указанные явления [40].

Ни один, уважающий себя каюр не гонит упряжку вскачь, так как они при этом выбиваются из сил. Хорошие каюры, наоборот, всегда следят, чтобы упряжка шла ровно, а если она чем-либо увлечется, хозяин ее обязательно попридержит.

Средняя скорость упряжки не должна быть выше 10–12 км в час. При такой скорости можно покрывать большие расстояния.

Из-за драчливости собакам иногда требуется физическое воздействие. Необходимо полное послушание, основанное на постоянном поддержании абсолютной власти человека. Но это ни в коей мере не означает, что нужно беспрерывно бить собак и кричать на них. В этом случае значение физического воздействия притупляется, собаки будут забиты, задерганы, заезжены. Работоспособность такой упряжки будет весьма низкой.

Осенью после долгого перерыва езда начиналась с разминки собак на короткие расстояния (3–4 км). Постепенно расстояние увеличивалось, и через неделю начинались обычные поездки. В зимнее время кратковременные остановки — «поберда» делали через 8–10 км. С утра делали частые и кратковременные остановки, а к вечеру дистанции между ними увеличивались, зато остановки становились более продолжительными.

Собаки управляются командами: «Подь-по!» — направо, «Кур-кур!» — налево, «Поть-ца, поть-ца!» — вперед, «То-о-о!» — стой. У индигирских и колымских якутов команды другие: «Тях-тях!» — направо, «Нарях-нарях!» — налево (табл. 1).

Таблица 1. Команды, употребляемые собаководами

Управлять ездовым собаками далеко не просто. Каюр сидит с правой стороны. Левой рукой он держится за вертикальную дугу, а в правой у него прикол. Правая нога стоит на полозе. Особенно тяжело управлять нартой при быстрой езде по хорошо укатанной дороге с частыми спусками, подъемами и поворотами. Если каюр замечает, что нарта делает крутой правый поворот, он становится на полоз, держась за дугу, свешивается в правую сторону. Если же левый поворот — он ложится поперек нарты и свешивается в левую сторону.

Каюру необходима быстрота реакции на всех спусках и поворотах. Зазевавшийся возница в одно мгновенье может оказаться под нартой и упустить упряжку. Много забот у каюра, когда едут несколько нарт, особенно утром — надо внимательно следить, чтобы полоз не попал на испражнение. Таким образом, работа каюра требует большой физической силы и ловкости. Чтобы управлять упряжкой, надо обладать не только сноровкой и опытом, но и, в определенной степени, мужеством и выносливостью. «Ввиду такого искусства, ловкости и выносливости, требуемых от хорошего каюра, — пишет С. Бутурлин, — понятно, что это дело является любимым спортом молодежи, да и старые люди увлекаются гонками, хвастают уменьем и высоко ценят хороших собак». Многие каюры до преклонного возраста сохраняли прямую осанку и гибкую молодую фигуру.

Проживая постоянно в условиях Арктики, каждый житель должен быть одновременно каюром, бурлаком, рыбаком, охотником, плотником, столяром, шорником, астрономом, ветеринаром, метеорологом, владеть десятками других необходимых для жизни в Заполярье профессий и навыков.

Представьте такую картину… Глухая полярная ночь, безбрежная однообразная снежная равнина. По этой целине движется упряжка. Вокруг на десятки километров ни жилья, ни деревца, ни кустика. Чем ориентируется каюр? В ясную погоду по звездам да ему одному известным приметам на голой тундре. Если нет звезд, каюр обычно волочит свою правую ногу по снегу. Он знает, какой ветер дул накануне и в каком направлении образовались снежные барханчики — заструги. Ногой он определяет угол их скоса и тем самым держит заданное направление. Ориентировались также по ветру, наклону травы под снегом, по корягам на речных отмелях и т. п.

В долгие полярные ночи, находясь в пути, ездоки ориентировались по «кол-звезде», известной современному читателю как Полярная звезда, умели довольно точно предсказывать погоду, определять расстояние и время. Ф. П. Врангель писал: «Жители сибирских тундр совершают большие путешествия по несколько верст по безлюдным однообразным пространствам, руководствуясь направлением своего пути единственно застругами. Я должен упомянуть об удивительном искусстве проводников сохранять и помнить данный курс» [41].

При езде на собаках делали остановки через 10 км, точнее через 1 час. Время определяли благодаря особому навыку, который, по словам другого известного знатока Севера П. Ф. Анжу, помогал следопытам «В один час редко ошибаться на пять минут».

Нижнеиндигирские и устьянские промысловики, как отмечалось выше, занимаясь добычей мамонтовой кости, положили начало выдающимся открытиям в начале XIX века на Северо-Востоке Азии, впоследствии вызвавшим огромный интерес не только в России, но и в Европе. «Для отыскания мамонтовых костей промышленники ежегодно ездят на дальние острова. Они отправляются в путь с марта и апреля месяца. Путь свой направляют по положению торосов льда и наметов снега. Долговременная опытность научила их, как распознавать надлежащее направление для достижения желаемых островов. Достигнув желаемых островов, промышленники остаются на оных: при берегах ищут мамонтовой кости, ловят зверей и рыбу, и по наступлении осени, как скоро море покроется льдом, они направляются к своим домам, и уже на следующий год, с наступлением марта месяца, перевозят весь свой промысел» [42].

Вплоть до середины XIX века на острове Новая Сибирь промышляли песца и добывали мамонтовую кость некоторые отчаянные русскоустьинские охотники. А расстояние до острова с устья Индигирки 300 км — 30 днищ». Известно, что в 1847–1850 гг. якутский купец Ф. Соловьев и индигирский мещанин Е. Чикачев неоднократно снаряжали артели промышленных людей на остров Новая Сибирь. Иногда эти экспедиции кончались трагически [43]. Об этом сохранилось предание в народе.

Какое надо было иметь мужество и упорство, чтобы в полярную ночь и в пургу без компаса через бесконечные торосы пускаться в столь опасное путешествие! И каких трудов это стоило. Ведь продукты питания, корм для собак и даже топливо надо было везти с собой. Путь в один конец занимал более 1 недели. Рассказывают, что в Русском Устье жил знаменитый каюр Степан Силыч, который в любую пургу выводил свою упряжку точно к заданному месту на острове. Любопытно, что промысловики на маршруте строго придерживались 150-го меридиана восточной долготы, который проходит через устье левой Индигирской протоки и Песцовый мыс на Новой Сибири.

С 1911 г. начались ежегодные пароходные рейсы из Владивостока в бухту Амбарчик и оттуда грузы развозились по тундре. Индигирщики ездили в Амбарчик вплоть до 1935 г. — до начала регулярных морских рейсов к устью Индигирки. Каждому хозяйству давалось твердое задание: доставить из Амбарчика не менее 20 пудов груза. С учетом того, что с собой надо было брать корм для собак, груз на одну нарту достигал 500–600 кг. И его надо было доставить за 700–750 км.

Известны случаи, когда одна упряжка без смены проходила с Яны на Индигирку (около 600 км) или с Индигирки на Колыму (700 км) за 3 суток. При этом следует отметить одну из ценнейших особенностей этого транспорта, отличающих его от конного или оленьего — собаки обычно идут до тех пор, пока у них есть силы, а в случае хорошего корма и относительно благоприятной погоды способны работать изо дня в день продолжительное время.

На севере Якутии выше всех ценилась индигирская ездовая собака, она всегда была предметом купли и на Яне, и на Колыме, и к уменью езды на собаках индигирщики относились очень ревниво. Здесь искусство езды на собаках подразделялось на три вида. Первое — это уменье тренировать животных на скорость. Так, по сведениям Э. Шерешевского, 2 мая 1938 г. на районных соревнованиях в Нижнеколымске дистанцию 50 км лучшая упряжка прошла за 2 часа 6 минут, а занявшая третье место — за 2 часа 20 минут. Второе — это возможность перевозки наибольшего количества груза. И третье, пожалуй, самое главное — уменье ориентироваться на местности при любой погоде.

В Якутском Заполярье был в свое время распространен обычай «кормления животных», заключавшийся в том, что при рождении сыновьям, кроме собственного, давали и собачье имя. Этим именем впоследствии называли щенков, которых выкармливали мальчики-подростки. В отличие от купленных или вымениваемых такие собаки назывались «кормлеными». Обычай «кормления собак» подрастающим поколением ездоков предусматривал раннее освоение ими приемов ухода за животными, получение навыков езды на них в детских играх и несложных работах по дому. Уже к десяти годам подростки совершали значительные поездки [44].

«Собачий вопрос» в жизни русских арктических старожилов занимал большое место. Собак называли «скотом» или «скотинкой», а конуру — «стаей», очевидно, в память о домашнем животноводстве, которым занимались их предки в «Мудреной Руси». При встречах за чашкой чая зимними вечерами заводили бесконечные разговоры о собаках, об их повадках, о лучших ездоках и т. п.

«Собака сама себя кормит и нас тоже. Деньги собака не просит, одежду тоже. Надо только соблюдать, чтобы она не голодала, она и тебя от смерти спасет. Человек не поест, работать не может. А собака день не ест, все с нартушками идет и идет, пока не упадет…

… Мой-то отец большой ездок был. В царское время один раз на спор из Нижнеколымска в Среднеколымск купца возил за тысячу рублей. В споре выиграл, довез за двое суток, а это ведь 560 верст. Получил два «Петра» (т. е. две пятисотрублевые бумажки), но собак потерял, все подохли» [45].

Такой повышенный интерес местных жителей к ездовым собакам вполне объясним, ибо от их состояния зависело благополучие населения Заполярья.