Глава 5. Морально-этические и социально-политические аспекты обмана

Глава 5. Морально-этические и социально-политические аспекты обмана

Общие аспекты морали

Проповедовать мораль легко, обосновать ее трудно.

А. Шопенгауэр

В этой главе мы подошли, наверное, к одному из самых сложных и неопределенных разделов данной книги. Пока мы рассматривали информационные или коммуникативные аспекты обмана, все было более или менее понятно: один человек сообщает другому (или другим) какую-то информацию, которая в итоге оказывается ложной или истинной.

Но когда мы вступаем на зыбкое поле морально-этических оценок, общепризнанные на первый взгляд слова и понятия вдруг теряют свою однозначность и то, что признается правильным и хорошим в одних обстоятельствах, оказывается плохим и безнравственным в других.

Солдат обманул своего начальника — это плохо, и за это в условиях военного времени его могут расстрелять. Он же, попав в плен, сумел обмануть врагов и, захватив важные документы, вернулся к своим — честь ему и хвала: получай орден за хитрость и смекалку.

Врач обманул своего коллегу, скрыв от него новый способ лечения — нехорошо; товарищи по работе его осудили. Этот же врач скрыл от больного диагноз (тот был обречен, неоперабельная форма рака) — все с пониманием отнеслись к этому факту. Некоторые даже назвали такой обман «благородным» и «гуманным».

Пятилетняя девочка приходит к папе с вопросом «Откуда берутся дети?», и оторвавшийся от газеты папа начинает лепетать что-то об аисте и капусте или магазине, где продают детишек. Сидящий рядом приятель одобрительно улыбается: не рассказывать же пятилетней девчушке о технике полового акта.

Обман ребенка налицо, но никого это не волнует. Но если тот же ребенок, разбив вазу, начинает сваливать вину на кошку, то, уличенный во вранье, он будет сурово наказан: «Не смей обманывать родителей!»

Такие примеры можно продолжать до бесконечности, но, наверное, вам уже становится ясной вся сложность и неоднозначность моральных оценок правды и лжи, чистосердечия и обмана.

Метафорическое изображение борьбы Добра и Зла. Фрагмент средневековой фрески

Чтобы разобраться в хитросплетениях моральных догм и правил, нам следует начать с определения этих понятий. Так что же такое мораль? Толковый словарь С. И. Ожегова определяет ее как «нравственные нормы поведения, отношений с людьми, а также сама нравственность».

То есть мораль — это нравственность. Не очень понятно… Полистаем словарь дальше и посмотрим, что есть «нравственность». Согласно определению того же С. И. Ожегова, «нравственность — это внутренние, духовные качества, которыми руководствуется человек, этические нормы; правила поведения, определяемые этими качествами». Итак, одно из главных содержаний понятий морали и нравственности составляют нормы и правила поведения людей, которыми они руководствуются в своей жизни. В отличие от правовых норм неисполнение их не влечет за собой тюремного заключения, а их нарушитель подвергается только общественному порицанию. Но так же, как и право, мораль исторически обусловлена и изменчива: то, что признается нравственным в одном обществе, безнравственно в другом.

Великий Иоганн Вольфганг Гете говорил: «Нравственность — это вечная попытка примирения наших личных потребностей». Ему вторил английский философ Бертран Рассел:

«Практическая нужда в морали возникает вследствие конфликта желаний различных людей или конфликта желаний в одном человеке».

Другими словами, люди придумали мораль для того, чтобы обуздать свой природный эгоизм и регулировать общественные отношения. Эту мысль мы находим в высказываниях многих великих мыслителей древности:

«Что такое нравственность? Наука о соглашениях, придуманных людьми для того, чтобы совместно жить наиболее счастливым образом. Подлинная цель этой науки — счастье наибольшего числа людей».

К. Гельвеций

«Нравственность есть наука об отношениях, существующих между людьми, и об обязанностях, вытекающих из этих отношений».

П. Гольбах

Марксисты говорили о нравственности более откровенно:

«Коммунисты вообще не проповедуют никакой морали… Они не предъявляют людям морального требования: любите друг друга, не будьте эгоистами и т. д.; они, наоборот, отлично знают, что как эгоизм, так и самоотверженность есть при определенных обстоятельствах необходимая форма самоутверждения индивидов».

К. Маркс и Ф. Энгельс

«Мораль — это «бессилие в действии». Всякий раз, как только она вступает в борьбу с каким-либо пороком, она терпит поражение».

К. Маркс

«Абсолютно безнравственного нет ничего на свете…»

Ф. Энгельс

В свою очередь, восточные мыслители, в частности Рабиндранат Тагор, также понимали неразрывную, диалектическую связь нравственного и безнравственного в человеческом обществе. Тагор писал:

«То, что безнравственно, на самом деле недостаточно нравственно, ведь и в неправде есть доля правды, иначе она и не могла бы даже зваться неправдой».

«Чтоб безнравственное намерение осуществилось, оно должно позаимствовать часть оружия из арсенала нравственности».

Ему вторил Лев Толстой, много позаимствовавший из индийской философии:

«Только с сильными, идеальными стремлениями люди могут низко падать нравственно».

В эпоху господства коммунистической философии было принято рассматривать все общественные категории с классовых позиций. В «Кратком словаре по этике», изданном в 1965 году, утверждалось в этой связи, что «общество, тот или иной класс создает моральные нормы, принципы, формирует понятия добра и зла соответственно объективным историческим потребностям. Моральные представления этого общества или класса истинны в той мере, в какой его исторические возможности отвечают потребностям общественного прогресса. И когда тот или иной класс становился реакционным, а его господство превращалось в тормоз общественного прогресса, тогда его моральные представления переставали соответствовать историческим законам, наполнялись ложным содержанием».

Звучит просто и эффектно, но как точно определить, что такое соответствие «исторических возможностей потребностям общественного прогресса»? Вроде бы понятно, что рабство полтора тысячелетия назад тормозило общественный прогресс, но процесс перехода к феодализму занял несколько веков. Так чем же была нравственная истина в эти переходные столетия? И была ли она вообще? Очевидно, что была, ибо люди не могут жить без морали и каких-то нравственных критериев, но вышеприведенное определение не дает понять, как же реально происходит возникновение и становление моральных истин.

Пока из всего вышесказанного определенно ясно одно: в каждой исторической эпохе, в каждом самостоятельно функционирующем человеческом обществе существуют определенные нормы поведения, регламентирующие необходимый и достаточный уровень правдивости его членов. Нарушение этих норм отдельными людьми наказывается путем общественного порицания. Нравственными считаются слова и поступки, соответствующие общепринятым в данном обществе нормам, безнравственными — нарушающие их. Эволюция человеческих отношений приводит к тому, что некоторые нравственные нормы, успешно ранее регламентировавшие взаимоотношения людей, становятся все более неприемлемыми.

В результате возникают новые правила поведения, которые впоследствии находят свое «научное» или религиозное оправдание.

Писатель Гарри Гаррисон, с которым я встречался на Всемирной конференции любителей фантастики в Джерси, во избежание путаницы предложил разделять понятия «этика» и «этос». В романе «Специалист по этике» он писал:

«Правда с маленькой буквы — это выражение отношений, способ описать обстановку, семантический инструмент. Но Правда с большой буквы — слово воображаемое, комплекс звуков, не имеющих значения. Оно кажется существительным, но у него нет рефрена, нет отражаемого. Оно ни для чего не служит, ничего не значит. Когда вы говорите: «Я верю в Правду», вы в сущности утверждаете: «Я верю в ничто».

Люди, которые думают иначе, просто путают понятия «этики» и «этоса». Первое слово относится к науке, изучающей, что такое хорошо и что такое плохо. Второе — к руководящей вере, стандартам или идеалам, присущим тому или иному конкретному обществу. Эти понятия нельзя смешивать. Десять заповедей Божьих отнюдь не являются всеобщими законами поведения, пригодными для любого человеческого общества, ибо, по словам Гаррисона, они «лишь куски племенного этоса, местные наблюдения, сделанные группой овечьих пастухов, и пригодные лишь на то, чтобы поддерживать порядок в доме». То, что было хорошо для жителей Иудеи две тысячи лет назад, может оказаться неприемлемым для папуасов Новой Гвинеи или буддийских монахов. Но и внутри христианской этики немало противоречий. Например, вторая заповедь запрещает поклоняться идолам:

«Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им» (Исх.20; 4–5). Или: «Не делайте предо Мною богов серебряных или богов золотых»

(Исх.20; 23).

Но зайдите в любой католический храм и вы увидите, сколько там раскрашенных позолоченных кумиров, которым поклоняются люди.

С другой стороны, само Священное писание противоречит себе. В одном месте устами Господа оно призывает к отмщению:

«Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. Обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх.21; 24), а в другом устами Его сына советует прощать своих врагов:

«Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Матф. 5; 39).

Конечно, трудно что-то возразить против таких заветов, как «не убивай», «не укради», «не произноси ложного свидетельства на ближнего своего». Но рядом с этими заповедями встречаются и совсем архаичные, которым трудно найти место в современном мире: «Если вол забодает мужчину или женщину до смерти, то вола побить камнями, и мяса его не есть» (Исх.21; 28), или: «А день седьмый — суббота Господу Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих» (Исх.20; 10).

Как вы представляете себе практическое исполнение данного завета: работники транспорта и электростанций, врачи и милиционеры — все как один прекращают свою работу в этот день?

То, что легко можно было исполнить аравийским скотоводам две тысячи лет назад, явно невыполнимо в технический XX век. Но что же это за Всеобщая мораль, одни заповеди которой мы соглашаемся исполнять, а другие игнорируем? Ведь даже самым правоверным евреям приходится хоть что-то делать в субботу, и по этому поводу есть неплохой анекдот, который рассказывал артист Лев Дуров в передаче «Белый попугай».

Встретились как-то священники разных конфессий и стали спорить, кого из них больше любит Господь.

Католический священник сказал:

— Однажды я плыл на пароходе. Вдруг началась сильнейшая буря, загрохотал гром, молнии били не переставая. Я испугался, что они попадут в корабль, и попросил Бога отвести беду. И вот: кругом свирепствует буря, а вокруг корабля установился штиль, волны утихли, и мы благополучно добрались до берега.

На это раввин ответил:

— Меня все же Бог любит сильнее, и я докажу это. Однажды была суббота, я шел по улице и увидел на земле толстый кошелек. Заповедь не позволяла мне поднять его, и я вознес к Господу молитву. И вот — для всех продолжалась суббота, а для меня одного Он сделал пятницу, и я спокойно поднял деньги.

Отношение к обману

Даже сама невинность не сумела бы, живя среди нас, обойтись без притворства и вести дела, не прибегая ко лжи.

Монтень. «Опыты»

Как ни прискорбно осознавать этот факт строгим ревнителям нравственности, но беспристрастное изучение всей человеческой истории показывает нам, что ложь и обман являются неизбежными и неотъемлемыми атрибутами любого человеческого общества.

«Обман, хитрость, лукавство, коварство, умышленное лицедейство — в намерительных поступках людей обычное дело. Они — естественный фон «делового» инструментария», — пишет П. С. Таранов в своей книге «Секреты поведения людей». И далее: «Ожидание со стороны противника какой бы то ни было «человечности», пожалуй, столь же противоестественно и странно, как если бы заговорили дождевые черви или заброшенный сад стал плодоносить пахучими фруктами».

Другой специалист по практической этике, автор книги про питерских мошенников Е. Зубарев пишет: «Мукам совести подвержены лишь те, у кого она имеется в достатке, а достаток по нашим временам понятие такое же абстрактное, как и мораль. Возможно, честность и вправду норма жизни, но тогда мы должны признать, что давно уже не живем, а только прикидываемся друг перед другом».

Но тем не менее обман обману рознь. Он может быть невольным, когда один человек обманывает другого, даже не осознавая этого (например, владея устаревшей или неправильной информацией). Изменилось, скажем, расписание пригородных поездов. Один дачник спросил у соседа, когда отходит последний поезд. Тот сказал, не зная, что вот уже два дня, как не действует летнее расписание и эта электричка отменена. Его сосед, получивший неверную информацию, приходит на станцию и, естественно, не может уехать в город. В этом случае сердиться на соседа бессмысленно: он сам искренне верил в сообщаемую информацию.

Так же точно не имели смысла те ярость и сарказм, с которыми во время предвыборной президентской кампании 1996 года некоторые «демократически направленные» газеты нападали на пенсионеров, маршировавших под красными знаменами и призывавших голосовать за Зюганова. Те бабушки сами искренне верили, что президент-коммунист сможет дать России могущество, а людям — покой и благосостояние, поэтому их призывы к россиянам не содержали злонамеренного обмана.

Второй тип обмана — обман вынужденный. В отличие от обмана невольного он в полной мере осознается субъектом, но совершается под давлением обстоятельств. Такой обман, в свою очередь, можно разделить на две категории: когда он совершается во благо другому человеку и когда человек совершает его для собственной выгоды.

В первом случае — назовем его вынужденным альтруистическим обманом — он имеет место, например, в больнице, где доктор может скрывать от больного неблагоприятный прогноз заболевания, или в области семейных отношений, когда мать, не желая травмировать психику сына, скрывает от него случай измены его жены. В обеих ситуациях обманывающий думает в первую очередь о пользе и благе обманываемого, хотя, конечно, их представления о благе могут не совпадать.

Второй случай вынужденного обмана — вынужденный эгоистический — встречается гораздо чаще. Большинство людей не любят врать без нужды. Под влиянием воспитания, собственных убеждений или религиозных моральных норм они предпочитают говорить правду, однако бывают обстоятельства, когда ложь оказывается более выгодной, в то время как наказание за нее проблематично или минимально. И тогда чаша внутренних весов склоняется к обману. Пример: муж приходит с работы чуть позже обычного. Если жена ни о чем не спрашивает его, он ужинает и садится к телевизору или включается в семейную жизнь (чинит полку или занимается с детьми). Но если жена начинает устраивать ему допрос по поводу опоздания, а он, скажем, пил пиво с друзьями или заглянул к старой знакомой (в данном случае без каких-то серьезных последствий), то у мужа появляется сильное искушение обмануть жену, сославшись на производственные дела или задержку транспорта.

То есть в этом случае у субъекта первоначально отсутствовал замысел обмана, но он был вынужден прибегнуть к нему в силу обстоятельств.

Наконец, третий тип обмана — обман сознательный, или злонамеренный. В этом случае субъект заранее планирует свои обманные действия, которые направлены на извлечение собственной пользы, получаемой за счет введения в заблуждение другого человека.

Иногда польза, которую извлекает человек за счет обмана другого, связана только с моральным удовлетворением; сюда относится злорадное отношение некоторых людей к несчастьям ближних («мне не повезло, так пусть и тебе не повезет!»).

Однако в жизни нередко встречается и обман, в результате которого человек извлекает прямую материальную выгоду за счет обманутого им гражданина. Такой тип лжи, безусловно, осуждаем обществом и в определенных случаях преследуется законом. Так, в Уголовном кодексе Российской Федерации предусмотрен ряд статей, в которых прямо фигурирует обман. Это ст. 1 59 — «Мошенничество», ст. 165 — «Причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием», ст. 182 — «Заведомо ложная реклама», ст. 187 — «Фиктивное банкротство», ст. 200 — «Обман потребителей», ст. 292 — «Служебный подлог», ст. 306 — «Заведомо ложный донос» и другие статьи закона, которые мы более подробно рассмотрим ниже, в соответствующем разделе нашей книги.

Конечно, этой приблизительной классификацией отнюдь не исчерпывается все многообразие проявлений обмана, которое может встречаться в жизни. В частности, я бы выделил в особую форму так называемый прозрачный обман, где обе стороны — и обманывающий, и обманываемый — прекрасно понимают, что обман «шит белыми нитками», однако один из них делает вид, что верит другому. Это происходит в силу общественных традиций и условностей.

Пример: школа, итоговая контрольная работа по математике. Учитель видит, что один из учеников списывает, то есть обманом хочет завысить свою оценку. Нормальной реакцией учителя будет наказание списывающего ученика, но… Предположим, что этот школьник — сын большого начальника: директора школы, главы районной администрации, управляющего банком или, наоборот, круглый двоечник, с которым в случае неудовлетворительной оценки придется мучиться еще один год. Словом, учитель в данном случае не заинтересован раздувать скандал, и он делает вид, что ничего не заметил. Ученик, в свою очередь, видит, что уличен в обмане, но, воодушевленный равнодушием педагога, спокойно продолжает списывать.

Другая ситуация: жена знает об измене мужа, но, заинтересованная в сохранении семьи, делает вид, что верит его рассказам о причинах позднего возвращения домой. Если муж также имеет основания полагать, что его секрет раскрыт, то мы имеем пример «прозрачного» обмана.

Третья ситуация взята из романа Виктора Суворова «Аквариум». В 1967 году Центральный Комитет КПСС для демонстрации военной мощи Советского Союза решил провести самые грандиозные в мире маневры «Днепр», которые своим масштабом и размахом должны были произвести соответствующее впечатление на нашего вероятного противника. Тогдашний министр обороны маршал Гречко предложил своим генералам придумать для этой цели нечто оригинальное, доселе невиданное и ошеломляющее, способное потрясти воображение врагов СССР.

После долгих раздумий подходящее решение было найдено. Генерал-полковник Огарков выдвинул идею молниеносной постройки гигантского железнодорожного моста через Днепр.

По его замыслу необходимо было за один час построить мост через полноводную реку и пустить по нему эшелоны с танками и другой боевой техникой.

Идея была с восторгом встречена в Министерстве обороны и в Генеральном штабе, только вот позже оказалось, что технически это полный абсурд — конструкторы все как один утверждали, что построить наплавной мост грузоподъемностью 1 500 тонн за такой короткий срок невозможно. Тогда для спасения проекта Огарков решил пойти на частичную «показуху». Все вагоны решили переправлять только пустыми, а локомотивы (основной и дублирующий) срочно переделали. Все, какие можно, стальные детали заменили на алюминиевые, кроме того, были сменены паровые котлы и топки. Тендеры паровозов были совершенно пустыми, без угля и воды, а для переправы им оставили по одной бочке предельно калорийного топлива.

Во время переправы случился один забавный эпизод, который, впрочем, мог иметь и трагические последствия. Предоставим слово Виктору Суворову:

«…по мере того, как паровоз все дальше и дальше удалялся от берега, прогиб моста под ним угрожающе увеличивался. От прогиба моста к двум берегам реки пошли тяжелые медленные волны и, отразившись от берегов, вернулись к мосту, плавно закачав его в разные стороны.

На крыше паровоза мгновенно появились три фигуры испуганных машинистов.

Никто из иностранных гостей дотоле не обратил внимания на странный факт, что над паровозной трубой нет дыма, но появление машинистов было замечено сразу всеми и встречено снисходительными улыбками.

Впоследствии со всех фотографий и фильмов о знаменитой переправе эти перепуганные машинисты были мастерски убраны, но в тот момент надо было спасать авторитет. Самый рискованный трюк мог превратиться в комедию.

Паровоз тем временем, медленно раскачиваясь с машинистами на крыше, продолжал свой нелегкий путь.

— Что это там на крыше? — сквозь зубы процедил маршал Гречко. Советские маршалы и генералы затихли.

Вперед выступил генерал-полковник Огарков и громко отчеканил:

— Товарищ маршал Советского Союза! Нами всесторонне учтен опыт недавней арабо-израильской войны, где авиация играла решающую роль. Нами принимаются меры по защите тыловых коммуникаций от возможных налетов противника. В случае войны на каждом локомотиве мы планируем иметь, кроме машинистов, дополнительно три человека с автоматическими зенитными гранатометами «Стрела-2». Гранатомет еще не поступил на вооружение войск, но мы уже приступили к тренировкам расчетов. Сейчас машинисты находятся внутри кабины паровоза, а зенитный расчет — сверху: наблюдает за воздухом.

Зарубежные гости были сражены такой оперативностью советского Генерального штаба и молниеносной реакцией на все изменения в практике ведения войны.

А министр обороны был сражен способностью Огаркова так быстро, убедительно, красиво и вовремя соврать, не моргнув глазом».

И в заключение в качестве примера «прозрачного» обмана хочется привести анекдот, где эта ситуация доведена до абсурда.

Муж неожиданно возвращается из командировки. Жена в спешке заталкивает любовника в шкаф. Муж раздевается, открывает дверцу шкафа, чтобы повесить в него пиджак, и видит незнакомого обнаженного мужчину, который держится рукой за перекладину.

— Ты что здесь делаешь? — спрашивает муж.

— Еду в трамвае.

— Ну ты и придумал, что сказать!

— Ну ты и додумался, что спросить!

Предложенное выше разделение обмана на невольный, вынужденный и сознательный — лишь один из возможных способов его систематики. Например, философ Д. И. Дубровский вводит свою классификацию обмана, разделяя его на добродетельный и злонамеренный.

«Добродетельный обман вызывается альтруистическими целями. К нему обычно побуждают родственные чувства, любовь, долг, принципы профессиональной этики, элементарные нормы межличностной коммуникации. Бессердечно, жестоко, глупо говорить в лицо женщине, что она стара, непривлекательна, что время ее прошло. Бесчеловечно и аморально отнимать у человека слабую надежду, грубо навязывая такие истинные сообщения, которые способны ее перечеркнуть. Простейшие нормы приличия, этикета обязывают воспитанного человека проявлять в общении тактичность, обходительность, деликатность, ограничивать свое любопытство. Нарушение этих норм, которые, в частности, табуируют определенные темы, рассматривается как проявление невоспитанности, бестактности, наглости или даже психопатологии.

С другой стороны, морально допустимы комплименты, одобрительные слова, в которых преувеличиваются действительные достоинства человека, но которые призваны улучшать настроение и укреплять его душевные силы.

Таким образом, добродетельный обман составляет неотъемлемое свойство нашей культуры, и трудно представить такое будущее нашей цивилизации, которое смогло бы совершенно обойтись без него».

При обсуждении проблемы «добродетельного обмана» мне вспоминается эпизод из «Повести о настоящем человеке» Б. Полевого. Когда Алексею Мересьеву ампутировали ноги, только комиссар Воробьев смог лучше всех подбодрить потрясенного этим ударом судьбы летчика.

«Комиссар передал Мересьеву пачку писем. Это были письма из родного полка. Датированы они были разными днями, но пришли почему-то вместе, и вот теперь, лежа с отрезанными ногами, Алексей одно за другим читал эти дружеские послания, повествующие о далекой, неудержимо тянувшей к себе жизни…. Он так увлекся письмами, что не обратил внимание на разницу в датах и не заметил, как Комиссар подмигнул сестре, с улыбкой показывая в его сторону, и тихо шепнул ей: «Мое-то лекарство куда лучше, чем все эти ваши люминалы и вероналы».

Алексей так никогда и не узнал, что, предвидя события, Комиссар прятал часть его писем, чтобы в страшный для Мересьева день, передав летчику дружеские приветы и новости с родного аэродрома, смягчить для него тяжелый удар. Комиссар был старый воин. Он знал великую силу этих небрежно и наспех исписанных клочков бумаги, которые на фронте порой бывают важнее, чем лекарства и сухари».

Иллюстрация Н. Жукова к книге Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке»

О добродетельном обмане нередко в своих произведениях упоминал и Александр Сергеевич Пушкин:

Священный, сладостный обман,

Души волшебное светило…

Или другие, не менее знаменитые строки:

Да будет проклят правды свет.

Когда посредственности хладной,

Завистливой, к соблазну жадной

Он угождает праздно! — Нет!

Тьмы низких истин нам дороже

Все возвышающий обман…

Комментируя эти строки, Д. И. Дубровский пишет:

«В той или иной степени эта поэтическая истина о возвышающем обмане понятна каждому, ибо наш дух проективен, устремлен в будущее (мечтой, надеждой и верой), никогда окончательно не укоренен в наличном бытии, окончательно не удовлетворен в нем, и пока жив, он сохраняет некую потенциальную силу воспарения над низким, посредственным, заурядным, над рутиной и скукой наличного бытия. Поэтому «правды свет» может быть и тусклым, способным освещать только близлежащие предметы повседневности, жалкую прозаическую достоверность, и скрывать дальнее и расположенное выше. Такая правда способна питать цинизм и неверие в высшие ценности… А пушкинский «возвышающий обман», символизирующий веру в идеал, в наивысшие ценности и смыслы, есть способ сохранения надежды на лучшую, одухотворенную жизнь, на возможность обретения высших ценностей (любви, верности, творческого порыва)».

Дубровский интерпретирует добродетельный обман как случай совпадения интересов того, кто обманывает, и того, кто является объектом добродетельного обмана. Однако при этом возникает вопрос, кто будет оценивать реальность этого совпадения. Так, человек, умалчивающий от своего друга факт измены его жены, может искренне считать, что совершает добродетельный обман, не желая психологически травмировать своего товарища.

Однако его друг может иметь другую точку зрения на данную ситуацию и воспринимать такое утаивание информации как обман злонамеренный.

О возможности добродетельного обмана говорил еще Сократ, приводя пример стратега, обманывающего врага. Другими примерами добродетельного обмана могут явиться случаи, когда разведчик обманывает врага или врач обманывает больного, чтобы подкрепить его уверенность в благополучном исходе заболевания. Общество санкционирует также обман в спортивных играх, где он составляет основу тактики ведения спортивного состязания. Более того, в спортивных состязаниях высокого ранга. Другое дело, что этот обман должен подчиняться определенным правилам, известным обеим сторонам спортивного поединка.

К разряду добродетельного обмана общество, безусловно, относит обман преступников работниками правоохранительных органов. Вот диалог Шерлока Холмса и доктора Ватсона из рассказа Конан Дойля, посвященного великому сыщику:

«— Вы не будете возражать, если нам придется преступить закон?

— Ни в малейшей степени.

— И вас не пугает опасность ареста?

— Ради доброго дела я готов и на это».

Таким образом, у всемирно известного автора детективов не было ни малейших сомнений, что ради «справедливости» можно идти на обман и даже преступить закон.

А вот пример из жизни, описанный в газете «СПИД-Инфо» (№ 10, 1996). В ней рассказывается об операции по освобождению заложников, захваченных бандитами. Вел переговоры с ними специальный сотрудник, так называемый переговорщик, владеющий методами прикладной психологии. Его задачей было любыми способами заставить преступников поверить в безвыходность своего положения и в конце концов сдаться.

В начале переговоров бандиты через дверь потребовали миллион долларов, самолет, губернатора области и жену Мансура (главаря бандитов). Человек, ведущий переговоры от лица милиции, согласился на эти условия, но пояснил, что при их реализации возникнут неизбежные трудности и для их выполнения требуется определенное время.

«Мы можем собрать миллион долларов в течение трех часов в местных банках, но в рублях, — сказал он главарю бандитов. — А тебе нужны доллары, но их нужно ждать из Москвы, это займет больше времени. С самолетом тоже возможна задержка, нужно выбивать его через министерство, найти экипаж. А самое сложное — найти правительство, которое согласится принять самолет… Твоей жене тоже сообщено, она думает. Но если испугается, мы принуждать ее не будем. Губернатор в отъезде, сейчас будем вызывать его».

Слышавшие по рации этот разговор журналисты спросили вернувшегося из опасной зоны переговорщика:

— Губернатор, деньги, жена — когда все это будет?

— Никогда. Я лгал. Это обычная тактика переговорщика. Чтобы заставить преступника отказаться от части требований, я на словах соглашаюсь на выполнение некоторых из них. А дальше стараюсь доказать, что моя «добрая воля» все равно наталкивается на «злые обстоятельства».

Практика показывает, что удовлетворение требований похитителей не приводит к освобождению заложников, а лишь укрепляет их в сознании собственной значимости, силы.

Когда через три часа бандиты снова потребовали губернатора, эксперт, ведущий переговоры, ответил:

— Ему сообщили, он выехал, но где его носит, мы не знаем. В любом случае ему придется отвечать за это, и с поста он слетит.

Больше губернатором преступники не интересовались…

Помимо «добродетельного», Дубровский выделяет так называемый воодушевляющий обман.

Он пишет, что в определенных условиях намеренная дезинформация социального объекта может вызывать у него прилив сил, повышение уверенности в себе, веру в возможность достижения трудной цели. В критические моменты к подобным формам обмана не раз прибегали полководцы, распространяя ложные сообщения о приближающемся подкреплении, о несчастьях в стане противника и т. д., для того чтобы подбодрить свои войска и укрепить их веру в победу. Так, римский полководец Юлий Фронтин в своих «Стратегмах» упоминает о предводителе афинян Харесе, который ночью выслал из своего лагеря часть воинов, чтобы днем они открыто и шумно вернулись назад, изображая подошедшее подкрепление.

Отношение к обману достаточно сильно отличалось в разные времена и у разных народов.

Но даже в одном и том же обществе всегда существует две популяции людей, отношение которых к обману существенно отличается. Я имею в виду мужчин и женщин.

Как пишет В. Курбатов, «все люди склонны время от времени немножко хитрить и прибегать к тем или иным уловкам ради достижения собственной цели. В споре это может быть использование различных нелояльных приемов. Мужчины достаточно прямолинейно сформулировали свое кредо в виде принципа «цель оправдывает средства». Его даже назвали иезуитской моралью. Женщины не склонны открывать свои принципы, что им не мешает хорошо ими пользоваться. В чем различие мужской и женской трактовки принципа «цель оправдывает средства»? В мужском исполнении цель — это алтарь, а средство — все, что приносится в жертву. Ради высокой цели мужчина готов и сам пасть как жертва… В женской трактовке жертвой может быть мужчина, а в качестве алтаря выступает, конечно же, женщина…»

А теперь обратимся к русской классике. В качестве иллюстрации к вышеизложенному возьмем «Поединок», психологическую драму А. И. Куприна из жизни русских офицеров.

Замужняя женщина любит другого. Но он «бесперспективен», а ее нелюбимый муж имеет шансы попасть в Академию и сделать карьеру. Мучительные раздумья, борьба с собой, попытки найти приемлемый выход из создавшегося положения. Она приходит к своему другу для откровенного разговора:

«— Я не хочу обмана, — говорила торопливо Шурочка, — впрочем, нет, я выше обмана, но я не хочу трусости. В обмане же всегда трусость. Я тебе скажу правду: я мужу никогда не изменяла и не изменю ему до тех пор, пока не брошу его почему-нибудь. Но его ласки и поцелуи для меня ужасны, они вселяют в меня омерзение. Послушай, я только сейчас — нет, впрочем, еще раньше, когда думала о тебе, о твоих губах, — я только теперь поняла, какое невероятное наслаждение, какое блаженство отдать себя любимому человеку. Но я не хочу трусости, не хочу тайного воровства».

Итог вполне закономерен, если исходить из «женской логики», и абсурден, с точки зрения мужской. Шурочка впервые со всем жаром любящего сердца отдается дорогому человеку, а после этого хладнокровно отправляет его под пулю мужа (предварительно убедив, что муж выстрелит в воздух). «Ну и стерва!» — скажут мужчины. «Ах, бедная, — вытирая платочком слезы, сочувственно вздохнут женщины. — Она так мучилась, отправляя на смерть своего любимого…»

Влияние обмана на общественные связи

Если у тебя украли верблюда, но это помогло найти вора, то верблюд пропал не зря.

Сомалийская пословица

Невозможность однозначного примирения ложного и истинного, обмана и правды привела к тому, что в сознании людей одновременно существуют как бы две противоположные модели поведения, на самом деле взаимодополняющие друг друга. С одной стороны, у разных народов есть пословицы и поговорки, однозначно приветствующие правду и осуждающие ложь. Русские пословицы гласят:

Что лживо, то и гнило.

Вранье не споро: попутает скоро.

Неправдою свет пройдешь, да назад не воротишься.

На обмане далеко не уедешь.

Им вторят сомалийские поговорки:

Враньем отобедаешь, но не отужинаешь.

Сначала ложь — мед, потом горечь.

Речь без правды болеет.

Но, с другой стороны, у разных народов мы находим пословицы и поговорки, свидетельствующие о том, что полностью исключить ложь из нашей жизни также невозможно, как и жить только ею:

Не будь лжи, не стало бы и правды.

Русская пословица

Лучше ложь, приносящая пользу, чем правда, сеющая раздоры.

Уйгурская пословица

Ложь, направленная к доброй цели, лучше правды, возбуждающей вражду.

Таджикская пословица

Умная ложь лучше глупой правды.

Русская пословица

Если хочешь помочь правде, подружись с ложью.

Ассирийская пословица

В итоге противоречие между общепризнанными моральными догмами и реальными жизненными требованиями приводит к заколдованному кругу. Возникает тупиковая ситуация, безжалостно отраженная народным сознанием:*

Правдою жить — от людей отбыть, неправдою жить — Бога прогневить.

Русская пословица

Такая бивалентность мнений ставит в тупик не только обыденное сознание, но и мыслителей, изощренных в философских изысканиях.

Например, знаток в области этики Д. И. Дубровский на стр. 5 своей монографии «Обман» пишет:

«В каждом конкретно взятом соотношении обман и правда решительно исключают друг друга. Правда противостоит обману, неправде как экзистенциальная (смысложизненная) ценность высшего ранга, удостоверяющая подлинность нашего существования. Попрание правды ведет к распаду ценностных устоев человеческого общежития, к умножению абсурда, бессмысленности бытия, ибо правда выражает саму суть социальности, единение с другими, со всеми, кому несут весть, доверие к другим, общность или согласуемое интересов.

Наоборот, обман как намеренное действие чаще всего выражает эгоистическое обособление, разрыв, нарушение общности, недоверие, враждебное отношение к другим или неподлинное общение, в котором доминируют прагматические цели. Как полагал Монтень, «правдивость лежит в основе всякой добродетели». Поэтому лживость есть порок, разрушительно влияющий на всякую добродетель».

Но на двадцатой странице той же монографии он уже приводит положительные стороны применения обмана в обществе:

«Одна из важнейших социальных функций обмана состоит в том, что он способен обеспечивать возможность сохранения наличных коммуникативных структур в условиях расходящихся или практически несовместимых интересов».

И далее он отмечает двойственную роль обмана в социальной эволюции человеческого общества:

«На всех исторических этапах нашей цивилизации обман служил оправданию эксплуатации, подчинению одной социальной группы другой, одних людей другими. Обман — непременное средство борьбы за власть, орудие амбиции, честолюбия, корысти. Однако, как свидетельствует исторический опыт, обман использовался и в качестве средства борьбы с различными формами зла. Все революционные организации, ставившие своей целью низвержение существующей власти, изобретали изощренные способы конспирации и обмана своего противника».

Одной из форм компромисса, сглаживающего противоречия между моральными нормами и реальностью, является так называемая двойная мораль, почти всегда присутствующая в любом обществе.

Николай Козлов в своих «Философских сказках…» пишет, что «всегда различалась мораль господ и мораль для рабов, мораль элиты и мораль для масс, мораль мужчин и мораль для женщин, мораль взрослых и мораль для детей.

В этом списке все названные первыми позволяют по правилам своей морали себе то, что никогда не разрешат вторым. Мужчины делают то, что не позволяют женщинам, а все взрослые — то, что категорически запрещают детям».

А истоки «двойного стандарта» мы можем отыскать еще в Библии, в частности в Новом Завете:

«Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простится человекам. Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Матф. 12; 31–32)

Следовательно, ругать человека и даже Христа, сына Бога, можно, а вот отца его — ни-ни.

Расплата за это будет жестокой и неминуемой.

Спустимся с небес на нашу грешную землю. Россия. Годы Советской власти. Как там у нас было с критикой? Нормально… Хочешь критиковать товарища по работе? Вперед, на трибуну. Честь тебе и хвала. А начальника цеха? Ну, если критика заслуженная, конструктивная, попробуй. А директора завода? Стоит ли? Может, лучше в рабочем порядке… Напишите ваши предложения и передайте секретарю в письменном виде. А секретаря райкома? Тише, тише… Ты думай, что говоришь! Может, тебе и власть наша не нравится? И политика Центрального Комитета партии?

Если человек отвечал на этот вопрос утвердительно, то у него сразу появлялись две перспективы: отправиться на лесоповал в Сибирь или попасть в «психушку». Это был типичный пример двойной морали, когда правда дозволялась только в определенных пределах: от сих до сих, а за их границами в ходу была откровенная ложь. Особенность двойной морали заключается в том, что она создает у граждан тоталитарного общества противоположные по своей сути установки, разделяя людей на «своих» и «врагов».

«…Ненавидь и губи своих собратьев-людей — раздается повеление в эту минуту; люби своих собратьев-людей и оказывай им всякую помощь — слышится новое повеление в следующую минуту. Пускай в ход все средства для обмана — говорит один кодекс; будь правдив и верен в слове и в деле — говорит другой кодекс и т. д.», — писал Таранов в своей книге «Секреты поведения людей».

Такое положение характерно для любой замкнутой корпоративной системы от мафиозной банды до страны с тоталитарным режимом. Однако со временем ненависть, которую руководство сообществом вкладывает в свой народ (при отсутствии «внешних врагов»), может быть обращена «внутрь». Поэтому действительно устойчивыми тоталитарные системы могут быть только в условиях постоянных войн, когда есть выход негативной энергии масс. Внутри же страны в целях стабилизации общества правители должны были пропагандировать положительные идеалы (вроде широко рекламируемого советского лозунга «Человек человеку — друг, товарищ и брат»). Парадокс состоял в том, что люди, стоящие у власти, старались привить народу в общем-то правильные нравственные нормы, одновременно сами оставаясь глубоко безнравственными людьми. И это понятно, ибо, как говорил Г. Гейне, «Честность — прекрасная вещь, особенно когда все вокруг честные, а я один жулик». Как пишет Д. И. Дубровский, «клеветники и доносчики, захватившие руководящие позиции, обычно начинают «читать мораль», выступать в роли блюстителей нравственности, ибо им выгодно иметь Дело с честными, порядочными людьми, добросовестно выполняющими свои обязанности. Эта двойная мораль — одна для себя, Другая для управляемых — неизменный атрибут антидемократических режимов и бюрократически организованных учреждений, «закрытых» для свободного критического обсуждения».

Однако, поступая так, властители с неизбежностью сами попадают в расставленную для других ловушку. Ибо рядовые коммунисты, искренне верящие во внушаемые им идеалы правды, доброты, равенства и справедливости, нередко выступали с разоблачением зарвавшихся партийных боссов, давно уже отбросивших все моральные нормы. Обычно система тотального контроля за инакомыслием успевала тушить разгорающиеся скандалы, пока эксперимент Михаила Горбачева по созданию «социализма с человеческим лицом» не привел к ее краху.

По-видимому, как и в квантовой механике, где постулируется нахождение электрона только в определенных областях орбиты, в обществе не может быть середины между демократией и тоталитаризмом. Либо власть железной рукой подавляет малейшие признаки инакомыслия, всей силой своего репрессивного аппарата поддерживая ложные предаавления, либо она допускает свободу слова и в этом случае рискует оказаться под беспощадным огнем независимой прессы. Конечно, в последнем случае у властей еще остается немало рычагов воздействия на газеты, радио и телевидение, примеры которого мы видим в настоящее время, однако экономическое давление уже не может гарантировать вечного существования царства лжи. Изначально заложенное в человеке стремление к истине настолько сильно, что заставить его лгать постоянно можно только под угрозой неминуемой смерти.

Джордж Оруэлл в своем знаменитом романе «1984» описал грядущее тоталитарное общество, где партийная верхушка полностью контролирует не только поступки, но и в определенной мере даже мысли своих сограждан. Это общество полно лжи; ложь проникла во все поры существования людей, так что они потеряли всякую ориентировку в окружающем мире. В головы жителей этого супергосударства с детства вдалбливаются абсурдные на первый взгляд лозунги типа:

«ВОЙНА-ЭТО МИР»,

«СВОБОДА — ЭТО РАБСТВО»,

«НЕЗНАНИЕ — ЭТО СИЛА».

Подспудный смысл такой пропаганды состоит в том, чтобы перевернуть всякую логику в умах людей и заставить их бездумно выполнять любые приказы сверху, какими бы бессмысленными они ни были.

П. Бодри. Истина

Специальное Министерство Правды, содержащее тысячиников, занималось тем, что постоянно подправляло прошлое, громоздя одну ложь на другую до тех пор, пока уже невозможно было вспомнить, какие события происходили на самом деле. Как пишет Дж. Оруэлл, «…если все принимают ложь, навязанную партией, если во всех документах одна и та же песня, тогда эта ложь поселяется в истории и становится правдой. «Кто управляет прошлым, — гласит партийный лозунг, — тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым».

И хотя Оруэлл в своем романе-антиутопии показал вымышленный мир, нам, людям, помнящим социализм советского образца, он не кажется таким уж фантастическим. Мы учили историю по книгам, в которых все было так, как хотели это видеть партийные вожди, а не так, как это было на самом деле, причем история, особенно новейшая, бывало, перекраивалась по нескольку раз. Мы, как и герои оруэлловской Океании, на первомайских демонстрациях несли лозунги «Свобода. Равенство. Братство. Мир. Труд. Май», но только в Двух последних словах содержалась истина.

«Свобода» существовала только на словах, «равенство» было фикцией (стоило только сравнить содержимое «спецраспределителей» с прилавками обычных магазинов), «братство» рядового работяги с секретарем обкома не могло присниться последнему и в дурном сне, а «мир» ковался на многочисленных военных заводах, в которые, словно вода в песок, уходило три четверти совокупного валового дохода страны.

Закончить этот раздел хотелось бы рассмотрением такого явления, как отображение проблем Истины и Лжи в изобразительном искусстве. Ложь издавна изображалась метафорически в виде красивой полуобнаженной женщины с маской на лице и лисицей у ее ног. Что же касается Истины, то здесь мы встречаем большее разнообразие. Чаще всего она изображается в виде женщины с зеркалом в руке, выходящей из колодца. Именно в таком виде мы встречаем изображение Истины на полотнах французских живописцев Бодри и Лефевра.

Однако другие художники возражали против такого пасторального подхода, понимая, что у такой Истины нет никаких шансов доказать свою правоту. Поэтому немецкий художник Арнольд Беклин на своей картине изобразил ее не с зеркалом, а с мечом в руке.

Русские художники тоже внесли свой оригинальный вклад в дискуссию по данному вопросу — достаточно вспомнить картину Николая Ге «Что есть истина?», на которой изображен сытый и преуспевающий Пилат, с одной стороны, и измученный, но твердо отстаивающий истину Христос — с другой. В трактовке русского живописца Истине предоставлен печальный удел быть вечно гонимой и униженной.

Формы лживого поведения в человеческом обществе

Хитрость

Хитрость приводит к успеху быстрее, чем сила.

Аль-Муради

Данный текст является ознакомительным фрагментом.