Глава 3 РЕЧИ ВЫСОКОГО: о важнейших деяниях богов
Глава 3
РЕЧИ ВЫСОКОГО: о важнейших деяниях богов
Боги и культурные герои. — Сотворение мира. — Оживление первых людей. — Многоликий и многоимен- ный Один. — Обретение рун мудрости. — Добывание меда поэзии. — Смерть Бальдра и разговор с вельвой. — Тор-защитник. — Возвращение Мьелльнира. — Единоборство с Гейрредом. — Скачка Хрунгнира. — Испытания у Скрюмира. — Тор и Хюмир. — Странствия Хеймдалля-Рига. — Злокозненный Локи. — Строительство Асгарда. — Похищение Идунн. — Перебранка Локи. — Наказание Локи. — Понятие судьбы в скандинавской традиции.
Во всякой мифологической системе — будь это мифология индийская, японская, мезоамериканская, египетская, классическая, славянская или скандинавская — важнейшим божественным деянием является творение мира. За миротворением же традиционно следует мироустройство — освоение и обустроение сотворенного мироздания.
Не менее традиционно обустройством мира занимаются уже не сами боги, а их «младшие помощники» — культурные герои, которые добывают или впервые создают для людей разнообразные предметы обихода, устанавливают правила социальной организации, обучают ремеслам и т. д. Свою добычу культурный герой, как правило, либо находит, либо похищает. Иногда он также сражается со стихийными силами, которые олицетворяют первоначальный хаос, и способствует тем самым торжеству космоса, т. е. установленного миропорядка. Типичные примеры культурных героев — греческий Прометей, принесший людям огонь, греческий же Геракл, усмиривший хтонических чудовищ (знаменитые двенадцать подвигов Геракла), финский Ильмаринен, выковывающий чудесную мельницу Сампо. В некоторых же мифологических системах — и, в частности, в скандинавской — подвиги культурных героев свершают сами боги: Тор сражается с хтоническими чудовищами, подобно шумеро-аккадскому Мардуку, а Один, к примеру, приносит в мир магическую мудрость рун и мед поэзии.
Бог — творит. Культурный герой — добывает. Мифология, объединяющая в «одном лице» функции божества и культурного героя, творца и добытчика, тем самым приближает богов к бытованию мира, делает их непосредственными участниками «цивилизационного процесса», а следовательно, изначально вводит в божественную тему творения эсхатологический мотив: боги принадлежат сотворенному ими миру и гибнут вместе с ним[34].
* * *
В сотворении скандинавского мироздания участвовали трое богов — Один и его братья Вили и Ве, которые в дальнейшем не упоминаются. Они создали мир из расчлененного тела инеистого великана Имира, дали жизнь цвергам (и, возможно, альвам), подняли в небо светила и установили ход времени. Как говорится в «Младшей Эдде», «они дали место всякой искорке: одни укрепили на небе, другие же пустили летать в поднебесье, но и этим назначили свое место и уготовили путь. И говорят в старинных преданиях, что с той поры и ведется счет дням и годам».
Следующим деянием богов было оживление первых людей. На сей раз Одину помогали Локи (Лодур) и Хенир, вместе с которыми Отец богов странствовал по свету (впрочем, в «Младшей Эдде» утверждается, что и это деяние Один совершил вместе с Вили и Ве). В «Старшей Эдде» оживление людей описано так:
Как-то раз вышли
три аса к морю,
благие, могучие
шагали по свету,
нашли на отмели
двух неживущих,
Аска и Эмблу,
Судьбы не обретших, —
Души не имели,
ума не имели,
ни крови движенья,
ни цвета живого:
душу дал Один,
разум дал Хенир,
кровь же
дал Лодур
и цвет живого…[35]
В этом мифе присутствует один из наиболее распространенных мифологических мотивов — «доделывание» незавершенных существ, в данном случае — древесных прообразов. В известной степени можно сказать, что уже здесь, фактически на заре творения, Один приобретает, в дополнение к божественным, функции культурного героя. Что касается «древесности» первых людей, можно предположить неявную связь между ними и мировым древом ясенем Иггдрасиль; по крайней мере, Аска вполне возможно толковать как побег или ветку мирового древа. Любопытно, что душу (которая, собственно, и делает человека человеком) дает первым людям Один, также связанный с мировым древом.
Один, Тор и Фрейр. Гобелен (XII в.). Один держит в руках топор и копье, в руках у Тора молот Мьелльнир, Фрейр держит колос. Стилизованное дерево слева от Одина — ясень Иггдрасиль.
Вообще, Один — центральный персонаж скандинавской мифологии, ее «движущая сила», ее «стержень»: никакое мифологическое событие не обходится без его явного или опосредованного участия. Он — Отец богов и одновременно Всеотец, беспрестанно вмешивающийся в дела божеств и людей; порой создается впечатление, что он предпринимает те или иные действия лишь ради того, чтобы не заскучать самому и не дать заскучать другим. Так, именно по наущению Одина Локи крадет у Фрейи чудесное ожерелье Брисингамен, за которое потом Локи пришлось сражаться с Хеймдаллем у камня Сингастейн, причем оба бога приняли обличья тюленей. Именно Один начал войну между асами и ванами, бросив в ванов свое магическое копье Гунгнир, обладавшее свойством возвращаться к владельцу после броска, как бумеранг, и не знавшее промаха. Именно Один затевает распрю конунгов Хедина и Хегни, в результате которой гибнет дружина Хьяднингов (вариант эйнхериев); валькирия Хильд, из-за которой и вспыхнула распря, своим колдовством пробуждает мертвецов, и на следующую ночь они вновь вступают в бой, которому суждено длиться вечно. Наконец, именно Один ведет Сигурда — героя скандинавского героического эпоса — к его трагической судьбе.
Один многолик и носит множество имен. Чаще всего его описывают как высокого старика в широкополой шляпе, закрывающей лицо, и в просторном синем плаще; впрочем, он с такой легкостью меняет облик, что его, как свидетельствует эддическая «Песнь о Харбарде», не способен узнать даже его собственный сын Тор. Как правило, Одина опознают по той самой широкополой шляпе — или по чудесному восьминогому коню Слейпниру, или же по сопровождающим верховного бога воронам и волкам. Имена воронов — Хугин и Мунин, то есть «Думающий» и «Помнящий», а имена волков — Гери и Фреки, то бишь «Жадный» и «Прожорливый». Что же до имен самого Одина, их перечень содержится в «Речах Гримнира»:
Вот лик свой
явил я чадам божьим,
да явится помочь победных,
дабы все асы вместе
воссели на скамьи
Эгира в застолье Эгира!
Я — Грим-личина и
Ганглери-странник,
Вождь — мне имя,
тож Шлемоносец,
Друг и Сутуга,
Третей и Захват,
Высокий и Слепо-Хель,
Истый, Изменный,
Истогадатель,
Радость Рати и Рознь,
тож Одноглазый,
тож Огнеглазый,
Злыдень и Разный,
Личина и Лик,
Морок и Блазнь,
Секиробородый,
Даятель Побед,
Широкополый,
Смутьян,
Всебог и Навь-бог,
Всадник и Тяж-бог, —
вовек не ходил я
среди человеков,
своих не меняя имен.
Ныне у Гейреда я —
Гримнир-личина;
я же у Эсмунда был Мерин,
впрягшийся в сани, Кормилец;
я на тинге — Цветущий,
я же в битве — Губитель;
Ярый, Равный,
Вышний, Брадатый,
Посох и Щит для богов.
Звал меня Секкмимир
Узд и Обузд,
я же стар-йотуна перехитрил
и победил я
один на один
славного Мидвиднир-сына…
Один я ныне,
доныне — Игг страшный,
Сутуга — допрежде того,
Сторожкий и Конунг,
Сплетель и Тайный,
Гаут и Мерин в богах,
Снотворец и Витень —
и все они, знаю, ныне во мне едины!
Один и его вороны — Хугин (слева) и Мунин. Иллюстрация к «Младшей Эдде» (1760 г.).
Одно из этих имен, конкретно — Одноглазый, связано с мифом об обретении Одином «предвечной» мудрости инеистых великанов. Миф гласит, что Один отдал свой глаз великану Мимиру за право испить из охраняемого великаном источника мудрости (правда, стих из «Прорицания вельвы» -
«пьет мудрый Мимир
мед ежеутренне
с Одинова заклада» —
можно толковать и так, что это Мимир приобщается к мудрости, исходящей от глаза Одина). По другой версии мифа, ради великанской мудрости Один принес самого себя в жертву и провисел девять дней, пронзенный собственным копьем, на ясене Иггдрасиль. В итоге этой шаманической инициации (не будем забывать, что Один — бог-колдун, носитель магии гальдр) он получил право испить священного меда из рук своего деда, хримтурса Бельторна, после чего Бельторн передал внуку магические руны:
Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.
Никто не питал,
никто не поил меня,
взирал я на землю,
поднял я руны,
стеная их поднял —
и с древа рухнул.
Девять песен узнал я
от сына Бельторна,
Бестлы отца,
меду отведал
великолепного,
что в Одрерир налит.
Руны найдешь и
постигнешь знаки,
сильнейшие знаки,
крепчайшие знаки,
Хрофт их окрасил,
а создали боги и
Один их вырезал.
Умеешь ли резать?
Умеешь разгадывать?
Умеешь окрасить?
Умеешь ли спрашивать?
Умеешь молиться
и жертвы готовить?
Умеешь раздать?
Умеешь заклать[36]?
Мед поэзии — еще одно деяние культурного героя — Один добыл, соблазнив дочь хранителя меда, великана Суттунга. Наиболее подробно миф о меде поэзии изложен в «Младшей Эдде».
По мифу, после войны асов с ванами боги в знак вечного мира смешали в чаше свою слюну и создали из нее Квасира — «наполовину вана». Этого Квасира впоследствии убили карлики Фьялар и Галар, которые из его крови, смешанной с пчелиным медом, приготовили мед поэзии и разлили его в три сосуда — Одрерир («приводящий дух в движение»), Сон («кровь») и Бодн.
Б. Фогельберг. Один (ок. 1890 г.).
Когда же кровожадные карлики убили и великана Гиллинга, им пришлось заплатить виру (выкуп за убийство) сыну убитого Суттунгу и отдать тому мед поэзии. Суттунг укрыл сосуды с медом в скале, а сторожить их поставил свою дочь Гуннлед. Один обманом поступил в услужение к Бауги, брату Суттунга, и выговорил себе наградой за службу глоток меда. Впрочем, Суттунг не принял договора Одина с Бауги, и тогда бог буравом Рати пробурил скалу, в обличье змеи проник в отверстие и провел три ночи с Гуннлед, а затем, с разрешения дочери великана, тремя глотками осушил три сосуда с медом. Выбравшись из скалы, он превратился в орла и улетел в Асгард, где и выплюнул весь мед в чашу. Как заключает «Младшая Эдда», Один отдал мед асам и «тем людям, которые умеют слагать стихи»[37].
Исследователи видят параллель между мифами о получении рун и о добывании меда поэзии. В обоих случаях результатом является обретение мудрости. Гора, в которой Суттунг скрывал сосуды с медом, может толковаться как вариант мирового древа, тем паче что Один, добывая мед, принимает образы тех животных (орла и змеи), которые связаны с мировым древом.
Квасир.
Иллюстрация к «Младшей Эдде» (1760 г.).
Мед поэзии, этот «экстатический источник мудрости и обновления жизненных и магических сил» (Е.М. Мелетинский), обладает несомненным сходством с нектаром, который пьют греческие боги, с амритой — священным напитком индийских богов, и хаомой — священным напитком богов иранских. Кроме того, этот священный мед является источником жизни в скандинавском мифологическом мироздании: недаром в песнях «Старшей Эдды» подчеркивается, что ствол и листья Иггдрасиля покрыты медвяной росой, что мед пьют бог Хеймдалль и великан Мимир, что медвяным молоком козы Хейдрун поят эйнхериев в Вальхалле.
Когда Одину что-нибудь нужно, он (и в этом они весьма схожи с Локи) готов добиваться цели любыми средствами. Миф о добывании меда поэзии — характерный тому пример. Одина никак нельзя назвать справедливым богом или богом добродетели; он коварен и даже злонамерен. Среди исследователей встречается гипотеза, что Один «приложил руку» к убийству любимого всеми асами своего сына Бальдра; высказывались мнения, что слепой бог Хед, поразивший Бальдра, — ипостась самого Одина, указывали и на тесную связь между Одином и Локи, подговорившим Хеда выстрелить в Бальдра.
Тор с молотом Мьелльнир. Бронзовая статуэтка (X в.).
И тем не менее, несмотря на свое двуличие и эгоизм, Один — верховный бог скандинавского пантеона, божество войны и военной дружины, бог, решающий судьбы воинов, дарующий победы и поражения, покровитель героев и родоначальник нескольких знатных родов (датский королевский род Скьельдунгов, род Вельсунгов, из которого происходил Сигурд), учредитель воинских инициаций, бог неба, олицетворение духовной власти и мудрости по трехчленной структуре индоевропейских мифологий, выделенной Ж. Дюмезилем.
Совсем другой характер у прямодушного и доблестного Тора. Тор — бог грома и молнии, обладатель чудесного молота Мьелльнир, которым он побеждает чудовищ, норовящих уязвить богов и людей. Этот молот, как и другие сокровища богов, выкован цвергами; само название молота — Мьелльнир — этимологически тождественно русскому «молния». Священные животные Тора — козлы, двое козлов влекут его упряжку, их имена — Тангниостр и Тангриснир; в том, что бог грозы владеет козлами, исследователи видят причастность бога-громовника к плодородию (козел — олицетворение любострастия и земного плодородия).
В мифах Тор выступает как защитник Асгарда и Мидгарда, он не «меняет сторон», как Один или Локи, для него невозможны союзы с йотунами (хотя, впрочем, одного из своих сыновей, а именно Магнии, он зачал с великаншей Ярнсаксой). Как бог-защитник, Тор в известной степени примеряет на себя функции культурного героя, наподобие греческого Геракла: он сражается с хтоническими чудовищами, олицетворяющими хаос, и тем самым способствует упорядочению мироздания.
Главный сюжет мифов, связанных с Тором, — походы бога на восток, в страну великанов. Так, когда йотуны похитили молот Мьелльнир (как замечает Е.М. Мелетинский, «в основе [мифа. — Ред. ] — мотив похищения громового инструмента демонами»), Тор отправился выручать свое оружие. От Локи, который в пернатом наряде богини Фрейи облетел мир, стало известно, что молот находится в Йотунхейме, у великана Трюма, который так похвалялся своим деянием:
Я Хлорриди молот
украл и укрыл —
на восемь поприщ
в землю вкопал, —
никто не достанет
оттуда его,
покуда не станет
мне Фрейя женой[38].
Фридрих фон Штассен. Фрейя (1914 г.).
По совету Хеймдалля (Фрейя решительно отказалась выходить за великана) Тор отправился в Йотунхейм в наряде невесты, а сопровождать его вызвался хитроумный Локи:
Надели на Тора
покров невестий,
на шею повесили
Брисингов гривну,
сбоку бренчала
связка отмычек,
под бабьим подолом
упрятались ноги,
на грудь нацепили
камней драгоценных,
а на макушку —
приличный убор.
Локи промолвил,
сын Лаувейи:
«А я при невесте
буду подружкой,
поедем-ка вместе
мы в Йотунхейм»[39].
По прибытии «невесты» в Йотунхейм великан Трюм устроил свадебный пир, на котором его сильно смутил аппетит «невесты»:
К вечеру дело,
йотуны сели,
пиво пили,
гостей угощали:
быка и восемь
пожрал лососей,
и все гостинцы,
что были для женщин,
и меду три бочки
выпил муж Сив.
Трюм промолвил,
йотун-владыка:
«Можно ль невесте
так много ести?
Кто из невест
столько наест и меду напьет
за один присест!»
А при невесте —
подружка премудрая,
тут же сказала
йотуну слово:
«Фрейя не ела
восемь ночей —
вот как хотела
попасть в Йотунхейм!»
После пира Трюм потребовал от слуг принести молот Мьелльнир — для освящения брачного союза. Едва молот принесли, Тор сбросил «бабий наряд» и принялся избивать великанов:
У Хлорриди сердце
в груди взыграло,
когда крепкохрабрый
схватился за молот:
Трюм пал первым.
йотун-владыка,
за ним же сгинул
весь йотунский род.
Убил и старуху,
сестрицу йотуна,
что у невестки
подарка просила:
удар получила
заместо дара,
могучим молотом
заместо золота.
Так Одинов сын
молот вернул.
Другой поход Тора в Йотунхейм был предпринят для мести за Локи, пойманного в обличье сокола великаном Гейрредом. Согласно «Младшей Эдде», Гейрред три месяца держал Локи в сундуке и морил его голодом, и бог сумел освободиться, лишь открыв, кто он такой, и пообещав привести к Гейрреду Тора «без молота и без Пояса Силы». Тор оставил в Асгарде все свое оружие, но по пути на восток встретил великаншу Грид, мать бога Видара, которая «поведала ему всю правду о Гейрреде, что, мол, великан очень хитроумен и трудно с ним справиться» и дала богу собственный Пояс Силы, железные рукавицы и свой посох. В Йотунхейме, в палатах Гейрреда, Тора позвали «позабавиться играми». Гейрред швырнул в бога раскаленный брусок железа, однако Тор перехватил этот брусок железными рукавицами и кинул обратно в великана; железо пробило столб, за которым прятался Гейрред, и поразило великана насмерть.
М.Э. Винге. Тор и великаны (ок. 1900 г.).
Еще с одним великаном, Хрунгниром, Тор схватился в стенах Асгарда, где Хрунгнир очутился, увлекшись погоней за Одином: конь Хрунгнира Золотая Грива пытался догнать божественного коня Слейпнира. Радушно принятый асами, великан захмелел от поднесенного пива и стал похваляться своими намерениями «поднять всю Вальхаллу и унести в Йотунхейм, потопить Асгард и поубивать всех богов, кроме Фрейи и Сив, а их — взять к себе». Разгневанный Тор хотел было покарать Хрунгнира на месте, но тот отговорился тем, что безоружен, и вызвал бога на поединок у Каменных Дворов в Йотунхейме. Тор явился в назначенное место со своим слугой Тьяльви, а на подмогу Хрунгниру, «сильнейшему среди них», прочие йотуны слепили глиняного человека Меккуркальви «девяти поприщ ростом и трех поприщ в обхвате». Тор метнул в великана свой молот, а Хрунгнир бросил навстречу точило; в воздухе точило и молот столкнулись, точило раскололось пополам, один его кусок «упал на землю, из него-то и образовались все кремневые скалы», а второй вонзился Тору в голову. Молот же Мьелльнир раскроил Хрунгниру череп, и великан рухнул наземь, причем одна его нога придавила Тора.
Снять эту ногу пытался и Тьяльви, и «все асы», но получилось это лишь у сына Тора Магнии, которому в ту пору было всего «три ночи отроду». Тьяльви же одолел Меккуркальви. Осколок точила так и остался в голове Тора, поэтому, как замечает «Младшая Эдда», «следует остерегаться бросать точило поперек пола: тогда точило шевелится в голове у Тора».
Тьяльви вместе со своей сестрой Ресквой сопровождал Тора и в том походе, когда богу выпало соперничать с правителем Йотунхейма великаном Утгарда-Локи; с ними был и Локи. По дороге все они заночевали в некоем доме, который, как выяснилось поутру, оказался на деле рукавицей Скрюмира — то бишь Утгарда-Локи. В Йотунхейме Утгарда-Локи предложил Тору посостязаться «в каком-нибудь искусстве или хитрости». Локи и великан Логи («пламя») соревновались, кто скорее съест корыто, наполненное мясом, и победа осталась за Логи. Тьяльви состязался в резвости с великаном Хуги («мысль») — и тоже уступил. А самому Тору пришлось выпить из «штрафного рога», причем Утгарда-Локи прибавил: «Считается, что тот горазд пить из этого рога, кто осушит его с одного глотка. Другим на то надобно два глотка, и не найдется такого, у кого не достало бы силы опорожнить его с третьего разу». Тору показалось, что рог невелик, и он сделал большой глоток; «когда же перехватило у него дыхание и он отвалился от рога и смотрит, как идет дело, видит он, что воды против прежнего почти не убавилось». Потом Тору предложили поднять серую кошку: «Но чем выше он поднимал кошку, тем больше выгибалась она в дугу. И когда он поднял ее так высоко, как только мог, она оторвала от земли одну лапу. И больше у Тора так ничего и не вышло». Последним испытанием стала борьба со старухой-великаншей Элли («старость»); в «Младшей Эдде» говорится: «Чем больше силился Тор повалить старуху, тем крепче она стояла. Тут стала наступать старуха, и Тор еле удержался на ногах. Жестокою была схватка, да недолгою: упал Тор на одно колено».
Молот Мьелльнир. Серебряный кулон (X в.).
При прощании Утгарда-Локи открыл раздосадованному богу правду: Логи, победивший Локи, на самом деле был огнем и сжег не только мясо, но и само корыто; Хуги, состязавшийся с Тьяльви, был мыслью Утгарда-Локи, «и нельзя было ждать от Тьяльви, чтобы он поспорил с ней в скорости»; Тор пил из рога, другой конец которого окунули в море, потому-то воды в нем не убавлялось; серая кошка, которую силился поднять Тор, в действительности была мировым змеем Йормунгандом, причем у змея «едва достало длины удержать на земле хвост и голову»; наконец, старуха, с которой боролся бог, — не кто иная, как старость, и удивительно, что Тор упал только на одно колено: «Ведь не бывало еще человека, которого не свалила бы старость, если он вообще доживет до преклонных лет». По словам великана, знай он «наперед», сколь велика сила Тора, он ни за что не подпустил бы бога близко к своим владениям.
С мировым змеем Тор, согласно мифам, сражается трижды: в доме Утгарда-Локи, во время рыбалки с великаном Хюмиром и в Рагнарек — битве перед концом света. О последнем поединке речь пойдет в следующей главе, что же касается «рыбалки Хюмира», она стала излюбленной темой щитовых драп — скальдических стихов, в которых описывались картины, воспроизведенные на щитах, подаренных конунгами скальдам.
В «Песни о Хюмире» говорится, что Тор и Тюр отправились в Йотунхейм, к великану Хюмиру (между прочим, отцу Тюра), за котлом для варки пива. Хюмир предложил Тору вместе порыбачить; бог согласился — и сделал наживку для рыбалки из головы черного быка, принадлежавшего великану. На рыбалке Хюмир вытащил из моря двух китов, а Тор, как повествует «Песнь о Хюмире»,
сидел на корме
и донку снастил:
голову бычью
друг человеков,
недруг червей
насадил на крючок;
и тут же клюнул,
сглотнул наживку
гад кругосветный,
богов супостат.
Выводил, вытащил
Тор-змееборец ядом
блестящего на борт червя;
молотом плющил
голову змею,
бил волчьему брату
в бугрище волос.
Кольчатый взвыл,
аж лед раскололся,
древняя вся
земля всколебалась,
на дно морское
канула рыба.
Хюмир и Тор ловят мирового змея. Иллюстрация к «Младшей Эдде» (1760 г.).
В поединках Тора с Йормунгандом отчетливо выступает реконструированный индоевропейский мифологический сюжет о борьбе бога-громовника со змеевидным противником. В.В. Иванов и В.Н. Топоров видят в этой борьбе основной сюжет индоевропейской мифологии: «Громовержец обычно находится наверху — на небе, на горе, на скале, на вершине дерева, в дубовой горной роще [Тор, как убедительно доказывают археологические данные, был связан с культом дуба. — Ред. ]… Противник громовержца находится внизу — под горой, под деревом, у воды. Этот противник предстает в виде существа змеиной породы. Громовержец преследует его, убивает, рассекая на части и разбрасывая их в разные стороны, после чего освобождает скот и воды. Начинается плодоносящий дождь с громом и молнией».
В скандинавской мифологической традиции поединок громовержца со змеем, впрочем, трансформировался в богатырское деяние, достойное культурного героя, — в схватку с хтоническим чудовищем, которое покушается на упорядоченность мироздания. Вполне возможно, змееборство Тора — своего рода мифологический прообраз поединков с драконами, известных из германо-скандинавского героического эпоса: в таких поединках участвовали герой одноименной англосаксонской поэмы Беовульф, а также скандинавские Сигмунд и его сын Сигурд (германские Зигмунд и Зигфрид).
* * *
Еще одним скандинавским богом с функциями культурного героя является «страж Бивреста» Хеймдалль. Согласно «Песни о Риге», не входящей в основной корпус эддических песней, Хеймдалль установил среди людей первые правила социальной организации; возможно, именно поэтому в зачине «Прорицания вельвы» люди названы «чадами Хепмдалля».
Назвавшись Ригом, Хеймдалль странствовал среди людей и пришел на некий двор, где обитали «прадед с прабабкой» (Аи и Эдда):
Риг им советы
умел преподать.
Пробыл он там
три ночи подряд;
и снова пошел
серединой дороги;
девять прошло
после этого месяцев.
Родила она сына,
водой окропили,
он темен лицом был
и назван был Трэлем…[40]
От Трэля, который был «морщинист, сутул и лицом безобразен», и его жены Тир («рабыня»), «девы с кривыми ногами», ведет свое начало род рабов — низшей «касты» скандинавской социальной структуры.
Затем Риг пришел на двор, где обитали «бабка и дед» (Афи и Амма).
Риг им советы
умел преподать…
Пробыл он там
три ночи подряд
и снова пошел
серединой дороги;
девять прошло
после этого месяцев.
Ребенка тогда
родила эта бабка,
водой окроплен был
и назван был Карлом[41].
От Карла, который был рыж, румян и с «глазами живыми», и его жены Снер («сноха»), в одежде из козьей шерсти и с ключами у пояса, пошли бонды — свободное крестьянство, основа скандинавского социума.
Наконец Риг пришел на двор, где обитали «отец и мать» (Фадир и Модир).
Риг им советы
умел преподать…
Пробыл он там
три ночи подряд
и снова пошел
серединой дороги;
девять прошло
после этого месяцев.
Сына Мать родила,
спеленала шелками,
водой окропила,
он назван был Ярлом[42].
Риг признал Ярла своим сыном, и от Ярла, светловолосого, румяного и «со взором страшным», ведут свой род скандинавские вожди:
Ярл в палатах
начал расти;
щитом потрясал,
сплетал тетивы,
луки он гнул,
стрелы точил,
дротик и копья
в воздух метал,
скакал на коне,
натравливал псов,
махал он мечом,
плавал искусно.
Тут из лесов
Риг появился,
Риг появился,
стал рунам учить;
сыном назвал его,
дал свое имя,
дал во владенье
наследные земли,
наследные земли,
селения древние.
Упоминание о рунах, которым Риг учил своего сына, позволило некоторым исследователям (Р. Мейснер и др.) предположить, что Риг тождествен не Хеймдаллю, как утверждается в прозаическом зачине «Песни о Риге», а скорее Одину; Хеймдалль же — позднейшее «наслоение», связанное с тем, что в характеристиках Хеймдалля и Одина много параллелей (оба связаны с мировым древом, оба сделали заклад у корней Иггдрасиля — Один отдал глаз, Хеймдалль же — слух или рог, и т. д.).
Сходство между Хеймдаллем-Ригом и Одином можно усмотреть и в следующих строфах «Песни о Риге»:
Потом через лес
он оттуда поехал
по снежным нагорьям
к высоким палатам;
копье стал метать,
щитом потрясать,
скакать на коне,
вздымая свой меч;
затевал он сраженья,
поля обагрял,
врагов убивал,
завоевывал земли.
Восемнадцать дворов —
вот чем владел он,
щедро раздаривал
людям сокровища,
поджарых коней,
дорогие уборы,
разбрасывал кольца,
запястья рубил.
Впрочем, это тождество — не более чем гипотеза, ведь, как подчеркивал Е.М. Мелетинский, «образ Хеймдалля крайне труден для понимания из-за отрывочности информации и отсутствия связного мифа о нем».
* * *
Последний из богов, чьи деяния укладываются в рамки действий культурного героя и чьи поступки и действия составляют основной сюжет скандинавской мифологии, — это Локи.
В «Младшей Эдде» о нем говорится, что «асы не раз попадали из-за него в беду, но он же выручал их своей изворотливостью». С одной стороны, Локи — участник миро- творения, вместе с Одином и Хениром он оживил первых людей, дал им кровь и «цвет живого». С другой стороны, Локи — противник богов, и в Рагнарек — битве перед концом света — ему суждено возглавить демонические силы, которые погубят мир.
Локи — своеобразный двойник Одина, этакая «пародия на верховного аса» (О.А. Смирницкая). Подобно Одину, он — добытчик или похититель, однако, в отличие от действий Одина, преследующего в целом интересы богов и благоволящего людям, Локи попеременно помогает то богам, то великанам (по выражению Е.М. Мелетинского, «он как бы способствует циркуляции ценностей между различными мирами»).
Так, в мифе о строительстве Асгарда Локи выступает на стороне богов. По договору, заключенному асами с неким великаном, взявшимся построить Асгард, боги должны были в уплату за это дело отдать великану солнце, звезды и месяц, а также богиню Фрейю. Великан привлек к строительству Асгарда своего коня Свадильфари — по совету Локи, вероятно, предвидевшего исход уговора. Когда срок расплаты приблизился и работа была почти закончена, боги стали совещаться, как им быть: «Сели тогда боги на свои престолы и держали совет и спрашивали друг друга, кто посоветовал выдать Фрейю замуж в страну великанов и обезобразить небо, сняв с него солнце и звезды и отдав их великанам. И все сошлись на том, что такой совет дал не иначе как Локи, сын Лаувейи, виновник всяческих бед. И сказали, что поделом ему будет лютая смерть, если он не найдет способа, как помешать мастеру выполнить условие сделки, и они насели на Локи. А он струсил и поклялся подстроить так, что каменщик ни за что не выполнит условия». Локи превратился в кобылу и стал соблазнять жеребца Свадильфари, а великан, хозяин жеребца, бегал за своим помощником и тщетно старался его изловить. Разгневанный великан стал оскорблять богов — и Тор проломил ему голову своим молотом Мьелльнир. А от союза Свадильфари и кобылы-Локи родился чудесный восьминогий конь Слейпнир, о котором в «Старшей Эдде» говорится:
Слейпнир — [лучший. — Ред. ] из коней[43].
В другом мифе Локи уже действует как пособник йоту- нов (правда, из страха перед богами он все-таки помогает и последним). Как-то, когда Локи с Одином и Хениром странствовал по миру, боги остановились на ночлег и принялись жарить быка. С неба спустился орел — обернувшийся птицей великан Тьяцци — и стал хватать куски мяса. Локи хотел было отогнать орла и ударил того палкой, но палка пристала к орлиному оперению и орел-Тьяцци унес бога к себе в жилище. Он согласился отпустить Локи при одном условии: что тот приведет к нему богиню Идунн, хранительницу молодильных яблок. В условленный час Локи заманил Идунн в лес; «тут прилетает великий Тьяцци в обличье орла и, схватив Идунн, уносится с нею в Страну Великанов к своему жилищу».
С похищением Идунн и пропажей молодильных яблок асы мгновенно утратили вечную молодость и начали «седеть и стареть». На совете богов выяснилось, что в последний раз Идунн видели с Локи. Припертый к стене, тот сознался в обмане и поклялся вернуть Идунн. Взяв соколиное оперенье Фрейи, он полетел в Йотунхейм, застал Идунн одну в доме великана, превратил богиню в орех, взял в когти и устремился обратно в Асгард. Тем временем Тьяцци хватился Идунн, надел оперенье орла и бросился вдогонку за Локи. Асы вышли ему навстречу за стены Асгарда и вынесли ворох стружек. Едва Локи влетел в Асгард, как асы подожгли стружки. Огонь опалил перья орла, и он рухнул наземь, а асы тут же накинулись на него и убили Тьяцци.
Г. Тикер. Похищение Идунн (ок. 1920 г.).
«Младшая Эдда» называет это убийство «славнейшим деянием асов».
Дж. Пенроуз. Молодильные яблоки Идунн (ок. 1890 г.).
Кстати сказать, история имела свое продолжение: дочь великана Скади решила отомстить за отца и пришла в Асгард, однако согласилась на мировую, когда ей пообещали в мужья кого-нибудь из асов. Мужа она должна была выбрать себе сама — но по ногам, не видя ничего другого. Скади увидела ноги «замечательной красоты» и указала на них, полагая, что это ноги Бальдра; но ее избранным оказался не Бальдр, а Ньерд.
Другим условием мировой было желание Скади, чтобы боги ее рассмешили. И тут асов вновь выручил Локи. Он «обвязал веревкой козу за бороду, а другим концом — себя за мошонку. То один тянул, то другой, и оба громко кричали. Наконец Локи повалился Скади на колени, тут она и рассмеялась».
Один в знак примирения взял глаза Тьяцци и забросил их на небо, где они превратились в две звезды.
И в этих, и в других мифах Локи выступает в роли трикстера — отрицательного культурного героя, наделенного демоническими и комическими чертами, плута-озорника, искушенного в проделках и кознях, нарушающего табу и профанирующего святыни. По К. Леви-Стросу, трикстер — персонаж-посредник, «медиатор» между возвышенным и низким, богами и йотунами, жизнью и смертью, космогоническим и эсхатологическим; он «ас среди асов и демон среди демонов» (О.А. Смирницкая). Как писал Е.М. Мелетинский, «трюки, с помощью которых Локи достигает цели, и его шутовские проделки специфичны для трикстера».
Наиболее ярко комическая и «двойниковая» составляющие образа Локи проявляются в эддической песни «Перебранка Локи», в которой Локи «выводит на чистую воду» всех собравшихся на пир богов — и обменивается с Одином взаимными обвинениями, одинаковыми по своей сути.
Бога скальдического искусства Браги «волчий отец» (эпитет Локи, связанный с тем, что чудовищный волк Фенрир — его сын) попрекает трусостью, Идунн и Гевьон обвиняет в распутстве, Фригг — в прелюбодеянии с братьями мужа, Фрейю — в порочности и кровосмесительной связи с Фрейром, Тюра — в малодушии, Хеймдалля — в чрезмерном усердии, Тора — в страхе перед великанами. Одину же он бросает такое обвинение:
Молчи-ка ты, Один!
с начала времен людей
ты судил неправо:
в распре не раз,
кто праздновал труса,
тому ты дарил победу.
Далее следует взаимный упрек в колдовстве, «недостойном» богов:
Один сказал:
«Пусть в распрях не раз,
кто праздновал труса,
тому я дарил победу,
зато восемь зим ты
в подземье сидел,
был дойной коровой,
был женкой рожалой,
ты — бабоподобный муж!»
Локи сказал:
«А сам ты, я слышал,
на острове Самсей,
как ведьма,
бил в барабаны, жил,
ворожея, у людей в услуженье, —
сам ты бабоподобный муж».
Кроме того, в этой песни содержатся многочисленные намеки на Рагнарек — битву перед концом света — и печальную участь богов, которую предвидит Локи. Так, он говорит Фрейру, намекая на миф, изложенный в песни «Поездка Скирнира»:
Дал ты в уплату
за Гюмира дщерь
злато и меч в придачу:
коль Муспелля чада
промчатся сквозь Мюрквид,
чем ты, несчастный, помашешь?
Тору, грозящему ему своим молотом, Локи советует быть посдержаннее:
Ты же, сын Йорд,
к меду пришел, —
почто же, Тор, вздоришь?
Не столь будешь стоек
в стычке с тем волком,
что Родителя Ратей пожрет…[44]
Вдобавок в этой песни Локи фактически признается в своей причастности к смерти Бальдра:
Фригг сказала:
«В застолье пристало ль
столь много о старом
вам толковать сегодня?
Зачем понапрасну
двум асам спорить?
Прежние распри забудем!»
Локи сказал:
«Молчи-ка ты, Фригг!
ибо, Фьегюна дщерь,
как раз ты
блудить горазда:
Вили и Ве,
хоть Видрир — твой муж,
с тобою любились оба».
Фригг сказала:
«Когда бы сидел здесь,
у Эгира в доме,
хоть кто-нибудь,
Бальдру подобный,
ты с пиршества асов
сейчас не ушел бы
иначе, как больно побитый».
Локи сказал:
«Знать, мало досталось! —
желает ли Фригг
хулу до конца послушать?
Я — вот причина,
что сына вовек,
Бальдра, с тобою не будет!»[45]
К. Хлисен. Перебранка Локи (ок. 1861 г.).
Это признание переполнило чашу терпения богов, и они решили отомстить Локи. Как гласит миф, Локи ускользнул из дома Эгира, превратился в лосося и спрятался в водопаде, однако асы его поймали и связали кишками собственного сына Нарви. Скади, дочь великана Тьяцци, которую Локи также оскорбил на пиру, подвесила над его лицом ядовитую змею. Сигюн, супруга Локи, подставляла под каплющий яд чашу; когда же чаша переполнялась и Сигюн ее опорожняла, яд капал прямо на лицо Локи, и тот корчился так, что содрогалась земля. Связанный и казнимый, Локи осужден пребывать в некоей пещере до того мгновения, пока не придет срок битвы перед концом света и он не вырвется на свободу.
* * *
Скандинавская мифология отличается от прочих мифологий индоевропейского ареала прежде всего тем, что в ней особое значение придается судьбе. Этот «мировой закон» определяет не только поступки людей (как, скажем, в мифологии греческой или кельтской), но и деяния богов. Никто из них, даже сам Один, не властен изменить того, что предначертано судьбой: Бальдру суждено погибнуть — и он погибает, несмотря на все усилия асов; Фенриру суждено вырваться из пут — и он вырывается, как ни удерживают его боги; миру суждено быть разрушенным — и он разрушается, вопреки героизму асов в последней схватке перед концом света.
А.Я. Гуревич называл скандинавское представление о судьбе «активистским», противопоставляя его представлению «фаталистическому», когда герой покоряется возвышающейся над ним силе; жизненные установки героев (и богов) скандинавских преданий противоречат «фатализму, превращающему человека в безвольное орудие безличной судьбы». Скандинавский герой «не отделен от своей судьбы, они едины, судьба выражает внеличную сторону индивида, и его поступки только раскрывают содержание судьбы. Он осознает себя как личность постольку, поскольку ощущает в себе свою индивидуальную судьбу».
Скандинавские боги действуют в «пространстве судьбы», представленном двумя проекциями мифологического мироздания — горизонтальной, противопоставляющей освоенный мир (Асгард и Мидгард) миру неосвоенному (Утгард), и вертикальной, которую удерживает и структурирует мировое древо ясень Иггдрасиль, выступающее и как древо судьбы с норнами у корней; действуют, сознавая, что все их деяния ведут, если воспользоваться современным физическим термином, к нарастанию энтропии и к гибели мира. Но бездействовать нельзя, иначе это — не жизнь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.