Глава 1. ПРАВИЛА НАПИСАНИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ПРОЕКТА И ЗАЯВКИ НА ЕГО ФИНАНСИРОВАНИЕ

Глава 1. ПРАВИЛА НАПИСАНИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ПРОЕКТА И ЗАЯВКИ НА ЕГО ФИНАНСИРОВАНИЕ

Нужно ли писать исследовательскую программу

Мы замысливаем новый проект. Нужно ли писать программу нашего исследования? То есть не просто обдумывать, набрасывая нечто «на коленке», а буквально – делать специальный проектный текст? Любой из нас, не задумываясь, скажет: «Конечно, нужно!» А многие ли это реально делают, обстоятельно и добросовестно, если, разумеется, того не требует начальник, спонсор или научный руководитель? Таких «героев» придется искать, и поиск, боюсь, будет мучителен и долог.

Интересно, что в советское время исследовательские программы писались очень подробным образом. По молодости лет мне не довелось участвовать в написании подобных документов, но приходилось листать увесистые тома с весьма детальным описанием того, что люди планируют делать. Конечно, это шло по административно-командной линии, но помимо бюрократических маразмов подобная работа содержала ценные элементы общей профессиональной культуры.

Сегодня, к счастью, административных требований по поводу программной работы во многих случаях не предъявляется. Так зачем же писать исследовательскую программу, если на этот счет нет никаких предписаний, если, как нам кажется, без этого можно обойтись, сэкономить драгоценное время? Прежде всего для того, чтобы самим понять, что и как мы собираемся делать. Нам кажется, что в голове у нас все разложено по полочкам. Но слишком часто это оказывается самообманом, который с легкостью рассеивается, стоит только начать писать. Как только у нас возникает желание изложить нашу (безусловно, замечательную) идею так, чтобы это было понятно не одному только автору, происходит столкновение с массой мелких трудностей. Выясняется, что в нашем плане слишком много прорех, которые появляются при первых же попытках ответить на самые наивные профессиональные вопросы.

Начиная первые проекты, я убедился, что нет ничего полезнее, чем описание общего замысла на двух стандартных страницах – в жесткой форме, т.е. кратко и понятно. Для того чтобы выполнить подобное «упражнение», не говоря уже о написании полной программы, нужно многое продумать и для себя решить. Иными словами, исследовательская программа – это дисциплинирующий документ, который заставляет нас собрать вместе собственные мысли и разложить инструменты перед готовящейся исследовательской операцией. Описание того, как подходить к составлению исследовательской програм­мы, см. также: Ядов В.А. Социологическое исследование: методология, программа, методы. Самара: Изд-во Самарского ун-та, 1995. С. 42–80. Среди других источников см., например: Основы прикладной социологии: Учебник для вузов / Под ред. Ф.Э. Шереги и М.К. Горшкова. М.: ИНТЕРПРАКС, 1996. С. 17–23.

У программного документа, впрочем, есть и другая важная функция – объяснить умным людям свои намерения. Разумеется, если мы хотим получить дельный совет, а не морочить голову и демонстрировать свою «крутизну». Схватить кого-то за пуговицу в коридоре и объяснять битых полчаса человеку, который первый раз слышит о нашем проекте, что мы собираемся делать, – значит, без особой пользы тратить время свое и чужое. Умные люди – занятые люди, они завалены десятками разных дел, да и воспринимать на слух чужие построения – не самая благодарная задача (тем более, что есть люди, которые вообще предпочитают читать тексты, нежели слушать). Конечно, нас вежливо выслушают, но дело может тем и кончиться. А ведь совет нам не повредил бы, особенно в самом начале исследования, когда каждый шаг может обернуться выигрышем или потерями. Мы кровно заинтересованы в том, чтобы не держать идею в голове и не дожидаться окончания исследования, когда нам уже никто не в состоянии помочь. Несомненно, лучший способ предохраниться от нелепостей и случайностей – это обсуждение наших планов, из чего вытекает следующее правило.

Правило 2. Чем больше коллег мы сумеем вовлечь в диалог по поводу наших замыслов, тем лучше окажется проект.

Короткая, но вразумительная программа исследования способна в значительной степени облегчить эту задачу.

Наконец (если еще остались сомневающиеся в необходимости такой программы), внятный документ понадобится нам, когда мы соберемся писать заявку в какой-нибудь фонд с намерением получить там деньги на исследование. К вопросу о том, как это делать, мы вернемся чуть позже.

Итак, программа-минимум – это две страницы плотного текста. С нее и следует начинать. Затем пишется более полный программный документ – на 10–12 страниц. На какие вопросы в нем нужно ответить? На этом мы остановимся более обстоятельно.

Нет ничего более сложного, чем постановка проблемы

Обычно люди не видят решительно никаких трудностей в части постановки проблемы. В девяноста пяти процентах случаев предлагаются дежурные заходы про «актуальность выбранной темы», т.е. выливается определенное количество воды, достаточное для соблюдения ритуала обоснования собственной деятельности. Считается, что проблема указана уже в самом заголовке будущей работы. Например, мы хотим исследовать безработицу или бедность. Сразу, недолго думая, начинаем писать общие фразы о том, как в ходе реформ в постсоветской России появился отряд безработных, как он неумолимо растет, как он обретает женское (вариант: мужское) лицо. Из этого делается очевидный вывод, что, во-первых, проблема актуальна, а во-вторых, наш исследовательский проект крайне необходим. Между тем все это весьма сомнительно, ибо такое изложение, как правило, никакую проблему не содержит. То, что у нас есть безработные и бедные, известно каждому, об этом можно прочитать в любой газете. Спрашивается, а в чем собственно исследовательская проблема?

Дело в том, что мы пытаемся облегчить себе жизнь, осуществляя тихую подмену предмета исследования объектом исследования. Объект исследования – это то, что мы намерены изучать (например, явление безработицы или бедности). А предмет исследования – это указание на особую проблему, которую мы собираемся, как минимум, поставить, а если приложить достаточно усилий, то и решить.

Говоря об «очевидной актуальности» изучения безработных, бедных и других социальных групп, мы часто апеллируем к необходимости что-то делать, т.е. помочь обездоленным, предложить какие-то меры социальной политики, а не к необходимости что-то понять, раскрыть доселе неочевидное или противоречащее обыденным взглядам. По сути, обоснование исследовательской проблемы подменяется ссылками на проблемы изучаемых групп людей. В каком-то смысле мы спекулируем на тяжелом положении маргинальных групп, чтобы без особых усилий доказать «значимость» своей работы. Моральным оправданием этой позиции становится искренняя симпатия к объекту собственных изысканий – весьма распространенное «заболевание» среди исследователей, мешающее им дистанцироваться от своего объекта.

Повторяем, само по себе наличие безработицы (или другого подобного явления) не является исследовательской проблемой – это обыденный факт. И зачем ее изучать, в общем-то не так уж ясно. Утверждения типа «в зоопарке тигру не докладывают мяса!» и прочие рассказы об ужасах постперестроечной России суть указания на объекты нашего возможного интереса и желание что-то изменить, но, увы, они еще слишком далеки от фиксации проблем. Для того чтобы сдвинуться с мертвой точки, нужно иметь в виду следующее правило.

Правило 3. Нужно четко разделять исследовательские проблемы и социальные проблемы.

Без постановки социальных проблем (как ни кощунственно это звучит) исследование может обойтись – в конце концов, искусство ради искусства имеет все права на существование. А вот без собственно исследовательских проблем происходит утрата жанра. В результате исследование быстро превращается в формальную имитацию или политизированную болтовню.

Меня часто просили дать парочку примеров «настоящей» постановки проблемы. Слушателям хотелось обойтись малой кровью – получить шаблон и по нему штамповать «проблемы» – по любой теме и в любое время суток. Мой ответ кого-то неизбежно разочарует: ничего не выйдет, ибо существует неумолимое правило.

Правило 4. Не стоит ожидать, что кто-то за нас сформулирует проблему исследования.

Предвижу, что может возникнуть подозрение: либо автор данных строк имеет секретное ноу-хау и скрывает ценное оружие от потенциальных конкурентов, либо он просто наводит тень на плетень, блефует, предлагая тянуть из шляпы кролика, которого там заведомо нет. Увы, никакого секретного оружия не имеется (и, видимо, не может быть), а что мы сумеем вытащить из шляпы, зависит не от провидения, а от нас самих.

Сторонний наблюдатель (эксперт, руководитель) способен указать нам на отсутствие проблемы, если повезет, он(а) также может подкинуть какую-то мысль, но формулирование проблемы – задача чисто авторская и в сильной степени личная и личностная. Особенно это важно для социальных наук, где выбор темы тесно связан с нашими ценностными установками и гражданской позицией. Поэтому, помимо постановки интересных исследовательских вопросов, неплохо было бы объяснить (хотя бы самому себе), зачем мы беремся за этих безработных (вариант: бедных). Мы что, сами безработные или опасаемся, что вскоре можем разделить их судьбу? Или, может, среди наших родственников и друзей немало безработных, и мы хотим разобраться в их ситуации? И главное, почему это должно быть интересно другим, если речь идет о чем-то большем, нежели простое человеческое сочувствие людям, оказавшимся в сложном положении? Наша задача объяснить это, причем не в конце исследования, а еще до его начала.

Проблема – это некое несоответствие наших знаний об объекте другим знаниям о нем, обыденным представлениям, здравому смыслу. Это некий парадокс, если угодно, загадка, которую предлагается разгадать В англоязычном профессиональном сообществе это называется puzzle. Принято считать, что для хорошего исследовательского текста puzzle крайне желателен. В англоязычном профессиональном сообществе это называется puzzle (принято считать, что для хорошего исследовательского текста puzzle крайне желателен), противоречие в понимании, нестыковка смыслов и интерпретаций. Оно возникает тогда, когда исследователь сталкивается с препятствием, которое он не может с легкостью преодолеть или обойти. Приходится предпринимать определенные целенаправленные действия – разбирать завалы, карабкаться вверх и вниз, искать обходные пути.

Очень часто формулирование проблемы подменяется указанием на нехватку данных или неполное знание о каком-то явлении. Дескать, первое, второе и третье уже изучено, а четвертое и пятое еще нет, посему это «проблема». Вновь повторим, что, подменяя предмет (проблему) ссылкой на объект исследования (пусть даже он весь представляет сплошное белое пятно), мы облегчаем себе жизнь, но не продвигаемся к смыслу. И каждый раз нам придется отвечать на неумолимый и жесткий вопрос: «Белых пятен много, зачем нам изучать именно это?» Ибо исследовательская проблема – это не пустое, необжитое место, где можно поставить палатку и начать строить здание новой теории. Это препятствие на нашем пути. На земном шаре еще немало неосвоенных территорий, однако, это не означает, что именно там необходимо селиться. Поэтому важно зацепиться за неоднозначность и начинать растягивать смысловое пространство, а не гордо указывать пальцем на бесцветную пустоту.

Как сформулировать проблему, цель и задачи исследования

Должно быть что-то удивительное, неожиданное или по крайней мере неочевидное (как ныне говорят, нужна «фишка»). Нужен вопрос, на который мы не в состоянии дать немедленный ответ. Этот вопрос становится крючком, за который цепляется интерес к нашему исследованию со стороны других. Простые повествования о конкретном объекте интересны в лучшем случае узкому кругу специалистов, которые занимаются тем же самым делом и, кстати сказать, знают то, что мы собираемся им сообщить, как минимум, на девяносто процентов. А вот как заинтересовать нашей проблемой других коллег? Эта задача не из легких. И это произойдет только в двух случаях: либо человека привлечет какой-то поворот нашей темы, либо он(а) с резонирует на нашу проблему, и наш глубокий личный интерес отзовется интересом другого. Во втором случае человек поймет: это не просто еще одна «актуальная тема» и не просто еще один научный текст. Это личная ставка исследователя, он вкладывает в нее не только время, но и частицу собственного «я», он не безразличен к предмету, а значит, высока вероятность увидеть и услышать что-то интересное.

При этом Проблема с большой буквы не обязательно должна быть чем-то абсолютно новым. Есть проблемы, над которыми лучшие умы человечества бьются на протяжении многих столетий, они плодотворно разрешаются, а потом снова встают в полный рост перед новыми исследователями. Таковы, например, вопросы о соотношении структуры и действия, макро- и микропорядка, об отношении индивида и общества. Но какова бы ни была наша исследовательская стратегия, беремся ли мы за «вечный» вопрос или пытаемся открыть совершенно новую перспективу, – это не избавляет нас от необходимости определения предмета своих изысканий.

Что еще более затрудняет задачу, проблему надо не только понять, но и внятно изложить в нескольких предложениях, где будут и указание на объект, и контекстуальные рамки, в которых он рассматривается, и смысловое несоответствие, «конфликт интерпретаций». Эти рассуждения открывают наш программный текст и во многом определяют, доберется ли читатель до последней страницы.

Правило 5. Прежде всего, мы должны показать, что предмет исследования интересен для нас самих, а затем убедить других людей в том, что он может иметь значение не только для автора.

К сожалению, многие начинают со второго, пытаются навязать свое представление другим, причем в безлично-агрессивной форме, а свой личный интерес стыдливо прячут за маской холодной объективности.

Перейдем к следующим разделам программы исследования или заявки на грант – необходимости формулировать цель и задачи исследования.

Как обычно поступает нормальный исследователь, когда формулирует цель своего проекта? Он фактически повторяет его название в чуть более расширенном виде. Словом, вместо формулирования цели воспроизводится заголовок. А что значит сформулировать действительную цель? Это значит взять ту самую проблему, которую мы столь мучительно пытались нащупать, и изложить ее в одном коротком предложении, избегая при этом столь частой тавтологичности и ритуальной пустоты целеполагающих фраз. Конечно, сказать это проще, чем сделать. К тому же «научить» этому невозможно, эта способность появляется (или не появляется) в ходе практической работы. Причем поставить и сформулировать действительную цель удается далеко не в каждом проекте. Но к этому необходимо стремиться.

Теперь по поводу задач. Задачи – продукт творческого уточнения исследовательской цели. Цель разбивается на пять-шесть подцелей (или задач), которые, во-первых, определяют основные содержательные разделы нашей работы, а во-вторых, имеют более конкретный и операциональный характер.

Задачи служат делу содержательного разворачивания объекта исследования и являются мостками к основным исследовательским гипотезам.

Следует ли расширять объект исследования

Теперь нужно достаточно подробно описать объект исследования. Как правило, у нас возникает желание всячески раздвинуть рамки этого объекта, показать, что мы не забыли все аспекты. Соблазн расширения объекта вырастает из понятного исследовательского интереса и подхлестывается профессиональными амбициями автора. Ибо чем масштабнее и всестороннее наш объект, тем, кажется, выше статус и значение всего нашего проекта. Поэтому большинство при описании объекта исследования пытаются растянуть его, представить большим и важным. Признаемся, мы привыкли обещать все, чтобы потом сделать что-нибудь. В результате ставятся туманные задачи, раздаются неоправданные авансы и, главное, трудно понять, что, собственно, будет исследоваться, ибо объект обретает размытые очертания. Между тем нам нужно было бы следовать совершенно противоположному правилу.

Правило 6. Целесообразно всячески сужать и ограничивать объект исследования.

Определить объект – значит его опред?лить, т.е. ограничить. Вспоминая слова Э. Хемингуэя о художественной литературе, скажем, что качество исследовательского проекта определяется не тем, что в него включено, а тем, что в него не вошло. И если о чем и следует писать в программе или заявке, то не о величии и масштабности исследования, а, напротив, о его границах. Например, сказать, что мы собираемся изучать безработицу, и остановиться – значит допустить досадную ошибку. Ибо мы сделали лишь самое первое указание на объект. Далее следует ввести территориальные ограничения – идет ли речь обо всей России или о конкретном городе, отдельном районе. За ними идут хронологические ограничения – мы ведь не собираемся изучать явление безработицы на протяжении всей истории человечества. Затем определим временной период, который мы собираемся осветить, – моментный срез, пять лет или десятилетие. После этого нужно специфицировать изучаемые группы – нас интересуют все безработные, выявленные по методологии Международной организации труда, или только официально зарегистрированные безработные? Может, мы фокусируем внимание на вынужденных безработных, уволенных по сокращению штатов, или причины обретения статуса безработного для нас не имеют особого значения? Насколько длительным должен быть период отсутствия работы, чтобы люди попали в число наших респондентов? Если человек не работает в течение всего одной недели, а завтра, вполне возможно, получит другую работу, его опыт нам интересен? Или для нас важно состояние относительно длительной и застойной безработицы? Все это зависит от цели и задач нашего исследования. И нужно сразу отсечь те группы и явления, которые мы рассматривать не собираемся, причем написать об этом в четкой, недвусмысленной форме.

Фиксация предмета, о котором говорилось выше, увязывает объект с исследовательской проблемой и также вносит свой вклад в ограничение объекта. Нас не интересует, например, что едят безработные на завтрак. А если интересует, то возьмем на себя труд объяснить, зачем нам это нужно. Автор часто поддается заблуждению, что если ему(ей) все ясно, то эта ясность автоматически передается окружающим. А поскольку основная масса окружающих не обладает телепатическими способностями, возникают недоразумения и недопонимание.

Конкретная спецификация объекта необходима, во-первых, чтобы сторонний человек понял наконец, что мы собираемся исследовать, а во-вторых, ограничение объекта придает нашему проекту более реалистичный вид. Нормальный эксперт при оценке проекта рассуждает так: «Если человек учел множество ограничений, значит он(а) имеет достаточные представления об объекте и сумеет выполнить поставленную задачу».

Добавим, что многие из нас не дают себе труда задумываться об ограничениях, откладывая их до момента, когда нужно выходить в поле. А там, как говорится, жизнь сама расставит все по своим местам. Или, иными словами, объект неизбежно ограничится нашими возможностями получения данных, доступа к респондентам. Как будто наши возможности в отношении сбора данных нельзя было оценить заранее (хотя бы в общих чертах). В итоге первоначальные планы превращаются в красивые фразы, а мы начинаем делать «то, что можем».

Вы скажете: «Сколько можно повторять столь очевидные вещи!» Не станем спорить. Просто возьмем последнюю из наших заявок или статей и посмотрим, как эти позиции изложены в нашем тексте (и изложены ли вообще).

Нужно ли подчеркивать оригинальность проекта

Определение границ объекта не является особо сложной задачей, просто она часто выпадает из процесса продумывания нашей работы. Не сложна в своей основе и следующая задача – определить ключевые понятия, предложить язык, который мы собираемся использовать. Скажем, задуман проект по изучению «новых бедных». Не следует обольщаться насчет того, что все окружающие должны знать, кто входит в эту группу. В любом случае, необходимо показать, кого называют «новыми бедными» и как возникло это понятие. Следует исходить из того, что большинство наших читателей и слушателей, даже если речь идет о профессиональных экспертах какого-нибудь фонда, не погружены в содержание нашей проблемы. Читатель вообще не должен знать больше нашего. Наоборот, это мы должны ему что-то объяснять. И если мы пробежим мимо исходных, самых простых вещей, читатель с той же легкостью, обойдя нас на первом повороте, пробежит мимо вещей более сложных.

Откуда берутся определения основных понятий? Выдумываются нами из головы? Отнюдь, они связаны с методологической базой исследования, с именами тех классиков и современников, к которым мы собираемся апеллировать, и теми традициями, которые служат для нас основанием. Наш понятийный аппарат формируется на базе каких-то источников, и почему бы нам эти источники не выявить. Прежде всего это нужно нам самим. Конечно, мы читали много книг и испытали на себе многие влияния, но какие-то из многочисленных традиций, видимо, нам более близки. Именно с ними в первую очередь мы собираемся работать, использовать для разработки инструментария и последующей интерпретации данных. Выделив эти источники творческой энергии для себя самих, мы должны открыть их другим.

В проектных заявках и в научных статьях многие зачастую стремятся всячески подчеркнуть оригинальность и новизну своего исследования. Это в немалой степени подогревается и внешними требованиями со стороны фондов, журналов, диссертационных советов. Не будем углубляться в сложный вопрос о том, в какой степени возможна и необходима новизна в социальном исследовании, если речь идет о чем-то большем, нежели отыскивание новых фактов. Ограничимся простым советом. Самовосхваления в стиле «Моя работа глубоко оригинальна, по данной теме фактически ничего не сделано» выглядят, во-первых, неумно, а во-вторых, подозрительно. Подозрения могут возникать как по поводу нашего психического здоровья (мания величия мало кому шла на пользу, хотя исключения, конечно, имеются), так и по поводу нашей образованности (точнее, ее отсутствия). Каждому эксперту известно, что «гениальные открытия», почти без исключений, совершаются малообразованными энтузиастами и маргиналами, при приближении которых лица представителей профессионального сообщества каменеют, а сами профессионалы становятся изысканно вежливыми. Чтобы избежать подобной угрозы, лучше последовать такому правилу.

Правило 7. Нужно подробно и тщательно доказывать свою неоригинальность, вписывая поставленную проблему в существующие концептуальные контексты.

Мы часто заблуждаемся не только по поводу величия собственных работ, но и по поводу критериев, по которым эти работы оцениваются другими людьми. Культивируется заблуждение, что главным условием положительной оценки проекта представителями экспертного сообщества является его принципиальная новизна. Множество способных людей теряло ориентиры в этом «проклятом» месте. А ведь экспертам нужно было совсем другое: они хотели понять, являемся ли мы частью их профессионального сообщества, можем ли говорить на понятном профессиональном языке, разделяем ли правила поведения, принятые в данном сообществе, способствует ли наша работа его воспроизведению, поддерживает ли традицию. Иными словами, эксперт должен определить, следует ли нас пустить на порог и предложить пообедать. А если, помимо упомянутых свидетельств, мы способны предъявить еще и некоторую оригинальность мышления, нас примут с распростертыми объятиями.

Кто-нибудь возмущенно воскликнет: «Что это еще за проповедь конформизма в священном храме науки, обращающая наши помыслы к невиданным доселе свершениям...» Вполне разделяя эту боль, сообщу о печальном известии: таковы профессиональные сообщества, они достаточно ригидны и относительно замкнуты. А необузданным гениям приходится всю жизнь стучаться в запертые ворота или искать другие сферы приложения сил.

Чтобы избежать разочарований, совершим маленький шаг навстречу: покажем, что мы понимаем друг друга, причем не мимикой и жестами, а спокойным письменным словом. Настроим мысли собеседника на нужную волну и заставим их резонировать.

И, наконец, разве ссылки на традицию и приписывание к традиции растаптывают наши амбиции? Нет, они их подпитывают и утверждают.

Насколько вредны гипотезы

Еще один обязательный пункт для большинства заявок или исследовательских программ – необходимо формулировать гипотезы. А, кстати, нужно ли? Не является ли стремление к постановке гипотез атавизмом эпохи зрелого позитивизма? Ведь, формулируя гипотезы до выхода в поле, мы «навязываем действительности свое особое видение», вместо того чтобы сразу идти на объект и вживаться, вчувствоваться. Многие так и считают. Оставим их в покое – нам не победить в этой борьбе, тем более оружием логических аргументов, ибо исследование-как-вживание-и-вчувствование теснейшим образом связано со специфическими стилями жизни, – а сами тем временем обратимся к вопросу о гипотезах.

Не будем пространно объяснять, что такое гипотеза. Ибо таковые объяснения присутствуют в большом количестве в специальной и не очень специальной литературе. Хорошее изложение вопроса о гипотетических рассуждениях см.: Батыгин Г.С. Лекции по методологии социологических исследований: Учебник для вузов. М.: Аспект Пресс, 1995. С. 129–144. Гипотезы могут касаться основной проблемы исследования, его отдельных задач или частных связей между конкретными переменными. Их смысл от этого не меняется.

Прежде всего гипотеза – это предположение, но не о наличии или отсутствии какого-то явления. Утверждение «уровень безработицы в России достиг 12% экономически активного населения» является предположением относительно конкретного факта, но еще не является гипотезой. Ибо гипотеза – это предположение о наличии и характере связей между признаками, будь то каузальная, функциональная или еще какая-нибудь связь. Крайне желательно, чтобы в гипотезе не просто фиксировалась связь между двумя и большим числом признаков, но и содержался объясняющий элемент. Например, мало указать на потенциальную связь между увеличением количества районных служб занятости и ростом числа безработных. Необходимо понять и характер связи между этими явлениями. То ли новые службы открывались, чтобы принять большее число страждущих, то ли страждущих стало больше, когда недалеко от дома открылись новые биржи труда. Или, возможно, один процесс подстегивает другой.

Для традиционного экономиста формулирование гипотезы является ключевым звеном всей работы, ибо гипотетическое рассуждение закладывает основу математической модели. Обычный социолог чувствует себя в этом отношении более свободным. Будем откровенны, большинство интересных гипотез формулируются задним числом, когда получены все данные и произведены расчеты. Гипотезы превращаются в риторические формулы, способ подачи материала. Вдобавок они придают автору более значимый вид: «Мы заранее предполагали, что...» или «В соответствии с нашими изначальными предположениями оказалось, что...» Да, так действительно происходит. Но ведь это не означает, что не может быть иначе.

Программа-минимум для любого (особенно количественного) исследования – строить частные гипотезы перед анализом эмпирических данных. Чтобы не проверять механически связь всех переменных: эта работа не столь трудна, сколько бессмысленна, она превращает анализ из творческого процесса в серую рутину. Нормальная же программа предполагает, что наиболее существенные гипотетические связи обозначены еще до начала полевых работ и встроены в исследовательский инструмент.

Нити гипотез тянутся от исследовательской проблемы. А проблема, напомним, это не указание на пустоту, а некое напряжение, которое ищет своего выхода. И ближайший выход проблема находит именно в гипотезе, которая успокаивает проблему, укладывая ее на ложе более операциональных суждений. Специфика гипотетических высказываний состоит в том, что они не снимают проблему, а предлагают модель или прообраз ее решения. Они указывают первоначальное направление, по которому мы планируем пройти свои первые шаги, еще не осознавая в полной мере всех последствий совершаемого выбора.

Не буду скрывать, я сам крайне неохотно излагал гипотезы до начала исследования, даже в тех случаях, когда они действительно были. Однако и по сей день я не теряю надежды преодолеть эту очевидную слабость.

Раскрывать ли методы сбора данных

Методы сбора данных принято давать мимоходом в виде короткой «технической» справки. А многие и вовсе не считают нужным писать об этом. Лишь бросят легкую фразу «По данным нашего опроса предпринимателей, выяснилось, что...» Кого опросили, какими способами, как строилась структура выборки, не ясно.

Меня могут спросить: «Ну зачем же с пафосом в сотый раз писать о подобных вещах?» Не выглядит ли это так, будто автор с маниакальным упорством и дикими криками ломится в открытую дверь? Чтобы разрешить сомнения, давайте возьмем десяток заявок на любой конкурс и убедимся, что в каждой второй заявке это требование не соблюдается. Вполне, казалось бы, профессиональные исследователи с длинным списком публикаций постоянно «забывают» об этом или ограничиваются лапидарной ссылкой на то, что будет проведен некий социологический опрос.

Самая распространенная причина, по которой отклоняются исследовательские заявки и не финансируются проекты, связана с тем, что мы пренебрегаем следующим важным правилом.

Правило 8. Вместо того, чтобы целиком погружаться в описание того, что мы будем делать, следует сконцентрировать основные усилия на разъяснении того, как это будет делаться.

Эксперта интересует в первую очередь не то, сколь ценные результаты ожидаются на выходе проекта, а то, насколько этот проект вообще реализуем, в какой степени его авторы понимают, как будет строиться исследование. Что же касается результатов эмпирической работы, то они тоже во многом определяются не красивыми авторскими посулами (это мы умеем), а характером данных, которые люди собираются получить и обработать.

Разумеется, сказанное касается не только заявок, но и множества опубликованных статей. Как может читатель оценить полученные результаты, если не ясно, как собирались и обрабатывались данные? Или мы надеемся на непрофессионализм читателей, которые просто не задаются подобными вопросами и глотают все подряд? Несколько лет назад в одной из газетных статей ведущий российский социолог В.А. Ядов отчаянно призвал не верить социологическим данным, в описании которых отсутствует стандартное обоснование выборки и методов опроса, и даже не читать этих статей. Думаете, с тех пор многое изменилось?

И сугубо теоретических работ это касается в той же мере. Если мы обращаемся к специальной литературе, нужно описать, какой круг литературных источников использован (ведь прочитать все, что написано по любой, даже узкой теме, невозможно). Как отбирались эти источники? Мы искали конкретных авторов или хватали то, что попадалось под руку? Что пока не удалось освоить или невозможно найти? Что в итоге сформировало концептуальную и информационную базу нашего исследования?

Вернемся к эмпирическим исследованиям. При описании источников данных возникает масса принципиальных вопросов. Прежде всего, нужно оценить имеющуюся информацию о генеральной совокупности. Если мы собираемся опрашивать предпринимателей или безработных, зададим себе три вопроса.

· Что мы знаем об этих группах и объекте исследования вцелом?

· Какой важной информации в нашем распоряжении нет?

· Можно ли получить недостающую нам информацию ичто для этого следует предпринять?

Ответив на эти вопросы, задумаемся о главном – какого рода данные мы планируем получить в ходе обследования. Мы уже определили, кто выступит в качестве наших респондентов. Теперь мы должны решить, как будет строиться выборка, каковы будут основные ступени отбора единиц наблюдения.

Отдельная проблема – обеспечение доступа к респондентам и побуждение их к интервью. Люди, имеющие опыт интервьюирования, знают, что часто получить доступ к респонденту труднее, нежели опросить его на самые деликатные темы. Это касается в первую очередь групп с повышенной занятостью (например, предпринимателей). Если же наша «потенциальная жертва» согласна с нами взаимодействовать, дальше – «дело техники» (особенно, если это человек с высшим образованием). Грамотно разговорить респондента сумеет всякий более или менее опытный интервьюер.

Далее, в процессе сбора данных мы применяем чьи-то методики. Скажем, мы можем использовать несколько формулировок вопросов из опроса Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), и в этом нет ничего зазорного, необходимо только указать источник. Если нам не подходят чужие методики, выдумываем свои. Но тогда приходится внятно объяснять, в чем суть этих методик. Не раз приходилось читать заявки, в которых авторы указывали на существование у них совершенно оригинальных методик, с помощью которых они способны продуцировать невиданные доселе данные. Не будем повторяться, что сугубая оригинальность всегда выглядит подозрительно. Может, и в самом деле автор припас что-то необычное. В таком случае следовало бы растолковать, в чем ее специфика по сравнению с уже имеющимися инструментами, применялась ли эта методика раньше и какие ограничения она накладывает на исследователя. Многие же не потратят на это и двух слов, не говоря уже о том, чтобы дать всю методику целиком («Что же мы будем раскрывать все заранее, вот дайте деньги, мы тогда...»). Экспертам предлагается принять это на веру. А если эксперту фамилия соискателя ничего не скажет, то за что он(а) может зацепиться – за обещания и уверения в подлинной оригинальности?

Заметим, что у нас есть перешедшая еще от «развитого социализма» традиция тщательно скрывать суть примененных методик, не показывать никому анкеты, по которым проведено обследование. Мы боимся, что кто-то украдет наши секреты. Сегодня вдобавок методики превращены в коммерческий продукт. И если раньше говорили «Не можем показать вам анкету, потому что ни одной не осталось», то сегодня делают важное лицо и намекают на коммерческую тайну. В любом случае многие их по-прежнему скрывают, хотя на них никто не покушается. Добро бы за дверью стояла вереница желающих применить наши прогрессивные наработки. Не будем себя обманывать, ибо круг тех, кто намерен собирать систематические данные, весьма ограничен.

Говоря о причинах такого поведения, многие ссылаются на угрозу, исходящую от дилетантов и неофитов, которые могут с помощью столь дорогого для нас инструмента производить всякие глупости и несуразности. И, признаюсь, автор не лишен таких опасений. Не стоит раздавать анкеты кому попало. Но, оберегаясь от «чайников» и «коммерсантов», мы этим не ограничиваемся и пытаемся отрезать от себя и профессиональное сообщество. В будущем, видимо, придется переламывать ситуацию. Впрочем, уже немало людей (по добросовестности или по научению западных партнеров) открывает инструментарий. И ничего страшного не происходит.

Есть ли у нас планы и заделы

Следующий пункт очень прост – нужно иметь план реализации проекта. Причем речь идет уже не об идейном плане, а о сугубо календарном. Если мы пишем программу или заявку, никто не ожидает узнать из нее дневной распорядок наших действий. Но вот что будет происходить в рамках проекта по кварталам, месяцам, а в быстротечных проектах и по неделям, придется указать. Казалось бы, зачем этот план, почему бы не отдать внутреннюю организацию на откуп авторам проекта, главное, чтобы они успели завершить дела к сроку? Да и можно ли составить такой план в столь сложном проектном деле, с массой привходящих обстоятельств? Здесь можно с уверенностью огласить следующее правило.

Правило 9. В исследовательском процессе ни один из тщательно вычерченных планов никогда не соблюдается (по крайней мере, полностью). Тем не менее подобный план, привязанный к реальному времени, необходим. И чем детальнее он будет, тем лучше.

Лучше будет не только нам, но и эксперту-оценщику, для которого наш план послужит сигналом: «Авторы продумали, что будут делать». Поэтому план должен быть составлен, даже если мы не в состоянии полностью спланировать свои действия. Он должен быть конкретен и основателен, даже если впоследствии многое будет делаться иначе. И составить его нужно, даже если в форме заявки нас об этом не попросили (что, впрочем, случается довольно редко).

Добавим, что план нужен не только «для дяди». Начертанный второпях и ни к чему вроде бы не обязывающий документ обретает некую странную принудительную силу и начинает потихоньку подталкивать нас, упорядочивать наши действия. Да, мы не застрахованы от смещения сроков, оно почти неизбежно, но любая подвижка во времени станет для нас, прежде всего, предупредительным звонком – напоминанием о взятых на себя обязательствах.

Еще одна очевидная вещь, о которой мы очень часто забываем, называется «научные заделы». Если нам вчера что-то пришло в голову, а сегодня мы уже строчим новый проект, то завтра наша торопливость будет проглядывать через многочисленные дыры в этом проекте. Если мы не вчера его задумали, если уже трудились над выбранной темой, участвовали в других проектах в смежных областях, писали что-то, имеющее отношение к делу (пусть даже отдаленное), то нужно рассказать, что уже удалось сделать и в чем будет состоять наше продвижение в новой работе.

Проект – дело серьезное. Давайте оценим имеющиеся у нас ресурсы. Денег у нас еще нет, но есть какая-то профессиональная и институциональная поддержка. К кому мы можем обратиться за консультацией или за полезными советами? Не забудем и о тех, кто может оказать помощь в полевых работах. Или мы в состоянии все сделать сами? Предположим, у нас хватит квалификации, а вот достанет ли времени и сил? И откуда мы возьмем опытных интервьюеров?

Есть ли у нас возможность «прикрыться» брэндом какой-нибудь организации, легко распознаваемым в экспертном сообществе? Имеются ли условия для нормальной профессиональной работы? Для того чтобы проект выглядел солидно, мы должны показать, что мы не сумасшедшие, не гении с поволокой романтической усталости на глубоко запавших глазах и не маргиналы-одиночки, а сотворцы какого-то более весомого дела, члены сильного профессионального коллектива. Ссылка на помощь, ожидаемую от этого коллектива, не принижает нас и не развенчивает наших замыслов. Напротив, она придает нам силы, а эксперту-оценщику – уверенность в благополучном исходе дела. Ибо если эксперт часом не встречал (или позабыл) нашу фамилию, он будет искать институциональную привязку – какой университет мы окончили, где и с кем работаем. И те из нас, кто работают с сильными людьми и в приличных местах, имеют заведомо больше шансов на успех. Дело обходится без всякого лоббирования и блата – брэнд работает сам по себе.

Как бороться со сметой

Тяжелый, но неизбежный пункт – составление сметы расходов. Меньше запросишь – глупо, больше запросишь – рискованно. Да и не всегда ясно, сколько денег потребуется. Все необходимо учесть: оплату своего труда, расходы на полевые исследования, оборудование, поездки, связь, размножение материалов. Составлять сметы – дело нелегкое, даже муторное. Но смета должна быть составлена независимо от любых обстоятельств. О том, какой должна быть смета, говорится в следующем правиле.

Правило 10. Независимо от степени определенности наших планов, смета должна быть подробной, конкретной, полной, правдоподобной и аккуратной.

Итак, прежде всего смета должна быть подробной: чем больше статей в этой смете, тем, в принципе, лучше, особенно если нужно обосновать крупные расходы (хотя мельчить, вынося в отдельную строку ручки и карандаши, тоже не следует).

Смета также должна быть конкретной: если закладывается покупка компьютера, то сразу приводится его спецификация, если планируются поездки, то указывается куда, когда и на какое время.

Кроме этого, смета должна быть полной: если мы чего-то не знаем, то надо узнать, а нет возможности – прикинуть, посоветоваться с кем-то. Пробелов оставлять за собой не следует.

Смета должна быть правдоподобной: просчитать все до копейки затруднительно, особенно если планируешь на пару лет вперед, но грубые ошибки сразу бросаются в глаза опытным людям – либо урежут смету, либо забракуют, поэтому лучше не подвергаться риску по мелочам.

Наконец, смета должна быть аккуратной: нелишне проверить, сходятся ли общие суммы по отдельным статьям (расхождения бывают редко, но все же встречаются). Стоит также проверить запятые, чтобы 12 тыс. не превратились в 1,2 тыс. или наоборот (и то, и другое одинаково плохо). Проверяющий рассмеется, но его (ее) смех нас, увы, не порадует.

Конечно, многие вещи прикидываются на коленке или сочиняются из головы, но они должны быть по крайней мере на что-то похожи, а еще лучше, если они просто соответствуют действительности. Не стоит закладывать 400 у.е. на дорогу там, где стоимость билета едва превышает 100 долл. Не стоит просить зарплату, в 10 раз превышающую то, что мы имеем на сегодняшний день (думаете, этого никто не делает?). Запросы должны быть разумными, хотя излишне скромничать тоже, разумеется, не надо. Если мы предложим сделать всю работу за 10 коп., мы не только потеряем деньги, но и понизим свой статус – низкая цена устойчиво ассоциируется с низким качеством. Лучше всего попытаться получить дополнительную информацию о том, каковы стандарты (обычные нормы расходов), установленные данной организацией-донором. Они, как правило, есть, даже если и не прописаны в формальных инструкциях.

Кстати, разбрасывая щедрой рукой чужие и, вдобавок, еще неполученные деньги, неплохо бы сразу прикинуть, а сможем ли мы за них отчитаться. Для этого нужно знать, насколько детальной и строгой будет запрашиваемая финансовая отчетность. Некоторые фонды не предъявляют строгих требований или даже вовсе отказываются от утомительного финансового контроля за нашими действиями. Однажды, например, милая девушка, выдавая мне очередное грантовое соглашение, немного важничая, сообщила, что фонд не контролирует фактические расходы грантополучателей и я могу, например, на полученные деньги купить костюм в модном магазине (возможно, я был слишком скромно одет). Что может быть приятнее такой ситуации, но полное счастье, как известно, выпадает редко, и обычно все оказывается немного сложнее. В большинстве случаев отчитываться нужно, да еще с предъявлением документов. Возможность лихорадочного перераспределения сумм между статьями впоследствии сильно ограничена. Поэтому самое время подумать, все ли расходы мы сумеем закрыть благопристойными чеками. По некоторым статьям можно отчитаться вольными справками-расписками. Но есть статьи (например, плата за услуги связи и, особенно, поездки), где документы (билеты, квитанции об оплате) выдаются внешними организациями на совершенно конкретные суммы. Словом, садиться в калошу никак не хочется.

Грамотно составленная смета (явление пока не столь частое) – еще одно убедительное свидетельство нашей осведомленности и подготовленности. А если она еще и совпадет с фактическими расходами, значит, мы действительно все хорошо продумали.

Как получить деньги на проект

Еще несколько замечаний в адрес наших заявок, которые мы подаем в спонсирующие организации. Мы слишком часто сосредоточены на своих идеях (которые, как минимум, талантливы). Но давайте поставим себя на место эксперта, который будет читать наш текст. Конечно, эксперты встречаются разные, в их оценках много субъективного, но есть вещи, которые касаются всех. Что такое экспертиза? Это оценка качества проекта и риска, связанного с его реализацией (или нереализацией). Причем, ставя высокий балл, эксперт берет на себя часть ответственности, и ошибаться никто не хочет.

Поэтому, вместо того чтобы оценивать гениальность наших мыслей, эксперт стремится понять несколько «простых» вещей. Первое, вменяем ли автор в клиническом и профессиональном смысле. Второе, разбирается ли он(а) в предмете, о котором идет речь. Третье, знает ли он(а), что будет делать и в какой последовательности. Четвертое, есть ли у автора какой-то опыт подобной работы. Иными словами, способен ли автор исполнить обещанное в заявке хотя бы наполовину (ибо все привычно обещают сверх всякой меры). Не подведет ли автор, не подмочит ли репутацию эксперта? Любая заявка – своего рода кот в мешке. А эксперт – существо нежное и к тому же занятое. И если мешок туго перевязан, эксперт не станет ломать себе пальцы, чтобы его развязать, и не будет заклинать «Сим-Сим, откройся». И не будет заниматься гаданиями, есть все-таки в этом мешке кот или туда подложено чучело. Мы сами должны приоткрыть мешок и дать взглянуть на содержимое. Иначе, скорее всего, эксперт с тихим вздохом отложит нашу заявочку и, забыв о ней, перейдет к следующей.

Наконец, мы предлагаем «золотое правило», без которого не стоит приступать к осаде любой крепости-фонда. Как и любые другие мощные средства, оно чрезвычайно просто.

Правило 11. Надо внимательно читать формальные условия конкурса и, не раздумывая, следовать изложенным требованиям в своей заявке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.