Гленн Миллер (Miller, Glenn)

Гленн Миллер

(Miller, Glenn)

{193} О великом, непревзойденном и совершенном Гленне Миллере[21] написаны книги, сняты кинофильмы, в музеях выставлены вещи, связанные с ним, под его именем проходят ежегодные фестивали… И хотя он сам исчез из этого мира в 1944 году, «Оркестр Гленна Миллера» по сейчас продолжает исполнять музыку в его аранжировках – пятьдесят недель в году во всех странах мира.

Каждый, кто когда-либо руководил оркестром, знает о тайной мечте – создать звучание, которое невозможно ни с чем перепутать, которое будет узнаваемо с первых тактов. Гленну Миллеру это удалось с блеском – это и много более того.

Миллер создал звучание, который определило не только его оркестр, но и всю его эпоху. И кто теперь вспомнит, кто тогда руководил, чем руководил, но достаточно поставить пластинку, заправить CD или загрузить MP3, и пары тактов достаточно – на лицах расцветают улыбки, все испускают блаженный вздох и думают: «Ах, блаженное время; время Гленна Миллера…»{194}

И все это совершенство было достигнуто им за четыре года. Именно столько времени существовал коллектив Гленна Миллера – со времени первой записи в 1938 году до финального концерта в 1942-м, когда Миллер распустил самый успешный оркестр за всю историю человечества, чтобы вступить в действующую армию.

Гленн Миллер во главе своего оркестра

Он действительно был гигантом в своей области, гением, легендой, музыкантом от Бога. И, как говорил критик Джордж Фрэйзер, «каждая его вторая песня становилась гимном эпохи».{195}

Но собрать совершенный оркестр (а тогда джазовый оркестр был излюбленной формой музицирования) Гленну удалось не с первого раза. Первые его попытки кончались полным и абсолютным крахом, но Миллер не отчаивался, затягивал ремень туже и вновь брался за дело с удесятеренной энергией.

Он знал, чего хотел, держался этого и без устали работал, чтобы добиться своего. Говорят, что его отличали «страстная вера в порядок» и убежденность в том, что «тому, кто умеет работать, всегда найдется место под солнцем».{196}

Но начнем с начала.

Алтон Гленн Миллер родился 1 марта 1904 года в глухой и снежной провинции Айова. Отец его сменил много профессий, но толку было мало. Семья Миллеров как была, так и оставалась нищей; лодка держалась на плаву исключительно благодаря силе воли матери Гленна.

Несмотря на удручающую бедность, дети как-то ухитрились получить музыкальное образование. Еще юношей Миллер попал в Университет Колорадо и устроился работать в оркестр Бена Поллока. Там он познакомился с массой музыкантов, в том числе с другим будущим светилом свинга – Бенни Гудманом.

Гудман вспоминает: «Это были самые счастливые дни нашей жизни, хотя тогда мы этого и не подозревали. Мы делили с Гленном жилье в начале 30-х, перебивались с хлеба на воду в надежде найти хоть какую-нибудь работу, чтобы не умереть с голода. И скажу откровенно – Гленн в то время был точно таким же, как и восемь лет спустя, когда он стал руководителем самого популярного оркестра страны: честным, прямым человеком. В нем не было двойного дна; общаясь с ним, ты всегда знал, что он о тебе думает. К своей работе он всегда относился чрезвычайно серьезно, но когда работа заканчивалась, он был отличным компаньоном с чудесным чувством юмора и любовью к нелепицам».{197}

Бенни Гудман

Печальный опыт с предыдущими составами научил Гленна принципу подбора кадров. Собирая музыкантов для нового оркестра, он однажды в сердцах признался одному из своих друзей: «Чего я точно не потерплю в этот раз – так это примадонн».

Ему хотелось набрать в группу людей, которым играть музыку было бы интереснее, чем оттягиваться.

Неудивительно, что, собрав желаемый состав, Миллер поддерживал в оркестре почти военную дисциплину. Саксофонист Эл Клинк заметил однажды: «Гленн был солдатом задолго до того, как пошел в армию». Не только каждая аранжировка, а буквально каждый такт каждой песни репетировался тысячи раз – до тех пор, пока сама возможность ошибки оказывалась исключена.

И репетировалась не только музыка, а все вплоть до малейшего движения. Музыканты всегда должны были быть одеты безупречно. Однажды певец Хол Дикинсон забыл вставить платочек в нагрудный карман униформенного пиджака. Проходя мимо него по сцене, Гленн заметил оплошность, достал откуда-то запасной платочек, аккуратно засунул Холу в карман, а подойдя к микрофону, обернулся к нему и сказал: «В этом оркестре мы не выходим на сцену без платочка в кармане, мистер Дикинсон».

Много лет спустя Дикинсон признавался: «Я до сих пор даже в туалет не могу пойти без платочка в кармане».{198}

Популярность оркестра Миллера росла со скоростью быстро летящего метеорита.

А здание этой популярности было возведено на железном фундаменте. Миллер сам работал как лошадь и всех заставлял работать так же.

Работоспособность Миллера и его музыкантов – за гранью фантастики. Их обычный день выглядел так: днем репетиции и запись, вечером концерт, после концерта либо снова репетиции, либо переезд в другой город. Мы гастролируем уже несколько десятков лет, но – увы мне, оболтусу! – я даже представить ничего подобного не могу.

Неудивительно, что оркестр играл как часы – и любовь народа к нему все росла. За четыре года было записано столько песен, что сейчас они едва влезают на четырнадцать CD.{199}

Музыканты оркестра относились к Миллеру двойственно. С одной стороны – естественная неприязнь угнетаемых к угнетателю: «Оркестр не делился на отдельные кружки; у нас был общий враг – Гленн, и это сближало всех нас. Он был сам по себе; как будто оркестр был корпорацией, а Гленн – ее президентом и сидел на каком-то другом этаже».

А с другой стороны, тот же Клинк[22] говорит: «Я думаю, что Гленн был попросту в высшей степени интеллигентным человеком, который все свои способности направил на одно – организовать этот оркестр и представить его публике».{200}

Но все эти милые детали не объясняют главного – как же Миллеру удалось добиться такой популярности?

Бенни Гудман вспоминает: «Гленн печенками чувствовал, что? понравится среднему человеку». Как говорил контрабасист оркестра Триггер Альберт: «Гленн держит руку на музыкальном пульсе Америки».

Он даже неоднократно опрашивал музыкантов своего оркестра, какие песни они сами хотели бы сыграть. Получив результаты, он немедленно убирал из программы все номера, любимые музыкантами, – исходя из того, что песни, которые нравится играть музыкантам, не могут нравиться тем, кто слушает.

Гленн Миллер в действующей армии

Говорят: «Мудрый человек – это тот, кто никогда не отделяет себя от других живых существ». Вся энергия Миллера была направлена на то, чтобы музыка дошла до людей. Во всем – от выбора песен и совершенствования аранжировок до почти сверхъестественного умения расположить музыкантов вокруг одного микрофона так, чтобы каждого было слышно наилучшим образом, – Гленн Миллер жил для своих слушателей. И слушатели отвечали ему абсолютной любовью.

Журналисты писали: «Когда оркестр Миллера начинает играть, с публикой что-то происходит – горло у них перехватывает, глаза увлажняются». Музыка Миллера источала мед и делала людей счастливыми.{201}

Неизвестно, к каким еще высотам поднялся бы оркестр Гленна Миллера, если бы не Вторая мировая война. Американец и патриот до мозга костей, Гленн подал документы, чтобы пойти в армию.

Последний концерт оркестра Гленна Миллера не был завершен. Занавес начал опускаться в середине песни, но певицы Марион Хаттон и Гленна уже не было на сцене. Марион не смогла допеть, захлебнулась рыданиями и убежала за кулисы. Большая часть духовых тоже едва играла. Сам Гленн, известный своей сухостью и твердостью, отвернулся от оркестра, чтобы не расплакаться самому, – и увидел, ряд за рядом, подростков, мальчиков и девочек, из глаз которых градом текли слезы.

Потом он вспоминал: «Я мог вынести все: всю боль разрушения того, что мы строили столько лет, – но этих плачущих ребят в зале я выдержать не смог».{202}

Некоторым людям на роду написано не умирать, а прямо из жизни переходить в легенду.

Марион Хаттон

15 декабря 1944 года самолет, на борту которого находился майор Гленн Миллер, вылетел с военного аэродрома в Англии, чтобы доставить Гленна на концерт в Париж, но в Париже самолет не приземлился. Пропал бесследно. Как это называется, «отсюда – в вечность». И нам осталось главное, что было в его жизни, – музыка.

А если кто-то скажет мне: «Ну, это же музыка старомодная», я тогда посоветую: «Раскройте уши, услышьте не то, как это записано и поется, услышьте – ЧТО именно поется. Восход и закат, огонь в очаге и полная луна были всегда, но старомодными от этого не становятся».

Как говорил Железный Дровосек: «У меня есть пороки, но ностальгия не входит в их число», или, говоря словами Гумилева: «Лучше слепое Ничто, чем золотое Вчера!»[23]. Я не слушаю музыку, оттого что она когда-то была хороша; мне нравится именно то, что эта музыка привносит в наш сегодняшний день.

Как говорил другой поэт, Блэйк, «все времена равны; но гений всегда выше любого времени». И для меня музыка Гленна Миллера – не сегодня и не вчера, она вне всякого времени, как огонь в очаге. И так же греет.{203}

Л. Гумилев, «В пути» (1909).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.