Идем дальше. О филигранности языка

Идем дальше. О филигранности языка

Нет, в самом деле – положение писателя в России уникально. Если везде в мире, особенно на Западе, это всего лишь развлекальщик, то здесь «поэт в России больше, чем поэт». По-прежнему русская литература, как и двести лет назад, пронизана морализаторством, а литература без морали – уже и не литература, по строгим канонам. Нет, все, конечно, предпочитают непритязательную западную литературу, но попробуй и сам такую напиши, тут же сморщат носы – фи, одна развлекуха…

Западной это можно, а русской – нет. Русская должна быть духовной. Но сделаешь духовную, скажут – неинтересно и возьмут точно такую же западную, классом намного ниже. Но – им можно, а ты, отечественный писатель, до такого уровня опускаться не должен! Конечно, читать я тебя не буду, говорит читатель, любая духовность скучна, мне бы побольше экшена с голыми бабами и пистолетами, но ты так не пиши, это будет «а-ля Запад», и вообще отечественному писателю нельзя опускаться до их преподлейшего уровня!

А по мне – самые несчастные люди как раз те, кто вытютюливают фразы, добиваясь самого точного, сверхточного, необыкновенно точного звучания фразы, предложения, слова. Безукоризненно правильного. Изысканного, эстетического.

Эти люди сродни тем, кто на досуге вырезает из дерева кнутовища или изготавливает хомуты. Они могут встречаться с такими же изготовителями хомутов, общаться в тесном кругу эстетов, сравнивать свою продукцию… нет, это не продукция, продукция – это компьютеры, экскаваторы, а хомуты – уже искусство.

И чем дальше мы уходим от века телег, тем это искусство становится все изысканнее, тоньше, элегантнее, эстетичнее. Наконец уже совсем будет прервана связь не только с практическим назначением хомутов, но потеряется и смысл, и вот тогда это будет изготовителями хомутов возведено в ранг Высшего Искусства!

И все-таки… все-таки мне почему-то совсем не хочется заниматься вот таким искусством, которое понимают только сами творцы. Не хочу филигранить отдельные слова, ибо завтра на смену этим словам придут другие, а вот сюжеты останутся.

И пусть делать упор на сюжет считается ширпотребом, а упор на точные слова – искусством, но мне как-то плевать на сегодняшнее мнение доморощенных искусствоведов, мне ближе такие ширпотребные строгатели хитовых боевиков, как Гомер или Шекспир, сюжеты которых знаем и сейчас, а язык обоих давно забыт, и уже даже знатоки не скажут с уверенностью: филигранный ли язык, на котором написана «Одиссея», но вот то, что «Одиссея» живет в пересказах, фильмах, баймах, плакатах и даже десятках клонов типа «Рембо», – это показатель еще и правоты в споре: на что нужно налегать, на виртуозность языка или на образы.

Кстати, о языке: в литературе, как и вообще в искусстве, отсутствие недостатков не есть достоинство!

Прекрасно сказал Франс: «Будем остерегаться писать слишком хорошо. Это самая скверная манера писания. Язык – явление самопроизвольное, дело целого народа. Он сам по себе имеет сильный букет и ничего не выигрывает от попыток надушить его».

Филигранность языка – доведенный до совершенства уровень ремесленников.