Слушайте свои чувства

Слушайте свои чувства

Вы, должно быть, слышали о нейролингвистическом программировании (НЛП) в контексте бизнеса или психологии. Это наука о том, как, используя наши мозг и тело (нейро) и язык (лингво), мы можем программировать свое поведение или по крайней мере влиять на него в определенных ситуациях.

Концепция была предложена в конце 1970-х годов Ричардом Бендлером и Джоном Гриндером и теперь имеет множество последователей по всему миру.

Один из основных принципов НЛП состоит в том, что каждый человек шифрует свой опыт по-своему, используя комбинацию визуальных, слуховых, осязательных, вкусовых и обонятельных систем. Иными словами, по-своему видит, воспринимает звук, прикосновения, вкус и запах.

Часто люди неосознанно показывают, от какой из этих систем они зависят больше, используя те или иные термины. Например, один человек может сказать: «Да, я вижу, что вы имеете в виду», другой – «Я слышу, что вы говорите», третий – «Да, я чувствую это так же, как вы», четвертый – «Да, это звучит мило», а пятый – «Думаю, эта идея неудачная».

НЛП утверждает, что один из способов установить отношения взаимопонимания с другим человеком – это понять, какая у него основная система восприятия, и использовать тот язык, который соответствует этой системе.

Естественно, вы не можете знать заранее, какую систему предпочитает читатель. Поэтому ваша главная цель в том, чтобы текст, который вы пишете, удовлетворял большинству систем восприятия, а лучше сразу всем. И по возможности текст должен быть таким с самого начала, чтобы сразу поймать читателя «на крючок». Позже вы можете обращаться поочередно к разным чувствам, чтобы сделать чтение увлекательным для всех читателей, но начало должно быть обращено ко всем вместе.

Давайте вновь вернемся к Чарльзу Диккенсу и той сцене из «Больших надежд», где главный герой Пип попадает в комнату мисс Хэвишем. На этот раз обратите внимание, как Диккенс обращается к разным чувствам.

«…Это была просторная зала, когда-то, вероятно, богато убранная; но сейчас все предметы, какие я мог в ней различить, вконец обветшали, покрылись пылью и плесенью. На самом видном месте стоял стол, застланный скатертью, – в то время, когда все часы и вся жизнь в доме внезапно остановились, здесь, видно, готовился пир. Посредине стола красовалось нечто вроде вазы, так густо обвешанной паутиной, что не было возможности разобрать, какой она формы; и, глядя на желтую ширь скатерти, из которой ваза эта, казалось, вырастала как большой черный гриб, я увидел толстых, раздувшихся пауков с пятнистыми лапками, спешивших в это свое убежище и снова выбегавших оттуда, словно бы в паучьем мире только что разнеслась весть о каком-то в высшей степени важном происшествии.

А за обшивкой стен слышалась мышиная возня, – видно, и мышей это событие тоже близко касалось. Зато черные тараканы не обращали ни малейшего внимания на всю эту суету. Они, не спеша, по-стариковски, бродили возле камина, словно были подслеповаты и туги на ухо и к тому же не ладили между собой.

Завороженный видом этих ползучих тварей, я издали наблюдал за ними, как вдруг почувствовал, что мисс Хэвишем положила руку мне на плечо. Другой рукой она опиралась на толстую клюку – ни дать ни взять колдунья, страшная хозяйка этих мест.

– Вот здесь, – сказала она, указывая клюкой на длинный стол, – здесь меня положат, когда я умру. А они придут и будут смотреть на меня.

Охваченный смутным опасением, как бы она тут же не улеглась на стол и не умерла, окончательно уподобившись той жуткой восковой фигуре на ярмарке, я весь сжался от прикосновения ее руки.

– Как ты думаешь, что это такое? – спросила она, снова указывая клюкой на стол. – Вот это, где паутина.

– Не знаю, мэм, не могу догадаться.

– Это прекрасный пирог. Свадебный пирог. Мой!»

Здесь огромное количество визуальной информации, звуков – мыши за стеной, прикосновений – ее рука на его плече. Хотя Диккенс не говорит о запахах напрямую, я, например, чувствую запах плесени, когда он описывает пирог, и чувствую внезапное отвращение, когда представляю его себе – старый, облепленный насекомыми. И это прекрасный пример того, как описание с точки зрения одной системы восприятия вызывает ответ другой системы.

Сценаристы могут возразить, что для них использование осязания, обоняния и вкуса невозможно. Возможно, и в самом деле ссылка на то, что не может быть воспроизведено на экране, ломает основные правила написания сценария? Действительно, зрители не смогут потрогать, понюхать или попробовать на вкус то, что видят на экране. Тем не менее первый зритель вашего сценария – не тот, кто пришел в кинотеатр, а потенциальный его покупатель. Задача сценариста состоит в том, чтобы дать ему впечатляющую историю, которая вызовет в его голове образ фильма.

Давайте обратимся к примеру. Вот как начинается сценарий Джона Гуара для одного из моих любимых фильмов «Атлантик-Сити» (в том виде, как он был опубликован в журнале Scenario).

КРУПНЫЙ ПЛАН: Ярко-желтый лимон. Женская рука берет нож и режет его на четыре части. Она нажимает на кнопку кассетного магнитофона. Мария Каллас исполняет Casta Diva из оперы Беллини «Норма». Камера отъезжает назад.

КВАРТИРА САЛЛИ – НОЧЬ: Салли стоит в темноте перед открытым окном. Она очень хороша собой. Она выжимает лимон себе на ладонь и втирает сок в плечи, грудь и руки. Она делает это очень нежно.

Камера отъезжает назад через оконный проем дома напротив.

КВАРТИРА ЛУ – НОЧЬ: Мужчина лет 60 стоит в темноте у себя в комнате и наблюдает за Салли. Он курит сигарету без фильтра, его зовут Лу.

Гуар пишет сценарий, как роман, и делает некоторые вещи, за которые типичный преподаватель сценарного искусства надавал бы ему по рукам: упоминает движение камеры, конкретный музыкальный фрагмент и детали, такие как сигареты без фильтра, которые зрители, скорее всего, не заметят. Тем не менее разве это не создает настроения и не вызывает желания узнать, кто же эти люди? Визуальное здесь – яркий цвет лимона. Можно почувствовать даже его вкус и запах, если на секунду представить себе этот сочный, кислый плод. Оперная музыка дает звук, а показ двух сцен друг за другом создает ощущение непростой ситуации – почему стареющий мужчина наблюдает за Салли? Он просто подглядывает или у него более зловещие намерения? И все это – менее чем на четверти страницы сценария.

У вас как у писателя тоже может быть доминирующая система восприятия, и вы в своем творчестве, по крайней мере вначале, больше используете именно ее.

Визуальная система, пожалуй, наиболее распространена. Автор романов и сценарист Джоан Дидион («Игра по правилам», «Замолкни» и «Близко к сердцу») как-то сказала в интервью национальному радио США, что всегда начинает работу с образа, возникающего у нее в голове. Она пишет, как бы пытаясь узнать, что же происходит с этим образом. В ее книге «Бегущая река» такой картиной был дом на берегу реки, жара, женщина, стоящая на крыльце, мужчина около крыльца, и они оба молчали. В «Игре по правилам» картинкой была блондинка в белом платье с глубоким вырезом, сидящая за полночь в казино в Лас-Вегасе. В «Книге общей молитвы» это было раннее утро в Панамском аэропорту и горячий воздух, поднимающийся с бетонной взлетной полосы.

Другим писателям могут подсказать начало какие-то услышанные ими слова или звуки, запах или вкус, которые пробуждают определенные воспоминания (помните Пруста?).

Начало могут задать и пространственные ощущения. В журнале гильдии писателей Америки Written By Алан Болл рассказывал о случае, свидетелем которого он стал и с которого впоследствии начал свой фильм «Красота по-американски»:

«На выходе из международного торгового центра мне попался загадочный пакет. Я был погружен в себя и направлялся в метро, как вдруг этот пакет начал двигаться вокруг меня. И я подумал: “Пожалуй, это знак!” А он, без преувеличения, продолжал крутиться, и не мгновение, а минут 10. Как бы я на него ни смотрел, он всегда был повернут ко мне одной и той же стороной. И это поразило меня. Я был ошеломлен своим мгновенным и неожиданным эмоциональным откликом на это событие, так как в то время был обыкновенным пресыщенным и циничным жителем Нью-Йорка, давно переставшим удивляться. Я и сейчас помню то, как он вертелся вокруг меня, и свое ощущение, что это не пакет, а нечто разумное и непонятное. Даже сейчас, рассказывая вам об этом, я понимаю, как абсурдно все это звучит».

Чтобы писать сильные книги, рассказы или сценарии, желательно обращать внимание на все свои чувства и давать всем образам, звукам и импульсам возможность участвовать в работе. Эти импульсы не приходят именно тогда, когда вы садитесь за стол, чтобы писать. Как показывает пример Болла, они появляются в самый неожиданный момент. Их легко выбросить из головы, особенно если рядом находятся другие люди или вы думаете в этот момент о другом. Я нахожу очень полезным вспоминать такие импульсы утром, когда просыпаюсь, или, наоборот, вечером, перед самым сном, т. е. тогда, когда мой мозг не занят ничем другим.

Если у вас возникла проблема с написанием сцены, попробуйте переключиться на другую систему восприятия. Если вы не знаете, что ваши герои должны сказать друг другу, то представьте, что каждый из них видит, слышит, ощущает, какой запах и вкус чувствует. Проделайте это с каждым из персонажей, и когда вы вновь взглянете на сцену глазами писателя, то немедленно увидите, что она получила свежий импульс.