КАДРЫ ДЛЯ КРАСНОЙ ПЕЧАТИ

КАДРЫ ДЛЯ КРАСНОЙ ПЕЧАТИ

Отгремели над Малой Дмитровкой выстрелы с рабочих баррикад в 1905 году, смолкли победные раскаты рево­люционных октябрьских боев, капитулировали и сняли с фасада черные флаги засевшие в начале 1918 года в бывшем Купеческом клубе (ул. Чехова, 6) анархисты... Начиналась невиданная эпоха, неповторимые первые го­ды молодой Советской Республики. Иностранная интер­венция, гражданская война, разруха, голодная, холодная Москва. Многие здания заброшены, пусты. Но время то­ропит. И, решая первоочередные задачи, республика ста­вит в их число культурные, просветительские, образова­тельные.

Район Страстной (Пушкинской) площади и приле­гающих улиц, прежде всего Тверской и Малой Дмит­ровки, еще с прошлого века считался центром журна­листской и издательской жизни. Действительно, место­положение было чрезвычайно удачным, поскольку под рукой находились органы городского управления, теат­ры, музеи, библиотеки. Удобным было это место и в транспортном отношении: вездесущие репортеры мог­ли без особого труда добраться отсюда в разные концы Москвы.

Продолжилась эта традиция и после революции. Во­круг Страстной площади расположились многие редак­ции: бывшее здание «Товарищества печатания, изда­тельства и книжной торговли И. Д. Сытина» на Твер­ской (ул. Горького, 18) стало с 1918 года адресом ре­дакций газет «Правда» и «Известия»; в 20-е годы в доме на углу Тверской и Страстного бульвара разместилось издательство «Рабочая Москва» и объединение «Теа-кинопечать». Позднее на этом «пятачке» помещались редакции газет «Труд», «Московские новости», журнала «Новый мир» и др. В годы войны в глубине участка

№ 16 по Малой Дмитровке работала редакция газеты «Красная звезда»...

Именно здесь после Октября делала первые шаги молодая советская журналистика. В те годы порази­тельно переплетается старое и новое. Так, например, строящееся в середине 20-х годов здание газеты «Из­вестия», как писали тогда газеты, должно было «отве­чать всем новейшим требованиям, предъявляемым к та­кого рода сооружениям. Подача бумаги в типографию, а также транспортирование готовых газет будет меха­низировано». В то же время проектируемый во дворе дома № 16 по Малой Дмитровке гараж для редакцион­ных машин «Известий» по привычке к конному транс­порту именуется в документах как «гараж для автомо­билей на три стойла».

Вполне естественно, что в этом районе расположи­лось и учебное заведение, готовящее журналистов.

Осенью 1921 года открывается Московский институт журналистики (МИЖ; с 1923 г. Государственный инсти­тут журналистики — ГИЖ). В выходивших в 20-е годы справочниках «Вся Москва» находим адрес института — Малая Дмитровка, 12. Старинный особняк на шесть лет принял в свои стены шумную студенческую толпу. Впервые у него стало так много хозяев. Открылась но­вая страница истории дома. Здесь институт журналисти­ки провел годы своего становления, быть может самые сложные годы. В 1927 году разросшийся к тому времени институт переезжает на Мясницкую (ул. Кирова, 13).

Институт журналистики — первое в русской истории учебное заведение, которое поставило цель подготовки кадров специально для печати. Огромная читательская аудитория, зачастую едва постигшая грамоту, настоя­тельно требовала принципиально нового подхода к га­зетному делу.

Первая попытка создать курсы подготовки журналистов была предпринята осенью 1918 года. Это была ор­ганизованная Российским телеграфным агентством (РОСТА) и московским Пролеткультом «школа журна­лизма», существование которой, правда, можно изме­рить неделями. Недолго работали и созданные в Москве в 1919 году краткосрочные курсы подготовки газетных работников. Но острая нужда в учебном заведении по­добного профиля была очевидна.

Весной 1921 года Народный комиссариат просвеще­ния утвердил Положение об институте журналистики. В составлении проекта положения принимали участие видные ученые, в том числе историк В. П. Волгин (впо­следствии — ректор МГУ, академик, вице-президент Академии наук СССР). Одним из инициаторов этого на­чинания был К. П. Новицкий, который и стал первым ректором института. К. П. Новицкий был известен как опытный журналист, сотрудничавший в «Известиях Мо­сковского Совета», газетах «Коммунистический труд», «Рабочая Москва», других газетах и журналах. В 1924 году издательство ГИЖ выпустило его книгу «Газетове-дение как предмет преподавания» — первую работу на эту тему. К. П. Новицкий был горячим энтузиастом жур­налистского образования.

Торжественное открытие Московского института журналистики состоялось 15 октября 1921 года. С речью «Задачи пролетарской печати» выступил нарком просве­щения Анатолий Васильевич Луначарский. Заключая свою речь, он сказал, обращаясь к гижевцам, которых назвал «пионерами систематической подготовки моло­дых красных журналистов»:

«Вы призваны делать великое, исполинское дело, ко­торое может выполнить только большой и дружный кол­лектив при страшно трудных условиях и огромной не­подготовленности страны.

При нормальных условиях нормальные люди сказали бы, пожалуй, что тут ничего не поделаешь, но мы лю­ди не нормальные, живем в не нормальное время и та­ких исполинских задач не боимся, а выражаем полную уверенность в том, что мы их безусловно выпол­ним».

В числе преподавателей были многие видные деяте­ли партии. Курс лекций по истории большевистской и рабочей печати в России читали М. С. Ольминский и Н. Н. Батурин, курс истории ВКП(б) —А. С. Бубнов. С лекциями и докладами выступали М. И. Ульянова, А. В. Луначарский, Ю. М. Стеклов.

Теоретические курсы читали крупные ученые: об­щую психологию и психологию творчества — профессор П. П. Блонский, научные основы языкознания — про­фессор А. М. Пешковский. Занятия проводили и журна­листы-практики, в том числе редактор газеты «Рабочая Москва» и сатирического журнала «Перец» Б. М. Волин, редактор журнала «Журналист» С. Б. Ингулов, извест­ный фельетонист Н. К. Иванов (Грамен).

При открытии института было принято 110 студен­тов, из которых к 1 июля осталось 80 человек, а перед выпускной комиссией в ноябре 1922 года предстали 32 дипломника.

Несмотря на эти красноречивые цифры, раскрываю­щие прежде всего сложные условия учебы, результаты первого года были обнадеживающими. Полученные зна­ния позволили окончившим ГИЖ во время торжествен­ного заседания по поводу первого выпуска красных жур­налистов оперативно составить отчет о вечере и произ­несенных речах, отредактировать, сдать в типографию, в течение считанных часов отпечатать специальный но­мер газеты «Вечерние известия» — органа ГИЖа — и успеть раздать четырехстраничную газету всем собрав­шимся.

Учиться в институте было действительно нелегко, программа была очень насыщенной. Известный драма­тург Александр Афиногенов, закончивший ГИЖ в 1924 году, отмечал, что «отличительной чертой учебной программы института была некая универсальная энци-клопедичность. В моем удостоверении об окончании пе­речислено тридцать девять предметов (причем общеоб­разовательные тогда не проходились)». К этому надо добавить практику в редакциях московских и провин­циальных газет.

Время требовало как можно более быстрых резуль­татов. Поэтому наряду с основным курсом, рассчитан­ным сначала на год, а затем увеличенным до трех лет, при ГИЖе организовывались всевозможные краткосроч­ные курсы: для работников крестьянской печати, нацио­нальной печати, открывались курсы для рабкоров, фи­лиалы на заводе «Серп и молот» и в ряде районов Моск­вы и Московской области.

Вот как описал будни института журналистики один из студентов ГИЖа:

«День студента начинается в 8—9 часов. До 10 ча­сов нужно успеть на утреннюю гимнастику и к завтра­ку. В спортивном зале — зарядка на целый день упор­ного труда. В десять — открываются кабинеты и быстро заполняются студентами. Работают. Утомившись, идут в коридор, в комнату отдыха перекинуться парой слов, выкурить папироску. А потом — опять в кабинет.

Общежитие для студента — ночевка. Вся его работа протекает или в кабинетах — в них он заряжается тео­рией, или в рабкоровских и юнкоровских кружках мос­ковских фабрик и заводов — там его практика...

Учеба заставляет студента жить педелями, жестко заполненными беспрерывной работой. Учеба трудна тем, что много времени отнимают собрания, лекции, кружки, да и недостаточно еще хорошо приспособились студен­ты к работе над книгой... Упорно въедаются глаза в бесконечную четкость строк. Времени мало, а задания боль­шие...

В воскресенье студенты отдыхают. Организуются эк­скурсии на лыжах, идут в музеи, по выставкам, пишут письма, бродят по городу. Уставший за неделю студент готовится к новому нападению на книгу».

В общежитии, которое располагалось на углу Малой Дмитровки и Старопименовского переулка (ул. Чехова, 21/18), было очень тесно, ели впроголодь, но молодой оп­тимизм и энтузиазм, неистовое желание быть в гущо строительства новой жизни брали верх.

Один из студентов института, В. Кузьмичев, вспоми­нал:

«Двухэтажный особняк на Малой Дмитровке... Ос­татки былой купеческой роскоши и грубо сколоченные, некрашеные столы и табуретки в тесных комнатенках, в коридоре — сбитая из досок пепельница...

Жилось студенту тех лет тяжело. Многого не хвата­ло. Селедка — изюминка нашего харча — иногда лишь снилась нам. Но спросите тех немногих, что еще жи­вы,— они вам расскажут с юмором и теплотой о времени бурной молодости, полной удивительных забот и прекра­сных мечтаний... Наш рабочий день был насыщен. Надо подготовить уроки, написать памфлет, который задал Левидов, торопиться в редакцию, потом на завод, вече­ром — интересная публичная лекция или дискуссия в Политехническом...

Не хватало лекторов. Штатных было мало, а «совме­стители» или опаздывали, или просто не приходили, воз­буждая взрыв ярости «эльвистов» — членов ячейки су­ществовавшей тогда в стране «Лиги времени» (она ставила своей целью экономию времени в делах). И опоздавшего лектора встречало гневное обвинение — сделанный на классной доске подсчет: сколько человеко-часов он украл у общества».

ГИЖ не ограничивался учебной работой. Он вел и издательскую деятельность: выпустил «Справочную книжку для журналиста», включавшую различные све­дения о периодической печати СССР и других стран мира, краткий политический, орфографический и поли­графический словари и т. п. Некоторое время ГИЖ из­давал газеты «Вечерние известия» и «Гижевец», пытал­ся наладить выпуск собственных журналов*. Вышли два номера журнала «Современник», содержавшие статьи по истории, теории и практике печати, обзоры зарубеж­ной прессы. Был задуман журнал «Борьба миров», за­дачей которого провозглашалось «дать массовому чита­телю, преимущественно молодежи, материал в духе «Красного Пинкертона». Журнал обещал давать на сво­их столбцах революционные приключения, социальную фантастику, эпизоды рабочего движения, завоевания науки и техники, новинки социальной литературы и пролетарского кино. Обещал даже в целях разнообразия давать шахматы, задачи, конкурсы». Насколько извест­но, вышел лишь один номер журнала. Были и другие начинания. Например, журнал «Красная печать» пуб­ликовал такие объявления:

«Всем редакциям газет и журналов Московский Институт Журналистики просит регуляр­но высылать по 2 экземпляра всех периодических из­даний для архива и для «Музея печати» Института. Издания эти необходимы Институту также и для учеб­ных целей».

«Центральное бюро газетных выре­зок при Государственном институ­те журналистики,

основанное Всесоюзным газетным объединением, всем Советским, Партийным, Комсомольским и Кооператив­ным учреждениям, Торговым и Промышленным пред­приятиям и отдельным лицам по разовым и месячным абонементам высылает ежедневно систематически подобранные вырезки из всей союзной прессы по любо­му вопросу».

Учившийся в институте журналист Б. В. Игрицкий вспоминал: «Москва — вот что было нашим доподлин­ным университетом... Много было возможностей для нашего общекультурного, идейного, эстетического раз­вития и для профессиональной выучки и вне стен ин­ститута: повременная работа в редакциях московских газет, посещение музеев, театров, кино, публичных лек­ций, занятия с рабкорами и военкорами — все это было нашей «стихией», такой же близкой, родной, как и уче­ба в МИЖе, но несравненно более разнообразной и при­влекательной. Мы не пропускали ни одного диспута в Политехническом музее, ходили на интересовавшие нас лекции в университет и Свердловку (Коммунистический университет имени Я. Свердлова.— Е. X.), посещали литературные вечера с участием писателей и поэтов всех направлений, «школ» и «школок», а имя им бы­ло — легион».

Всем известно о широко распространившихся в 20-е годы «живых газетах», о «Синей блузе» — родоначаль­нице советской агитационной эстрады. Но немногие зна­ют, что колыбелью ее был дом на Малой Дмитровке, ин­ститут журналистики. Александр Афиногенов расска­зывал об этом:

«А дело было так. Перед Всесоюзным съездом жур­налистов в 1923 году институт на общем собрании ре­шил отметить день открытия выпуском особой «Универ­сальной газеты» (сокращенно «Унигаз»), проект и на­звание которой представил собранию Игрицкий. Газета включала в себя все жанры эстрадного искусства, вплоть до чемпионата борьбы и бокса (боксировал сту­дент Бухвостов — ныне заправский боксер,).

Во время съезда «Унигаз» демонстрировался в Доме печати  (Суворовский бульв., 8а.— Е. X.) и прошел с большим успехом».

По всей стране действовали ликбезы, до всеобщей грамотности было еще далеко, и уже одно это обстоя­тельство может прояснить значение, которое приобрета­ли «живые газеты». Недаром в ноябре 1923 года бюро ячейки РКП (б) ГИЖа приняло постановление о том, что работа в «Унигазе» считается партийной работой. Название «Синяя блуза» было всем попятно, имелась в виду рабочая спецовка, в сипих блузах выступали уча­стники представлений. «Живая газета» была сходна с газетой по злободневности и тематике своих выступле­ний, а методы, которыми она пользовалась, позволяли донести до аудитории любую информацию: от повседнев­ной — бытовой — до сложных международных проблем и важнейших вопросов, которые решала молодая Со­ветская страна.

В июньском номере журнала «Журналист» за 1924 год в статье за подписью «Сияеблузиик» читаем:

«Студенты Государственного института журналисти­ки осенью 1923 года выдвинули новую форму и методы подхода к обслуживанию рабочей аудитории — теат­рализованную живую газету.

«За рабочим — в пивную, в место его отдыха». Мос­ковский союз потребительских обществ идет навстречу планам группы студентов ГИЖа. МСПО имеет сеть сто­ловых-чайных на рабочих окраинах Москвы. Оно под­водит экономическую базу под начинания студентов.

Задача — заставить рабочего-посетителя вместо част­ной пивной с хором, гармоникой,— пойти провести ве­чер досуга в кооперативной столовой. Заставить рабо­чего тащить за собой и семью.

Цель — культурное обслуживание данной, конкрет­ной аудитории.

Чем заинтересовать?

Начались поиски.

Прямая агитация, даже в частушках, райке — вос­принимается плохо. Хвалебные оды кооперации, анти­религиозный материал,— не доходят или встречаются враждебно...

Перешли  на  сплошной  юмор   и   са­тиру,

иначе — на скрытую агитацию. Весело и смешно. Слу­шают внимательно».

Постепенно вырисовывались контуры программ. Они, как правило, включали в себя частушки, коллек­тивную многоголосую декламацию, танцы, пение, акро­батику, мимические номера. Поскольку выступления проходили в самых разных помещениях и репертуар по­стоянно обновлялся, естественно, не могло быть и речи о каких-либо больших декорациях, приходилось прояв­лять максимум изобретательности: делались двусторон­ние занавесы и задники, кулисы с прорезями для рук и глаз, всевозможные плакаты и аппликации, маски, вы­разительные головные уборы.

Все, что волновало массы, все, что требовало порой серьезного разъяснения, находило отражение в репер­туаре «Синей блузы»: международное положение, лик­видация неграмотности, развитие кооперации, денежная реформа, формирование нового, советского быта. Номе­ра для «Синей блузы» писали А. Афиногенов, И. Шток, В. Масс, В. Ардов, В. Типот, авторами были и многие из исполнителей. Диапазон был чрезвычайно широк: от героического пафоса до гротескного юмора:

Мы от старья отличаемся тем, Что в нашей игре — бодрость и темп. Всегда и во всем веди одну линию — Требуй в клуб блузу синюю!

Среди режиссеров, работавших в «Синей блузе», бы­ли А. Мачерет, С. Юткевич, музыку к представлениям писали К. Листов, И. Дунаевский.

«Синяя блуза» очень быстро завоевала популярность. Только за апрель и май 1924 года «живая газета» ста­вилась 104 раза по заводским клубам, ее зрителями ста­ли 50 тысяч человек. «Синяя блуза» могла удовлетво­рить самые различные вкусы. Например, «Электрочас­тушки»:

На опушке три кукушки Галкам делали доклад... Снова электрочастушки Мы споем на новый лад.

У милашки с крышей хата И внутри культурный вид: Счетчик на три киловатта Вместо «боженьки» висит...

А непосредственно за такими частушками могла ид­ти инсценировка «История партии» или «Марш Буден­ного».

Коллективы типа «Синей блузы» возникли и в дру­гих городах. Один из ее основателей, авторов и исполни­телей — Б. Южанин писал:

«СИНЯЯ БЛУЗА» — в медвежьем углу,

Сколько б против

Ни говорили. «БЛУЗУ» имеет

Любой клуб СССРовой периферии».

Какими бы наивными, упрощенными, а порой и курь­езными ни казались нам сегодня тексты и приемы си-неблузников, тогда, в далекие 20-е годы, роль их была огромна.

Чтобы помочь институту встать на ноги, в феврале 1923 года приняли решение организовать коллективное шефство над профессиональной школой работников пе­чати, к которому должны были быть привлечены газеты и книгоиздательства. Первым из издательств отклик­нулся «Московский рабочий», правление которого (из­дательство было тогда кооперативным) ассигновало для этой цели 100 рублей золотом ежемесячно.

Материальная база постепенно крепла. В 1925 году институт располагал солидной библиотекой, насчитывав­шей 9 тысяч томов, профком «усиленно занимался оты­сканием мест в домах отдыха и санаториях для студен­тов института» и планировал отправить на отдых не менее 20 человек, при ГИЖе был открыт бесплат­ный зубоврачебный кабинет. Это большие достиже­ния.

Разъезжались по всей стране выпускники институ­та. Школу института журналистики прошли драматург Александр Афиногенов и поэт Иосиф Уткин, писатель Виктор Кин (В. П. Суровикин) и поэт Макар Пасынок, журналист и критик М. Чарный, поэт и прозаик Н. Н. Панов (Дир Туманный), многие журналисты, ре­дакторы центральных и местных газет. Входили в дом на Малой Дмитровке новые первокурсники, росло число студентов, достигнув к концу 1926 года 250. Институт журналистики, преодолевая все трудности, уверенно де­лал свое дело.

Продолжал служить людям и старинный особняк на Малой Дмитровке. После переезда института на Мяс­ницкую стали заполняться жильцами бывшие аудито­рии и кабинеты. Множество основательных и временных перегородок, перерезав лепнину на потолке, превратили их в комнаты, посреди которых могла неожиданно воз­вышаться пышная колонна. Поднявшись по парадной лестнице, можно было попасть в многолюдные комму­нальные квартиры с их непременными атрибутами: шумными кухнями, тесными коридорами.

Шли годы. Постепенно жильцы меняли адреса, про­щались со старым домом, становясь хозяевами отдельных квартир где-нибудь в Черемушках, Вешняках или Бескудникове...

А комнаты вновь стали кабинетами, в которых раз­местились различные учреждения. Так дом пережил очередное превращение.

И сегодня в центре Москвы, раскинувшейся далеко за границами Земляного города, поглотившей не только ближние пригороды, но и далекие по прошлым меркам деревни и села, стоит особняк, так много повидавший на своем долгом веку, а в его стенах идет своим чередом стремительная жизнь, готовясь вот-вот перешагнуть грань еще одного, XXI столетия.

Этот дом не отмечен мемориальной доской. Но наша память не подвластна внешним атрибутам. И многое без­возвратно ушло бы из нашей жизни, если вдруг выпало бы хоть одно звено истории. Антон Павлович Чехов на­писал о герое рассказа «Студент»: «Прошлое,— думал он,— связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой». Подобные чувства испытываешь, приоткрывая тайны, скрытые за толщей стен старых домов.

Заканчивая рассказ, пройдем дальше по бывшей Ма­лой Дмитровке к Садовому кольцу. Мы увидим ряд зда­ний, также построенных в начале прошлого века. За­вершает их красивый ампирный особняк под номе­ром 18, принадлежавший в 1813—1850 годах А. Н. Сой-монову, отцу близкого друга Пушкина С. А. Соболев­ского. В 20-х годах здесь жил племянник Соймонова, декабрист М. Ф. Митьков. В сегодняшней Москве, по­жалуй, не много найдется кварталов, в которых, не пе­ремежаясь с современными зданиями, стояли бы мол­чаливые свидетели русской истории.