Адриан

Адриан

Когда в 2008 году в Британском музее в Лондоне открылась выставка под названием «Адриан: Империя и конфликт», она довольно неожиданно стала одним из главных культурных событий года — и это в городе, который славится богатой интеллектуальной жизнью. Реклама, сопровождавшая выставку, сообщала: придя к власти, Адриан первым делом вывел войска из Ирака. Конечно, никакого Ирака во II веке нашей эры не было. Но стремление нарядить именно Адриана в современные одежды характерно для европейской культуры последнего столетия. Тем же самым занималась французская писательница Маргарет Юрсенар, сочиняя в середине xx века роман «Записки Адриана», стилизованный под мемуары императора, — только у нее он получился экзистенциалистом ante litteram (прежде появления термина).

Гюстав Флобер сказал: «Богов уже не было, а Христа еще не было, и от Цицерона до Марка Аврелия длился тот единственный миг, когда был только человек». Чувство богооставленности и одиночества вполне созвучно и эпохе Юрсенар («можно ли писать стихи после Освенцима?»), и нашей эпохе. Неудивительно, что Адриан, один из главных героев того времени, о котором говорит Флобер, продолжает привлекать пристальное внимание.

Мы уже много раз встречали следы деятельности Адриана и упоминали эпизоды из его жизни. Это он построил храм Венеры и Ромы на Форуме, перетащив на новое место Неронов Колосс; он соревновался в архитектурном мастерстве с любимым зодчим Траяна, Аполлодором, а проиграв, якобы сослал и казнил мастера; он возвел на Марсовом поле один из главных монументов античности — Пантеон; это его мавзолей возле Ватикана превратился в Замок Святого Ангела. Прежде чем пройтись по вилле, где вкусам и фантазии императора не мешали ни градостроительные, ни финансовые соображения, окинем взглядом его жизненный путь.

Подробных сведений об Адриане сохранилось до обидного мало. Единственная полная биография содержится в так называемой «Истории римских императоров» (Scriptores Historiae Augustae), источнике позднем и ненадежном. Раньше считалось, что авторов этого труда было четверо, но современные исследователи все больше склоняются к выводу, что все биографии от Адриана до череды «солдатских императоров» и претендентов на престол конца бурного III века написал один человек, то ли для солидности скрывшийся под четырьмя псевдонимами, то ли размножившийся в воображении потомков. Описание правления Адриана есть и в «Римской истории» Диона Кассия, но эта часть его труда дошла до нас только в сокращенном византийском пересказе. Судя по всему, Адриан действительно (а не только в воображении Юрсенар) написал автобиографию — автор «Истории императоров» на нее несколько раз ссылается, — но, к сожалению, и она канула в Лету.

Адриан был родом из города Италики, римской колонии на территории Испании, основанной в эпоху Пунических войн. По некоторым сведениям, он родился в Риме, но, скорее всего, это выдумка. Римские колонисты часто были связаны с местной провинциальной знатью семейными узами, и среди предков Адриана могли были испанцы — точнее, те кельты, которые тогда населяли Иберийский полуостров. Хотя Адриан получил превосходное образование, на латыни он до конца жизни говорил не по-столичному.

Когда Адриан был подростком, заботу о его воспитании и карьере взял на себя его дальний родственник Траян, будущий император и уроженец Италики. С тех пор Адриан не возвращался в родной город. Он быстро шел по ступенькам традиционной римской карьерной лестницы, занимая как военные, так и условно-выборные гражданские должности — когда дело касалось протеже императора, о честных выборах не могло быть и речи. В 117 году Траян после длительной болезни скончался в Киликии (на территории нынешней Турции), не оставив однозначных рекомендаций насчет преемника. Этот эпизод и последовавшая расправа с главными соперниками в борьбе за престол легли мрачным пятном на все правление Адриана. Вдова Траяна Плотина представила подписанный Траяном документ об усыновлении Адриана, что почти автоматически означало передачу ему властных полномочий после смерти усыновителя. И все же античные авторы упорно считают победу Адриана результатом дворцовой интриги: он-де был любовником Плотины, а документ якобы был составлен, когда Траян уже умер, и за него слабым голосом говорило подставное лицо (сюжет, позже использованный Данте в «Божественной комедии», а по его следам — в блестящей одноактной опере Джакомо Пуччини «Джанни Скикки»). Современные историки склонны считать, что послужной список Адриана выделял его из числа прочих претендентов и проблема престолонаследия (вообще крайне болезненная для всей истории императорского Рима) возникла в данном случае по недосмотру. Желание Траяна передать власть Сенату и римскому народу, на которое намекают авторы из сенатского сословия, — это фантазия, достойная Голливуда.

Расправившись с потенциальными соперниками, Адриан обратил внимание на внешнеполитические дела. Первым делом он действительно отказался от завоеванных при Траяне восточных провинций — Месопотамии и Армении. (Это Месопотамию британские журналисты назвали «Ираком».) При этом он якобы сослался на пример республиканского полководца Катона, который когда-то провозгласил македонцев свободными, потому что не мог их удерживать.

Внешняя политика Адриана базировалась на сочетании дипломатического мастерства и военной угрозы. Он не вел завоевательных войн — при нем территория империи впервые за несколько столетий не выросла, а сократилась. Он лично и через соратников договаривался с соседями о мире. Один такой договор был заключен с самым грозным соперником — Парфянской империей. При этом легионы поддерживались в постоянной боевой готовности. Никаких сокращений армии Адриан не проводил — напротив, численность и оснащенность легионов подвергались постоянной проверке.

Чем занимаются солдаты, когда не с кем воевать? Строительством. Можно строить дачи генералам, можно строить школы, а можно — приграничные укрепления. При Адриане развернулась широкомасштабная кампания по уточнению и фортификации римских границ. Во многих регионах Европы (в лесах Германии и Румынии, на Рейне и Дунае) остатки лагерей, блокпостов и сторожевых вышек — это единственные свидетельства, оставшиеся от римской цивилизации. Но самую известную пограничную стену Адриан возвел в Британии.

Это сооружение по-английски называют Hadrian’s Wall — «стена Адриана» (иногда также «римская стена» или просто «стена»), по-русски чаще «вал Адриана». Его латинское название неизвестно. Впрочем, в 2003 году кладоискатели нашли в графстве Стаффордшир большую эмалированную вазу со схематичным изображением нескольких фортов вдоль вала и надписями. Такие вазы находили и раньше, но на этой (ее назвали романтичным именем «Ваза торфяных болот», the Moorlands patera), как предполагают ученые, обозначены не только отдельные посты, но и вал в целом. В этом случае он назывался vallum Aelium, «Элиев вал». Почему именно так, очевидно из полного имени императора — Публий Элий Траян Адриан Август.

Строительство вала полностью отвечало основным принципам военной политики Адриана в провинциях: приостановить завоевания, укрепить границы. С точки зрения обороны, Адрианов вал был не слишком эффективен, но цель была не в этом, а в том, чтобы монументальность постройки ясно дала понять как варварам, так и римлянам, где начинается Pax Romana и какие силы в случае чего будут брошены на ее защиту. Наследник Адриана император Антонин Пий забросил вал, построив новую пограничную стену — вал Антонина — дальше к северу, в нынешней Шотландии. Вскоре выяснилось, что эту территорию удерживать невозможно, и римские гарнизоны вернулись на Адрианов рубеж.

Адрианов вал тянется по северу Англии от Северного моря на востоке до Ирландского моря на западе. Он не совпадает с англошотландской границей, целиком оставаясь на территории Англии, хотя на западе расстояние от вала до Шотландии — меньше километра. Погода, люди и время не щадили стену, но в ее центральном секторе, особенно на территории графства Нортумберленд, сохранились значительные остатки каменной кладки самого вала, ворот, укреплений и сторожевых постов. Вдоль стены проходит хорошо размеченная пешеходная тропа, по которой летом гуляет множество туристов. Хотя Адрианов вал с 1980-х годов входит в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО, он до сих пор никак не охраняется и ничем не огорожен — редкий случай, когда по римской стене можно пройтись.

Таблички из Виндоланды

Одна из самых увлекательных находок, связанных с Адриановым валом, — так называемые таблички из Виндоланды. Наткнулись на них в 1973 году, и эта находка сопоставима по значимости с открытием новгородских берестяных грамот в середине xx века. Дело в том, что почти все памятники античной литературы дошли до нас через десятые руки, в передаче многих поколений переписчиков. Кто в детстве играл в «испорченный телефон», хорошо понимает, чем это чревато. Филологи разработали способы справляться с вековыми наслоениями, но потери неизбежны. В первозданном виде нам известны высеченные в камне надписи на архитектурных памятниках и надгробиях да граффити, в основном из Помпей и Геркуланума. И то и другое — жанры весьма специфические. Еще один источник сведений о повседневной жизни — документы, написанные на папирусе. Но папирус хрупок, европейская влажность для него губительна. Почти все сохранившиеся греко-римские папирусы найдены в Африке — в Египте, Ливии и т. д. Виндоландские таблички — это тончайшие деревянные доски, на которых писали чернилами. Они чудом сохранились в заболоченной почве. В Виндоланде, в нескольких милях к югу от Адрианова вала, была расквартирована вспомогательная кавалерийская когорта. Большинство табличек — это официальные военные документы, деловая переписка снабженцев и поставщиков. Но попадаются и более человеческие свидетельства. Вот табличка под номером 291:

Клавдия Севера приветствует свою Лепидину. 11 сентября, сестра, когда я буду праздновать день рождения, сердечно приглашаю тебя прийти, чтобы этот день стал для меня еще радостнее. Поздравь своего Цериала. Мой Элий и младшенький ему кланяются. Буду ждать тебя, сестра, прощай, душенька моя, всего тебе доброго и будь здорова.

Это один из самых ранних латинских текстов, написанных женщиной, первый известный нам письменный памятник, созданный в Британии, и, возможно, первое в истории сохранившееся женское письмо.

Виндоландские таблички стали важной вехой для науки об античности. Ученые узнали много нового о римском почерке, получили подтверждение догадкам о широкой и повсеместной грамотности и узнали, что у римлян было бранное слово для аборигенов — brittunculi, «британчики».

Фрагмент виндоландской таблички 291.

Едва ли не единственное место, где при Адриане шли ожесточенные боевые действия, — это Палестина (что опять-таки проводит печальную параллель между временем Адриана и современностью). Поначалу отношения между Адрианом и иудеями складывались неплохо, но, когда император решил переименовать Иерусалим в город под названием Колония Элия Капитолина, построить храм Юпитера на месте разрушенного Соломонова храма и запретить обрезание, начался бунт. Зрел он долго — евреи не хотели повторять ошибок предыдущей войны за 60 лет до того. Во главе сопротивления встал Симон Бар-Кохба, объявивший себя мессией. Римляне недооценили размах мятежа. Когда стало ясно, что дела обстоят серьезно, Адриан вызвал из Британии одного из своих лучших генералов и стянул в Палестину легионы со всей империи. Война продолжалась несколько лет. Обе стороны несли огромные потери. Посылая в Сенат письмо о положении дел, Адриан даже не включил в него традиционную формулу «Я и мои легионы в порядке».

В конце концов восстание Бар-Кохбы удалось утопить в крови. Античные источники утверждают, что римляне уничтожили почти 600 тысяч евреев, 50 укрепленных городов и тысячу деревень. Иудеи были изгнаны из Иерусалима. Им запретили приближаться к священному для них городу. Адриан попытался уничтожить иудейскую религию, в которой он теперь видел источник смут и войн: свиток Торы был торжественно сожжен на Храмовой горе, которую украсили статуи Юпитера и самого Адриана. Обучение Торе и еврейский календарь тоже попали под запрет. Провинция была переименована из Иудеи в Палестину Сирийскую. С этого момента начинается история рассеяния евреев по миру. В иудейской традиции имя Адриана упоминается не иначе как с добавлением заклинания шхик асамот, «да сокрушатся его кости».

Адриан хотел, чтобы его считали интеллектуалом. В римском обществе отношение к ученым занятиям было двойственное: с одной стороны, без инженеров и администраторов нельзя было управлять империей, с другой — сентиментальное представление о том, что единственные благородные занятия суть война и сельское хозяйство, сохранялось в умах, хотя и утратило всякую связь с реальностью. Умственным трудом — например, медициной или педагогикой — занимались в основном жители восточной половины империи, которые независимо от цвета кожи и кроя одежды считались греками. Римлянин-интеллектуал мог быть только эллинофилом, и Адриан им был — до такой степени, что история сохранила прилепившееся к нему обидное прозвище Graeculus («гречонок»).

Еще один признак любви Адриана ко всему греческому заметен на любом его портрете: он первым из римских императоров стал на эллинский манер носить бороду. Злые языки, правда, говорили, что не из любви к искусству, а чтобы скрыть дефекты кожи.

Адриан был страшно жаден до любых знаний и во всем пытался превзойти признанных мастеров. Он играл на музыкальных инструментах и пел, занимался математикой, рисовал, сочинял стихи. Не во всех занятиях ему сопутствовал успех, как видно из истории про Аполлодора. Но не все вели себя так же смело, как знаменитый архитектор. Однажды в ходе ученого разговора император стал критиковать выражение, употребленное философом Фаворином. Фаворин легко согласился с критикой. Когда позже друзья стали упрекать философа за подобострастие, он ответил: «Как можно не считать самым ученым того из нас, кто командует тридцатью легионами?»

Та же жажда знаний гнала Адриана в путешествия. Все, о чем он читал в книгах, он хотел увидеть собственными глазами. Следует помнить, что в те времена любая поездка была делом сложным и главное — очень долгим. Даже правительственный гонец, меняющий лошадь на каждой станции, не мог преодолеть за день больше сотни миль, а император со свитой, конечно, передвигался во много раз медленнее. Это значило, что Рим на долгие месяцы и даже годы оставался под присмотром кого-то из доверенных людей императора, — и тот факт, что власть Адриана за время его путешествий ни разу всерьез не пошатнулась, говорит о его правлении больше, чем все язвительные замечания биографов.

Адриан разъезжал по своей бескрайней империи, вникая во все дела, разбирая мелкие жалобы, посещая достопримечательности. На Сицилии он поднимался на Этну, чтобы увидеть восход солнца в виде разноцветной дуги; в Аттике принял участие в элевсинских таинствах, а своим телохранителям не разрешил идти в Элевсин с оружием.

Элевсинские таинства (или «мистерии») справлялись в городе Элевсине, в дне пути к западу от Афин, на протяжении почти двух тысяч лет. Они были посвящены богине Деметре и связанному с ней культу вечного возрождения. Греки, а вслед за ними римляне, представляли себе загробную жизнь в самых мрачных красках, и элевсинские таинства предлагали альтернативу: как зерно Деметры, попавшее в землю, умирает и возрождается новым колосом, так и посвященные в таинства могли рассчитывать на возрождение в новой жизни. О содержании обрядов рассказывать было запрещено, и поэтому мы очень плохо представляем себе, что там происходило, — знаем лишь, что посвящаемые пили особое питье «кикий» и доставали из специального короба священные предметы, но какие это были предметы — неизвестно. А что там происходило, знали все, «потому что в элевсинские таинства посвящались даже рабы: перед смертью все равны», — пишет М. Л. Гаспаров в «Занимательной Греции».

Во время посещения Вифинии (провинции на черноморском побережье нынешней Турции) Адриан встретил греческого мальчика по имени Антиной и включил его в свою свиту. Мальчик был невероятно красив, Адриан отличался бурным темпераментом («а выводы сделайте сами», подсказывает автор «Истории римских императоров»). Антиной провел при императорском дворе несколько лет и во время очередного путешествия — на этот раз по Египту — утонул в Ниле при таинственных обстоятельствах. Некоторые источники глухо намекают на то, что юноша был принесен в жертву по какому-то древнему и страшному обряду не то наложил на себя руки, чтобы отвести дурное знамение от императора. Как бы то ни было, Адриан был безутешен. Он основал в Египте город, названный Антинополем. Ученые, привезенные в Египет Наполеоном, еще застали развалины его храмов и улиц, но сейчас возле деревушки Шейх-Аббад никаких руин не разглядеть. Адриан приказал обожествить Антиноя — до тех пор обожествлению подвергались только члены императорской семьи.

Антиной. Рельеф из римской виллы кардинала и мецената Алессандро Альбани.

Не следует бездумно превращать Антиноя и Адриана в провозвестников движения за права сексуальных меньшинств (как сделала в своем романе Маргарет Юрсенар). Греки и римляне не были знакомы с понятием сексуальной ориентации, а если бы им кто-нибудь про него рассказал, очень бы удивились. Общественное порицание проходило не по линии «мальчик-девочка», а по тому, активную или пассивную сексуальную роль принимает на себя партнер. Связи между взрослыми мужчинами порицались, но по причинам скорее прагматическим: взрослый человек должен был заниматься делом и семьей, а не тратить время и силы на любовные утехи. В то же время эротическая связь между взрослым мужчиной и юным мальчиком (как раз случай Адриана и Антиноя) была совершенно в порядке вещей. Когда историк Светоний хочет подчеркнуть чудачество императора Клавдия, он отмечает, что тот «к женщинам страсть… питал безмерную, к мужчинам зато вовсе был равнодушен».[59] А когда над Юлием Цезарем издевались за то, что в начале своей политической карьеры он якобы спал с царем Никомедом (тоже, кстати, в Вифинии), то суть обвинений заключалась именно в том, что юный римлянин выполнял в этом союзе «женскую» роль. Но уж это было несмываемое пятно позора.

Последние годы Адриана были невеселы. Здоровье его ухудшалось; чтобы не допустить двусмысленности, которая омрачила его собственное восшествие на престол, он заблаговременно назначил преемников. У некоторых старых придворных, которые надеялись наследовать Адриану еще в начале его правления, эти назначения вызвали недовольство. Адриан, чья природная подозрительность с годами усилилась, казнил их за государственную измену. Один из этих придворных, дряхлый старик Сервиан, идя на казнь, пожелал Адриану мечтать о смерти и не мочь умереть. Проклятие сбылось: императора несколько раз приходилось удерживать от самоубийства. Наконец в 138 году н. э. он умер, «ненавидимый всеми» (invisus omnibus), — не на любимой тибуртинской вилле, а на вилле в Байях, возле Неаполя, и был похоронен в поместье, когда-то принадлежавшем Цицерону (а уж потом — в новом мавзолее).

Перед смертью Адриан написал стишок, обращенный к своей душе, — такой неантичный по форме и духу, что древним авторам он не нравился, а поэты нового времени, наоборот, приходили в восторг (Байрон перевел его на английский):

Animula, vagula, blandula

Hospes comesque corporis

Quae nunc abibis in loca

Pallidula, rigida, nudula,

Nec, ut soles, dabis iocos…

Душа моя, скиталица

И тела гостья, спутница,

В какой теперь уходишь ты,

Унылый, мрачный, голый край,

Забыв веселость прежнюю…[60]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.