Девятьсот восемьдесят восьмой год. Верно ли, что он — начальная дата русской культуры?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Девятьсот восемьдесят восьмой год. Верно ли, что он — начальная дата русской культуры?

С тех пор, как в нашей стране атеизм перестал быть государственной религией, а на смену ему вновь пришло христианство, официальные историки пытаются доказать, что начальная дата всей русской культуры — это 988 г. н. э. Академик Д.С. Лихачев пишет: «Сама по себе культура не имеет начальной даты. Но если говорить об условной дате начала русской культуры, то я, по своему разумению, считал бы самой обоснованной 988 год… Основное, что сделано мировым славянством, сделано за последнее тысячелетие. Остальное лишь предполагаемые ценности».

Относясь с глубоким уважением к Дмитрию Сергеевичу Лихачеву, все же отмечу, что своим авторитетом он способствует утверждению в сознании людей представления о дикости и варварстве славян до принятия ими христианства. А такие мысли «льют воду на мельницу» европоцентризма (о губительности которого мы уже говорили на страницах первого тома книги), по которому все славяне и «прочие азиаты» — отсталые люди.

Однако в действительности дикость дохристианских славян не более чем миф. Об этом свидетельствуют как новейшие данные археологических раскопок, так и непредвзятое изучение уже известных исторических источников.

Поддерживая представления о том, что у наших древних предков не было никаких воззрений, ценностей и идеалов, мы тем самым унижаем не только предков, но и самих себя.

Многие считают, что язычество и атеизм близки — и то и другое одинаково безбожные явления. Однако на самом деле язычество — это религия, близкая другим религиям по сути — вере в Бога. И считать эту религию дикой по меньшей мере глупо. Тем более, что многое из наследия язычества могло бы пригодиться даже современному человеку.

Например, отношение к природе. К сожалению, лозунг Мичурина «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача» стал определяющим принципом современной цивилизации по отношению к Природе. Человечество выбрало для себя легкий путь, ведь, как сказал Рабиндранат Тагор: «Внешне овладеть природой легче, чем любовно проникнуть в нее, ибо на это способен лишь истинно творческий гений». А ведь именно любовное проникновение в природу было свойственно язычеству. И тут нельзя не сказать о том, что закреплению потребительского отношения к Природе во многом способствовало христианство, которое борьбу с язычеством перенесло и на Природу, поставив человека в ранг повелителя Природы. В христианстве нет никаких нравственных запретов на уничтожение Природы. Да и к чему заботиться о среде своего обитания, если вот-вот наступит Страшный Суд.

Впрочем, я не собираюсь спорить о том, что лучше — язычество или христианство. Оценочный подход вообще не применим к такому сложному социальному и духовному явлению, как вера. Тем не менее такой подход свойствен многим и многим критикам язычества, стоящим на позициях современных представлений о культуре и духовных ценностях (причем далеко не бесспорных), оценивающих религию наших предков.

Печально, что предвзятое отношение к язычеству приводит к тому, что об этой религии в наших школах не знают ни учителя, ни ученики. А ведь сказки, мифы, песни наших предков — это неисчерпаемый кладезь мудрости, основанной на многовековом опыте народа.