Глава вторая

Глава вторая

КОЕ-ЧТО О ПСИХИКЕ

Мы часто слышим ходячие фразы: остолбенел от страха, онемел от ужаса, до смерти напугался. Много ли истины в этих, на первый взгляд, преувеличенных выражениях?

Еще в древности выдающиеся умы своего времени интересовались влиянием психики на состояние организма. И сегодня накопилось много фактов, подтверждающих такую зависимость даже у животных. Примеры этого можно найти и в научных трудах, и в популярных изданиях. Вот некоторые из примеров.

В обезьяньем питомнике у самца забрали самку, поместив ее рядом, в клетке с другим самцом, чтобы разлученный мог постоянно видеть эту пару. Отчаяние и ревность его достигли такой степени, что он заболел и вскоре погиб (как показало вскрытие, от развившегося инфаркта миокарда).

Журнал «Юный натуралист» пишет: «Животные, как и люди, иногда испытывают глубокие психические потрясения. Вот что произошло однажды в Лондонском зоопарке с молодым кенгуру, привезенным из Австралии. Как-то несколько зверят, его соседей, затеяли между собой драку. Забияки отделались легкими ранениями. А кенгуренок был мертв, хотя никакого участия в потасовке не принимал. Он сидел, забившись в угол. Его убил… страх. Чаще других животных жертвами подобной впечатлительности становятся зайцы».

А вот что сообщает журналист В. Песков о поведении лося в неволе: «Взрослого зверя приручить невозможно… Лось необычайно пуглив и, оказавшись в плену, почти всегда погибает от нервного шока…»

Еще более заметны взаимосвязи психики и физического состояния организма у человека. Отечественные и зарубежные этнографы, например, которые изучают быт и культуру племен, находящихся и в наше время на низком уровне развития, приводят факты скоропостижной смерти людей, нечаянно преступивших различные морально-этические запреты: один – после того, как дотронулся до человека, на которого распространялось табу неприкасаемости; другой – от сознания, что нарушил религиозные табу, являющиеся по своей сути всего-навсего предрассудками. Альберт Швейцер, например, описывает случай смерти молодого африканца после того, как, садясь в пирогу, тот случайно раздавил паука, считавшегося, по представлениям племени, его священным родственником.

Похоже, что имеющие хождения присказки о страхе вполне соответствуют истине: действительно, страх способен вызвать в организме физиологические изменения, приводящие и человека, и животных к гибели.

Наши чувства выработались в процессе эволюции прежде всего как сигнальная функция и как выражение отношения к меняющимся условиям окружающей среды, к самому себе. Среди большого разнообразия эмоций выделяют, в зависимости от окраски настроения, положительные и отрицательные, например, радость и печаль; а по характеру воздействия на организм – стенические и астенические. Первые сопровождаются повышением жизнедеятельности, общего тонуса, вторые – понижением этих процессов.

Положительные эмоции, как правило, не приносят ущерба организму. Зато некоторые отрицательные способны не только уменьшать эффективность деятельности человека и животных, вызывать болезненные состояния, но и угрожать самой жизни. В этой группе наших чувств особого внимания заслуживают беспокойство, тревога, испуг, страх, ужас, паника. Вызывая одну, почти стереотипную, реакцию организма – стресс, они являются причиной многих бед.

За миллионы лет развития и совершенствования живого мира сформировался определенный психофизиологический механизм защитной реакции, включающийся, когда возникает угроза существованию организма и нужно быстро мобилизовать его энергетические ресурсы, когда должна быть мгновенно осуществлена готовность к борьбе или бегству от опасности. Эта реакция получила название «стресс», что в переводе с английского означает «напряжение» – напряжение всех внутренних систем и функций, способствующих усиленной деятельности организма для преодоления трудных и опасных условий. Соответственно этому факторы, вызывающие стресс, в научной литературе называют стрессорами.

Различают физические и психические стрессоры, которые в реальной жизни действуют как в «чистом» виде, так и в сочетании. К первым относят, например, действие резкого холода или жара, инфекционные заболевания, дефицит сна. Психические стрессоры значительно разнообразнее: признаки угрозы или опасности, условия изоляции, неудачи, монотонная работа, порождающая крайнюю умственную и физическую усталость, и многое другое. Но чаще всего в роли психического стрессора выступает страх. Ученые составили «шкалу страха», где боязливость и ужас рассматриваются как крайние точки этого эмоционального состояния, хотя физиологический механизм воздействия всех степеней страха один и тот же – меняется лишь количественное выражение реакции. Здесь можно выделить целый комплекс признаков: от учащенного сердцебиения, скованных движений и сухих губ до ощущения тошноты, болей в животе и «медвежьей болезни». Как это знакомо многим, кто еще не научился владеть своими чувствами, управлять своим психическим состоянием!

И тревога, и беспокойство, и волнение перед экзаменами, и предстартовая лихорадка, нередко базирующиеся на отсутствии уверенности в себе, – суть разновидности одного эмоционального состояния, называемого еще психогенной напряженностью. Этот термин уже встречался на страницах книги без разъяснения его сущности. А он объединяет упомянутые промежуточные психические состояния в «шкале страха», имеющие в своей основе умеренно выраженную стрессовую реакцию. Термин родился в авиационной медицине и означает «эмоциональное состояние, характеризующееся временным понижением устойчивости психических и психомоторных (двигательных) функций и понижением профессиональной работоспособности». Теперь ясно, что психогенная напряженность (или просто напряженность) является помехой в деятельности человека и должна преодолеваться им. Еще важнее, чтобы человек научился тормозить ее появление, не допускать ее развития.

Наверное, многим известны ощущения, возникающие при внезапном испуге, если рядом раздастся резкий звук или если человек оступится в темноте. «Все оборвалось внутри», – говорят в таких случаях. Оно, это ощущение, объясняется тем, что в момент действия сильного внешнего раздражителя или мгновенно возникшей тревожной мысли импульс от коры головного мозга посылается через соответствующие отделы к центрам вегетативной нервной системы, откуда далее идет к сердцу, отвечающему на него отдельным сильным сокращением. Вслед за этим, если человек быстро справился с испугом, он может больше не испытывать никаких неприятных ощущений. При наличии же следовой реакции еще некоторое время может ощущаться тяжесть в области желудка, или, как говорят, противно ноет под ложечкой.

Что ж, теперь совсем в ином свете видятся рассказы о том, как какой-нибудь недостаточно подготовленный пловец переплывал однажды реку (не обязательно широкую), не рассчитал свои силы и где-нибудь на середине реки испугался внезапной тревожной мысли «до берега далеко!». Лишь с большим трудом удастся ему доплыть до берега, выйти из воды, едва передвигая свинцовые ноги или буквально выползая на четвереньках, испытывая чудовищную боль, которая, как обручем, сдавливает голову. Вполне вероятно, что уже на берегу у него откроется рвота, вызванная не столько тем, что человек «нахлебался» в проплыве (кстати, два-три стакана проглоченной воды, даже морской, не способны сами по себе привести к рвоте), сколько тем, что пловец пережил страх, ибо рвота как результат стресса – не редкость. Более того, страх часто парализует сознание и при выраженной стрессовой реакции может привести к необоснованным, нелогичным, противоречащим здравому смыслу действиям, которые со стороны покажутся просто безрассудными.

Но почему в экстремальных условиях одинаково подготовленные, казалось бы, люди чувствуют себя и действуют по-разному? Да потому, что определяющим фактором и в поведении, и в физиологических реакциях в условиях стресса являются личностные особенности человека: его ум, характер, жизненный опыт. Волевые усилия и контроль, сознательное подавление эмоций страха, стремление овладеть собой приводят к тому, что физиологические последствия испуга быстро затухают или не проявляются совсем.

Страх во время плавания… В том, что он существует в человеческом сознании, теперь уже сомнений нет: это было убедительно доказано в письмах спасенных и спасшихся людей. Но, может быть, боязнь водной стихии закономерна, может быть, страх перед нею у человека врожденный, инстинктивный, как к враждебной среде, ведь обиталищем ему служит суша? За ответом вновь обратимся к миру животных. Хотя для большинства млекопитающих, ведущих сухопутный образ жизни, земля тоже является обиталищем, они не избегают воды, если она преграждает им путь, не отказывают себе в удовольствии искупаться, поплавать.

Вот, например, что пишет об этом популярный журнал «Знание – сила»: «Считается, что раз макаки живут на деревьях, заставить их плавать так же трудно, как и кошек. Но вряд ли кто знает, что на о. Ява некоторые макаки не только плавают, но даже могут нырять на пятиметровую глубину. За время пребывания под водой обезьяна может поймать рыбу, вытащить какую-нибудь раковину или рака. Макаки начинают очень рано приучать своих детей к воде. Как только малышу исполнится два месяца, мамаша сажает его на плечи и шагает к реке – учить ребенка».

Нечто подобное телезрители могли видеть в одной из передач «В мире животных», посвященной обезьянам. Кинооператорам-натуралистам удалось заснять, как макаки-резус, взбираясь на вершины пальм, прыгали затем оттуда в воду. И сидящим у экранов телевизоров было хорошо видно, что это добровольные, а не вынужденные прыжки, что само купание – удовольствие и любимая игра обезьян.

А ведь в воде у человека есть значительные преимущества перед многими животными: он может держаться горизонтально, может лечь на спину и без движения отдыхать, он владеет несколькими способами плавания. Животные же, за исключением некоторых водоплавающих, испытывают в воде большое лобовое сопротивление в силу своего анатомического строения: их конечности расположены перпендикулярно к туловищу и при движении в воде не служат, как у человека, продолжением тела, вытянутого в одну прямую линию (рис. 7). Кроме того, сухопутные животные, за редким исключением, во время плавания должны постоянно держать голову над водой и, следовательно, в штормовую погоду при большой волне могут захлебнуться. Все это, казалось бы, должно отпугивать животных от воды. Но этого в природе не происходит.

Рис. 7. Фигуры лося и человека даны для сравнения лобового сопротивления во время их плавания.

Стоит ли теперь говорить, что у «царя всего живого» – человека – страх перед водой неистребим, потому что он, дескать, опирается на инстинкт самосохранения?

Увы, этот страх – продукт коммуникабельности человека, родившийся из накопленной в межлюдских связях информации, и его почва – впечатлительность, подогретая рассказами о водных несчастьях.

Наверное, с тех пор, как человек стал существом социальным и для выражения своих мыслей и чувств использует речь, мимику, жесты, в его мозгу развился аппарат внушения. И поскольку роль внушения в нашей жизни и в исследуемой проблеме велика, поговорим о нем подробнее.

В. М. Бехтерев, написавший в 1908 году книгу «Внушение и его роль в общественной жизни», так разъясняет это понятие: «Внушение сводится к непосредственному прививанию тех или других психических состояний от одного лица к другому – прививанию, происходящему без участия воли (внимания) воспринимающего лица и нередко даже без ясного с его стороны сознания».

А вот что об этом пишет, например, психиатр И. Губерман: «Внушение – это то духовное влияние, которое оказывают люди друг на друга… Внушение вообще непременно содержится в любом, совершенно любом общении людей. Совет, указание, высказывание собственного мнения уже таят в себе внушение. Любая речь – это уже внушение, действенное или исчезающее впустую в зависимости от готовности слушателя готовности в меру доверия, возможности и способности проверить, от активности и достаточности ума.

Внушают родители детям, наставники – ученикам, говорящие – слушателям, врачи – пациентам, все люди друг другу, вниз и вверх по лестницам и цепочкам социальных, родственных, интеллектуальных, любовно-дружеских – любых человеческих взаимоотношений, связей и общений.

В разной степени и от разных лиц подвержен внушению любой человек. Обращенное к человеку слово если и не сказывается решающим образом, то все же как-то влияет и откладывается где-то».

В. Л. Леви, психиатр, работающий успешно и в жанре популярной литературы, пишет в книге «Я и мы»: «Внушение и биологично, и социально. Оно всегда – акт общения, прямого или косвенного. Практически именно внушения определяют и наше мировосприятие, и наше поведение. Традиции, общественные стереотипы, социальные установки – все проходит через этот механизм.

Логичное мышление – вот, казалось бы, антитеза внушения. Но ведь оно покоится на доказательствах. Доказательства же сводятся к аксиомам, применяемым как нечто само собой разумеющееся, то есть на веру. Вот и внушение…

Уничтожить внушаемость невозможно и не нужно, но ее можно и нужно сознательно контролировать… Мы тем более внушаемы, чем меньше у нас информации… Мы начинаем понимать, каким образом в поколениях держатся заблуждения, которые кажутся потом такими нелепыми: коллективные заблуждения имеют силу закона в 80 процентах…»

И снова И. Губерман: «Нельзя всегда обо всем до мелочей думать самому, каждый раз заново вырабатывая линию поведения, оценку, распорядок действий, мнения и поступки. Огромное количество общечеловеческих ценностей, навыков, отношений, привычек и познаний мы впитываем в себя именно благодаря воздействию коллектива. И это вполне разумная экономия энергии и времени.

Но человек экономит их, сплошь и рядом не замечая, что издавна впитанные сведения со временем становятся сомнительными и опровержимыми, усвоенные некогда представления уже вовсе не бесспорны…».

Ну, а теперь, когда суть понятия «внушение» мы уяснили, рассмотрим его влияние на биологические механизмы человека.

В Дании был проведен опыт, показывающий, сколь безгранична власть внушения. Решили проверить, возможна ли смерть от внушения. Эксперимент проводили врачи, не погрешив против гуманности, поскольку подопытным был преступник, приговоренный к смертной казни. Ему сказали, что его ожидает легкая смерть: будут вскрыты вены, и он умрет от кровопускания при нарастающих явлениях слабости, головокружения, учащенного сердцебиения. Осужденному завязали глаза, сделали поверхностные надрезы на коже и из специального приспособления пустили струйку теплой воды, имитировавшую кровотечение из сосудов. Одновременно проводилось внушение тех ощущений, которые испытывает человек при постепенно нарастающей кровопотере. Через некоторое время осужденный был мертв, хотя не потерял ни капли крови.

О том, сколь тесно аппарат внушения связан с биологическими механизмами, свидетельствует хотя бы такой факт. Медикам хорошо известен феномен «внушенного ожога», когда к коже загипнотизированного прикладывают металлический предмет комнатной температуры, а внушают, будто прикоснулись раскаленным железом: что это нестерпимо больно, что теперь на этом месте образуется волдырь. Затем человека пробуждают. Естественно, он ничего не помнит из того, что с ним было в гипнозе. И вот через 20-30 минут на месте «ожога» появляется краснота, через час – припухлость, а через 2-4 часа – настоящий ожоговый волдырь. Так, словесного внушения оказывается достаточно, чтобы организм отреагировал на холодный предмет, как на действительный ожог!

А вот распространенный пример внушения без гипноза. Врачам хорошо известны случаи так называемой ятрогении, когда заболевание у человека развивается вследствие неосмотрительного поведения медиков и невольного внушения ими каких-то сведений о болезни, травмирующих психику чрезмерно впечатлительного пациента. К счастью, ятрогенные заболевания чаще всего выражаются лишь функциональными расстройствами, не заходя далеко, как при настоящих болезнях, и быстро прекращаются после разъяснения пациентам их природы.

Слово является пускателем биологических механизмов не только когда проникает в сознание «со стороны». Наше мышление тоже обладает эффектом внушения, или, уже правильнее будет говорить, – эффектом самовнушения. Когда студенты медицинских институтов на третьем курсе впервые приходят в клиники и приступают к изучению симптомов основных заболеваний, многие из них начинают осаждать преподавателей жалобами на те или иные недомогания. Эта повальная «эпидемия» среди здоровой молодежи носит официальное название «болезней 3-го курса» и объясняется тем, что студенты, впервые столкнувшись с клиническими проявлениями многочисленных серьезных заболеваний, подсознательно тревожась за свою судьбу, начинают искать у себя признаки этих болезней. Неудивительно, что они их находят, так как эффект самовнушения здесь действует безотказно.

Его результат зависит в первую очередь от степени эмоциональной окраски мыслей: чем спокойнее они были тем проявление самовнушения слабее, и наоборот – чем большими эмоциями сопровождается мысль, тем более действенной она становится. Мы сталкиваемся в жизни с самовнушением на каждом шагу и пользуемся им, подчас даже не подозревая об этом, однако его стимулирующий или деморализующий эффект не замедляет проявиться.

Условно самовнушение можно разделить на два вида: неосознанное, или пассивное, – когда мысль, адресованная самому себе, не подкрепляется специальной методикой внедрения в сознание; и активное, когда самовнушение проводится с использованием специальных приемов воздействия на физиологические процессы организма. Последнее получило название аутогенной тренировки, аутотренинга или психорегулирующей тренировки.

Оказалось, что если, сконцентрировав внимание, облечь обращение к самому себе в краткие словесные формулы и мысленно повторять их в определенной последовательности, отчетливо представляя те ощущения или ситуации, о которых упоминается в формулах, то после некоторой тренировки удается достигнуть желаемого результата.

Активное самовнушение по специальной методике (аутотренинг) и самовнушение пассивное, неосознанное, происходящее, однако, ежедневно у каждого из нас, очень близки друг другу. И если успех аутотренинга зависит от способности к концентрации внимания, то разительные последствия неосознанного самовнушения объясняются подчас тем, что оно было подкреплено выраженной эмоциональной реакцией. Вот почему безотказно включаются психофизиологические механизмы стресса, как только в заплыве на фоне сильной эмоции страха возникает мысль-самовнушение: «Вдруг я утону!» или «Вдруг судорога!».

К сожалению, отрицательные эмоции, сопровождающиеся неосознанным самовнушением, оказываются обычно более разрушительными, чем те же неосознаваемые положительные. Чтобы положительные эмоции достигли максимального эффекта, требуется намеренное внедрение их в сознание, требуется методика, мобилизующая резервы организма. Отрицательные же эмоции срабатывают в демобилизующем плане значительно действенней. Поэтому-то они и нуждаются в постоянном контроле и управлении со стороны человека.

Итак, мы испытываем влияние неосознанного внушения или пользуемся им гораздо чаще, чем предполагаем. Сошлюсь на знакомые всем ситуации. Почему в спорте сильная команда порой проигрывает слабой? Да потому, что слабая команда психологически оказывается лучше подготовленной, если внутренне настраивается на победу, собрав для этого все моральные и физические силы. Именно выиграть! Обязательно выиграть! Только победить! А сильная команда, выходя на лед, поле, площадку против слабой команды, не всегда готовится играть самоотверженно, считая, что и без этого одержит победу. И расплата за самоуверенность или недостаточную собранность не заставляет себя ждать: проигрыш слабой команде.

Значит, боевой настрой, мобилизующий резервы организма, позволяет подчас одолеть даже более сильного противника. И наоборот, недооценка возможностей соперника, подсознательно снижающая активность, даже при большом желании выиграть, не подкрепленном предельной внутренней мобилизацией, приводит к поражению. В этом все мы убеждались бессчетное количество раз. Не случайно теперь перед ответственным соревнованием рядом с тренером все чаще можно видеть психолога.

Когда мы хотим сказать, что человек вел свою роль с подъемом, выше привычного и, может быть, очень хорошего уровня, превзошел себя, – будь то артист на сцене, лектор в аудитории либо наш приятель в дружеской компании, – мы говорим: он был в ударе. Чем же обусловлено, что психические и физиологические процессы переходят на максимальные режимы? Как они включаются? Осознанно? Или как-то случайно начинают действовать сами, помимо воли человека? Если осознанно, то какова методика управления этими процессами, что требуется предпринять, чтобы в нужную минуту уметь запускать их.

Оказывается, научиться включать эти механизмы можно, хотя многие делают это подсознательно, не отдавая себе в том отчета. Есть немало рецептов и приемов, при помощи которых удается вызвать необходимый психологический настрой. Одни люди в минуты, когда хотят поднять свой тонус, начинают напевать бравурную мелодию, взбадривая себя. Другие берутся за какую-нибудь работу, уходят в нее с головой и в процессе ее выполнения перенастраиваются. Третьим, особенно женщинам, бывает достаточно надеть любимое выходное платье, как у них появляется торжественно-праздничное настроение. И так далее.

Важно иметь в виду, что, поставив себе задачу – изменить настрой, человек способен это сделать. Он действительно волен над своими эмоциями, настроением, и надо лишь, чтобы он знал об этом, знал, что сильнее самого себя, знал, как управлять своими чувствам)!

Бывает, что чрезвычайные обстоятельства изматывают человека физически и морально, казалось бы, до последней степени. Дальше бороться уже невозможно: все, это предел. Ан нет. Человек говорит себе, обстоятельствам, смерти: «Врешь, не поддамся!» или «Я все равно выстою». Он внутренне не сгибается, не сдается. Самое замечательное, что при этом действительно вступают в действие, активизируются биологические резервы, до сих пор не использованные организмом, приходят новые силы, позволяющие выдержать, победить, преодолеть трудности. Потом и сам он, и другие будут удивляться: «Как можно было в таких условиях выстоять или выжить? Ведь это выше человеческих возможностей!»

У одних людей, с сильной волей, этот активный настрой осуществляется быстро, у других – медленно, у третьих, слабовольных, он совсем не происходит. И пусть это звучит, как давно знакомое, но об этом надо напоминать до тех пор, пока не станет законом для каждого, его привычкой и отработанной реакцией: «Не отчаиваться, не теряться, не поддаваться дурному настроению, не трусить! Не думать о неудаче». Тысячу раз правы те, кто предпочитает в трудные минуты вселять в себя и других бодрость и уверенность в успехе. Если надо – искусственно поднимать настроение, и тогда он придет, этот подъем, который так необходим для работы, борьбы, творчества.

Ну, а когда у человека моральный спад, когда его мучает угнетенность, при которой психофизиологические процессы протекают вяло, без огонька, когда, человек весь в плену «дурных предчувствий» – разве все это не бывает тоже результатом самовнушения? Правда, предчувствия могут порождаться неосознаваемым легким недомоганием, ощущением физической разбитости, которое наблюдается иногда у взрослых людей. И уже на его фоне, цепляясь друг за друга, могут появиться мрачные мысли, особенно если человек склонен к самокопанию вместо того, чтобы позаботиться о сознательном и активном изменении настроя. Вот и почва для предчувствий!

Многие факторы влияют на настроение человека. Однако расценивать их как предзнаменование неудачи и позволять появляться дурному настроению, развиваться тягостным предчувствиям – значит, впадать в суеверие. Ибо дурное настроение – это всего лишь продукт недостаточно контролируемой и организованной психики. И когда вслед за поэтом повторяют: «Учитесь властвовать собой», – то имеют в виду не только умение погасить вспышку гнева, обуздать неразумные чувства, но и способность, сменить при необходимости душевный настрой.

Мы уже видели на примерах, что самовнушение может быть как оптимистическим, тонизирующим, так и демобилизующим, со знаком минус. Позволив, себе подумать: «я утону», или «я сейчас упаду», или «я что-нибудь забуду при ответе экзаменатору», или «я собьюсь», человек вольно или невольно способствует осуществлению того, чего как раз не хотел бы. И если вовремя не взять себя в руки, самовнушение подействует, ибо происходит мысленное вмешательство в биологические процессы организма. Потому бывает трудно лечить мнительных, «увлекающихся» своим здоровьем людей, ипохондриков. У них слишком прочно закрепляются эти отрицательные прямые и обратные связи «орган – психика – орган», возникшие не на благодатной жизнерадостной основе, а на чрезмерной болезненной внимательности к себе, которая, как и всякие крайности, вредна.

Силой внушения обладают не только мысли, устная речь, но и речь письменная. Вот почему воспринятое без критики, на веру, сформулированное из прочитанного, услышанного, увиденного представление, например, об опасностях в воде превращается в «пороховую бочку», способную взорваться от искры страха. Не меньшую угрозу для такой «пороховой бочки» представляет «тлеющий фитиль» сомнений в своих силах, который может разгореться под «ветром» надуманных опасностей, даже случайно родившихся в воображении пловца. Тогда может произойти роковой «взрыв», если «порох» не окажется «подмоченным» опытом и знанием, уверенностью в себе. Обычно человек освобождается от этого «взрывчатого груза», как только становится осведомленным и тренированным, подготовленным физически и психологически.

При изучении писем читателей, в беседах со многими людьми выяснилось, что сведения, касающиеся воды и плавания, особенно остро воспринимаются и легко запоминаются, поскольку имеют самое непосредственное отношение к нашей безопасности. Это и понятно: в потоке информации, которую человек ежедневно получает со всех сторон, не все воспринимается одинаково – для каждого из нас есть информация безразличная и есть информация, вызывающая интерес. Но особое место среди информационного потока занимают известия о гибели людей на воде, по принципу внушения эти сведения действуют не только на наше сознание, но и на подсознание. Так, услышав в разговорах или прочитав хотя бы однажды о водоворотах или судорогах, каждый твердо запомнил и «намотал себе на ус»: на воде – опасно, на воде люди гибнут, тонут даже хорошо плавающие. Далее подсознательная мысль развивается в следующем направлении: коль скоро это случается с другими, почему не может случиться со мной? Если же учесть, что «страшных» рассказов о «затягивающих» воронках, судорогах, утопленниках и прочем мы слышим великое множество, то станет ясно, почему еще с детских лет закладывается страх перед водой (или, как сейчас принято выражаться, программируется страх).

Способность информации проникать в подсознательную сферу помимо воли человека замечена давно. Это свойство, в частности, широко используется торговыми фирмами в капиталистических странах для влияния рекламы на людей. Интересные опыты ставили грузинские психологи, проверяя способность человеческого подсознания воспринимать звуковые сигналы. В эксперименте среди сплошного шума средней интенсивности периодически раздавался голос, не перекрывающий уровень шума: «Выпить воды!» Внимание участников эксперимента было поглощено выполнением определенного задания, и этой фразы они действительно не слышали. Тем не менее, более чуткий подсознательный слух отфильтровал слова и направил их на механизм жажды, сигнализируя о необходимости удовлетворить эту, в данном случае не обоснованную физиологически, а внушенную, потребность. Вот почему, ничего не зная о содержании и цели опыта, большинство его участников вскоре попросили воды.

Информация, получаемая нами из внешней и внутренней среды, имеет свойство, независимо от нашей воли и сознания, накапливаться в памяти. Под «информацией» понимается весь объем раздражений, приходящих в центральную нервную систему через органы чувств и специальные структуры головного мозга: это и зрительные раздражения, составляющие основную часть информации у большинства людей, и слуховые, и обонятельные, и осязательные, и сигналы от внутренних органов мышц и сухожилий, объединенные понятием интерорецепции. И вот, учитывая эту способность бесконтрольно накапливаться в памяти, в равной мере относящуюся и к прикладным сведениям о плавании, можно сделать два важных вывода: во-первых, информация может проникать, минуя сознание, и, во-вторых, осев в подсознательной сфере, она влияет на поведение человека, его поступки. Таким образом, мы вправе считать, что отношение к различным явлениям, наши взгляды на жизнь формируются не без участия подсознательно усвоенных истин, оценок, чужих мнений, воспринятых нами в разное время со стороны. Вот почему в применении к плаванию и воде так важно провести «ревизию» своих взглядов и умений. Ибо если вся эта информация не прошла через горнило грамотной критики, а скопилась (прибегнем здесь к такой аналогии) как хлам где-то под лестницей или на чердаке, то может произойти уже описываемое событие: в какой-то момент тревожная мысль поджигает этот «хлам» непроверенных или неверных представлений, вызывая пожар, способный поглотить и хозяина «захламленного помещения».

Вспыхивавший в воде страх у некоторых «бесстрашных» людей существовал и раньше, но был скрыт где-то в глубинах подсознания, потому что боязнь воды – чувство, которого представители «сильного пола» по понятным причинам стыдятся, а определенные личные успехи в спорте позволяют многим из них считать, что им уже все нипочем: плавать умеют, умеют правильно дышать, отдыхать в воде, делают далекие заплывы. Однако слишком много приходится человеку слышать за свою жизнь о несчастьях на воде, чтобы это не могло не сказаться в какой-то определенный момент. Конечно, такие неуместные воспоминания не окажут своего нежелательного влияния если человек знает, почему не надо бояться реальных и тем более надуманных опасностей; если осведомлен о происхождении каждого явления, знает, как к нему следует относиться. В остальных случаях так называемое «бесстрашие» будет ничем иным, как легкомыслием или бравадой, потому что не опирается на прочный фундамент знаний и убеждений, на опыт и тренированность.

Что касается людей, плавающих хуже и не скрывающих присутствия страха в своем сознании, то, не имея точных сведений о том, что же происходит с человеком в воде, они не устают повторять себе и другим: «Мало ли что может случиться в воде…»

И мы с вами, дорогой читатель, постараемся разобраться в присущих многим людям сомнениях и опасениях, рассмотрим несостоятельность некоторых наших представлений. Это поможет бороться со страхом и избавиться от этого унизительного чувства, оказывающего столь большое влияние на человека. Когда будут последовательно осмыслены все обстоятельства и моменты, которые обуславливают психогенную напряженность, когда придет понимание, что известное ранее – на самом деле преувеличено или вообще недостойно опасения, когда многое будет проверено самим человеком на практике, тогда уйдет и страх, так мешающий научиться плавать и стать непотопляемым и даже служащий причиной гибели тысяч и тысяч людей.

В психологической подготовке есть один почти философский вопрос: как вообще относиться к мысли о смерти и как реагировать, если в заплыве возникает мысль, наиболее часто повергающая пловца в ужас: «Вдруг я утону!». Сама по себе она обычна, как понятна и мысль пассажира, садящегося в самолет: «Долетим ли?».

Отнеся это к закономерностям нашей психики, будем пока считать появление тревожной мысли в воде если не нормальным, то хотя бы объяснимым явлением. Отсюда следует, что при обучении плаванию необходима такая психологическая подготовка, после которой не возникала бы у пловца стрессовая реакция там, где для нее нет никаких объективных причин, чтобы не повергала в ужас обычная в заплыве мысль: «Вдруг я утону!»

В своей «Повести о разуме» М. Зощенко вспоминает любопытный случай. Однажды, возвращаясь с охоты и зайдя в крестьянскую избу, он в сенях увидел обычный березовый крест, какой устанавливают на могилах. Решив, что в доме покойник, он хотел было уйти, но вышел хозяин и пригласил его в дом.

«Я спросил хозяина, кто именно здесь умер и где покойник.

Хозяин, усмехнувшись в бороду, сказал:

– Никто не умирал. И нет покойника. Что касается креста, то это я для себя его приготовил.

Вид у хозяина был далеко не предсмертный. Глаза его светились весело. Походка была твердая. И даже на пухлых щеках его играл румянец…

– А знаешь, милый человек, когда сей крест мною приготовлен? Семнадцать лет назад.

– Тогда хворал, что ли?

– Зачем хворал. Маленько испужался смерти. И сделал себе крест в напоминание. И можете себе представить – привык к нему.

– И страха теперь нет?

– И страха нет. И смерти нет. В другой раз интересуюсь умереть – нет, не идет, проклятая. В свою очередь, должно быть, испужалась моего характера…

И вот, вспоминая эту историйку, я с точностью понял, в чем заключалась борьба этого человека со своим страхом. Она заключалась в привычке. В привычке относиться к смерти как к чему-то обычному, естественному, обязательному. Мысль о смерти перестала быть случайной, неожиданной. Привычка к этой мысли уничтожила страх».

Этот отрывок приведен здесь не для того, чтобы предлагать, подобно мудрому крестьянину, приучать себя к мысли о смерти, хотя древняя латынь и гласит: «Memento mori!» – «Помни о смерти!» Просто давайте примем за аксиому то положение, что в проплыве, особенно в неблагоприятных условиях, у психологически неподготовленного человека может возникать острый приступ страха; боязнь утонуть. Этот страх необоснован, нелогичен, но он слишком часто появляется. Условно это даже можно считать нормой. Пока – нормой! Так вот, если человек будет знать, что появление такой мысли возможно, он уже спокойнее воспримет пробивающийся в сознание страх, поскольку это не будет для него неожиданным. А фактор неожиданности здесь играет большую роль… Впрочем, только ли в воде?

Чтобы отчетливее понять значение фактора неожиданности в различных жизненных перипетиях, давайте сравним две совсем нередкие ситуации. В одной из них вас предупредят, что, когда вы будете в темноте проходить переулком, из подворотни выскочит большой злобный пес. Обычно он не кусает, и, если не обращать на него внимания, он скоро отстанет.

Другая ситуация. Вы идете по переулку, не ведая о предстоящей встрече с псом. Неожиданно он выскакивает и бросается к вам. Не зная о его намерении только облаять прохожего, но предполагая худшее, вы поведете себя сообразно вашему характеру, жизненному опыту, умению мгновенно оценить обстановку и правильно в ней действовать. Когда вы испытаете большее волнение? Тогда ли, когда знаете о встрече с собакой и внутренне готовы к этому, пусть даже не имея четкого плана, как действовать; или тогда, когда появление пса явится полной неожиданностью? Конечно же, во втором случае.

Вот почему страх в заплыве во всех приведенных уже примерах становился таким всесильным: человек внутренне не был готов к этому психологическому испытанию. Если бы хоть однажды любому из авторов присланных писем пришлось всерьез задуматься над тем, как он станет реагировать на навязчивую мысль: «А вдруг я утону» – и как он поведет себя в сложной ситуации, все было бы иначе. Тогда в условиях заплыва возникновение этой мысли сопровождалось бы не паникой и стрессовой реакцией, а торжествующей радостью: «Ага, вот оно, злополучное сомнение в своих силах! А мне не страшно!»

Даже если просто предупредить человека, что в какой-то момент те или иные явления могут встревожить его, но пугаться их не следует, он встретит их уже спокойнее, отреагирует более правильно. Поэтому бороться с гнездящимся перед водной стихией страхом и предупреждать его появление надо прежде всего с помощью знаний. Зная основы психологии и физиологии человека, зная прикладную гидрологию, нетрудно правильно оценить степень опасности обстоятельств и относиться к ним в заплыве, как они того заслуживают – без тревоги и паники.

Но этого мало! Надо приготовиться к тому, что мысль «Доплыву ли?» появляется не только в спокойном заплыве при хорошей погоде. Каждый может оказаться и в реально трудных условиях плавания: усилившийся ветер, беспорядочная волна, темнота… Важно, чтобы и тут человек не поддался отрицательному самовнушению и пугающей мысли, не реагировал на нее, чтобы она не «засела» в сознании. Малейшее сомнение в своих силах пловец должен гасить незамедлительно, чтобы не доводить себя до психического и физического истощения. Поэтому вмешательство с целью саморегуляции должно начинаться раньше, чем разыграется стресс, а еще правильнее – до заплыва и в начале его.

«Саморегулирование – способность сознательно управлять своим поведением, своими психическими процессами и состоянием в связи с требованиями социальной среды или условиями выполняемой деятельности», – пишет член-корреспондент АПН СССР П. А. Рудик. Еще конкретнее определяет саморегуляцию известный психотерапевт А. В. Алексеев: «Способность сознательно, путем использования соответствующих приемов, изменять в нужном направлении состояние своей нервно-психической сферы и всего организма».

Не об этом ли всегда мечтал человек? Быть могучим, когда нужна мобилизация сил, спокойным – когда требуется хладнокровие, собранным – когда необходима сосредоточенность, ощутить прилив энергии, когда нужно сбросить с себя усталость; наконец, уметь произвольно регулировать функции своих внутренних органов, когда возникает потребность и в этом.

Волевое усилие передается на рычаги исполнения от механизмов самовнушения, действующих независимо от того, знаем ли мы о них или нет. Большинство людей использует их, так и не подозревая об этом. В той или иной форме мы внутренне постоянно взываем к себе. Примером этого может служить хотя бы исследование психолога Р. М. Загайнова, изучавшего методы предстартовой настройки спортсменов. Он пишет: «Особо важное место в механизме настройки занимает монолог, то есть обращение спортсмена к самому себе. Монолог произносится (или продумывается), как правило, во время разминки, а чаще всего – перед самым выходом на ринг, помост и тому подобное. Он всегда интимен, и узнать его содержание в этот момент очень сложно. Проще это сделать, когда спортсмен закончил соревнование.

Примерами таких монологов могут служить следующие.

Чемпион СССР П.: «Где ты вырос? Ты вырос в Сибири! Ты работал в шахте! Твоя мать одна воспитала троих детей. Где твой отец? Ты знаешь, где твой отец (отец погиб на фронте). Что же ты трусишь? Встань и иди!»

Чемпион Европы Ч.: «Ты уехал на соревнование, оставил дома больную мать. Так что же? Ты приехал проигрывать? С чем ты вернешься к ней?..»

Монологи могут быть приготовленными заранее и импровизированными (в зависимости от ситуаций, возникающих в ходе соревнований). Монологи можно классифицировать следующим образом: монологи-самоприказы («Докажи…», «Только вперед и никаких сомнений!»); монологи-убеждения («Любая помеха только мобилизует меня!», «Я могу и я должен!»); монолог-уговор («Сделай это ради нее!», «Подерись за тренера, ему очень нужна твоя победа!»); монолог-объяснение («Он волнуется тоже», «Болеют за слабых»).

Тренеру важно знать, какие монологи действуют на психическое состояние спортсмена наиболее эффективно, необходимо учить спортсменов пополнять запас монологов и с их помощью воспитывать с первых шагов в спорте способность к самооптимизации. Это обеспечит постоянную эффективность механизма настройки, составной частью которого является монолог».

Как видите, диапазон «разговорного жанра» весьма широк: от уговоров и убеждений до безоговорочных самоприказов. И замечательно, что овладение методами самовнушения, то есть психическая саморегуляция, может принести успех там, где все другие методы совершенно бесперспективны.

Обучать психорегуляции и ее практическому применению можно не только взрослых, но и детей. Так, в работе со школьниками 5-10-х классов профессор И. Е. Шварц использовал аутогенную тренировку, которая помогала усвоить учебный материал в более короткие сроки. Педагог-психолог А. С. Новоселова применяла методы психорегуляции в воспитательной работе с трудными подростками, а невропатолог И. В. Дмитриева успешно лечила нервный тик у детей даже младшего школьного возраста.

В план психологической самоподготовки пловцу следует включать монологи, выбирая в зависимости от обстановки наиболее действенные словесные формулы. Когда обдумывание или «разговор» происходит вне воды, применимы различные виды формулировок, в том числе и «мягкие». В заплыве же, где тревогу или страх надо пресекать быстро, целесообразно применять самоприказы. В таких случаях обычно говорят себе: «Хватит паниковать! Взять себя в руки! Справился со своим страхом! Уже не боюсь! Спокоен! Действую уверенно!» Сомневающиеся в эффективности этих приемов должны согласиться хотя бы с тем, что упражнения в самовнушении, как минимум, будут занимать в заплыве мысли человека и концентрировать его внимание на этом, не давая тревоге разрастись, захватить всю сферу сознания, – и уже потому эти приемы являются безусловно полезными. В трудные минуты особенно важно, чтобы сознание было занято положительными, мобилизующими мыслями, а не пассивными и паническими.

Если самовнушение проводится с верой в успех, оно становится максимально эффективным, в чем убеждается каждый, кто всерьез взялся за освоение приемов психорегуляции. Поражающие нас результаты саморегуляции у йогов или способность к «огнехождению», наблюдаемая у многих народностей, основаны на тех же механизмах внушения и самовнушения, использовать которые хотя бы частично может научиться каждый.

В психологии есть понятие – «контрастирующее представление», под которым подразумевается способность логически опровергать возникающие в сознании опасения или доводы противоположными, контрастирующими аргументами. Например, если бы психически здоровый человек вдруг подумал о том, что при переходе улицы он может попасть под трамвай или автомашину, это не испугало бы его и не остановило в намерении пересечь улицу, потому что эта мысль тут же была бы опровергнута примерно таким рассуждением: «Хотя теоретически я тоже не застрахован от несчастного случая, но я не боюсь этого: при переходе улицы буду внимательно следить за движущимся транспортом и сигналами светофора и несчастье со мной не произойдет». Следовательно, здесь человек ясно представляет себе путь нейтрализации тревожной мысли, ему известно, благодаря накопленным знаниям и жизненному опыту, как себя успокоить.

Чем же объяснить, что на воде внезапная мысль: «Вдруг я утону!» не получает такого же опровержения, а служит пусковым механизмом паники, приводящей нередко к гибели пловца? Ответ напрашивается лишь один: очевидно, у человека нет веских доводов для возражения самому себе, потому что нет точного представления о том, что же именно с ним может случиться, нет того запаса уверенности, какой нужно выработать у себя, чтобы избежать несчастий на воде.

При анализе писем обращает на себя внимание одна общая для большинства их авторов особенность: когда в заплыве у пловца вспыхивала тревожная мысль, контрастирующее представление не возникало. Редко кому удавалось себя успокоить, а если это и происходило, то столь дорогой ценой, что ее можно определить как пиррову победу, ибо зарубка в сознании и закрепившийся страх не пускали потом человека заплывать дальше 20 метров от берега.

«Запас надежности», «запас уверенности» – эти термины, заимствованные из авиации и авиационной психологии, вполне применимы и к плаванию: они отражают главную суть психического состояния человека – полную уверенность в том, что ничего плохого с ним не случится, что он все может и все умеет, справится в любой ситуации, какой бы сложной, опасной и неожиданной она ни оказалась. И если говорить о задаче психологической подготовки, то ее можно считать достигнутой лишь тогда, когда в сознании каждого будет создан этот запас уверенности. Отсутствие его порождает психологическую напряженность: наряду с конкретными для человека устрашающими обстоятельствами, он часто не знает точно и сам, чего именно боится, плывя вдали от берега, но страх не покидает его. Человек не в состоянии от него избавиться, и это не позволяет совершать дальние заплывы, лишает того высокого наслаждения, которое можно испытывать всякий раз от встречи с водой, если сознаешь свою непотопляемость, а главное – обладаешь ею.

Итак, что же порождает страх перед водой? Что мешает стать непотопляемым? Об этом – в следующих главах.