Глава 1
Глава 1
Дурной признак, когда перестают понимать иронию, аллегорию, шутку.
Ф. Достоевский
Русское остроумие, особенно в петровскую и екатерининскую эпохи, во многом отличалось от западноевропейского, и то, что нашим предкам казалось смешным и остроумным, на взгляд современного читателя может показаться наивным и простодушным.
Строго говоря, остроумие не всегда должно было вызывать взрыв смеха, порой это просто проявление находчивости в трудной ситуации, или же способность человека принять единственно верное решение в критический момент, или же, наконец, просто мудрое решение государя.
* * *
Однажды Петр I заседал в Сенате и слушал дела о разного рода хищениях и воровстве, случившихся за последний месяц. Дел было настолько много, что император пришел в неописуемый гнев и поклялся немедленно пресечь в государстве всякое воровство. Обращаясь к присутствующему генерал-прокурору Павлу Ивановичу Ягужинскому, Петр сказал:
— Сейчас же пиши от моего имени указ о том, что, если кто-нибудь украдет на сумму, за которую можно купить веревку, тот без всякого следствия и суда будет повешен!
Генерал-прокурор выслушал строгое повеление и взялся было уже за перо, но помешкав, заметил монарху:
— Подумайте, ваше величество, каковы будут последствия вашего указа…
— Пиши, — перебил государь, — что я тебе приказал.
Ягужинский писать, однако, не торопился и с улыбкой сказал монарху:
— Всемилостивейший государь! Неужели ты хочешь остаться императором один, без служителей и подданных? Все мы воруем, с той только разницей, что одни больше, другие меньше, в зависимости от своей должности и возможностей…
Петр I засмеялся и махнул рукой.
— Ладно, — сказал он, — пес с вами всеми, воруйте и дальше…
Один монах у архиерея, подавая водку Петру I, споткнулся и опрокинул полную чарку на одежду императора. Петр в гневе стал уже приподниматься с места, но находчивый монах ловко ему польстил:
— На кого капля, а на тебя, государь, излияся вся благодать!
Петр I рассмеялся и тотчас простил провинившегося.
* * *
Император весьма любил и жаловал Ивана Михайловича Головина и послал его в Венецию изучать кораблестроение и итальянский язык. Головин прожил в Италии четыре года. По возвращении оттуда он представился государю и вместе с ним отправился в Адмиралтейство. Там государь повел его на корабельное строение и в мастерские, расспрашивал о занятиях и, между прочим, экзаменовал. Оказалось, что Головин ничего не знает.
— Выучился ли ты хоть по-итальянски? — спросил государь, раздраженный полным невежеством Головина в морском деле.
— Виноват, государь, и в этом успел мало.
— Так что же ты делал?!
— Всемилостивейший государь! Я курил табак, пил вино, веселился, учился играть на басу и редко выходил со двора.
Как ни вспыльчив был Петр, но такая откровенность ему очень понравилась. Он дал любимцу прозвище князя Баса и велел изобразить его на картине сидящим за столом с трубкою в зубах, окруженного музыкальными инструментами, а под столом валяются металлические приборы.
* * *
Царь любил Головина за прямодушие, верность и таланты, он постоянно называл его в шутку ученым человеком, знатоком корабельного искусства.
Окончив курс лечения в Карлсбаде, Петр на обратном пути посетил Теплиц, славящийся также своими целебными минеральными источниками. Владетели этих источников, графы Вальдеки, встретили государя и просили его сделать им честь посещением их замка и там пообедать. Государь согласился и после осмотра источников явился в замок. Хозяева употребили все старания к наивозможно великолепному приему такого знаменитого гостя. Обед был роскошный и продолжался очень долго. Все это нисколько не соответствовало простым вкусам и привычкам нашего великого государя, и он порядком соскучился. По окончании пиршества хозяева пригласили его осмотреть замок. Петр осматривал все со свойственным ему любопытством. После осмотра старший из графов, желая знать его мнение, спросил, как понравился ему замок. Петр отвечал, что замок великолепен, только есть в нем один недостаток.
— Какой же? — спросил граф.
— Слишком велика кухня, — ответил ему Петр.
* * *
В 1706 году Петр отдал приказ генерал-адмиралтейцу Апраксину «послать молодых дворян из математической школы за границу для обучения навигации и корабельному делу».
Молодые люди были набраны и отправлены. Большей частью они принадлежали к знатным фамилиям. Многие не знали другого языка, кроме родного; царь ни на что не обращал внимания, лишь бы скорее дать России знающих моряков и корабельных мастеров.
Когда после четырехлетнего плавания по разным морям 22 мая 1820 года несколько из молодых навигаторов вернулись в Россию, царь пожелал их видеть на другой же день. В числе представляемых был и известный впоследствии Неплюев.
Перед смотром была ассамблея, Петр почти совсем не спал и потому выглядел невесело.
— Есть ли аттестаты командиров? — спросил он и, получив ответ, повелел явиться всем на экзамен 1 июня.
В день экзамена, ровно в 8 часов утра, подъехала государева одноколка, и царь появился перед фронтом экзаменующихся.
— Здорово, ребята! — крикнул он и тотчас приступил к проверке знаний. Дошла очередь до Неплюева. — Всему ли ты научился, для чего был послан? — строго спросил император.
— Всемилостивейший государь! — отвечал Неплюев. — Прилежал я по всей моей возможности, но не могу похвастаться, что всему научился, и прошу, как перед Богом, вашей ко мне щедрости.
— Покажи ладони, — приказал царь.
Неплюев протянул руки вперед, Петр пощупал и похвалил:
— Молодец! А у меня ведь тоже, братец, хоть я и царь, да на руках мозоли, а все от того, чтоб показать вам пример. Вижу мне достойных помощников и слуг отечеству.
Произведя подробный экзамен Неплюеву, государь тут же пожаловал его в морские поручики галерного флота.
* * *
Петр любил повторять:
— Я могу управлять другими, но не могу управлять собой.
* * *
Предок знаменитого археолога Снегирева — Иван Санин — рассказывал, что в его присутствии Петр убил слугу палкой за то, что тот слишком медленно снял шляпу. Генералиссимусу Шеину на обеде, данном имперским послом Гвариеном, в присутствии иностранцев, Петр кричал:
— Я изрублю в котлеты весь твой полк, а с тебя самого сдеру кожу, начиная с ушей.
* * *
У Ромодановского и Зотова, попытавшихся унять Петра, оказались тяжелые раны — у одного перерублены пальцы, у другого раны на голове.
Полубояров, слуга Петра, пожаловался ему, что его жена отказывается под предлогом зубной боли исполнять свои супружеские обязанности.
Петр немедленно позвал Полубоярову и, несмотря на ее крики и вопли, немедленно вырвал ей зуб.
* * *
Увидев в Копенгагенском музее мумию, Петр выразил желание купить ее для собственной Кунсткамеры. Получив отказ, Петр вернулся в музей, оторвал у мумии нос, всячески изуродовал ее и сказал:
— Теперь можете хранить.
* * *
Главной целью первого путешествия Петра за границу было посещение Голландии и изучение там кораблестроения. От голландцев, которые служили в России, Петр наслышался много хорошего об их стране и особенно о городе Саардаме, откуда родом была большая часть этих голландцев. Поэтому понятно, что, прибыв в Голландию, Петру прежде всего хотелось побывать в Саардаме, куда он и отправился водою на боте всего лишь с шестью спутниками из своей свиты. При этом Петр с целью скрыть свое звание оделся простым матросом.
Подъезжая к Саардаму, Петр увидал в заливе в лодке голландца, ловившего рыбу, и узнал в нем старого знакомого Киста, корабельного кузнеца, работавшего прежде в Воронеже. Петр окликнул его по имени и объявил, что желает поселиться в его доме под чужим именем, а чтобы не привлекать внимания, вышел на берег, как простой матрос, с веревкою в руке, чтобы привязать лодку. На другой день он оделся в тамошнее рабочее платье, состоявшее из простой байковой красной куртки, белых холстинных шаровар и лакированной шляпы с большими полями, и записался в плотники на корабельную верфь под именем Петра Михайлова.
Каждый день ходил он на работу с топором в руках и делал все, что ему приказывали. Работал он так усердно и успешно, что скоро был удостоен звания баса, то есть мастера, и это звание доставляло ему тогда больше удовольствия, чем все царские титулы.
— Человек есть то, что он сам из себя сделал, — говорил Петр Великий. — В том, что я царь, моей заслуги нет, на то воля Божья. А вот звание корабельного мастера я сам себе добыл своими руками.
* * *
Будучи в Архангельске, Петр Великий любил в минуты отдыха гулять по берегу реки Двины, которая и тогда уже была оживлена морской торговлей. Массы лодок и прочих судов представляли громадный лес мачт и снастей, между которыми суетился торговый и рабочий люд, выгружая и нагружая разный товар. В конце этих судов стояло несколько лодок особенной постройки и вида. Царь, увидев их, подошел узнать, откуда они.
— Это лодки холмогорских людишек, ваше царское величество, они привезли на продажу изделия, — объяснил какой-то старик.
Царь этим объяснением не удовольствовался и пошел к лодкам порасспросить их хозяев. Государь переходил с лодки на лодку по перекинутым доскам, расспрашивая крестьян, и вдруг, оступившись, упал на дно одной лодки, нагруженной горшками. При падении он перебил в черепки столько посуды, что хозяин за голову взялся при виде такого ущерба.
— Не много же, батюшка, выручу я за свой товар теперь, — вздыхая, сказал он и запустил руку в затылок.
— А что бы ты за него взял? — полюбопытствовал Петр.
Мужик смекнул, что туг можно поживиться:
— Да ежели бы все было благополучно, червонец, а пожалуй, и больше бы взял.
Император безропотно достал из камзола червонец и подал его крестьянину.
— Вот тебе за твои убытки, — сказал он, — тебе весело, что втридорога за ущерб взял, — и мне весело, что не вдесятеро!
* * *
Один из московских купцов просил взыскать со своего должника 100 рублей и 5 ООО рублей убытку, причиненного неуплатою этих ста рублей. Началось расследование. Купца спросили:
— Как могли образоваться из такой ничтожной суммы столь большие убытки?
Купец ответил, что выстроил себе дом, в постройку коего вложил весь свой капитал, но и то не мог докончить. Окна и двери должен был оставить без запоров. Между тем случился пожар, и дом вместе с кладовой, в которой было товару на 5 000 рублей, сгорел.
— Я теперь стал совсем нищим, — жаловался купец, — а будь у меня те сто рублей, я сделал бы затворы, злоумышленники не забрались бы в мой дом и не подожгли.
Петру донесли о жалобе купца. Государь велел расследовать причины пожара и каковы действительные убытки потерпевшего.
Оказалось, что пожар произошел у соседей, а дом купца не был еще отделан, и сгорели только доски, приготовленные для настилки пола, с сараем, в котором они лежали; кладовые целы все, и уцелевшее имущество оказалось по оценке выше 20 000 рублей.
Государь постановил: просьбу истца уважить, ответчика принудить уплатить истцу 5 100 рублей, а имущество и дом, якобы сгоревшие, взять ответчику себе.
* * *
На Белом море разыгрался шторм. Пассажиры и команда небольшого кораблика, на котором находился и Петр, потеряли голову от страха и отчаяния. Гибель казалась неизбежной. Только два человека не теряли присутствия духа: молодой царь и крестьянин — кормчий Антип Панов, Последний, управляя рулем, ловко лавировал между подводными камнями. Петр стал было давать советы кормчему.
— Поди прочь, дурак, и не мешай, коли жить хочешь! — грозно возразил старик. — Я больше твоего смыслю и знаю, куда правлю…
Петр молча отошел, а судно скоро действительно пристало к берегу у Петроминского монастыря.
Царь подошел тогда к Антипу и сказал:
— Помнишь ли, брат, как ты отпотчевал меня на судне?
— Прости, батюшка! — воскликнул старик и упал на колени.
— Ничего, брат, — успокоил его Петр, — по мне так лучше стерпеть «дурака», да остаться при этом в живых, нежели быть царем, да утопнуть…
Затем царь снял с себя мокрое до нитки платье и передал его старому кормчему на память, а сверх того определил ему пожизненную пенсию.
* * *
Будучи однажды на Каспийском море, Петр вздумал всех, не бывавших еще на нем, купать. Себя он тоже не исключал при этом. За ним последовали адмирал и другие. Многие побаивались трижды окунаться в морские волны, сидя на доске. Особенно много смеху было при погружении Ивана Михайловича Головина, которого царь величал большей частью адмиралтейским басом. Царь собственноручно погружал его в воду, причитая:
— Опускается бас, чтобы похлебать каспийский квас.
* * *
Во время пребывания своего на Олонецких марциальных водах Петр получил какое-то важное известие и должен был немедленно ехать в Петербург. Обыкновенно лошадей государю поставлял богатый крестьянин деревни Кончезеро Иван Федоров. И на этот раз лошадей подал Федоров.
— Ехать надо скоро. Устоят ли лошади до Шуи? — спросил государь.
— Устоят, ваше царское величество, — ответил Федоров. — Ну, с Богом!
Лошади тронули, экипаж быстро понесся по пыльной дороге. На пятнадцатой версте левая пристяжная сдала. Ямщик, не задумываясь, соскочил с облучка, отпряг лошадь и снова за вожжи… Верст за шесть до Шуи на берегу озера Укшезера и правая пристяжная стала.
— Не довезти тебе, — серьезно заметил государь, когда Федоров и эту лошадь выпряг и бросил на дороге.
— Довезу, ваше царское величество, эта лошадь стоит десяти тех! — уверенно ответил ямщик.
В самом деле, добрый конь и один понесся с горы и через несколько минут доставил государя к перевозу.
Петр был доволен находчивостью своего ямщика, вышел из тарантаса, снял с себя рабочий, вышитый серебром колпак и надел его на голову Федорова.
— Вот тебе подарок, приеду — награжу, — сказал он.
Федоров не знал, что делать с колпаком: и подарок царский, и страх, и удивление… С низкими поклонами проводил он государя и в тот же день к вечеру вернулся потихоньку в родное Кончезеро.
Долго ждал Федоров обещанного приезда государя и не дождался. Великий монарх неожиданно захворал, а затем и умер. В память царского подарка род Ивана Федорова получил в деревне новую фамилию — Колпаков.
* * *
Однажды Петр Великий проезжал через село Мегрецкое, в двенадцати верстах от Олонца, к Лодейному Полю. Между деревнями Заручне-Кабдева и Верхняя-Толмачева царь встретил человека высокого роста, с окладистой седоватой бородой, который пробирался в сторонке к деревне, лежащей близ дремучего леса. У старика за поясом торчал большой нож, а за плечами было ружье.
Петр заинтересовался путником, подъехал к нему поближе и спросил:
— Кто ты такой и куда идешь?
— Я грешный иерей Бога Вышнего по фамилии Окулин, — отвечал путник, — а держу свой путь к больному, желающему перед смертью покаяться и причаститься.
— Если ты служитель Божий, — возразил царь, — то зачем одет в мужицкую сермягу и еще носишь при себе оружие, наподобие охотников, воров и разбойников? Я не верю старик, твоим словам и званию.
Затем, обернувшись к сопровождающим его, Петр повелел арестовать старика и представить в канцелярию Олонецкого воеводства «на спрос и суда по закону».
— Ваше царское величество, — сказал спокойно Окулин, — делайте со мною, что хотите, я тут весь. А суд воеводы на Олонце я видал, да и по его суду оправдан бывал. Поведаю же теперь вашему светозарному уму, государь, что в дремучих лесах нашей волости водятся воры и разбойники, кои посягают на мое праведно нажитое достояние, заключающееся более в металлах (деньгах). Поэтому я не из скопидомства, когда ухожу из дома, тогда и металлы свои уношу от их лому, а в защиту себя, да и для острастки этих недобрых людей ношу, аки воин, оружие на своих чреслах и раменах, облаченных от ненастья в рубище серого цвета.
— Когда такую речь ведешь, — перебил царь, — то скажи мне: сколько денег у тебя и на что ты их бережешь? Разве не знаешь того, что в положении воина наши молитвенники нарушают правила святой православной церкви Христовой?
— Я Божий закон читал, — ответил на это Окулин, — но деньгам своим счету не давал, однако, государь, прими их от шестидесятилетнего старца с усердием и доброю волею великому царю-батюшке на русскую флотилию и армию.
Петр Великий принял дар старца Окулина, а по возвращении в Петербург вызвал его к себе и назначил членом высшей духовной коллегии…
* * *
22 июня 1715 года прибыл Петр I на галерах в Гапсаль и, осмотрев город, через Линден и Падис направился в Ревель. По пути объявил он дворянину Рамму, что будет обедать у него. Дворянин ответил, что не желает этого посещения, но государь тем не менее прибыл к нему, собственноручно наказал его своею тростью и очень вкусно пообедал.
За едой и питьем царь пригласил к столу побитого хозяина и даровал ему бившую его царскую трость.
Вещественный документ этот еще долго хранился у потомков Рамма, а впоследствии был продан обнищавшими праправнуками на лондонском аукционе за громадную сумму.
* * *
Петр Великий издал закон:
«Кто на правого бьет челом, и то сыщется, то поступит с челобитчиком так, чему бы достоин был ответчик, если бы оказался виновным».
* * *
Один московский купец просил взыскать со своего соседа 300 рублей за то, что корова его, ворвавшись к нему в огород, поела и перепортила там капусту и тем причинила ему убыток на 300 рублей. Государь был в то время в Москве и, узнав об этом деле, приказал освидетельствовать огород истца. Оказалось, что капусты съедено очень мало, а весь убыток простирается не более как на 3 рубля. Когда о результате освидетельствования донесли государю, он постановил: взыскать с истца 300 рублей и отдать их ответчику, кроме того, взыскать с того же купца 3 000 рублей на мундиры солдатам Преображенского полка. А чтобы московское купечество помнило это решение, повелел называться вышеупомянутому купцу Капустиным.
* * *
Петр начал свою военную карьеру в скромном звании барабанщика и получал дальнейшие повышения не иначе как по заслугам. Скромность его и уважение к чинам как отличию доходили до высоконравственного педантизма. Чин полковника Преображенского полка он получил после многих заслуг и геройских подвигов: когда его хотели произвести в генералы, Петр долго отказывался, не считая себя достойным, и только после Полтавской победы согласился на это.
* * *
Море и морская служба составляли слабую сторону великого императора. Он очень гордился своими познаниями в морском деле и действительно был «самый сведущий и опытный в России моряк». Ничто не льстило царю так, как признание за ним этого достоинства.
Однажды царь подал в Адмиралтейств-Коллегию челобитную о производстве его в вице-адмиралы и… получил отказ. Коллегия нашла, что рано. Петр был очень огорчен, но безропотно перенес эту служебную неудачу.
* * *
Князь Федор Юрьевич Ромодановский, известный под названием князя-кесаря, заведовал Преображенским приказом. При своей страшной жестокости этот человек был набожен и особенно почитал Николая Угодника. Раз, накануне Николина дня, один колодник, содержавшийся в приказе за убийство, объявил, что имеет сообщить князю нечто очень важное. Ромодановский велел привести к себе арестанта. Тот бросился в ноги и начал просить, чтобы его отпустили в деревню к родным провести с ними последний раз праздник и проститься, так как его, вероятно, скоро казнят. Кесарь был озадачен такою неслыханною дерзостью.
— Да как ты смеешь просить об этом, злодей! — закричал наконец князь, придя в себя от изумления.
— Помилуй, отец мой! Святой Никола Чудотворец воздаст тебе за это сторицею.
— Кто же будет за тебя порукою? — спросил, уже смягчившись, князь Ромодановский.
— Сам святой угодник. Он не допустит мне солгать.
Начальник приказа задумался, потом заставил разбойника поклясться в том, что он непременно вернется, а затем отпустил его в деревню, которая находилась где-то недалеко от Москвы.
Враги князя тотчас же донесли об этом государю. Петр приехал к его кесарскому величеству и спрашивает:
— Правда ли, что ты отпустил разбойника?
— Отпустил, но только на пять дней, чтобы он простился с родными.
— Да как же ты мог это сделать и поверить злодею, что он вернется?
— Он дал мне в том порукою великого угодника Божия, который не допустит его солгать.
— Но когда он мог убить человека, то что стоит ему солгать святому, и тем более что он уличен в убийстве и знает, что будет казнен.
Но князь стоял на своем.
— Ну дядя, как бы не ответить за него тебе, если он не будет в срок, — сказал государь.
В назначенный день преступник явился в приказ, благодарил князя и сказал, что теперь готов с радостью принять заслуженную казнь.
Обрадованный князь поехал к государю и доложил об этом. Петр удивился и потребовал к себе арестанта.
— Знаешь ли ты, что за убийство, совершенное тобою, ты должен быть казнен?
— Ведаю, надежа-царь.
— Как же, ведая, возвратился ты на верную смерть?
— Я дал в том порукою святого чудотворца Николая. К тому же я заслужил смертную казнь и приготовился к ней покаянием. Да если бы я и вздумал бежать, то святой Николай не допустил бы мне того, и я рано или поздно был бы пойман и еще большую потерпел бы муку.
* * *
Петр всегда оказывал милосердие, когда видел чистосердечное раскаяние, и прощал всех, кроме убийц, но на этот раз он так был тронут, что приказал заменить смертную казнь для этого преступника солдатскою службою в одном из сибирских полков.
Перед неудачной турецкой кампанией в 1711 году молдавский господарь князь Кантемир отдался под покровительство Петра. При заключении мира с турками государю передали одно из условий, предложенных великим визирем: выдать Кантемира.
— Я лучше уступлю туркам землю до самого Курска, нежели соглашусь на это, — сказал император. — Мне останется еще надежда отданное опять завоевать, но не сдержать должного слова— значит навсегда потерять веру и верность. Мы имеем своею собственностью одну только честь. Отречься от нее— то же, что перестать быть государем.
* * *
Первый голландский корабль прибыл в Петербург в конце 1703 года. Государь несказанно обрадовался. Петербург только что возник, Европа не имела о нем понятия, путь к нему не был достаточно известен, да и сам город не на всех еще картах был отмечен. Как было не обрадоваться первому торговому судну, явившемуся как бы провозвестником развития тех торговых сношений с Европой, на которые надеялся и рассчитывал преобразователь Руси.
Петр сам, нарядившись матросом, выехал в шлюпке и провел голландский корабль мимо Котлинских мелей. Явившись на палубу корабля, царь назвался посланным губернатора. На пристани, находившейся на Васильевском острове, у самого дома губернатора Меншикова, иностранные гости были встречены последним и приглашены к столу. Для охраны корабля назначили команду гвардейцев.
Губернаторский посланный ввел голландцев в дом и разместил за обеденным столом между российскими вельможами. Тут только гости узнали царя и вначале очень смутились. Однако простота его, обильное возлияние и угощение скоро рассеяли их робость. Нашлись такие, которые видели Петра в Амстердаме и Саардаме. Рассказам и воспоминаниям не было конца.
На другой день Петр внимательно просмотрел список груза, и хоть половина товаров была не нужна, приказал русским купцам скупить весь товар оптом за большие деньги, что и было беспрекословно исполнено. Тем же русским купцам он приказал продать голландцам свои товары по самой низкой цене.
Все это было сделано, как выразился Петр I — «ради почина».
Вот это самое роковое «ради почина» с тех пор, очевидно, и повелось и осталось на Руси по сей день — купить ненужное и втридорога, а продать необходимое и по бросовой цене.
* * *
Петр Великий нередко устраивал свидания с королями польским и датским. В одно из таких свиданий, после обеда, на котором много было выпито всевозможных вин, государи заспорили о том, чьи солдаты храбрее и дисциплинированнее. Каждый, понятно, хвалил своих.
— Ну, тебе лучше понимать про твоих саксонцев, — сказал Петр королю польскому, — я их отлично знаю: они немногим лучше трусов-поляков… А ваши, — продолжал он, обращаясь к датскому королю, — как ни стары, но против моих новых не годятся.
Собеседники не уступали, и потому было решено произвести опыт.
— Велите призвать сюда по одному из ваших солдат, — сказал Петр, — самого храброго и верного, по вашему мнению, и велите броситься из окна. Посмотрим, окажут ли они беспрекословную готовность исполнить ваше повеление, а я в своих уверен, и если бы хотел из тщеславия обесчестить себя, пожертвовав человеком, то каждый беспрекословно исполнил бы приказание.
Начали с датчан. Призвали одного из самых неустрашимых и преданнейших королю гренадеров. Король приказывает ему броситься из окна, которое было высоко от земли, так как государи беседовали на третьем этаже.
Гренадер падает на колени и умоляет о пощаде. Но король непреклонен и повторяет приказание. Солдат плачет и просит по крайней мере сказать ему его вину и дать время на покаяние. Петр засмеялся и сказал королю:
— Полно, брат, дай ему время на покаяние. А с твоими саксонцами и пробы делать не стоит — только осрамишься.
Затем Петр призвал офицера и велел ввести первого попавшегося солдата. Входит русский гвардеец.
— Эй, молодец, — сказал Петр солдату, — выбросься сейчас из окна… Слышишь!
— В какое прикажете, ваше величество? — спросил солдат и, не дожидаясь указания, бросился к среднему окну.
— Стой! — как раз вовремя воскликнул государь. — Ступай себе, ты больше не нужен.
Собеседники Петра были поражены и просили наградить солдата офицерским чином.
— Кто же солдатом останется? — возразил император. — Может быть, хотите еще испробовать? Выбирайте сами любого. Я уверен, что и этот поступит точно так же.
Но короли не хотели продолжать опыта, а настаивали на производстве героя в офицеры. Петр наконец согласился на их просьбы, потребовал солдата снова к себе и поздравил офицером. Короли пожаловали новому офицеру на память славного события по сто червонцев.
* * *
В Англии Петр основательно изучал кораблестроение и работал неустанно. Английский король удивлялся его неутомимой деятельности; он подарил ему яхту и ради него назначил морские маневры, которые привели Петра в восторг.
— Если бы я не был русским царем, то хотел бы быть английским адмиралом, — сказал он королю.
Первый английский корабль, посетивший новую столицу, постигла неудача. Он сел на мель у острова Котлина. Петр, узнав о том, немедленно отправился в шлюпке на помощь. Сам он оделся шкипером, а своих вельмож нарядил матросами и посадил на весла. Много потрачено было времени и труда, пока удалось снять корабль. Признательный шкипер предложил спасителю, не зная, кто он, штуку прекрасной английской материи на платье и так упрашивал, что Петр согласился, но с условием, чтобы шкипер и команда пожаловали к нему на обед.
На следующий день за английскими гостями приехал посланный и повел их прямо во дворец. Гвардейский караул отдал честь, и удивленные моряки спросили:
— Чей это дом?
— Это дворец государя, — ответил провожатый.
— Так куда же ты нас ведешь?
— К шкиперу, только я вас проведу ближайшей дорогой через дворец.
Гости удивились, но последовали за провожатым, который привел их прямо в зал, где находился государь с государыней и блестящей свитой придворных.
Англичане узнали спасшего их корабль шкипера и, конечно, были несказанно изумлены. Они стояли, не смея тронуться с места. Государь сам подошел к шкиперу, взял его за руку и подвел его к государыне. Затем гостей пригласили в столовую. Царь сам усадил их, милостиво расспрашивал и усердно угощал. Тосты следовали за тостами. Пили за государя, государыню, за английского короля, за оба государства, за флот, за торговлю… Конца не было шумным здравицам… Под конец обеда гости еле ворочали языками, а подняться могли только с посторонней помощью. Их перенесли на шлюпку и отправили на корабль, где уже стоял гвардейский караул.
* * *
Священник Троицкого собора просил государя оказать ему милость, быть восприемником новорожденного сына его. Царь обещал и сам назначил время крестин.
— Кого благоволите, ваше величество, кумой назначить? — спросил обрадованный священник.
— Какую ты изберешь из твоих родственниц, — ответил Петр.
К назначенному часу все было готово у священника, но государь, сверх обыкновения своего занявшись важными государственными делами, забыл данное слово и вспомнил о нем уже в постели.
— Ах! — сказал он царице. — Я забыл данное мною слово священнику. В каком должны быть беспокойстве он и весь дом его, прождав меня столь долго, и я думаю, что они теперь еще ждут меня!
Был одиннадцатый час ночи, время стояло осеннее и ненастное, но царь все-таки встал с постели, оделся и приказал найти перевозное судно через Неву. На простой верейке, в сопровождении дежурного денщика Татищева переправился он на другую сторону и пришел к священнику, который, не дождавшись царственного кума, отпустил приглашенную куму и уже спал.
На стук отперли ворота. Хозяин и его домашние были крайне изумлены приходом государя. Священник, едва успев накинуть верхнюю одежду, встретил его у дверей спальни, не находя слов на приветствие.
Государь просил его не гневаться на поздних гостей за принесенное беспокойство.
— Я, — говорил он, — за суетами забыл, что обещал быть к тебе!.. Здесь ли еще кума? Я виноват перед нею, заставив ее так долго ждать себя!
Узнав, что кума уже ушла, Петр велел послать за ней. Через полчаса она приехала, и государь еще раз повторил свои извинения.
Ребенка окрестили. Царственный кум взял его на руки, и сам отнес к матери. Затем он поцеловался с нею и кумой, выпил стакан пива, наградил новорожденного и, пожелав спокойной ночи, возвратился домой.
* * *
В бытность свою в Лондоне Петр Великий вместе с английским королем осматривали великолепное здание — госпиталь для призрения инвалидов — матросов и солдат. После осмотра король пригласил Петра на обед.
За обедом, желая услышать похвалу знаменитого гостя, король обратился к царю с вопросом:
— Как вам, ваше величество, нравится госпиталь?
— Так, — ответил Петр, — что я советовал бы вашему величеству сделать его своим дворцом, а свой теперешний дворец очистить для живущих в госпитале матросов.
* * *
Князь Репнин упорно отказывался следовать новым обычаям, вводимым Петром, и оставался самым сильным приверженцем старинного образа жизни. Петр, уважая его заслуги, не стеснял его в домашней жизни, но охотно иногда над ним подшучивал.
— Не хочешь ли, Ягужинский, получить хороший подарок? — обратился однажды государь к своему денщику.
— Как не хотеть? — отвечал Ягужинский.
— Так слушай: старик Репнин нынче не совсем здоров, поезжай к нему и спроси его от меня о здоровье, да постарайся угодить его старинной боярской суетности: оставь свою лошадь у ворот, взойди на двор пешком и без шляпы и вели доложить, что ты прислан от государя спросить о здоровье его сиятельства. Тебя будут просить к нему, но ты скажи, что недостоин увидать очей боярских, и не прежде взойди, как он во второй и в третий раз пригласит тебя, а взойдя, с раболепным видом стань у двери и поклонись пониже ему. Если старик велит тебе сесть, отнюдь не садись, говоря, что недостоин такой чести. Я уверен, что не отпустит он тебя с пустыми руками.
Ягужинский в точности исполнил, как советовал ему государь. Репнин был несказанно тронут уважением, оказанным ему Ягужинским.
— Пьешь ли что-нибудь, друг мой? — ласково спросил князь.
— Не пью, ваше сиятельство, — был смиренный ответ.
Репнин начинает спрашивать, давно ли служит Ягужинский
у государя, отличают ли его службу и гак далее. Тот отвечает Репнину тем же униженным тоном. Старик хвалит его за то, что он умеет почитать людей старых и заслуженных.
— Я буду хвалить тебя и государю, — обещает князь.
Ягужинский чуть не в ноги кланяется и говорит, что он сам всю жизнь будет хвалиться тем, что удостоился заслужить одобрение его сиятельства. Откланиваясь, он спросил:
— Что прикажете, ваше сиятельство, донести государю?
— Донеси, друг мой, что мне теперь, кажется, получше и что я сам лично буду благодарить его величество, что вспомнил меня, старика. Да побудь еще, друг мой, — промолвил князь, — мы потолкуем о том о сем.
— Не смею ослушаться повеления вашего сиятельства, — низко кланяясь, отвечает Ягужинский.
Князь вне себя от удовольствия обращается к толстому дворецкому, стоявшему у него за креслами, и приказывает:
— Поди, там в шкафе в ящичке лежит мешочек с червонцами, возьми его и принеси ко мне.
Дворецкий пошел.
— Стой! — кричит князь. — Неси сюда еще поднос серебряный.
Дворецкий пошел было, но князь снова его остановил:
— Погоди, на поднос поставь кубок позолоченный с крышкой, высыпь в него червонцы и подай мне.
Между тем Ягужинский продолжает еще униженней льстить князю. Старик снова зовет к себе дворецкого.
— Да поставь, — приказывает он, — на подносе еще чару золотую.
Дворецкий точно исполнил приказания. Князь берет поднос, подзывает к своему креслу Ягужинского и говорит:
— За то, что ты, друг мой, так умен, возьми это себе и с моей легкой руки разживайся, да и вперед не переставай почитать людей старых и заслуженных.
Ягужинский с низкими поклонами отказывается принять подарок.
— Ваше сиятельство, вы приводите меня в замешательство такой неслыханной милостью. Я боюсь и ваше сиятельство оскорбить отказом, и государя прогневить принятием такого драгоценного и незаслуженного подарка.
— Возьми, возьми, друг мой, и ничего не бойся, как только я начну выходить, пойду к государю и скажу, что я тебя принудил взять этот подарок.
Возвратись к государю, Ягужинский показал полученные им от старого князя подарки и передал свою с ним беседу. Петр долго хохотал над суетностью таких стариков, зараженных боярскою спесью.
— Не говорил ли я, — заметил он Ягужинскому, — что ты получишь хороший подарок?!
* * *
Петр Великий был неутомимым тружеником, который для отдыха только переменял занятия, часто переходил от напряженной умственной работы к занятию ремеслами— токарным, резным и пр. До сих пор сохранилось много произведений его токарного станка, в котором он достиг замечательного совершенства. Работая, Петр не любил, чтобы ему мешали. Однажды он приказал часовому никого не допускать к своей особе, а сам принялся за токарную работу. Приехал любимец государя князь Меншиков.
— Здесь государь? — спрашивает часового.
— Здесь, только пускать никого не приказано.
— Ну, меня можно.
— Не приказано, не пущу, — твердит солдат.
— Да знаешь ли ты, кто я?
— Знаю, а все-таки не пущу.
— Я имею до государя важное дело.
— Не могу пустить — не приказано.
— Ах ты, грубиян! Я велю тебя сейчас сменить и жестоко наказать! — вскричал князь в запальчивости.
— После ты волен со мною сделать что хочешь, но и тому, кто меня сменит, я передам приказ государя.
Меншиков в досаде оттолкнул часового и силой хотел отворить дверь, но часовой в эту минуту приставил штык к груди князя и грозно крикнул:
— Отойди от двери — или я тебя заколю!
Царь, услышав происходивший шум, открыл дверь и, увидев штык часового, направленный прямо в грудь князя, поспешно спросил:
— Это что такое?
Взбешенный Меншиков жаловался, что его чуть было не закололи.
— За что хотел ты убить князя? — обратился Петр к солдату.
— Государь, я получил от тебя приказ никого не допускать, а он, не слушая твоего приказа, хотел войти силой и даже меня от двери оттолкнул, мне только и оставалось, что колоть.
Государь, выслушав обе стороны, улыбнулся.
— Данилыч, — сказал он, обращаясь к Меншикову, — он лучше знает свою должность, чем ты. Мне было бы жаль, если бы он тебя заколол… А тебе спасибо, — продолжал царь, милостиво кивнув часовому, — жалую тебе в награду пять рублей.
* * *
Однажды зимою, это было 16 декабря 1723 года, Петру Великому донесли, что один из плотников, некий Таврило Смирной, нашел на берегах Невы, выше Охтинских слобод, против Александро-Невского монастыря, самородную краску. Государь, узнав об этом, немедленно отправился на означенное место, чтобы лично убедиться в справедливости сообщенного известия. Оказалось, что Смирной действительно нашел самородную краску, вполне пригодную для флота.
Государь похвалил Смирного, подарил ему полтину и приказал ему добывать эту краску в свою пользу.
Прошла зима, весна, и наступило лето. В один прекрасный день Петр Великий, переправляясь через Неву на Охту, увидал посреди реки плавающего человека.
Царя это обстоятельство весьма заинтересовало, так как в то время людей, привыкших к воде, было очень мало.
Поэтому государь немедленно направил свою верейку к пловцу, чтобы ближе разглядеть смельчака. Но каково же было удивление Петра, когда он в пловце узнал Гаврилу Смирного, у которого все тело было вымазано густой темной краской.
— Куда это ты, Гаврило, плывешь? И почему ты весь в краске испачкан?
— Прости, царь-батюшка, это я краску пробую, — ответил Гаврило. — Ежели Нева не смоет ее с меня, стало быть, краска добрая.
Государь весело рассмеялся, но, смекнув в то же время, что Гаврило неспроста пустился вплавь, спросил его:
— Ну, а как же твои дела идут с краской? Этого только и ожидал Смирной.
— Ах, царь-батюшка, ожидают меня и краску мою, всяк, кто хочет, берет! — воскликнул Гаврило и поплыл к берегу.
В тот же день Петр Великий издал следующий указ: «Охтянину Гавриле Смирному добывать найденную им краску преимущественно для продажи и продавать беспошлинно, а посторонним никому в оных местах краски не брать; буде же из охтинских плотников, кто пожелает оную краску, то дозволить им это с тем, однако, чтобы изыскателю Смирному брать с них за этот труд по нескольку денег с пуда».
Благодаря этому указу Гаврило Смирной вскоре сделался богачом.
* * *
Веселым и злым на язык был И. А. Балакирев. Он служил при Петре Первом, при Екатерине Первой был поручиком лейб-гвардии Преображенского полка, при Анне Иоанновне — придворным шутом. Вот несколько его шуток.
— Как ты, дурак, попал во дворец? — насмешливо спросил Балакирева один придворный.
— Да все через вас, умников, перелезал! — ответил Балакирев.
* * *
Приглашенный на обед к одному иностранцу, Балакирев увидел стол, заставленный множеством мисок с супами. Когда их начали поочередно подавать, Балакирев после первого снял галстук, после второго — кафтан, после третьего — парик, затем — жилет, башмаки. Дамы, не ожидая дальнейшего обнажения, поспешили удалиться. Хозяин дома с негодованием закричал Балакиреву:
— Что ты собираешься делать?
— Да ничего. Готовлюсь переплыть это страшное море супов.
* * *
Когда при дворе говорили, что народ очень ропщет на новые налоги, введенные Бироном, то Балакирев заметил:
— Нельзя на это сердиться: надобно же и народу иметь какое-нибудь утешение за свои деньги.
* * *
Страдающий зубной болью один придворный спросил Балакирева:
— Не знаешь ли ты, отчего у меня так немилосердно болят зубы?
— Оттого, — ответил Балакирев, — что ты непрестанно колотишь языком.
* * *
— Знаешь ли ты, Алексеич, — сказал однажды Балакирев Петру Первому в присутствии многочисленной царской свиты, — какая разница между колесом и стряпчим, то есть вечным приказным?
— Большая разница, — сказал, засмеявшись, государь, — но ежели ты знаешь какую-нибудь особенную, то скажи, и я буду ее знать.
— А вот видишь какая: одно — криво, а другое — кругло, однако это не диво, а то диво, что они, как два братца родные, друг на друга походят.
— Ты заврался, Балакирев, — сказал Петр, — никакого сходства между стряпчим и колесом быть не может.
— Есть, да и самое большое,
Данный текст является ознакомительным фрагментом.