***Пегас***

***Пегас***

Самый интеллигентный из всех известных коней — Пегас. Физиологически он примитивен: просто конь с крыльями, летающий. Если порыться в мифологиях мира, обнаружится несколько летающих коней, правда, русским коням для этого крыльев не требовалось — они летали, презрев законы физики. Но так как в России даже самолет Можайского, снабженный тяжелейшими паровыми котлами, летал вопреки законам физики, ничего удивительного в этом не усматривали.

Слава Пегаса — в его повседневном занятии. Он покровительствовал поэтам и вообще людям творческого труда, потому и любят его рисовать карикатуристы. Зачем ему для этого летать — я никогда не понимал. Может, потому, что поэзия в понимании обывателя — это нечто летучее: Пушкин с тросточкой, Некрасов с «несжатой полоской» — это уже нравственный подвиг, рыдающая муза.

Кстати, совершенно непонятно, каким образом конь, даже крылатый, может помочь поэту. Что он — летает перед его окном и машет крыльями? А вдруг у Пегаса какие — то отношения с музой поэзии Евтерпой? Может, она ездит на нем верхом?

Эти и другие подобные вопросы требуют обращения к первоисточникам, то есть греческим мифам.

Вопрос первый: кто же папа и кто мама этого чудесного коня? Известно, что древнегреческие генеалогии страшно запутаны и порой сомнительны. К тому же там вполне допускаются брачные или любовные союзы между людьми, богами и различными животными. В конце концов, и ужасный Минотавр рожден милейшей женщиной, а ее супруг, критский царь Минос, фактически усыновил чудовище, хотя никаких оснований считать его своим сыном у царя не было. Царь, гордый прямым происхождением от Зевса, почему — то не стеснялся ребенка, прижитого женой от быка.

Будучи подготовленным к любым неожиданностям, я обратился к проблеме происхождения Пегаса и обнаружил — она настолько сложна, что ни одному фантасту не придумать подобного изгиба судьбы.

Как известно, морской бог Посейдон в молодости безумно увлекся Амфитритой. Амфитрита — одна из пятидесяти нереид, прекрасных дочерей морского старца Нерея, История не сообщает, от одной мамы или от гарема родились сестры и почему старцу пришлось прожить до старости, прежде чем он решил обзавестись детьми. С тех пор пятьдесят нереид одного возраста (очко в пользу гарема) водят хороводы в море и иногда выходят на берег, словно тридцать три богатыря. А если они когда — нибудь встретятся с богатырями — представляете, какая будет свадьба (для тех, кому достанется богатырь)!

Посейдон как — то отличил Амфитриту от сорока девяти сестер и безумно в нее влюбился. Тут же объявил о своей любви и стал склонять девицу к сожительству — греческие боги отличались крайней аморальностью. Амфитрита, очевидно, подученная циничным старцем Нереем, заявила: «Только после свадьбы!» — и бросилась бежать. Она обогнала колесницу Посейдона и доплыла до Атласа, который на краю Земли держит небесный свод. Посейдон потерял след возлюбленной, метался по всему морю, загнал своих морских коней, но отыскать Амфитриту не смог. Он уже объявил на все море (не путать с Океаном, потому что море это море, а Океан — это большая река, о которой речь впереди), что согласен жениться на Амфитрите, как положено, но девица ему не верила — по какой — то причине репутация Посейдона среди молодых девиц была невысокой.

В конце концов нашелся доносчик. Так как вся эта история закончилась счастливо и приличия были соблюдены, доносчика таковым не называют, а именуют спасителем возлюбленного и подобными красивыми словами. А по мне, так дельфин, который сообщил Посейдону о том, где скрывается Амфитрита, был простым доносчиком, потому что надеялся за это на покровительство морского бога. Кстати, когда прогноз дельфина оправдался и Посейдон похитил Амфитриту у Атласа, он, как и было обещано, расплатился с дельфином, отведя ему местечко среди небесных созвездий.

Так или иначе, Амфитрита давно и счастливо живет с Посейдоном, а их сын Тритон, отпрыск невеликого ума, служит при папе, управляет его свитой, днем и ночью дудит в громадную раковину, чем вызывает волнение на море, за что плейбоя не любят моряки, Сестры Амфитриты, все такие же молодые и прекрасные, в ожидании женихов плавают вокруг колесницы Посейдона, а старый Нерей устроился при зяте предсказателем будущего.

И вот теперь начинается самое ужасное! Посейдона очаровала горгона Медуза!

В истории человечества уже были отмечены странные случаи: есть у мужчины все — красавица жена, чудесные сорванцы — детишки, дом или квартира, колесница или машина. А он встречает на улице некое страшилище — чулки спущены, волосы растрепанные, губы слюнявые, да еще пьяная — и идет за ней. И пьют они всю ночь портвейн, предаются любви, а утром мужчина просыпается в ужасе, глядит на спящую ночную бабочку, зажмурится и бежит до ближайшего автомата звонить жене…

Разумеется, я произвольно переношу на далекое прошлое сегодняшнюю банальную ситуацию, но жизнь — всегда жизнь. Нечто подобное, как я понимаю, случилось с Посейдоном. Он был по делам у истоков окружающей Землю великой реки Океан, где люди не живут, а царят богиня Ночи и бог смерти Танат, Там, на острове, над волнами Океана сидели на скале три горгоны.

Так как горгоны — существа, порожденные сказкотворческой фантазией, их можно поместить в наш бестиарий. В описаниях горгон немало противоречий. Почему было лишь три сестры, почему две старшие горгоны, Стейно и Эвриала, были бессмертными, а для младшей, Медузы, бессмертия не хватило? И она была почти бессмертной, по все же смертной. Кем молоденькие горгоны приходятся старым граням? Что ИМ вопрос, то тайна.

Далее следует описание горгон. Его надо знать, потому что две из них, бессмертные, живы, конечно, и сегодня по описанию вы, уважаемый читатель, без труда узнаете горгону, если придется с ней встретиться.

Лицо у горгоны схоже с человеческим, но клыки сильно увеличены, так что торчат из — под чрезвычайно красных губ, глаза злые, можно сказать, яростные. На головах, что характерно, вместо волос множество ядовитых змей, которые непрестанно шевелятся и шипят. Все тело горгоны покрывает медного цвета чешуя, рассечь которую может только меч Гермеса, руки заканчиваются длинными острыми медными когтями. Очень красивы у горгон крылья, покрытые золотыми перьями.

Питаются горгоны горячей человеческой кровью. На охоту за людьми они летали далеко на восток, к Греции и иным странам. Как увидит горгона человека, сразу кидается на него с высоты, разрывает медными когтями и тут же выпивает его кровь. И, как всем известно, взгляд у горгоны такой, что любой, кто встретит этот Взгляд, тут же превращается в камень.

Это, как мне кажется, делает почти невозможной повседневную жизнь горгон. Если они питаются человеческой кровью, то им надо нападать на свою жертву так, чтобы та не успевала заглянуть горгоне в глаза. Потому что, если заглянет, станет камнем, и никакой крови горгоне не достанется. Или горгоны в последний момент зажмуривались, или охотились в темных очках, или, что вполне Вероятно при подлости их характера, нападали только сзади.

И вот такую горгону встретил царь морей Посейдон. Выплыл из моря на своей колеснице и увидел: кто — то это летит, машет золотыми крыльями? Ах, это горгона, младшенькая, почти девочка, коготки даже еще не отросли! И кинулся похотливый Посейдон к горгоне с объятиями.

Нет, скорее всего, все было не так. Посейдону, конечно же, донесли о страшных сестрицах, и тут в нем взыграло самолюбие. Как так — лежат на острове, на краю моих владений, все в медной чешуе, губы алые, клыки наружу, и никто, ни один мужчина, ни один бог не посмел горгону обесчестить!

Допускаю даже, что, решив ликвидировать этот пробел, Посейдон отправился на свидание к Медузе ночью, а все предварительные переговоры — цветы, подарки, духи — взял на себя Тритон.

Мама и жена Амфитрита, конечно, обо всем знали: какие могут быть тайны, если твой папа — предсказатель будущего, а пятьдесят сестриц только и делают, что плавают по морю из конца в конец. Амфитрита все же переживала не из — за измены, это у богов дело обычное, а из опасения, что муж и сын рискуют превратиться в камни, ведь даже боги или существа, к ним близкие, не застрахованы от такой участи.

Но все же Посейдон в очередной раз добился своего. Обнимая Медузу, он, вероятно, отворачивался либо делал это в самое темное время ночи… И Медуза понесла. Никто, конечно же, не знал, кого она понесла. От такого союза мог родиться любой лягушонок. Но время шло, и никто не рождался…

А тем временем на сцене появляется Персей — сын Данаи и посетившего ее в виде золотого дождя громовержца Зевса.

Был он, подобно прочим смертным, которые вмешиваются в дела богов и служат им усладой и развлечением, довольно хитроумен и отлично знал, как использовать связи с богами и их противоречия. Иначе таким людям, как Тесей, Геракл или Персей, никогда бы не выжить…

Началось все с попытки царя Полидекта взять в жены Данаю, которая была немыслимо прекрасна. Правда, молодостью Даная похвастать не могла, так как ее сыну Персею уже подошла пора совершать невероятные геройские подвиги. Дана в резкой форме отказала Полидекту ввиду жестокости его характера, и тот возненавидел Персея и стал думать, как бы напакостить матери, уничтожив ее сына. Дальше все было точно как в русских сказках. Вместо того, чтобы отрубить голову неприятному юноше, а то и подослать к нему убийцу (при тогдашних нравах сделать это было проще простого), он целый год ломал себе голову, пока, наконец, не решил послать Персея на так называемый подвиг, а по — нашему — на верную гибель. Ну какие, простите могут быть шансы у обыкновенного юноши против горгоны? Ладно бы пришел к ней с той же целью, что и Посейдон, — ушел бы живым, смягчила бы взор Медуза. А он должен был ее убить, чтобы всего — навсего доказать, что он — незаконный сын Зевса, каковых у громовержца была не одна тысяча.

Персей послушно отправился на верную смерть, но предварительно посоветовался с мамашей. Прекрасная Даная тут же дала знать (чуть не сказал «позвонила») куда надо. Наверху — на Парнасе — поднялся переполох: нашего незаконного посылают на гибель!

В общем, утром Данае сообщили оттуда, что Персей может спокойно совершать свой подвиг: успех в борьбе с горгонами ему обеспечен. Во — первых, сестра Персея Афина (законная дочь Зевса) выдала Персею медный щит, отполированный, как зеркало. А другой родственник (тоже сводный брат) — Гермес, бог не из последних, по просьбе папы отправился на подвиг вместе с Персеем, чтобы подстраховать его.

Персей получил от него меч. О мече было известно, что это единственное в мире орудие, которым можно разрубить медную чешую горгоны. В этом месте повествования становится жалко горгон, которые спят на своем острове и не подозревают, какая экспедиция собирается для уничтожения единственной смертной среди них, беременной резвушки Медузы, хотя, конечно, горгоны добрых слов не заслуживают.

Персею тоже пришлось потрудиться. Как известно, шел он на бой пешком, места там были дикие, нехоженые. В конце концов он потерял дорогу, видно, Гермес отлучился, а другие боги не подсказали. Идет, помахивает дареным мечом и видит трех женщин весьма преклонного возраста. Это были грайи. У них на троих один глаз и один зуб. Правда, и зуб и глаз автономные, вынимаются при необходимости. Вот пошли грайи гулять. Та, что с глазом, ведет остальных за веревочку и рассказывает им обо всем увиденном. А когда утомится, передает глаз младшей сестрице, и та дальше идет впереди, посматривает. А как проголодаются, развязывают свой скромный мешочек со скудными припасами, сначала одна зубом поработает — откусит, пожует, проглотит, затем другая, потом третьей передаст зуб. Так и жили… Бедно, скудно, но умирать кому охота? Работа у грай была простая: никому не показывать пути к местожительству горгон, которые считались их младшими сестрами. Не совсем понятно, зачем грайям надо было специально с такой целью существовать в столь негостеприимном месте. Ушли бы — не у кого было бы спрашивать. А так всегда соблазн для героя оставался допросить грай как следует.

Персей, будучи находчивым героем, не стал бить или пытать старушек Он подкрался к ним ва цыпочках, подстерег момент, когда грайя передавала глаз сестре, — хвать его — и в сторону.

Грайи — в слезы, а Персей им говорит: «Вот поделитесь тайной — помилую!» Ну просто эсэсовец на допросе партизанок! Недолго сопротивлялись грайи, получили глаз обратно и показали путь к лагерю сестер.

Но Персей был не так прост, чтобы очертя голову кинуться в путь. Было боязно плыть к горгонам на обычном корабле — почти наверняка они его заметят, а Персей же не любил рисковать. Поэтому он прервал путешествие и отправился дальше, используя родственные связи. Во — первых, у властителя подземного царства Аида он выпросил его шлем, который делал его владельца невидимым, затем раздобыл сандалии с крылышками, чтобы летать по воздуху, и, наконец, нимфы подарили ему волшебную сумку, которая могла расширяться и съеживаться в зависимости от того, что за товар в нее попадал. Только после этого Персей почувствовал себя готовым к последнему броску. Надел он шлем и стал невидимым, натянул сандалии и взлетел.

Вскоре он подлетел к острову горгон и увидел, что сестры спят. Видно, славно поохотились и попили человеческой кровушки.

Горгоны спали прямо на скалах, раскинув медные руки и золотые крылья и закрыв свои злобные глаза.

Опасаясь, как бы горгоны не проснулись, Персей взял щит — зеркало и начал спускаться задом к спящим дамам, поглядывая на них в это зеркало. Таким образом, ему не грозила опасность встретить взгляд горгоны и окаменеть.

Но какая из горгон Медуза? На взгляд неискушенного в горгонах Персея, они все одинаковы. Хорошо, что в Нужный момент подлетел Гермес и без обиняков сказал:

— Бей крайнюю к морю.

Персей — задом, задом подкрался к горгоне поближе. Змеи первыми почуяли опасность, проснулись, зашевелились, но Медуза даже не успела открыть глаза — Персей отрубил ей голову одним махом. И вот тут наступает кульминация нашего сюжета. Алая кровь хлынула из горла Медузы, а с кровью вылились на камни и тут же увеличились до нужного размера крылатый конь Пегас и великан Хрисаор. Оказывается, это были дети Медузы, зачатые той, давней сладкой ночью от Посейдона.

Детей горгоны Персей не тронул, не было у него такого задания, и он улетел. А Пегас остался.

Итак, мы получили ответ на первый вопрос: кто родители коня Пегаса? Отвечаем: бог моря Посейдон существо вполне человеческого облика и сущности, и горгона Медуза, хотя и облаченная в чешую, в остальном вполне обыкновенная женщина.

Почему от этого союза должна была родиться лошадь — ума не приложу!

Ну, с крыльями все ясно — крылья были у мамы и унаследованы сыном. А вот откуда копыта, грива, морда, наконец?

Допускаю, хотя знаю, что богохульствую: настоящим отцом Пегаса все же был не Посейдон, а какой — нибудь кентавр. В суматохе, последовавшей за смертью молодой матери, кентавр ушел в тень, а Посейдон благородно признал отцовство. Ведь могло же так быть: приплывает Тритон и говорит: «Папа, Медузочка погибла, ее предательски убили во сне, от нее остались сыновья Пегас и Хрисаор. Твои дети?»

Посейдон же, и мысли не допускавший, что у него могли быть соперники, даже не спросив, как выглядят мальчики, сразу признал их своими. Потом это признание было принято на веру апологетами.

Дальнейшая судьба Пегаса долгое время интереса не представляла. Он рос, пасся на лугах, летал на Олимп, был принят своим папой, возможно, побывал и под водой, в гостях у мачехи Амфитриты — сирота ведь!

Характером Пегас отличался покладистым, ни какого злодейства в нем не было отмечено, и главное — к поэтам и художникам он был совершенно равнодушен, не покровительствовал им, и все тут.

Посейдон пристроил коня ко двору самого Зевса. Работу он получил ответственную, но не очень трудную. Дело в том, что Зевс занимается чаще всего тем, что мечет в сторону Земли стрелы молний и извергает громы. Стрелы падают на Землю, кому — то надо их собирать и относить обратно на Олимп, иначе они у Зевса кончатся. Вот Пегас этим и занимается по сей день. Он разыскивает на Земле громы и молнии и относит их Зевсу.

С именем Пегаса связана еще одна любопытная история, в которой он, правда, играет довольно пассивную роль, но без него ничего бы не получилось.

Вы, разумеется, помните Сизифа. До того как начать вкатывать камень на гору, Сизиф жил нормальной царской жизнью и правил в Коринфе. Была у него семья, сын, а потом и внук. Внука звали Беллерофонтом, и он, подобно Тесею и Персею, вырос в настоящего героя. В отличие от Персея, Беллерофонт больше полагался на собственные силы, хотя от помощи родных или сочувствующих ему богов никогда не отказывался, в юности он, говорят, случайно убил одного коринфянина и бежал из родного города. Приют он нашел у царя Тиринфа — Пройта. Все было спокойно, царь в юноше души не чаял, но, к сожалению, в крепкого мышцами Беллерофонта влюбилась немолодая, но прекрасная, как и положено, царица Антейя. Беллерофонт то ли не хотел обидеть дом, в котором жил, то ли не понравилась ему Антейя, в ответ на ее недвусмысленные намеки сказал решительное «нет».

Разумеется, царица, которой, видно, раньше никто не отказывал, бросилась к Пройту и оклеветала молодого человека, все перевернув с ног на голову. Она доложила мужу, что Беллерофонт страстно домогается ее тела, а она, царица, стоит, как несокрушимая крепость, но стоять ей нелегко.

Пройт мог бы убить юношу, но испугался Зевса, который повелел не причинять вреда гостям, пока они в доме. Поэтому Пройт послал ничего не подозревающего Беллерофонта к соседнему ликийскому царю Иобату с конфиденциальным посланием. А табличка с письмом, оказывается, была двойной: на внешнем слое носка была написана какая — то межгосударственная дипломатическая чепуха, а на внутреннем — просьба как можно скорее убить «предъявителя сего».

Как я понимаю, Беллерофонт прибыл в Линию в день отдыха, когда там все пировали. Приезд гостя — предлог для продолжения пира, который длился еще девять дней без Перерыва. Представляете, как полюбил к концу этого пира Иобат нашего славного Беллерофонта?! Но всему приходит конец, вот и пир завершился. Протрезвели гость и Хозяин, и Иобат спрашивает:

— А что ты за Послание мне принес?

— Вот, — отвечает Беллерофонт, — табличка запечатанная, строго секретная.

Иобат знал хитрости старого Пройта, потому лишь пробежал глазами внешнее послание и сразу внутрь — что там? А мы уже знаем, что.

Иобат чуть не разрыдался. «Что ты будешь делать!» Во — первых, он уже полюбил юношу, а во — вторых, почему, скажите, Пройту нельзя убивать Беллерофонта, чтобы не нарушить закон гостеприимства, а Иобату можно? Где логика?

Пожалев в душе Беллерофонта, Иобат попросил его съездить и убить Химеру. Химера обитала в Ликийских горах и вредила именно ликийскому скотоводству. Так что, выполняя пожелания соседа, Иобат не оставлял надежды т-та то, что юноша Химеру одолеет и тем принесет явную пользу Линии.

Дисциплинированный Беллерофонт не поставил под сомнение законность такой странной просьбы. Возможно, ему и самому хотелось помочь ликийскому народу. Оп знал, что представляет собой Химера, да и при дворе Иобата не таили от него, насколько трудная ему выпала задача.

Любопытно, что теперь химера в нашем воображении стала каким — то бесплотным образом. Мы говорим: «Химеры воображения» — и видим открытки с видами скульптурных образов химер на соборе Парижской Богоматери. Там они похожи на небольшого размера летучих мышей с неприятными дьявольскими мордами. На самом — то деле Беллерофонту следовало избавить Линию от чудовища совсем не бесплотного.

Химера была плодом связи ужасного Тифона и исполинской Ехидны, у которой голова — львиная, туловище — горной козы (только сильно увеличенной), а вот задняя часть — Дракона, то есть Химера — это лев с копытами и драконьим хвостом. Представляете, какое страшилище. Но что вы скажете, если я сообщу, что в этой львиной голове умещались почему — то три пасти, будто мало одной, но широкой. Но и это не все: каждая пасть извергала огонь и дым. Впрочем, некоторые утверждают, что у Химеры было три головы.

Вот эта гадина жила в горной пещере, запугивала окрестное население и пожирала скот.

Умный Беллерофонт понимал, что так просто ему Химеру не одолеть, к тому же боги не сбегались к нему на помощь, не дарили ему шлемов и мечей. Потому, рассудил он, следует прибегнуть к помощи Пегаса, о котором он слышал или читал, для любого жителя Коринфа не было тайной, что Пегас любит проводить время на вершине Акрокоринфа — горы, на которой расположен коринфский акрополь и где бил особо сладкий источник Пирена. Беллерофонт несколько раз устраивал засады на Пегаса, преследовал по горам, но тот улетал от него.

В отчаянии Беллерофонт обратился к прорицателю Полииду. Тот посоветовал провести ночь у жертвенника Афины Паллады, и тогда, может быть, боги подскажут ему нужную линию поведения. И вот во сне Афина явилась к молодому человеку, научила, как поймать Пегаса, и даже дала золотую уздечку, которой тот будет послушен. Когда благодарный Беллерофонт проснулся, уздечка лежала рядом с ним. Это заставило его поверить, что сон вещий. С уздечкой он отправился искать Пегаса, нашел, взнуздал и, после некоторого сопротивления, покорил. Больше того, Пегас согласился отвезти Беллерофонта к пещере Химеры.

Беллерофонт разумно взял с собой лук и хороший запас стрел. Выманив Химеру наружу, он принялся стрелять в нее. После жуткой битвы, правда, односторонней, потому что Пегас с его всадником уклонялись от потоков пламени, которые выбрасывала Химера, чудовище погибло, и Беллерофонт вернулся к Иобату.

Правда, Иобат на этом не успокоился. Вновь и вновь, не нарушая законов гостеприимства и не тронув Беллерофонта даже пальцем, он посылал молодого человека на верную смерть. И каждый раз Беллерофонт побеждал. В конце концов, когда герой перебил в честном бою всех молодых мужей Ликии, Иобат раскаялся, отдал Беллерофонту полцарства и дочь в придачу.

Но кончил Беллерофонт плохо. Не столько от своих давнишних подвигов, сколько от фимиама, который курили ему собутыльники, Беллерофонт страшно возгордился. Собутыльники подсказывали ему, что с таким набором подвигов другие давно числятся в небожителях, а он как был просто героем, так и остался всего — навсего совладельцем провинциальной маленькой Ликии. Наслушавшись доброжелателей, совершенно спившийся от безделья, Беллерофонт достал уже запылившуюся золотую уздечку и вызвал постаревшего, но все еще бодрого Пегаса. И сказал ему:

— Поехали на Олимп!

Пегас был рад помочь старому товарищу по подвигам и понес Беллерофонта к священной горе. А там поднялась паника. Почему — то боги испугались, что Беллерофонт появится среди них и увидит, какие порядки царят на Олимпе. Не растерялся лишь Зевс. Он бросил с неба овода, тот укусил Пегаса, Пегас дернулся, сбросил Беллерофонта, тот упал на землю и разбился. Но не до смерти, а до потери рассудка. Зевс умел наказывать неприятных ему людей с изрядной долей садизма.

До самой смерти скитался по миру безумный Беллерофонт…

Как видите, во всех этих историях Пегас никак не соприкасался с поэтическим творчеством. И все же…

Пегас любил чистую воду. Он всегда пил только из родников, и если родника поблизости не оказывалось, то бил копытом в подходящем месте, и оттуда начинала течь вода.

Так поступил он на горе Геликон (одна из вершин горного хребта в Беотии). От удара копыта начал бить славный источник, названный потом Гиппокреной (буквально — лошадиный источник). Вода в нем, по свидетельству авторитетов, была странного темно — фиалкового цвета, но очень вкусная. Она и дарит вдохновение поэтам.

Есть и расширенный вариант объяснения связи Пегаса с поэзией, очевидно, более поздний, потому что автор его стремится все рационально объяснить и разложить по полочкам.

Однажды, говорится в этом мифе, музы расшалились и распелись. Без умолку звучали их трели до тех пор, пока гора Геликон, на которой происходил этот концерт, не начала расти, и выросла она выше Олимпа и достигла небес.

Боги встревожились — они не выносили самодеятельности. Посейдон вызвал к себе сына Пегаса и повелел, чтобы тот прекратил неуместное пение.

Пегас прилетел на Геликон и так стукнул копытом о вершину горы, что та с перепугу вернулась к исходному размеру, музы разбежались, а из горы начал бить источник Гиппокрена. Как говорится, в огороде бузина… При чем тут поэты? Неужели греческие поэты шли на гору с кувшинами и, напившись, несли воду про запас? Или, может, нанимали для того специальных носильщиков? Да и что за вода такая — ни один источник не вдохновляет, а этот вдохновляет?

Но истина, оказалось, таилась не в воде, а в музах. Музы поэзии и иных искусств вскоре прослышали о чудесной Гиппокрене и стали собираться там на прохладной вершине, в сени дерев, в жаркие дни, купаться и водить хороводы вокруг источника. Таким образом вдохновлялись сами музы, а вдохновившись, мчались к преданным им поэтам и вдохновляли тех всеми доступными им способами.

Поэтому, когда Пушкин писал, обращаясь к Батюшкову:

И светлой Иппокреной

С из детства напоенный,

Под кровом вешних роз,

Поэтом я возрос, —

он как бы отнимал у муз их законное право быть переносчицами вдохновения.

Впрочем, что музам обижаться, ведь Пушкин лукавил. Он же был «невыездной» и ни разу не побывал в Греции. Это видно из стихотворения — все музы знают, что вода темно — фиалковая, а Пушкин думал, что светлая.