ПОРТУГАЛИЯ Лиссабон, 1 ноября 1755 г.

ПОРТУГАЛИЯ

Лиссабон, 1 ноября 1755 г.

50000 человек погибли во время Великого Лиссабонского землетрясения, фактически состоявшего из 500 подземных толчков. Это произошло 1 ноября 1 755 г. Весь город, вместе со своими бесценными сокровищами искусства и памятниками эпохи Просвещения, был разрушен.

* * *

Великое Лиссабонское землетрясение 1755 года — наиболее сильное землетрясение нового времени — было катастрофическим по многим параметрам. Оно погубило целый город. Все, что уцелело от подземных толчков, было поглощено огнем пожаров. На том месте, где когда-то возвышался славный город, остался тлеющий углями зловонный пустырь. Но еще более ужасными оказались человеческие жертвы. По официальным данным, эта цифра равнялась 50000. Но другие, не менее достоверные, источники дают сведения о 100000 унесенных человеческих жизнях.

Потрясающим был и масштаб землетрясения. Его разрушительная сила ощущалась на территории в 2 миллиона квадратных километров, особенно в Северной Африке, в Фесе и Мекнесе (Марокко), где от ударной волны землетрясения погибли 10000 человек.

Наконец, самые тяжелые потери заключались в невозместимой утрате богатейших библиотек и неповторимых произведений искусства, хранившихся в частных и публичных музеях Лиссабона. Прошлое, по мнению некоторых наиболее влиятельных мыслителей Великого Просвещения, было разрушено. Осталось только настоящее, но и оно было неопределенным. Инквизиция еще сотрясала Лиссабон и наводила не меньше страха, чем стихийное бедствие. Противник инквизиции -неукротимый оптимизм — в этот день умер в Лиссабоне. Реальность ворвалась в жизнь с первыми волнами землетрясения, которые обрушились на город утром в субботу праздника Всех Святых — 1 ноября 1755 года. Мир после этого уже никогда не будет прежним.

Первые толчки прокатились по городу в 9.30, когда тысячи людей стояли в переполненных соборах Лиссабона. Степы закачались, канделябры дико заплясали. Священные предметы, включая свечи, огонь которых в скором времени полыхнет по городу неукротимыми пожарами, попадали с алтарей и подставок. В городском порту один морской капитан наблюдал, как медленно, с почти величественной статью, каменные постройки Лиссабона, возведенные на склонах холмов, отражающихся в водах реки Тежу, начали качаться из стороны в сторону. «Как пшеничное поле от легкого ветра», — вспоминал он позже.

Пройдет еще 40 минут, прежде чем на город обрушится второй из последующих 500 толчков. Тот, который за 2 минуты погубил 50000 жизней и разрушил 18 тысяч зданий. В центре города разверзнется расселина шириной 4,5 метра.

Испанский дворянин однажды спросит лиссабонского сановника: «Неужели ваша земля никогда не успокоится?»

После первого подземного толчка погибли сотни людей, погребенных под кирпичами и мрамором рухнувших церквей, среди которых были и церкви Санта-Катарины и Сан-Паулу. Площадь перед базиликой де Санта Сарин — древнейшим собором Лиссабона — наполнилась криками и стенаниями людей. Когда раздался второй, более сильный толчок, базилика с ужасным грохотом рухнула вместе с соседними строениями прямо на площадь, похоронив под своими обломками бегущих людей.

Сотни других обезумевших людей искали прибежища на мраморной набережной, недавно построенной на берегах реки Тежу. После первого удара вода в Тезку спала, и обнажилось дно на всем протяжении до наносного песчаного барьера в устье реки. Никто из спасавшихся не обратил внимания на признак, который всеми сейсмологами был бы признан как верный знак приближения сейсмической волны (цунами). И она не заставила себя долго ждать. Волна высотой в 15–20 метров пришла и смыла с набережной всех до единого. За ней последовали еще две, которые увлекли за собой в страшный водоворот людей и лодки, находившиеся в заливе.

И тогда начались пожары. Раздуваемое бешеными северо-восточными ветрами пламя, разгоревшееся от упавших алтарных свечей и охватившее сначала ковры, гобелены, деревянные балки, затем перекинулось на другие здания и превратило город в сущий ад. Пожары в городе полыхали целых три дня и три ночи. Они прекратились тогда, когда опустошение было абсолютное. Сооружения, выдержавшие землетрясение, были поглощены огнем.

Выше человеческих потерь стала утрата исторического прошлого. Сгорели дотла два лиссабонских монастыря. Лежал в руинах новый оперный театр, был разрушен королевский дворец Маркус де Леврикаль, в котором хранились 200 полотен Рубенса, Корреджо и Тициана с его бесценной библиотекой, включавшей 18 тысяч томов книг. И среди них — история, написанная собственноручно Карлом V, а также карты мира, которые на протяжении веков составляли португальские моряки, и особенно ценные инкунабулы, первопечатные книги, отражавшие взгляды на мир первых лиц того времени, опубликованные еще до 1500 года. Сгорели просветительские манускрипты, хранившиеся в стенах доминиканского монастыря.

Лиссабонское землетрясение было таким сложным, что распространившиеся от него волны ощущались во всей Европе и в Северной Африке. Кроме человеческих жертв в Марокко, были жертвы в Люксембурге, где в разрушившихся казармах погибли 500 солдат. Далеко на севере, в Скандинавии, реки вышли из берегов. В английском графстве Дербишер, на расстоянии почти 1500 км от эпицентра, со стен осыпалась штукатурка, и в земле образовалась расселина.

В Лиссабоне вскоре начались расправы над реальными и вымышленными виновниками нагрянувших бед. Молодым королем Доном Жозе были сооружены виселицы, на которых публично повесили сотни выловленных заключенных, сбежавших из тюрьмы, когда она рухнула. Некоторые из них перед смертью признались в совершенных грабежах и поджогах.

Армия священников инквизиции в черных колпаках наводнила город в поисках еретиков. Они схватили несколько протестантских священнослужителей и силой заставили их принять крещение в наказание за греховную провокацию этого стихийного бедствия.

К счастью для оставшихся в живых 200000 человек, одержал верх здравый смысл и ум государственного секретаря маркиза де Помбаля. Когда король попросил его доложить о плане восстановления города, маркиз произнес слова, которые будут звучать столетия: «Сеньор, мы должны похоронить мертвых и накормить живых».

Именно это и было сделано в первую очередь. Из провинций доставили многие тонны продовольствия, и на протяжении последующих 15 лет город медленно отстраивался. На этот раз его улицы были предусмотрены шириной до 12 метров с большими тротуарами.

Но влияние века Просвещения продолжалось. Вольтер обессмертил землетрясение, описав прибытие Кандида и доктора Панглосса в Лиссабон в самый разгар катастрофы. Жан-Жак Руссо рассматривал его в качестве доказательства своей теории «естественного человека». Если бы больше народа жило на природе, писал он, то выжило бы значительно больше людей.

Но для других мыслителей века Просвещения природный катаклизм стал холодным душем, шокирующим, отрезвляющим погружением в прагматизм.