Есть ли будущее у людей, сидевших в тюрьме?

Есть ли будущее у людей, сидевших в тюрьме?

НАДЯ ТОЛОКОННИКОВА

Основательница «Зоны права» и «Медиазоны»

Единственный институт, который в России может реально выполнять функцию ресоциализации заключенного, – это семья.

Но случается, что семьи нет. Если женщину в течение нескольких десятков лет избивал муж и на исходе второго десятилетия она его убила и села за это в колонию, то после освобождения идти ей некуда.

А еще случается такая семья, что лучше ее бы и не было. Которая скорее подталкивает освободившегося к совершению рецидива, чем наоборот.

Стало быть, семья не всегда может помочь тому, кто только что освободился. Есть два других верных института ресоциализации. Оба, к сожалению, в России фактически не функционируют.

Первый – государство. Оказывает поддержку заключенному как во время отбывания наказания (образование, получение востребованных на рынке труда профессий, развитие творческих навыков), так и после освобождения (помощь в трудоустройстве, приобретении жилья, установлении полезных социальных связей). Но это в теории. На практике в России это не работает.

Освобождаться – труднее, чем кажется. В фильме «Побег из Шоушенка» государство помогает пожилому заключенному найти работу после освобождения, но даже так ему трудно после долгого срока вписаться обратно в общество. И он совершает самоубийство.

В России заключенного никто устраивать в магазин не будет.

Если есть блат, знакомства, связи – вероятно, могут принять. На общих основаниях – не примут. Справка об освобождении оборачивается волчьим билетом. Как в романе Шелдона и одноименном сериале «Если наступит завтра» – где главная героиня, пройдя тюрьму, после нескольких безуспешных попыток устроиться на работу решает жить ограблениями.

В отсутствие помощи со стороны государства бывший заключенный возвращается в ту среду, из которой вышел, и, как правило, вскоре возвращается обратно в тюрьму. Ты понимаешь это, когда через полгода после своего освобождения твоя бывшая сокамерница звонит тебе и в отчаянии шепчет в трубку, что от бесконечных унижений, безысходности и пустоты она вновь начала колоться солями, которые разрушают человека – высасывают его, как губку.

Второй институт ресоциализации – это НКО. Есть несколько этапов работы НКО по ресоциализации:

1. Во время срока.

НКО работают с заключенными во время их срока, организовывают образовательные программы, лекции, мастер-классы, семинары, театральные и художественные кружки. НКО налаживают взаимодействие между тюрьмами и близлежащими институтами – студенты получают возможность входить в тюрьму, чтобы проводить там курсы лекций. Одна из моих хороших знакомых, активисток Occupy Wall Street в Нью-Йорке, занимается такой работой. Задержанных за граффити учат рисовать граффити на холстах, а также рассказывают им, где лучше организовать свою первую выставку граффити-работ.

На театральные постановки и художественные выставки – рассказывала мне активистка американского НКО «Реабилитация через искусство» – приглашают окрестных жителей, и это делается для того, чтобы эти люди начинали принимать заключенных как таких же людей, чтобы у них появился шанс по-другому взглянуть на заключенного: вот, посмотрите, он не только воровать может, но и Шекспира поставить, картину нарисовать. Когда заключенный освободится, он выйдет не во враждебную среду, но к людям, которые видят в нем не только преступника, но в первую очередь человека.

2. Подготовка к освобождению.

В Голландии некоторые НКО получают от государства право брать на себя часть исправительных функций: положительно характеризующиеся осужденные имеют шанс провести последний год заключения не в государственной тюрьме, а в частном доме, арендованном НКО, – с обычными комнатами, кроватями, кухнями. Без надзорсостава, без госчиновников, без погон. Я была в двух таких домах. Условия лучше, чем у меня дома. За тот год, что заключенные живут в этом доме, НКО им помогают найти работу и жилье. Освобождаются они устроенными людьми.

3. После освобождения.

НКО работают с недавно освободившимися бывшими заключенными. В случае необходимости им предоставляют крышу над головой. В Нью-Йорке я была в одной из таких организаций. Им ищут работу, помогают – если надо – учить язык. Помогают восстановить попранные в заключении права – связывают с НКО и юристами, которые помогают освободившимся вести судебные дела против администраций тюрем, выводят на журналистов.

В огромной России есть буквально несколько организаций, которые помогают заключенным. Есть «Русь сидящая», есть тюремное подразделение «За права человека», есть «Центр содействия реформе уголовного правосудия», есть «Зона права» и «Агора», еще несколько названий. Но ни одна из этих организаций не фокусируется именно на проблеме ресоциализации. Мы помогаем адресно, о системной материальной помощи речь навряд ли может идти. Почему? Нехватка ресурсов.

Обеспечивать заключенных жильем и питанием на первое время, нанимать персонал, ответственный за ресоциализацию, – проект масштабный. Средств российских НКО, вынужденных выживать вопреки государству, на это не хватает. И будет еще меньше – см. закон о «нежелательных организациях», согласно которому нам самим всем потенциально грозит шесть лет тюремного заключения.

Итого: будущее у людей, сидевших в тюрьме, безусловно, есть. Но им, как и всем нам, порой нужна рука помощи. Найдется ли кто-то, кто протянет руку? В стране, где никто системно не занимается ресоциализацией заключенных (ни государство – ему это не надо, ни НКО – государство их выжигает) это – вопрос случая.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.