[30] Япония

[30] Япония

Меня мучает подозрение, что европейские и североамериканские музыканты и их слушатели сидят в своего рода детском саду, что-то для себя открывают, что-то делят, упираются рогом в какие-то частности, радуются своей криворукости и простоте душевной, а музыкальная традиция, прервавшаяся в начале 90-х с наступлением эпохи техно и U2, живет где-то в другом месте, далеко от нас.

Не в Японии ли? Что там на самом деле творится, догадаться невозможно; по изредка доносящимся слухам, там действует колоссальное количество групп. Звучат они радикально. В общем-то это всё — хорошо известная западная музыка, но сыграна она совершенно не с западными задором, фантазией, юмором и вкусом. Ну и конечно, умением.

Фестиваль новой японской музыки

По объявлению было невозможно понять, что тебя ожидает. В кёльнском клубе Loft, в котором обычно играет джазовая и импровизационная музыка, должен был пройти Фестиваль новой японской музыки. Было обещано семь групп, правда, количество участников ограничивалось почему-то всего лишь тремя — это гитарист Кавабата Макото, барабанщик Йошида Тацуя и басист Цуяма Ацуши. Я решил, что три музыканта изображают или пародируют семь японских групп. Или же представляют компактный, переносной вариант музыки этих коллективов. Оказалось, что ничего подобного. Три музыканта и есть участники этих семи групп, всего только две из них были несколько ужаты.

Иными словами, выступило семь групп в практически оригинальном составе, притом каждая группа сильно отличалась от остальных. Хуже того: каждая группа исполнила несколько песен, так и эти песни сильно друг от друга отличались. К тому же многие песни были длинны и состояли из отличавшихся друг от друга частей.

При этом, удивительное дело, музыка казалась естественной и органичной, близкой и смешной, на экскурсию по кунсткамере концерт вовсе не смахивал. Конечно, интенсивные гитарные психоделические пассажи разных групп походили друг на друга. Тем не менее не было сомнений, что каждая из игравших групп обладает своим собственным характером.

Первая группа фестиваля японской музыки — Shrinp Wark. Это дуэт гитариста Кавабаты Макото и барабанщика Йошиды Тацуи. Коллектив вдохновлен британской группой This Heat. Shrinp Wark — это импровизационный проект, он гонит космический хаос, в котором иногда угадывается нечто постпанковское и минималистичное; This Heat делали своего рода постпанк-эмбиент. Иногда Shrinp Wark поют на два голоса, а в целом играют музыку 70-х с бесконечными атональными мелодиями.

Из сопроводительной бумажки можно было узнать, что самым ранним совместным проектом этих ребят была группа Akaten, она существует с 1995-го.

Я бы сказал, что это «неописуемо», но мне хочется это сказать про каждый из семи проектов. Потому я приложу усилие. Один пассаж выглядел так: музыканты двигали вверх-вниз молнии на своих куртках. Где-находились микрофоны, я так и не понял, молнии звучали шумно и резко, звук был искажен какими-то эффектами. Потом они стригли воздух ножницами, чистили зубы зубными щетками, щелкали затвором фотокамеры, стучали и дудели в пластиковые бутылки, звенели стаканами и пили воду. Безо всякой спешки, вдумчиво и осторожно. При этом не просто стучали, дудели и вжикали, но исполняли длинные песни «конкретной музыки», темы возвращались, были даже своего рода припевы, все как в настоящей музыке.

Seikazoku — настоящий музыкальный космос. То эта группа воет, то давит прогрессивный рок, то звучит как современный академический авангард или даже как симфонический оркестр, настраивающий инструменты. То почему-то вдруг начинает играть что-то фольклорное. И этот псевдофольклор перерастает опять в загадочный гул и вой.

С гулом и воем дело, кстати, обстояло тоже любопытно. Loft — маленький зал, музыка звучала громко, но не убийственно громко.

И потому космический гул и вой были камерными и рукодельными, сыгранными вручную, а не извлеченными из электроприборов.

Из всех выступавших коллективов Seikazoku был, как мне показалось, самым близким к тому, что можно назвать «просто инструментальный рок».

Музыканты почти ничего не говорили. Они лишь объявляли названия коллективов, дескать, ви континью зэ фэстивел оф нью джэ-пен мьюзик, Zubi Zuva X! И усмехались.

Zubi Zuva X — это вокальное трио. Стилистический спектр опять максимально возможный, это и крики, и шепот, и нечто вроде григорианского хорала, и нечто вроде фри-джаза. Иногда музыканты кричат синхронно, и ты с изумлением понимаешь, что все это не импровизация, не случайный эффект, а сочиненная и разученная музыка. Иногда они поют полиритмично, то есть каждый в своем ритме. Zubi Zuva X вываливают на слушателя такое обилие вокальной музыки, что вопрос о том, умеют ли они петь, даже и не встает.

После перерыва барабанщик Йошида Тацуя самостоятельно изобразил дуэт Ruins. Оригинальные Ruins — это бас плюс барабаны, драм-н-бэйсс прогрока.

Минут десять я думал, что толчки баса извлекает синтезатор, реагирующий на удар в бас-барабан. Йошида колотит в зубодробительном темпе, постоянно меняя ритм и рисунок, музыка похожа на гармошку, то она сжимается, то растягивается. К третьей песне стало понятно, что бас иногда отклеивается от барабанов, то есть идет в записи, а барабанщик играет невероятно синхронно. Когда я понял, что Йошида наизусть знает всю свою невероятную партию, мне стало сильно не по себе. К тому же в неожиданных местах он еще и поет, то есть орет.

Тацуя — невероятный виртуоз. В клубе Loft нет сцены, музыканты играют на паркетном полу зала буквально перед твоим носом. Тут видно, кто чего стоит. Йошида Тацуя просто золото, невзрачный очкастый японец неопределенного возраста. Он сидит за барабанами с безучастным лицом. Руки у него гнутся, как резиновые, и летают сами собой.

Шестой номер программы — дуэт Zoffy. Играют и поют Кавабата Макото и Цуяма Ацуши. Кавабата — тонкий и изящный, немного похож на кузнечика, у него огромная грива черных, мелким бесом вьющихся волос. Он иногда ехидно улыбается, но вообще-то, что называется, не подает виду.

Цуяма одет в военную куртку, он строит рожи и таращит глаза, похоже, что он в прошлом панк. Не думаю, что он настоящий сумасшедший.

Дуэт Zoffy, существующий тоже уже 8 лет, играет песни двух сортов — во-первых, это длинные акустические баллады средневековых европейских трубадуров, как я понимаю, ненастоящие. Средневековый психо-фолк на невероятном количестве разнообразных инструментов. Когда эти баллады расходятся, они превращаются в самурайский клуб самодеятельной песни. А пара номеров была объявлена так: «А сейчас очень знаменитая песня». Zoffy исполнили кавер-версию пьесы «Bitches Brew» Майлса Дэвиса. Кавер-версия длиной секунд пятнадцать выглядела так: Кавабата долго-долго играет на гитаре один аккорд с сильным вау-вау-эффектом. Цуяма изгибается назад колесом и выдувает из свистелки, сделанной из пластиковой бутылки, резкую высоченную ноту, дико похожую на то, что делал Майлс Дэвис. И все.

Музыканты три раза повторили этот хит. Исполняют они и «Smoke On The Water» и даже «Лестницу на небо».

И наконец, на сладкое — Acid Mothers Temple SNR, маниакальный спэйс-рок, бесконечный нойз-гитарный запил, радость любого подростка.

Должен сказать, что к середине фестиваля я понял: у европейских групп, а тем более у лэптоп-музыкантов против этих японцев вообще нет никакого шанса. Речь, конечно, ни о каком соревновании не идет, но мне не приходит в голову ничего сравнимого по умелости, остроумию, дальновидности, оголтелости и расслабленности. Фестиваль японской новой музыки оказался визитом иной музыкальной цивилизации. Кавабата, Цуяма и Йошида не просто, как кажется, умеют всё, но они прекрасно понимают, чего имеет смысл уметь, они крайне пластично и умело свое умение применяют. Каждая из их музык звучит естественно, обладает своим своеволием, каждой их этих музык хватило бы на одну очень хорошую группу.

Но как относиться ко всему этому в целом? К этому тысячерукому-тысячеглазому полиглоту? Не знаю. Понятно, что виртуозные импровизаторы-шутники съели музыку всех времен и народов. Конечно, многое из того, что они делают, — это эскизы, наброски. И очень хорошо, что эти наброски не доведены до ума, их вполне можно было бы довытюкать, довылизать и замучить. Заставить окаменеть. Лучше бы это звучать не стало, разве что лиричнее.

Впрочем, трудно сказать. Если послушать то же самое на CD. скажем «Live in Japan» (2006) Seikazoku, то видно, что музыка звучит изобретательно и смешно, но как-то не очень глубоко. Главное тут — акустическая картина, раньше я бы сказал «саунд», но вот уже как несколько лет слово «саунд» не хочет идти с языка, потому я решил говорить «акустическая картина». Акустические картины Seikazoku устроены крайне ловко, удивительно, что они импровизированы. Различные инструменты (их применено более двадцати) и способы игры моментально влипают друг в друга. Но если внимательно следить за развитием этих плит импровизированного сумасбродства, то понимаешь, что они устроены линейно, это именно что плиты. Они имеют тенденцию утяжеляться, они иногда ломаются и после этого идут несколько в иную сторону, но это не ландшафт, не архитектура. Музыка Seikazoku производит незавершенное впечатление, у нее не хватает логики внутреннего развития, возникающие акустические идеи не находят своего продолжения, невероятные виртуозы волокут и терзают их, как плюшевого зайца за уши. Когда один заяц разваливается на части, быстро собирают другого и начинают трепать уже его. Музыка, при всей своей внешней избыточности и изобретательности, оказывается неполной. И это в ней обескураживает, не дает с ней слиться в экстазе, говоря поэтическим языком.

Kousokuya

Kousokuya — это трио из Токио, существующее чуть ли не с конца 70-х, на альбоме «Ray Nights 1991–1992 Live» играют гитарист, басистка (она же вокалистка) и барабанщик. Играют они медленно, очень медленно. Барабанщик может разойтись, но медленно берущая ноты басистка своим медленным грувом тормозит вязкую атмосферу. Гитарист играет не риффы и не проигрыши, а экспрессивные то тягучие, то трясущиеся, то бурлящие загогулины. Первые песни тонки и медлительны до невозможности, две последние (всего их пять) доходят до настоящего потопа. Это варево гитарного нойза затягивает в себя. Говорить о структуре песен просто смешно, это переставление ног по длинным, никуда не ведущим черным коридорам. «Бесконечно расширяющаяся психоделическая нирвана», — написано в короткой справке, кочующей по интернету.

Green Milk from the Planet Prange

Группа вышла из гриндкор-андеграунда конца 90-х. После недолгих эмбиент-экспериментов и изменений в составе коллектива ребята вернулись к року, правда не к стремительно замогильному, но к «современному психоделическому». Песни ужасно длинны, самые длинные доходят до сорока минут. Это своего рода сюиты из непохожих друг на друга частей разной степени громкости и интенсивности. Музыка простая, гитарная и большей частью инструментальная. Она монотонна, но при этом вполне безумна. Если уж пилить гитары или давить на вау-вау-педаль, так до самого горизонта.

Стилистически Green Milk from the Planet Orange напоминают старую немецкую группу Can — с длинными, идущими в никуда проигрышами и неизменным гипнотическим битом. В этой музыке есть приятная тупость и определенность. В ней нет никакой смазливости и соблазнительности, ни мелодической, ни акустической красивости, никакого придыхания или обворожительности, она совершенно бессердечна. Ничего вкусного тут нет, ни бит не вкусен, ни бас, ни гитарные аккорды и запилы. Все напоминает бездушное техно, сделанное не для человеческих ушей. И поет вокалист отсутствующим голосом.

Любопытный эффект избегания всего, что хоть как-то ассоциируется с эмоциональностью. Европейский прогрок как раз давил своими аффектами, своей сочностью, а тут царит безучастность.

Вообще, пение в японском роке с европейской точки зрения не очень выразительно, оно плоское и статичное, холодное. Ребята и девчата орут изо всех сил, а ощущение все равно полного безразличия. Тепла и округлости в их эмоциональных вывертах нет. Не знаю, в чем тут дело, наверное, интонация японской речи другая, чем у индоевропейских языков, ударения, нажимы и выделения в том или ином месте звучащей фразы организуются другими средствами, не нашими. А может, в их пении нет наших тональностей, минора и мажора.

Коши Ямада — певец шансонно-кабацкого аккордеонно-вокального дуэта Garage Chanson Show — стал жертвой как раз этой проблемы, ему бы нужна интонация Александра Вертинского или Эдит Пиаф, то есть тонкая психонадломленность в окончаниях некоторых слов. А то, как он поет, напоминает, как радиодикторы читают текст, смысла которого не понимают. Что, конечно, неверно, потому что Коши понимает, что он поет.

И вот из-за этой мелочи музыка Garage Chanson Show не совсем функционирует. Удивлять-то она удивляет, но не очаровывает и не соблазняет. А в больших количествах прямо-таки раздражает. То есть это никакой не шансон.