ТАЙНЫ ГАИШНЫХ ОБРЯДОВ

ТАЙНЫ ГАИШНЫХ ОБРЯДОВ

Пристала ко мне соседка по гаражу:

— Прикинь, — говорит, — пришла на разбор в ГАИ, речь заготовила. А майор по делу рот открыть не дает, только напирает идиотскими вопросами… Подсунул какую-то бумажку. Я ее сначала подписала, потом прочитала — «В юридической помощи не нуждаюсь». Ладно, думаю, обвел вокруг пальца. И перехожу в наступление — говорю, мол, не согласна я с обвинением! А он сует мне квитанцию на штраф и говорит: «Дада, конечно… Вы только сначала оплатите, а потом будем разбираться. Так положено…» Ну, раз положено, я и пошла в сберкассу. А когда оплатила, поняла: меня поимели. Если б знала, как там дурят, подготовилась бы…

— А кто тебе мешал? — спрашиваю. — Ведь могла же прийти в ГАИ накануне, сесть в уголочке и послушать, как других обрабатывают.

Соседка напряглась:

— Ты это серьезно?

— Даже очень. Сидят же ротозеи в зале суда, и ничего…

Соседка снисходительно рассмеялась:

— Так то — суд… А это — ГАИ.

Убедить ее в обратном у меня не было иной возможности, кроме как экспериментальным путем. И потому на следующий день мы вооружились диктофонами, прихватили Кодекс об административных правонарушениях и отправились по группам разбора московской ГАИ.

Под видом самых настоящих ротозеев…

Правовую основу для своего присутствия в группах разбора ГАИ мы нашли удивительно легко: статья 24.3 КоАП РФ поведала нам, что «дела об административных правонарушениях подлежат открытому рассмотрению». То есть не с глазу на глаз за железной дверью, а в присутствии всех желающих.

Закрытое рассмотрение Кодекс допускает лишь в трех случаях: если в процессе разборок будет разглашаться государственная, военная или коммерческая тайна; если открытое рассмотрение создаст опасность для участников процесса и их близких; если при рассмотрении дела будут затронуты их достоинство и честь.

Пораскинув мозгами, мы сообразили, что стоим на верном пути, ибо дела, связанные с нарушением ПДД, никоим образом не сопряжены с разглашением военной тайны (если, конечно, водитель «Оки» не протаранил подводную лодку). И никак не могут повлиять на безопасность участников процесса (если, конечно, дело о непристегнутом ремне не вызовет у зрителей желание врезать родственникам нарушителя канделябром по голове). И уж совсем никак не затрагивают их достоинство и честь (если, конечно, при разборе не выяснится, что перед совершением ДТП мужское достоинство водителя благодаря заклинаниям его пассажирки уперлось в руль, а момент наезда на фонарный столб совпал с оргазмом).

Стало быть, поскольку вышеперечисленные пикантные ситуации складываются совсем нечасто, по закону закрытыми для широкой публики могут быть только 0,000001 процента дел. В столь редких случаях, как гласит та же статья 24.3, судьей, органом или должностным лицом, рассматривающими дело о правонарушении, должно быть вынесено решение (в виде определения) о его закрытом рассмотрении. В отсутствие такового, то есть во всех остальных случаях, двери групп административной практики для нас, любопытных, должны всегда быть распахнуты настежь.

Так войдем?

15 мая, 16.15 по московскому, группа административной практики 7 отдела ДПС на спецтрассе.

У кабинета — собрание страждущих справедливости. Тихо переживают…

Вежливо стучим в дверь группы разбора три раза, как в коммуналку. Собрание оживляется:

— Куда без очереди?

— Да мы не на разбор. Нам просто послушать…

Собрание, осознав услышанное, теряет дар речи. Имеющие изможденную нервную систему пятятся от нас — шизики ведь непредсказуемы…

В кабинете сидят четверо: три подростка в милицейской форме и одна в таком же обмундировании юная барышня (как выяснилось впоследствии — Елена Климова).

— Здрасьте, — говорим. — У вас сегодня открытое рассмотрение дел или закрытое?

Кабинет проваливается в мертвецкую тишину. Слышно только, как в недоеденном йогурте, брошенном в корзину, тяжко вздыхают обиженные бифидокультуры. Справившись с шоком, барышня вопрошает:

— А вы кто?

— Налогоплательщик (роемся в карманах в поисках квитанций об уплаченных налогах). За все заплачено…

Незнакомое слово вызывают судорожное шевеление мысли:

— Все равно — у нас закрытое рассмотрение.

— Это кто так решил?

Барышня с металлом в голосе:

— Это я так решила.

— И об этом вынесено мотивированное определение?

Переглядываются: что такое «определение»?

— Ну, коли нет определения, — радуемся мы, — то позвольте присутствовать.

Нервы у барышни натягиваются как тетива.

— Здесь нельзя находиться посторонним. Покиньте помещение.

Видя наше твердое намерение задержаться в ее компании, барышня снимает трубку и почти дрожащим голосом, бледнея, вызывает начальника:

— Товарищ майор, у нас тут проблемы…

Сочувственно ретируемся: в этой группе разбора — воистину немалые проблемы…

16 мая, 12.30 по московскому, группа административной практики отдела ГИБДД Северо-восточного округа столицы.

Перед дверью — толпа с протоколами в руках. Нервничают молча.

Разрываем тишину вопросом:

— Кто по ДТП?

Мужик в фуфайке выпячивает волосатую грудь:

— Да тут все по аварии…

— Отлично. Мы с вами зайдем, послушаем… А то нам на завтра здесь же назначено. Тоже по ДТП…

Мужик ехидно:

— У вас, видать, авария с сотрясением мозга…

Заходим вместе.

— Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, у вас сегодня открытое рассмотрение дел?

Лейтенант мужского пола (фамилия неизвестна), отправляя брови на затылок:

— Чегоо?

— Еще раз: открытое или закрытое? Мы хотим присутствовать…

— Где это вы такое взяли?

— В Кодексе об административных правонарушениях.

— Так это только для судов! А у нас все закрытое!

В дело вмешивается дамочка при погонах подполковника:

— Присутствовать-то можно. (Облегченно вздыхаем — хоть старший по званию читал КоАП.) Но… только участникам процесса! А вы, собственно, кто?

— Налогоплательщики.

Переглядываются: мол, прокурора знаем. На службу собственной безопасности нарывались. С начальником ГАИ в одной столовой ели. А налогоплательщик — это кто? Лицо неустановленное… И в один голос, с ударением:

— Нельзя.

— А что, есть мотивированное определение о закрытом рассмотрении?

Кабинет погружается в мертвую тишину. Становится слышно, как на оконном стекле муха стонет, помирая.

Просим людей в милицейской форме назвать свои фамилии, ибо опознавательные бирки на грудях отсутствуют напрочь.

Свои анкетные данные они тщательно конспирируют, зато охотно сдают фамилию начальника:

— Идите к…

Хорошо, что не на…

В других подразделениях столичной ГАИ за два дня эксперимента мы нарвались на столь же «радушный» прием. Исключение составил, пожалуй, только сотрудник группы разбора 7го отдела ДПС на спецтрассе, занимающейся мелкими нарушениями, Дмитрий Жаров: он радостно, хотя и не слишком уверенно сообщил, что у них присутствовать, кажется, можно. Потому как дела они не рассматривают, а только квитанции собирают. Что ж тут от народа скрывать?

А в дежурной части 2го батальона спецполка ДПС Центрального округа столицы нас буквально спасли от обезьянника: отговорили соваться в группу разбора с дурацким намерением «присутствовать», поскольку нет никакой гарантии, что эксперимент не завершится надеванием наручников и препровождением в суд за невыполнение требования сотрудника милиции «освободить кабинет».

…Сочинители Кодекса об административных правонарушениях придумали открытое рассмотрение дел (независимо от того, где оно происходит: в ГАИ, в суде или рыбнадзоре), руководствуясь весьма благородными идеями.

Прилюдный разбор, во-первых, дает почти полную гарантию того, что даже совсем отвязанный сотрудник группы разбора не будет в присутствии зрителя-свидетеля (мощного сдерживающего фактора) оказывать психологическое давление на обвиняемого и шить ему дело. Значит, шанс на объективное рассмотрение возрастет, возможно, в десятки раз!

Во-вторых, открытое рассмотрение дает правонарушителям возможность накануне экзекуции над собой посмотреть, как ее совершают с другими, избрать тактику ведения процессуального поединка и при рассмотрении своего дела эффективно реализовать законное право на самозащиту.

В-третьих, открытость рассмотрения предоставляет возможность и самому нарушителю привести на разбор своего дела тещу, друга или секретаршу, наделив их функциями группы поддержки. Ведь не всегда бывает целесообразно нанимать защитника или адвоката — в мелких делах для уверенности в себе порой достаточно присутствия близкого человека.

В-четвертых, показательные выступления по прессованию нарушителя, несомненно, помогут заставить добрую половину его зрителей (из числа потенциальных клиентов групп разбора, пока еще не попавших под раздачу) отказаться от привычки выезжать на встречную, давить по деревне гусей или оставлять за собой шлейф выхлопов вперемешку с винным перегаром. Ведь для них чужой печальный опыт может быть весьма поучителен! О том же, кстати, говорит и статья 3.1 КоАП РФ: «…административное наказание применяется в целях предупреждения совершения новых правонарушений как самим правонарушителем, так и другими лицами». (Но, увы, для других не применяется, ибо от них-то все шито-крыто.)

Старожилы советских дорог помнят, как крупные автокомбинаты по собственной воле раз в месяц устраивали публичную порку нерадивых шоферюг, приглашая к себе в «красный уголок» на выездное заседание гаишную группу разбора. Эффект от шоу был столь высок, что число нарушений ПДД в две последующие недели снижался едва ли не на треть — никому не хотелось занять на сцене место угодившего в немилость потомственного шофера Василия Петровича.

Да и вообще, разве не приятно, что каждый из нас, как налогоплательщик, вправе просто так явиться в ГАИ и, осуществляя «народный контроль» над милицейскими чиновниками, посмотреть: кому и за что он платит деньги?

…Даже как-то неловко задаваться вопросом: почему в ГАИ споры по административным делам протекают келейно, за закрытыми железными дверями, в обстановке сверхсекретности, словно тайный обряд секты баптистов? Ведь ответ очевиден: перед нынешней ГАИ стоит задача набить городской бюджет (а из него — и собственный) деньгами за счет нарушителей ПДД, но никак не обеспечить безопасность дорожного движения с помощью открытого (или даже показательного!) рассмотрения дел. Ибо (тьфу-тьфу, не сглазить бы!) перевоспитанные на чужом примере «извращенцы» возьмут, да и перестанут нести бабки в милицейскую казну.

Да и лишние свидетели тотального непрофессионализма сотрудников групп разбора, прочитавших Кодекс только вдоль, им лишь поперек.

Остается непонятным другой не поддающийся логике парадокс: почему при рассмотрении дела в гаишном кабинете посторонним присутствовать нельзя, а на улице — можно? Ведь дела о мелких нарушениях нередко разбираются прямо на проезжей части в присутствии сотен случайных людей: любопытствующих водителей и злорадствующих пешеходов! Почему инспектор не прячется в кусты, дабы там, озираясь по сторонам, украдкой составить протокол и шепотом выяснить у нарушителя: превышал? пересекал? не соблюдал? И почему с участников процесса в группе разбора (читай — на конспиративной квартире) до сих пор не берут подписку о неразглашении секретных данных, озвученных при рассмотрении дела государственной важности о пересечении двух сплошных?

Ведь не ровен час — проболтаются…

Бред!

— Да нет же… — чешем мы себе затылки гаечным ключом так, чтоб побольнее. — Это — мираж, иллюзия, фатаморгана… Наяву такого не может быть!

И призываем разбудить нас ото сна руководство столичного ГАИ — связываемся с начальником отдела по контролю за дознанием и административной практикой Анатолием Папиным (кому же, как не ему, доподлинно известно, что именно допустимо в подконтрольных кабинетах) и робко так спрашиваем:

— Может ли обыкновенный гражданин с улицы зайти в группу разбора ГАИ и тихо посидеть в уголочке? Из любопытства…

И слышим уверенное:

— Законом не предусмотрено!

Понятно. Таинство обряда боевого крещения в группе разбора и тайна водительской исповеди, оказывается, получили благословение свыше.

…До тех пор, пока эти строки не перевернули представление гаишных чиновников о вашем праве быть причастным к их делам, смело ломайте завесу секретности. Приходите в ГАИ с родственниками и друзьями, нарушителями потенциальными и уже состоявшимися. Слушайте и внимайте. Извлекайте уроки из чужих дел и собственное делайте уроком для других. И не бойтесь выпадов со стороны хозяев кабинета — против закона они бессильны.

В ответ на требование «очистить помещение» не торопитесь объявлять политическую забастовку, биться головой о стену или пристегиваться наручниками к радиатору отопления. Вас не спасет даже вызванный на подмогу отряд ОМОНа. Ваше главное оружие — диктофон, бумага и ручка. Писать жалобы начальству бессмысленно. Необходимо обращаться с жалобой на неправомерные действия должностных лиц прямо в суд и просить вынести незасекреченное частное определение в отношении засекреченной группы разбора. После двух-трех удовлетворенных судом жалоб, глядишь, на дверях гаишных кабинетов появятся таблички: «Входить без стука — мы всегда рады вам».

А завоевав право подглядывать и подслушивать, помните, что вы — не защитник и не адвокат, и вам не дано вмешиваться в процесс, советовать, рассуждать, а тем более — громко возмущаться. Не дарите повод на законном основании выставить вас за дверь.

И знайте, что отсутствие посадочных мест не может служить оправданием засекреченности процесса, ибо законом не предусмотрено присвоение делу статуса закрытого по причине нехватки табуреток.

А заодно учтите: там, где с вашего молчаливого согласия на каждое плевое дело ставится гриф «секретно!», а каждый раздувшийся от собственной значимости сотрудник считает себя тайным агентом, рождается ублюдок по имени «произвол».

Не позволяйте себе стать его крестным отцом…