Глава двадцатая Новокузнецкая

Глава двадцатая

Новокузнецкая

«Версаль на Зацепе». – Татарская слобода

«Версаль на Зацепе». Эта улица не попала в книги краеведов. О соседней Пятницкой – пишут. О Новокузнецкой – нет, хотя ни длиной, ни шириной она не обойдена в Замоскворечье. Памятников зодчества на ней достаточно: четырнадцать попало в архитектурный путеводитель «Москва». А пятнадцатый удостоен внимания «Памятников архитектуры Москвы». С него начинается Новокузнецкая – с каменных палат, утративших первоначальный облик. На вид это маленький, покрашенный желтой краской, одноэтажный домик, его старость выдают толщь каменной кладки, своды и утонувший в земле подклет-полуподвал, несший на себе жилой этаж. В нем обитали чиновники и купцы в долгое царствование Екатерины II.

Новокузнецкая – улица никакая не «новая», ее переименовали в 1922 году, когда с топонимики Москвы сдирали кожу. До того называлась Кузнецкой по Кузнецкой слободе, где с конца ХV века жили и работали кузнецы. Тогда появился деревянный храм, где ныне посреди улицы за оградой стоит церковь Николы Чудотворца в Кузнецах. В документах она впервые упоминается в 1625 году. Несколько раз храм менял облик, размеры и высоту. И все время украшался. До нашествия Наполеона «тщанием прихожан» появился тот, что сохранился до наших дней с 1805 года. Войдя в него, видишь, какая масса художественных ценностей сосредоточилась под сводами одного храма.

Неизвестно имя его архитектора, полагают, им мог быть ученик Матвея Казакова, работавший в «духе строгой классики». В стиле итальянского Ренессанса лепнина, в том же стиле резьба позолоченных иконостасов. Неизвестны имена иконописцев, скульпторов, резчиков, литейщиков, придавших трапезной и церкви образ музея. Две большие потемневшие за сотни лет картины написаны на сюжеты «Снятие с креста» и «Трубный глас». Никола в Кузнецах дает представление о том, какое богатство было в разграбленных церквах, ныне восстановленных, но утративших дух прошлого, обаяние минувшего, бесценное наследство предков.

Служба здесь не прекращалась, когда рядом рушились церкви. Оттуда верующим правдами и неправдами удавалось спасать особо чтимые иконы. Они попадали под своды Николы в Кузнецах стараниями настоятеля Александра Смирнова, служившего здесь тридцать три года. Ему удалось не только отстоять храм от сноса, но и пополнить образами, особо почитавшимися в Москве. Тогда родилась в головах верующих наивная легенда, что якобы настоятель в родстве с самим Лениным.

Сюда перенесли икону «Утоли моя печали» из разрушенного Николы в Пупышах на Комиссариатской набережной. Образ Богоматери доставили в Москву в 1640 году казаки. Позднее с чудотворной сделали список, точную копию. Икона установлена на самом видном месте. Рядом, у окна, крошечный лик Параскевы Пятницы в роскошном окладе: расшито жемчугом облачение, унизана драгоценными камнями позолоченная корона. Эта икона спасена из разрушенной Пятницкой церкви. Можно только воображать, какие сокровища погибли вместе с ней. Самый древний в этом сонме святых образ Николая Мирликийского, окруженного 18 клеймами его жития, маленькими картинками его жизни, созданными пятьсот лет тому назад.

Участь Параскевы Пятницы разделил Никита Мученик, стоявший на Новокузнецкой, 4, где теперь жилой дом. Эта церковь на месте древней строилась архитектором Михаилом Быковским в 1857 году, она напоминала своим пятиглавием храм Христа Спасителя. Этот известный архитектор много лет не покладая рук работал в Москве, строил церкви, колокольни, богадельни, биржу на Ильинке, первый российский пассаж на Петровке. Многие его здания переделаны или снесены, но многие сохранились: Ивановский монастырь на Солянке, Троица в Грязях на Покровке, усадьба Марфино – все это его проекты.

Еще один храм – Живоначальной Троицы в Больших Лужниках, впервые помянут в 1625 году. Сломан в 1933. Он стоял на улице Бахрушина, 26, называвшейся Большие Лужники, Лужнецкой, Лужниковской, переименованной в советской Москве в честь одного ее замечательного жильца, о котором сейчас пойдет речь. На этом месте простирались луга, стоял колодец с вертящимся колесом, конюхи выгуливали коней. По этим ориентирам первоначально именовалась церковь – «Николая Чудотворца в Конюхах, на верченом». Другое название храма возникло по хранившейся в нем иконе – «Иоанна Предтечи в Лужниках». Церковь в ХVII веке переосвятили во имя Троицы. Все эти подробности в ХХ веке не имели никакого значения для власти, поставившей цель – дать людям живого бога – Сталина. При Ленине отсюда вывезли 10 пудов 25 фунтов 94 золотника золотых и серебряных изделий. При Сталине по просьбе трудящихся завода «Мосэлектрик» Троицу снесли. Что взять с одурманенных «трудящихся», от имени которых сочинял письма в Московский Совет партком? Но кто заставлял поэта-лирика Николая Асеева, бывшего студента Московского и Харьковского университетов писать в 1932 году такие стихи:

И лысого купола желтое пламя,

И мертвенный зов сорока сороков

Ломаются, падая в прахе и хламе,

И окна просветов глядят широко.

И там, где тянулись зловещие тени

Скуфейных угодников сумрачный ряд, —

Невиданной новостью насажденья

Зеленою молодостью кипят.

На улице осталось несколько особняков старой Москвы. На Новокузнецкой, 12, известный архитектор Иван Рерберг построил дом с мезонином. Классические колонны здесь утратили масштаб, стали игрушкой, декорацией. Этот прием возлюбили сталинские архитекторы, нагружавшие фасады многоэтажных зданий колоннами, взлетавшими под крыши. Военный инженер по образованию имел право строить дома и им воспользовался сполна. До революции он успел возвести доходные дома, гимназию, пассаж и всем известный Киевский вокзал. Революция не вышибла Рерберга из седла, по его проекту при советской власти построен Центральный телеграф. И он же в Кремле на месте сломанных Чудова и Вознесенского монастырей примкнул к Сенату казенные корпуса, служащие для нужд правительства и комендатуры.

Другой особняк на Новокузнецкой, 27 в конце ХIХ века архитектор Карл Гиппиус построил для купца Константина Петровича Бахрушина. Его сын Алексей был страстным коллекционером, собирал старинные книги, портреты, иконы, древнерусское шитье, медали, фарфор. Два зала его имени открылись в Историческом музее, которому он завещал свое сокровище. Бахрушинскую библиотеку, тридцать пять тысяч редких изданий, передали при советской власти Исторической библиотеке. Именные залы закрыли.

Здесь мы встретились с еще одной московской купеческой фамилией, оставившей о себе память не столько своими делами в кожевенном производстве, сколько добрыми делами и вкладом в русскую культуру. Бахрушины перебрались из Зарайска в Москву на телеге, самого маленького сына везли в корзине. Трудами праведными разбогатели. На миллионы Бахрушиных на Софийской набережной вырос дом с зеленым куполом церкви Николая Чудотворца. В нем насчитывалось 456 однокомнатных «бесплатных квартир» имени Бахрушиных для бедных вдов с детьми и девушек-сирот. Под этой крышей бесплатно проживало две тысячи человек, помещалось два детских сада, училище и ремесленные мастерские. (После революции все здание заняли учреждения.) Вдоль Стромынки тянутся корпуса клинической больницы, построенной тремя братьями – Петром, Алексеем и Владимиром Бахрушиными. Эта больница раньше называлась их фамилией, мы ее знаем – Остроумовской. До революции братья успели построить дом для престарелых артистов, ремесленное училище, богадельню, приют и колонию для беспризорных…

Идеи семьи воплощал в камне один мастер – Карл Карлович Гиппиус, получивший звание художника-архитектора в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Для Бахрушиных он возвел на Тверской, 10, большой доходный дом, сохранившийся до наших дней. Революция поставила крест на его частной практике, строить государство ему не дало, точная дата смерти – неизвестна.

Алексей Бахрушин, сын того купца, которого привезли в Москву в корзине, поручил Гиппиусу переделать на Лужнецкой, 31, особняк, ставший «Версалем на Зацепе», Театральным музеем. Сначала молодой коллекционер «переболел» японским, Наполеоном. Однажды поспорил со знакомым коллекционером, кто больше соберет за год театральной старины. Победил, – и с того дня стал не только коллекционером, но и крупнейшим знатоком театра. Собранные Бахрушиным театральные афиши, программы спектаклей, костюмы, эскизы декораций заполнили сначала полуподвальные комнаты, потом заняли жилой верх – детские комнаты, буфетную, коридор, позднее заполонили конюшню, каретный сарай. Так особняк и усадьба стали первым в мире частным Литературно-театральным музеем. Юмористы всласть поиздевались над купеческой причудой, называя музей «чулочно-башмачно-табакерочным», предлагали Бахрушину купить «пуговицу от брюк Мочалова»…

Московская дума не приняла коллекцию в дар. Решил ее судьбу президент Российской академии наук великий князь Константин Романов, поэт и драматург. Он подписывал стихи инициалами – К. Р. Бахрушину дал аудиенцию Николай II. Разговор с императором длился неожиданно для всех в приемной сорок пять минут и вылился в дискуссию о пьесе великого князя, которую царь хотел запретить. В 1913 году музей получил государственный статус и имя основателя, а купец Бахрушин – орден Святого Владимира, дававший права потомственного дворянина и чин штатского генерала. Спустя четыре года Бахрушины лишились миллионов. Бахрушин служил директором музея с окладом 43 рубля в месяц. После его смерти в 1929 городская власть раздала помещения усадьбы «нуждающимся организациям». Исчезла обстановка «Версаля на Зацепе», сломали чудные интерьеры комнат, где встречались великие русские актеры и писатели. В зловещем 1937 году чуть было не закрыли музей, задумав отправить его фонды в подвалы Политехнического музея.

Сейчас Бахрушинский музей оброс филиалами, музеями-квартирами великих артистов. Но былого великолепия не осталось.

Татарская слобода. Старообрядцы перед революцией успели построить на Новокузнецкой, 38, церковь Покрова Богородицы. Сурового вида одноглавый храм из красного кирпича с единственным куполом напоминает воинский шлем. Приверженцы старой веры, не принявшие реформ патриарха Никона, называют свой храм «древлеправославным». В отличие от всех православных храмов Замоскворечья его двери почти всегда на замке, старообрядцы приходят сюда по большим праздникам.

В этой глухой части Замоскворечья мусульмане до революции обрели на Большой Татарской, 28, мечеть с минаретом. С улицы советская власть наглухо прикрыла мечеть пятиэтажной коробкой, чтобы она не бросалась в глаза прохожим. А в Малом Татарском в 1914 году построили медресе, трехэтажное здание, зажатое жилыми домами. Деньги на медресе дал нефтяной король Асадулаев, житель Воздвиженки. Татарские названия улиц уводят в ХVII век, когда в Москве появилась Татарская слобода, заселенная выходцами из Золотой Орды. Ее жители занимались торговлей лошадьми. Многие потомки татар прославили Россию, стали русскими татарского происхождения. Хозяйка особняка на Новокузнецкой, 12, Наталья Урусова носила фамилию, которая произошла от имени Урус-хана. Предок автора «Бедной Лизы» и «Истории государства Российского», великого Карамзина – Кара-мурза. Предок князей Юсуповых – ногайский хан Юсуф. Его потомку, Николаю Юсупову, посвятил послание Пушкин:

От северных оков освобождая мир,

Лишь только на поля, струясь, дохнет зефир,

Лишь только первая позеленеет липа,

К тебе, приветливый потомок Аристиппа,

К тебе явлюся я; увижу сей дворец,

Где циркуль зодчего, палитра и резец

Ученой прихоти твоей повиновались

И вдохновенные в волшебстве состязались.

Утонченному вкусу и размаху Юсупова мы обязаны «Архангельским», изумительной усадьбой с дворцом-музеем и парком. Одну из комнат дворца заполняли портреты красавиц, «даривавших Юсупова своей любовью». Если бы среди татар объявился такой автор, как у евреев, написавший книгу «Знаменитые евреи», то, я думаю, «Знаменитые татары» стали бы бестселлером.

Юго-восточная часть Замоскворечья плохо изучена, кажется, что здесь ничего знаменательного не происходило, никто из великих не жил и не бывал. Исключение составил Максим Горький, появившийся однажды в кепке с окладистой бородой в Вишняковском (бывшем Лужнецком) переулке, 27. Сюда в многоэтажный дом писатель наведался к старому другу, Ивану Ладыжникову. В годы между двумя революциями он содержал за границей типографию, доходы которой пополняли партийную кассу Ленина. Когда «буревестник революции» вернулся на родину, то решил инкогнито посмотреть на столицу мирового пролетариата. Горький, как конспиратор, загримировался и пошел по улицам хорошо знакомой ему Москвы. В гриме и простонародной одежде Алексей Максимович наведывался в столовые, магазины, заводил душевные разговоры. После чего написал очерки во славу Сталина, заняв бывший особняк Рябушинского у Никитских ворот…

У Новокузнецкой, в Руновском переулке, 4, в трехэтажном доме жил детский писатель Александр Ивич, он же Саня, он же Игнатий Игнатьевич Ивич-Бернштейн. В его квартире ночевал тайком от московской милиции изгнанный из социалистической столицы Осип Мандельштам с женой Надеждой Яковлевной. После воронежской ссылки у него отняли кооперативную квартиру и сослали за 101 километр.

«Худой, хрупкий, балованный Саня, – писала Надежда Яковлевна, – с виду никак не казался храбрым человеком, но он шел по улице, посвистывая как ни в чем не бывало, нес всякую чепуху о литературе, словно ничего не случилось и он не собирался прятать у себя в квартире страшных государственных преступников, меня и О. М.», то есть Осипа Мандельштама. В квартире номер 1, на первом этаже при входе налево, в послевоенные годы хранился архив поэта. Он благодарил судьбу, что «лишь случайный гость Замоскворечья», где ему пришлось жить в окружении «суровых семей трудящихся» коммунальных квартир, уставленных белыми слонами большой и малой величины. Эта жизнь ушла. А ту, что пришла взамен, опишут другие поэты, когда настанет их черед предаваться воспоминаниям.

Имя «Новокузнецкая» носит станция метро, построенная в 1943 году, в разгар войны. Ее перроны украшают барельефы Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова. Их помянул в приказе Сталин, вдохновляя солдат «образами великих предков».

(Голос Сталина я услышал по радио 3 июля 1941 года. До того дня вождь никогда не выступал перед народом. О нем по радио пели песни, читали стихи, его называли великим и гениальным. Сталин казался всем и мне, первокласснику, исполином и мудрецом. Поэтому я изумился, как тихо, медленно, с трудом говорил он по-русски, начав выступление со всем, даже детям, понятных слов: «Братья и сестры, к вам обращаюсь я, друзья мои!»)

С потолка «Новокузнецкой» свисают мозаичные панно на тему мирной довоенной жизни: девушки с цветами, рабочие, строители, летчики у машин. Эти картины из цветных камешков собрал в осажденном Ленинграде художник, погибший в блокаду. По «дороге жизни» мозаики отправили в Москву. А сегодня на метро нет денег.

Они есть у нового хозяина особняка с занавешенными окнами на Новокузнецкой, 40, у всем печально известного Бориса Березовского, убывшего в далекие края.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.