Дэвид Боуи (Bowie, David)
Дэвид Боуи
(Bowie, David)
{28} В седой древности, где-то в последней трети XX столетия, критики выбивались из сил, пытаясь дискредитировать человека с разными глазами, вызвавшего такую бурю в мире музыки. Лезли из кожи вон, обвиняя его во всех мыслимых и немыслимых грехах, – да вот только он сам опережал их всех на световые годы, первым признаваясь сам во всех этих грехах и оставляя их с носом. И наконец они придумали, в чем еще его обвинить. И закричали, зашумели: «Музыка Боуи лишена всяких эмоций! Негоже вам ее слушать».
И лишь один умный сказал: «Неправда, что музыка Боуи неэмоциональна – она полна эмоций, просто эти эмоции не имеют никакого отношения к людям».{29}
Но господ журналистов тоже можно понять. Действительно, как простому критику объять умом фантастические извивы карьеры господина Боуи? Из юных рокеров он подается в мимы; из мимов идет в буддийский монастырь, но, выйдя оттуда, начинает петь песни про астронавта по имени Майор Том, который отказывается вернуться на землю.
Он позирует для обложек в специально сшитом для него мужском платье, он шокирует и дразнит.
Игги Поп и Дэвид Боуи
Не успевают господа журналисты это переварить, как Боуи уже надевает на себя маску Зигги Звездная Пыль, космического пришельца, ставшего земной суперзвездой во главе рок-группы «Пауки с Марса» (которые из ревности его же и убивают); эта ипостась на самом деле делает его суперзвездой, но в разгаре славы он «убивает» своего героя, переезжает в Америку и начинает петь «белый пластиковый соул», немедленно став героем чернокожей Америки.
Однако ему и этого мало: он объявляет себя «худым белым герцогом» на черно-белой брехтовской сцене – после чего вдруг бросает все это и уезжает с Игги Попом в Западный Берлин, где они снимают дешевое жилье над какой-то турецкой лавкой, два года пишут песни и шляются по разрушенным войной кабаре.
Вернувшись из Берлина, Боуи вдруг записывает с отцом электронного авангарда Брайаном Ино трилогию ни на что не похожих песен… И так далее, далее, далее, всегда опережая жизнь. Ну как тут бедному журналисту не сойти с ума…
Подливая масла в огонь, сам Боуи предсказывает свою жизнь в ранней песне «Перемены».{30}
Неудивительно, что влияние Дэвида на весь мир трудно измерить. Целые поколения относятся к нему с религиозным трепетом и считают главной персоной в музыке.
Даже в нашей глухой сторонке в те далекие годы заговорили о нем как о каком-то новом феномене. Наконец друг достал пластинку и торжественно пригласил меня на прослушивание. Надо сказать, первые песни особо на меня не подействовали. Пока не зазвучала «Starman», конечно же – о пришельце из космоса, который, зная, что взрослые никогда его не примут, по радио передает для детей фантастическую музыку с орбиты и – по секрету от родителей – вступает с ними в контакт.
И мое сердце дрогнуло.{31}
Помните ли вы парня, который был
В одной из ранних песен? До меня дошли слухи
Из центра управления полетом, о, нет, не говорите мне, что это правда!
Пришло сообщение с орбиты:
«Я счастлив и вам того желаю!»
Любви нужна любовь;
И следом – чудовищные подробности.
Вопль пустоты убивает меня.
Синтезированные карточки японских девочек.
У меня нет ни денег, ни волос.
И эта планета сияет, сияет, сияет.
Пепел к пеплу, кайф к кайфу.
Мы знаем, что Майор Том на игле.
Его тащит в самом высоком небе.
И ему хреново.
Каждый раз я говорю себе:
«Сегодня буду чистым».
Но маленькие зеленые колеса преследуют меня, о Боже, опять!
Я застрял с важным другом,
Я счастлив, и вам того желаю. И – вспышка света!
Я никогда не делал ничего хорошего,
Я никогда не делал ничего плохого,
Я никогда ничего не делал просто так.
Мне нужен топор, чтобы пробить лед.
Я хочу сойти прямо сейчас!
Мама говорила мне: «Если хочешь чего-то достичь,
Никогда не связывайся с Майором Томом!»{32}
В классике русской литературы, романе «Митьки», породившем бессчетное количество подражателей (и даже людей, всерьез утверждающих, что вот они-то и послужили реальными прототипами реалистически выписанных героев шинкаревского эпоса, сравнимого разве что с «Мертвыми душами» и «Анной Карениной»), так вот, главным антагонистом фантастических митьков служит вполне реальная фигура Дэвида Боуи.
Но на самом деле Дэвид Боуи является своеобразным alter ego митьков, их духовным лидером. Как это часто бывает с русской душой, будучи не в силах признаться в любви, человек всячески очерняет предмет своей страсти, но – ах! – какая глубина чувства стоит за этим отрицанием!
Альтер эго и духовный лидер митьков Дэвид Боуи
Недаром близкие к источнику люди подтверждают, что во втором, вослед за «Мертвыми душами», сожженном и навеки утерянном для нас томе романа писатель якобы сталкивает героев лицом к лицу. Но страшно даже подумать, что могло бы при этом произойти…
Нет, митьки и Дэвид Боуи навсегда должны остаться на разных полюсах мира, и только вдумчивый читатель может представить себе: спит митек, и ему снится, как он выходит в безупречном смокинге на залитую огнями сцену и под бешеный рев публики запевает «Young Americans».{33}
LP «The Man Who Sold the World», 1970
История не донесла до нас, действительно ли Боуи заказывал из далекой России каждый новый рукописный выпуск очередной части «Митьков», действительно ли он выступал под большим портретом Дмитрия Шагина, или это всего лишь досужие слухи. Но вслушайтесь, вслушайтесь в эту оду, полную страсти и печали, и спросите себя – откуда, кому? Это Боуи-то бесчувственен? Хм…
Холодное пламя,
У тебя есть все, кроме холодного пламени,
Ты будешь моим ребенком, дитя любви и мира,
Я встану рядом с тобой;
Ты так устал; это небо заставляет тебя
Чувствовать себя использованным,
Это фокус, чтобы ты видел больше,
Это может разбить твое сердце.
Навсегда оставшиеся в памяти
Старые кинофильмы – это все, что мне надо,
Чтобы спеть песню про то, как я любил
Прекраснейшую из звезд.{34}
Когда-то его называли «самым красивым человеком на земле» и «созданием из другого мира». Он, не колеблясь, отбрасывал все, за что его любили, и шел дальше. Боуи продолжает делать это и по сей день.
«Для меня самое важное – это всегда идти по новым и артистически возбуждающим меня путям. Я хочу быть способен постоянно удивлять самого себя как артиста. Мне кажется, если этот элемент отсутствует, то все рассыпается и впадаешь в регулярность концепции. А от этого легко превратиться в овощ. Лично я должен всегда встряхивать себя музыкально, чтобы снова выяснить – что же изначально привлекло меня к музыке».{35}
Более тридцати лет музыка Боуи сопровождает меня в пути; иногда я на долгие годы забываю о нем – и тем радостнее бывает возвращение. Те, кто обвинял Дэвида в бесчувственности, давно вышли на пенсию; он же продолжает писать, придумывать что-то, идти в другую сторону и не чувствует себя зависимым от мнения публики. Он делает это для себя. А песни его продолжают пробуждать чувства, о которых, пожалуй, не каждый и знает.{36}
LP «Diamond Dogs», 1974
Данный текст является ознакомительным фрагментом.