Археологическая сокровищница Москвы
Археологическая сокровищница Москвы
Сегодня многовековая толща культурного слоя московской земли открыла ученым — археологам и историкам — многие тайны. Однако не следует думать, что прошлое города изучено досконально — нераскрытых загадок осталось еще очень много. Ведь археология — наука относительно молодая. На протяжении многих столетий люди вели поиски, не имевшие под собой никакой научной основы, бессистемно. Это относится не только к московской и даже российской археологии — так начиналась европейская археология в целом. Раскопки, если мероприятия подобного уровня вообще можно было так называть, затевались с кладоискательской целью. Из найденных предметов отбиралось лишь то, что имело несомненную коммерческую ценность — изделия из драгоценных металлов, монеты, оружие, иногда — скульптуры и малая пластика. «Бесполезные», на взгляд профанов, обломки керамики, фрагменты деревянных или железных изделий, обрывки тканей варварски выбрасывались — нам никогда не удастся подсчитать, сколько бесценных свидетельств культуры прошедших эпох при этом было утрачено. Такое положение сохранялось до конца XVIII в., когда европейская аристократия увлеклась невиданной прежде забавой — коллекционированием древностей. Сильный толчок к возникновению этой моды дало обнаружение в Италии городов Помпеи и Геркуланума, погибших в результате извержения вулкана Везувий в 79 г. н. э. Раскопки Помпеи начались в 1748 г.
С этого времени археологические поиски стали проводиться более планомерно. Их организаторами стали не полуобразованные кладоискатели, а люди образованные, имевшие представление об исторической науке. Проведение раскопок предварялось архивными изысканиями, а найденные предметы оценивались не только с точки зрения содержания в них благородных металлов — учитывалась историческая значимость находок.
Зарю российской археологии ознаменовали раскопки древнегреческих городов на Черноморском побережье. Но это не значит, что центральная часть страны была обойдена вниманием. Не станем подробно обсуждать всю историю развития отечественной археологии, остановимся только на одном, по-, жалуй, самом ярком представителе плеяды адептов зарождавшейся науки — князе Михаиле Михайловиче Щербатове (1773–1790) — экономисте, публицисте и, что гораздо важнее, историке. Многообразие интересов князя Щербатова еще раз подчеркивает многогранность археологии как науки, а главный его труд, ставший делом всей жизни Михаила Михайловича — «История Российская от древнейших времен», основанная на результатах археологических раскопок и архивных исследований. Этот труд, аккумулирующий плоды многолетних исследований (проведенных как самим Щербатовым, так и другими учеными), описывал русскую историю вплоть до начала XVII в. и не получил продолжения из-за смерти автора, работавшего над ним буквально до последнего дня жизни. В «Истории» князя Щербатова приводится немало фактов из истории и быта Московского княжества.
Безусловно, нельзя не упомянуть Ивана Егоровича Забелина (1820–1908) — видного историка и археолога. С 1883 по 1908 г. Забелин являлся фактическим руководителем московского Исторического музея (интересная подробность — с середины 1880-х гг. этот энтузиаст даже жил на территории музея), а с 1907 г. был избран почетным членом Российской академии наук. Свою научную деятельность И. Е. Забелин посвятил изучению истории древнерусских государств, искусства, ремесла и повседневного быта средневековой Руси и, конечно же, Москве и тайнам ее истории. Труд И. Е. Забелина «История города Москвы», впервые увидевший свет в 1902 г., и сегодня считается одним из наиболее полных популярных изданий, посвященных прошлому нашей столицы. Московской истории посвящены и другие работы Забелина — «Древности Москвы и их исследования» (1867), «Домашний быт русского народа в XVI–XVII вв.» (1869), «История русской жизни с древнейших времен» (1879), «Материалы для археологии и статистики г. Москвы» (1891).
И, конечно, рассказ об исследователях истории Москвы был бы неполным без имени Александра Андреевича Спицына (1858–1931), которого без преувеличения можно назвать одним из основоположников славяно-русской археологии. Видный знаток и систематизатор восточно-славянских первобытных и средневековых древностей, с 1892 г. Александр Андреевич активно участвовал в работе Археологической комиссии, а в 1919 г. был избран действительным членом Академии истории материальной культуры.
Да, уже во второй половине XIX в. русская археология была вполне сформировавшейся отраслью науки, сделавшей немало важных исторических открытий, приподнявших завесу тайны над прошлым земли Русской — и Москвы. Однако молодая наука еще не получила безоговорочного приоритета — наравне с серьезными исследователями «работали» по старинке и самодеятельные «археологи» и «коллекционеры», люди, которых можно скорее назвать кладоискателями и собирателями курьезов, порой фальсифицированных хитрыми торговцами — «старинщиками». И все же такие собиратели-дилетанты тоже оказали немалую услугу русской исторической науке. Очень показательна история, которую приводит в своей книге «Меткое московское слово» москвовед и этнограф Е. П. Иванов — по его словам, этот «курьезный случай» поведал «рыночный торговец стариной». «Купил Потап Степаныч Кузнецов… топорик. Ребятишки его в земле сыскали и орешки тюкали. Привез его на Нижегородскую ярмарку, а туда антиквар Иванов из Москвы наехал. Увидел топорик, продай да продай! Потап ему за семьдесят пять рублей и удружил. Привез Иванов его в Москву, и пошел о топорике слух, что редкость великая. Из Исторического музея князь Щербатов пришел в магазин и говорит „Продайте, это Андрея Боголюбского бердыш“. А Иванов туда-сюда, продал, говорит, иностранцам… Щербатов шасть к великому князю Сергею Александровичу и с прошением — оставить топорик в России. Вызвали Иванова: хочешь, говорят, в Москве проживать, так отдай. Подумал, подумал Иванов и отдал, а ему Исторический пятьсот рублей уплатил. Пришел Потап Степаныч после к Щербатову, а он ему топорик этот, что мальчишки орехи тюкали, на стеклышке казать вынес… Кабы знал Потап-то! Сам небось за трешку купил…»
И все же до пристального изучения археологических свидетельств прошлого Москвы было еще далеко. К тому же на период революций и гражданской войны изыскания были прерваны… Как ни странно, определенную пользу в археологических исследованиях принесли работы, связанные с тем самым «сталинским» планом реконструкции города (1935) и прокладкой метрополитена (начатой в 1931 г.). Найденные при земляных работах свидетельства ушедших веков тщательно исследовались. Эти находки и сегодня можно увидеть в Московском Историческом музее. Порой удавалось сделать даже настоящие открытия. Например, историки долго спорили о точном местонахождении Опричного двора — находившейся вне стен Кремля резиденции Ивана Грозного. Построенный в 1567 г., он был настоящей крепостью, окруженной высокой стеной, надежно защищавшей два великолепных здания, которые можно смело называть дворцами. Дворцы Опричного двора соединялись крытым переходом. Причина возникновения Опричного двора была достаточно драматична — она связана с историей жестокой борьбы, которую Иван Грозный вел с боярской оппозицией. Иван IV, опасаясь козней враждебных ему представителей боярских родов и памятуя о трагической судьбе своей матери Елены Глинской, которую отравили придворные интриганы, покинул Кремль. Сначала царь с верными приближенными и семейством удалился в Александровскую слободу (ныне город Александров Владимирской области) — это произошло в 1564 г. Следующий год ознаменовался введением на Руси печально знаменитой опричнины. Но необходимость посещать столицу осталась. В то время кремлевские великокняжеские палаты еще не были восстановлены после пожара 1547 г., когда их каменные стены выкрошились от огня, буквально рассыпавшись в прах. Поэтому царь, посещая Москву, останавливался на специально возведенном Опричном дворе — поближе к Кремлю. Опричный двор оставался царской резиденцией несколько лет — до тех пор, пока на территории Кремля не был построен деревянный дворец.
Переменчивая судьба Опричного двора, казалось, впитала тревожность, которой была отмечена история его основания. В 1571 г., во время набега крымского хана Девлет-Гирея, Опричный двор сгорел дотла, но уже к 1575 г. был отстроен заново. Впоследствии Опричный двор неоднократно подвергался переделкам и перестройкам, так что вскоре от первоначального архитектурного замысла почти ничего не осталось. А в XVIII в. дворцы Опричного двора были снесены и его территория застроена. Он исчез, растворился в изменчивом море московской застройки, и впоследствии историки не могли точно установить, где именно стоял Опричный двор. Архивные исследования позволили установить лишь приблизительное его местонахождение… Например, было известно, что царь избрал местом своего жительства двор своего тестя, князя Михаила Васильевича Черкасского, отца второй супруги Ивана — Марии.
Казалось, история Москвы обогатилась еще одной загадкой, над решением которой предстоит биться поколениям исследователей. Но вот в 1934 г. во время сооружения метрополитена на участке, ограниченном улицами Воздвиженка, Моховая, Большая Никитская и современным Романовым переулком — фактически на месте корпусов МГУ, — обнаружили слой белоснежного песка. Песок явно был завезен издалека. Историки обратились за помощью к геологам и выяснили, что песок этот был привезен с Воробьевых гор. Так подтвердились встречавшиеся в старинных хозяйственных документах указания на то, что при постройке Опричного двора Иван Грозный повелел выровнять и приподнять над уровнем грунта отведенную для него территорию, используя воробьевский песок.
Точные границы утраченного Опричного двора были установлены. Ученых поразило, насколько, оказывается, он был на самом деле обширен. А следом последовало и еще одно важное открытие: в комплексе построек старого здания МГУ (XVIII в.) обнаружились вписанные в застройку белокаменные сводчатые помещения — чудом уцелевшие остатки царской резиденции.
Однако не следует думать, что столь кардинальная реконструкция исторических районов Москвы, которую предписывал «сталинский» план, стала для историков и археологов праздником. Да, многое было обнаружено, но эти находки совершались случайно, а их результаты становились достоянием науки лишь благодаря энтузиазму ученых, выхватывавших древности буквально из-под лезвий лопат. Реконструкторы безжалостно крушили все, что «мешало» их замыслам. Слишком многое было искалечено, утрачено безвозвратно — и по сравнению с этими, подчас невосполнимыми потерями польза от находок очень мала. Так погиб, например, находившийся на территории Кремля Чудов монастырь, основанный в 1365 г. святителем Алексием, митрополитом Московским. Бережно сохранявшиеся древние стены в последующее время подверглись некоторой переделке — так, в XIX в. архитектор М. Ф. Казаков оформил въезд в монастырь в виде пышного портала в стиле «русской готики», но все же архитектурный комплекс Чудова монастыря дошел до начала XX в. во всей прелести архитектурного замысла древних строителей. Во дворе монастыря возвышался построенный в 1501 г. храм Чуда Михаила Архангела — в его архитектуре удивительным образом сочетались древнерусские архитектурные традиции и новейшие для своего времени веяния, следы влияния на русскую архитектуру итальянских мастеров.
В 1929 г. собор был разобран, а через несколько лет настала очередь самого монастыря… Варварское разрушение было настолько поспешным, что обреченные здания даже не удосужились обмерить и описать. Сегодня нам на память остались лишь немногочисленные низкокачественные фотографии — в основном, запечатлевшие Чудов монастырь с внешней стороны его стен, и разглядеть на них какие-то подробности, мелкие архитектурные детали не представляется возможным. К тому же цветной съемки тогда не существовало…
Московская археология в те дни словно вернулась к отправной точке — невольных «изыскателей» интересовала лишь коммерческая ценность найденных во время земляных работ предметов. Планомерные раскопки под руководством ученых начались в Москве лишь в 1946 г. Изыскания в важнейших исторических районах города стали проводиться под эгидой таких авторитетных в научном мире учреждений, как Институт археологии АН СССР, музеи Московского Кремля, Исторический музей и ряда других. Результаты не замедлили последовать — уже в 1956 г. при раскопках в Александровском саду археологи нашли цокольную часть Кутафьей башни Московского Кремля, датируемую XV в., остатки подъемного моста и гидротехнических сооружений на месте русла реки Неглинной. В 1959 г. на территории Кремля были обнаружены древнейшие горизонты культурного слоя. Они поведали ученым о начале XI в. — времени, на полвека отстоящем раньше времени, которое, основываясь на первом упоминании в летописи, традиционно принято считать датой основания Москвы. Были найдены жилые и хозяйственные постройки XI–XV в. и даже царские палаты, датируемые XVII в.! Помимо этих архитектурных сооружений, в ходе исследований было обнаружено немалое количество холодного оружия и доспехов, ремесленных орудий, утвари — настоящее сокровище, пусть и не все составляющие этого клада оказались выполненными из золота. Их историческая ценность неизмерима.
Исследователей того времени волновал (как волнует и поныне) не только роскошный быт знати — картина повседневной жизни города неотделима от быта его рядовых обитателей, тех, чьими руками создавались и обслуживались царские и боярские терема. Важным шагом в изучении прошлого Москвы стало открытие в 1946 г. в устье р. Яузы целого района — Гончарной слободы, влияние сосредоточенных в которой ремесленных производств на экономику средневековой Москвы трудно переоценить. Были найдены жилища слободчан и мастерские с прекрасно сохранившимися оборудованием, образцами производившихся в Гончарной слободе товаров и даже полуфабрикатами — это прояснило многие вопросы, связанные с технологиями русских средневековых производств.
Немаловажные результаты дали раскопки в Зарядье — они проводились в 1949–1951 и 1953–1960 гг. В их ходе были найдены ремесленные мастерские — кожевенные (XI, XIII, XVI вв.), кузнечные и ювелирные (XIV в.), раскопаны остатки городских резиденции феодалов, датируемые XVI и XVII вв., и жилище горожанина-приказного (чиновника). Кроме этого, глазам исследователей предстали старинные мостовые, остатки пристани на Москве-реке, колодцы и водоотводные трубы.
Разумеется, эти раскопки на территории Москвы не были последними. Древний город представляет собой огромное поле для исследований. Так, много важных находок было сделано в районе Коломенское — с 1974 г. эта местность, благодаря своей научной значимости, была объявлена архитектурным заповедником, и археологические работы с успехом ведутся в Коломенском до сих пор. Но в основном, конечно, при проведении раскопок сказывается специфика плотно застроенного мегаполиса — археологи приступают к делу при реставрации или перестройке участков древних кварталов. Сложилась традиция: не проводить строительные и ремонтные работы в центре города, прежде чем место их проведения не подвергнется тщательному изучению специалистами. Например, в 1996 г. во время реконструкции Гостиного двора был обнаружен замурованный в фундамент строения серебряный клад. Много интересных и важных находок было сделано в 2000-е гг. — во время модернизации Манежной площади и при сносе здания гостиницы «Москва». Предстоят такие археологические раскопки и в будущем — ведь Москва, как живой организм, обновляется непрерывно!
И все же в этом изменчивом калейдоскопе можно увидеть зримые, вещественные свидетельства прошлого — и не только те из них, которые мирно ждут вашего внимания за стеклами музейных витрин.