«ДЗЕРЖИНСКИЙ ПОРУЧИЛ ЕМУ ВОЗВРАТИТЬ БРАУНИНГ ЛЕНИНУ…»

«ДЗЕРЖИНСКИЙ ПОРУЧИЛ ЕМУ ВОЗВРАТИТЬ БРАУНИНГ ЛЕНИНУ…»

Сын чекиста Я. Д. Березина пишет:

«Я прочитал журнальный вариант книги А. Антонова-Овсеенко «Берия».

Рассказывая о трагической судьбе одного из руководителей ВЧК, М. С. Кедрова, автор ищет и не находит ответа на важный вопрос: почему в 1921 году Дзержинский оставил без последствий докладную Кедрова?

Наверное, одному мне известно, чем закончилось рассмотрение докладной и как много лет спустя, в 1939-м, то благодушие по отношению к Берия, а возможно, и укрывательство повлекли за собой трагедию Кедрова и его близких, нашей семьи, а в конечном счете обернулось всенародным горем.

Об этом рассказал в 1956 году мой отец — Я. Д. Березин — секретарь МЧК в 1918–1921 годах и начальник административной части ГПУ — ОГПУ в 1922–1924 годах.

Тогда, в декабре двадцать первого, Дзержинский вызвал Березина и вручил ему ордер на арест Берия. При этом Феликс Эдмундович сказал, что Кедров написал докладную, в которой есть факты о провокаторской деятельности Берия — ответственного работника Азербайджанской ЧК.

Березин хорошо знал Кедрова по совместной работе в ЧК; в нашем семейном архиве сохранилась фотография руководителей ВЧК и МЧК в 1919 году, где Кедров и Березин запечатлены в одном строю. Что касается Берия, то тогда отец впервые услышал эту фамилию.

Для задержания и ареста Берия был назначен наряд из четырех чекистов. Ни старший по наряду, ни трое бойцов не знали, кого они должны арестовывать.

За несколько часов до прихода ночного поезда из Баку, Дзержинский вновь вызвал Березина, сказал, что арест Берия отменяется, попросил сдать ордер, порвал его.

«Что случилось?» — спросил Березин. «Позвонил Сталин и, сославшись на поручительство Микояна, попросил не принимать строгих мер к Берия», — ответил Дзержинский.

Докладная Кедрова осталась у Дзержинского, он не передал ее в аппарат ЧК. Что стало дальше с докладной — неизвестно.

Берия в ту ночь не прибыл в Москву, за неявку в ВЧК он не получил упреков. Выходит, на то была санкция Дзержинского или Сталина.

Этот случай запомнился отцу навсегда. Он говорил мне, что Берия не мог получить в двадцать первом году от работников МЧК информацию о готовящемся аресте. К тому времени Березин знал о Берия практически все и считал, что он шкурой почувствовал нависшую над ним опасность ареста после проверки, проведенной Кедровым в Баку.

Сегодня все сходятся во мнении, что Сталин лишь в 1924 году узнал Берия. Получается, что главным ходатаем за этого подонка выступал Микоян, который знал его с 1919 года. Что это? Благодушие или расчетливое укрывательство провокатора, с которым они были «повязаны одной веревочкой»? Отец считал, что и на этот вопрос в свое время должен быть получен ясный ответ. В конце 1931 года Берия неожиданно для многих возник на посту первого секретаря ЦК Компартии Грузии. Ровно через год, в 1932-м, Березин был награжден вторым знаком Почетного чекиста. На торжествах, посвященных 15-летию органов ВЧК-ОГПУ, он в узком кругу чекистов рассказал о былых намерениях Дзержинского арестовать Берия и о роли Сталина и Микояна в этом деле.

В то время Менжинский был болен, а исполнявший обязанности председателя ОГПУ Ягода полностью ориентировался на Сталина. Порочный дух доносительства проник в ряды чекистов. Нашелся доносчик и на Березина. В ноябре 1938 года Сталин назначил Берия наркомом внутренних дел. Он не стал арестовывать Кедрова и Березина, более того, терпел в центральном аппарате НКВД на руководящей должности сына Михаила Сергеевича — Игоря Кедрова..

На первый взгляд, Берия добряк: кто старое помянет — тому глаз вон. Березин считал по-другому. На первых порах Берия был обязан выполнять установку Сталина: судьба людей, известных ему лично, решается только им самим: обстоятельства заставляли Берия выжидать.

В начале. 1939 года Кедров встретился с Березиным и сообщил, что он решил первым пойти в неравный бой с Берия. Он считал, что потом будет поздно.

Березин ответил: неправильно думать, что Сталин не знает истинного лица Берия. Рассказал о неприятном объяснении с Ягодой по доносу в 1932 году. По мнению отца, у Кедрова не было шансов на успех. На это Михаил Сергеевич заявил, что лучше умереть в открытом бою, чем ждать, когда Берия убьет из-за угла.

В конце встречи Березин дал слово Кедрову, что в случае чего не выдаст его.

Вслед за сыном й отцом Кедровыми в июле 1939 года арестовали Березина — последнего оставшегося на свободе дважды Почетного чекиста.

О том, что было дальше, больно рассказывать и трудно писать. Но я все же пишу — это мой долг перед светлой памятью моих родителей. Березину предъявили обвинения в попытке покушения на Ленина.

Здесь я должен сделать небольшое отступление. В 1919 году в районе Сокольников шайка вооруженных бандитов остановила и угнала автомобиль, в котором ехал Ленин. К счастью, Владимир Ильич при этом не пострадал. Грабители лишь забрали у него личные вещи. Вскоре московские чекисты настигли и в перестрелке смертельно ранили главаря шайки Якова Кошельникова. При обыске у него были изъяты документы убитого сотрудника МЧК Королева, 63 тысячи рублей, бомба, два маузера и браунинг. По номеру чекисты установили, что браунинг — личное оружие Ленина. Дело по уничтожению банды было за МЧК, операцией руководил Березин, поэтому Дзержинский поручил ему возвратить браунинг Ленину. Кстати, дело по ликвидации банды сохранилось в архиве, его отнесли к разряду уголовных.

Теперь возвращаюсь к основной теме. Бериевские следователи обвинили Березина, что браунинг был заряжен, и когда он передавал его Ленину из рук в руки, то лишь бдительность личной охраны не позволила отцу исполнить «коварный замысел».

Предел кощунства? Да, но на это и был расчет: ошеломить Березина чудовищной ложью.

Через несколько суток после изнурительных допросов, следователь открыто предложил Березину сделку: давайте показания на Михаила Кедрова, и мы обвинения в попытке покушения на Ленина снимем. Отец категорически отказался.

Бериевцы решили применить пытки. Одна из них — «пятый угол». Небольшая комната окрашена в темно-зеленый цвет, пол коричневый. С потолка свисает электролампа, прикрытая колпаком так, что высвечиваются лишь галифе и сапоги палачей, выстроившихся спиной к стене. Измученного допросами и бессонницей Березина надзиратели вталкивают в комнату. Садисты швыряют его от стены к стене, бьют сапогами и цинично выкрикивают: «Мы больше не будем, если ты, фашистская сволочь, найдешь здесь пятый угол».

На втором «сеансе» он уловил среди выкриков голос следователя. Собрал остаток сил и выждал, когда его толкнули в нужную сторону. Выпрямился как пружина, схватил палача за грудки, оторвал от пола и кулаком нанес сокрушительный удар в подбородках. Сам слышал, как затрещали кости; следователь затих на полу. На несколько секунд воцарилась мертвая тишина…

После жестоких побоев отец очнулся в карцере. Невыносимо болело сломанное ребро. Надели наручники, от которых отекали и не переставая болели руки. Новый следователь завел на Березина еще одно — уголовное — дело за нанесение телесных повреждений офицеру НКВД при исполнении им служебных обязанностей. И участие в пытках считалось у них исполнением служебного долга.

Ни сам Берия, ни его ближайшие сподручные не вызывали Березина на допросы. Моей матери А. И. Фатеевой «повезло» гораздо больше. Отчаявшись выбить показания из отца, Берия прислал за ней своих порученцев. Ее привезли в час ночи. Разговор он начал ровным голосом: «Ваш муж — враг народа. Мы вам доверяем, как бывшему работнику ОГПУ и заместителю областного прокурора. Откажитесь от него. Я обещаю благополучие вам и детям».

При первой же возможности вставить слово в размеренную речь Берия мать заявила, что она ни за что на свете не откажется от своего мужа, не верит, что он враг народа.

Берия по-прежнему спокойно ответил: «Ты сама выбрала свою судьбу».

Ее вывели из здания на Лубянке, сопроводили на другую сторону улицы и оставили. В то время мать была беременна на девятом месяце, мне не было еще двух лет, а старшей сестре Майе исполнилось четыре.

На следующий день у матери начались преждевременные роды и ее увезли в родильный дом. Комендант нашего дома Нелькин уже успел «уплотнить» нас из четырех комнат в одну маленькую.

Когда мать рожала младшую сестру Надежду, опять приехали на квартиру с вызовом на допрос. Опоздали на полсуток.

Как только мать вернулась домой, ее подняли с постели и в середине ночи увезли в НКВД. С ней «беседовал» кто-то (он не счел нужным представиться) из близких помощников Берия. Этот стал сразу кричать й угрожать. Ослабленная родами, подавленная морально, мать успела сказать, что отец коммунист с дооктябрятским стажем, один из любимцев Дзержинского, и… потеряла сознание.

Она упала грудью и лицом на стол. Очнулась через несколько секунд и, не поднимая головы, услышала, что хозяин кабинета спрашивает: «Что она мне здесь наделала?» Дежурный офицер обмакнул указательный палец в разлившуюся по столу белесую жидкость, понюхал, попробовал на вкус и ответил: «Да это же грудное молоко».

Хозяин с пренебрежением сказал: «Немедленно уберите ее». Опять перевели на другую сторону улицы и велели идти домой..

Отец решил пойти на крайность: дал отвод новому следователю, молчал на допросах, при пытках стал отвечать ударом на удар.

И вдруг в конце марта 1940 года Березина переводят в сравнительно неплохую камеру, не вызывают на допросы, дают отоспаться. Еще через несколько дней следователь вызывает Березина и объявляет постановление наркомата внутренних дел о прекращении следствия по его делу за недоказанностью предъявляемых обвинений и об освобождении из-под стражи. Он не поверил, насторожился.

Но вот его опять вызывают и говорят, что ему сегодня вернут носильные вещи и он может идти домой.

Березин снимает тюремную робу, надевает гимнастерку, на которой лишь дырки от наград.

«Где партбилет, где орден Ленина, где знаки Почетного_чекиста?» — спрашивает он.

«Получите позже, а сейчас идите домой», — отвечают.

«Пока не вернете, я не уйду отсюда», — заявляет Березин. Его опять переодевают в казенную одежду, водворяют в камеру. Проходят пять длинных дней. Ничто не меняется.

На шестой день приносят вещи и все, что требовал вернуть. Березин внимательно просматривает документы. Партбилет, орденская книжка и грамота к знаку Почетного чекиста от 1932 года — все в дубликатах. Лишь грамота к знаку Почетного чекиста от 1922 года, подписанная Дзержинским, в подлиннике.

Значит, был подготовлен к уничтожению, но освобожден. Почему?

Первое, что узнал после выхода из тюрьмы, — это то, что Г. М. Кржижановский обращался с просьбой за него лично к Сталину. Второе — в 1939 году работала комиссия под председательством члена Политбюро Андреева по проверке НКВД на предмет выявления невинно осужденных. Наконец, дознался, что было постановление Верховного Суда СССР, оправдавшее М. С. Кедрова, но его нигде нет и никто не знает, где он.

Березин считал, что всего этого было недостаточно для его освобождения, каждый день ждал нового ареста. Через несколько лет он пришел к умозаключению, что НКВД мог освободить его, а Верховный суд оправдал Кедрова только по указанию Сталина. Зачем же это нужно было Сталину? Такая уж у него была повадка — «держать на крючке» людей из своего ближайшего окружения. У Сталина была редкостная память, и он, конечно же, помнил о разговоре с Дзержинским в двадцать первом. Он знал и о доносе на Березина в тридцать втором. М. С, Кедров и Я. Д. Березин были нужны Сталину как обладатели и живые свидетели компромата на Берия.

Судя по всему, Берия разгадал этот ход Сталина и втайне от него подписал постановление НКВД о расстреле Кедрова. Берия так и не освободил Кедрова из-под стражи вплоть до убийства. Уж слишком его боялся. Сделал он это грязное дело в 1941 году, когда началась война и Сталину было не до Кедрова. Для советского народа была Великая

Отечественная война, а для провокатора Берия — удобный повод для сведения личных счетов. Конечно, он сильно рисковал: узнай о его самоуправстве Сталин, ему бы не поздоровилось. Но расчет опытного провокатора оказался для него верным.

Березин же не читал докладную Кедрова и не знал подробностей и конкретных фактов, т. е. представлял меньшую, чем Кедров, угрозу для Берия. К тому же секретариат ЦК утверждал Березина руководителем строительства различных энергетических объектов имени Сталина (ТЭЦ Завода им Сталина, Сталинградская ГРЭС и другие). Одним словом, он был на виду и даже имел рабочие контакты непосредственно со Сталиным.

Видимо, Берия высчитал, что физическое уничтожение Березина — это неоправданный риск.

Березину пришлось домысливать некоторые выводы по своему делу и делу М. С. Кедрова, т. к. все было покрыто плотной пеленой секретности. Хочется надеяться, что время внесет большую ясность в яркий эпизод борьбы здоровых сил в партии и органах государственной безопасности с Берия — этим безобразным порождением сталинизма.

Вместе с тем, мне не хотелось бы, чтобы на основании моего письма можно было сделать вывод, что в НКВД работали только подонки. Мать рассказывала мне, что один из офицеров, делавших обыск у нас на квартире во время ареста отца, сказал своему напарнику: «Ты только посмотри, кого арестовали! Да как же это так! Что творится на белом свете?»

Тюремный парикмахер, что брил Березина, кормил его черносливом. Этот удивительный человек заранее вынимал косточки из сушеных слив и складывал их в карман халата. Во время бритья из своей руки скармливал отцу 10–15 слив, чтобы, как он говорил, не заклинивало желудок. Парикмахер сильно рисковал: в случае доноса на него получил бы лет пять лагерей.

История постепенно расставляет все по своим местам…»

(Березин Ф. История ордера на арест Берия // Юность. — 1989.)