Между двух войн
Между двух войн
В 1920–1930-х годах Лесной сохранял свой уникальный полусельский-полугородской характер. «Лесной являлся в прошлом излюбленным дачным местом мелкой буржуазии и чиновничества, поэтому здесь нет красивых богатых дач, а преобладают скромные домики, – отмечалось в „Путеводителе по северным окрестностям Ленинграда“, изданном в 1935 году. – В настоящее время он полностью слился с городом».
Последнее утверждение едва ли соответствовало истине: до самой войны Лесной являлся полугородом-полудеревней.
На Серебряном пруду. Фото 1928 года (из семейного архива С.П. Николаевой)
Многие лесновские жители держали кур, коз, иногда встречались пчелиные ульи. Многие местные жители ходили купаться на Серебряный пруд, а осенью в березовой роще возле пруда собирали подберезовики.
В Лесном царили тишина и какое-то очень милое провинциальное спокойствие. «До войны в Лесном всегда было очень тихо, – вспоминает старожил Лесного Галина Николаевна Есиновская, автор уникальных воспоминаний о довоенном прошлом этих мест. – Только слышны гудки паровозов на Кушелевке, где-то залает собака, да донесутся звуки траурной музыки, когда пройдет похоронная процессия».
Что касается похоронных процессий, со скорбной торжественностью и величием двигавшихся по Большой Спасской улице на Богословское кладбище, то они действительно являлись событием. Это подтверждает и Галина Николаевна Есиновская. «До войны при похоронах гроб устанавливали на дрогах, запряженных лошадью в траурной попоне, и провожающие шли за гробом весь путь пешком, – вспоминает она. – Более богатые похороны сопровождались музыкантами, которые тоже шли пешком, иногда через весь город, и время от времени исполняли траурные мелодии».
Когда похоронная процессия проходила мимо Преображенской часовни, стоявшей в районе нынешней площади Мужества – на повороте теперешней Политехнической улицы к проспекту Непокоренных, – и выходила на прямую дорогу к Богословскому кладбищу, музыканты исполняли похоронный марш. «Щемящая душу музыка далеко разносилась по предместью…»
И еще строки из воспоминаний Г.Н. Есиновской: «…Очень громко пели соловьи в Лесном, просто заливались, и не только в парках, но и на улицах, даже в нашем дворе. Было много птиц как летом, так и зимой. Но голубей почему-то не было. По улицам лишь время от времени проезжали телеги с грузом, и очень редко появлялся грузовик – трехтонка или пятитонка… Настолько мало было езды по улицам, что зимой я совершенно беспрепятственно каталась в финских санях по самой середине Старо-Парголовского проспекта и часто доезжала до Сосновки, не встречая ни лошади, ни машины».
Многие старожилы Лесного подтверждают: характерной приметой довоенного Лесного служило необычайное обилие птиц. Громко пели соловьи, просто заливались, причем не только в парках, но и во дворах.
Здешние мальчишки покупали птиц на рынке, но многие сами ловили щеглов и чижей на безлюдной окраине парка Лесотехнической академии, на углу нынешних улиц Карбышева и Новороссийской. Тут стоял глухой высокий забор. Ребята мастерили клетки, свистом подражали пению своих любимцев, кормили и поили их. Весной, в праздник Благовещения, по давней традиции, птиц выпускали на волю…
Воздух в Лесном, по воспоминаниям Г.Н. Есиновской, был очень чистым, и нем улавливались малейшие запахи. Если появлялся запах хлеба – значит, ветер дул с юго-востока, от хлебозавода, и можно было предположить, что завтра дождя не будет и погода изменится к лучшему. Если же ощущался приторный запах леденцов или карамели – значит, дул южный ветер, приносивший запах от конфетной фабрики имени Микояна (бывшей Ландрина). А значит – ждать хорошей погоды…
Наказ студентов Ленинградского Политехнического института будущим депутатам Ленсовета. Из газеты Политехнического института «Товарищ», конец 1920-х годов
На катке Политехнического института, апрель 1931 года. Фото H.H. Вильдтгрубе
Чрезвычайные события в Лесном случались достаточно редко, поэтому если уж они происходили, то становились настоящими сенсациями. Одна из подобных историй произошла 7 января 1925 года, когда в Лесном случилась авиакатастрофа. Беда произошла с самолетом, поднявшимся с Комендантского аэродрома и отправившегося в тренировочный полет. Подробности этой трагической истории выяснил петербургский журналист Дмитрий Шерих, который назвал ее «одной из самых громких авиакатастроф в истории нашего города».
Самолет парил над северными окрестностями. Полет проходил нормально, но в три часа дня летательный аппарат неожиданно сорвался в штопор и уже не смог выправиться. Аэроплан упал возле Дороги в Сосновку (теперь Политехническая улица). Жертвами катастрофы стали два летчика – пилот Андрей Петров и комиссар отряда Павел Конев-Жуков.
По странному стечению обстоятельств, эта трагедия повлекла за собой еще одну, совершенно нелепую катастрофу. После того как весть о падении самолета дошла до авиаторов, на место трагедии с Корпусного аэродрома, располагавшегося в районе нынешнего парка Авиаторов в Московском районе, отправилась специальная комиссия. Однако добраться до Лесного ей не удалось: на одном из переездов автомобиль с комиссией столкнулся с поездом. Пассажиры получили серьезные ушибы, а шофер красноармеец Кондратьев погиб. Как сообщали газеты, он был «убит на месте, причем у него поездом оторвана голова».
По воспоминаниям дочери разбившегося тогда Павла Конева-Жукова, Веры Павловны, роковых предчувствий у отца не было, хотя нечто странное случилось: «Когда в ночь на седьмое января Павел Федорович уехал на аэродром, в окно их квартиры кто-то постучал. Стук слышали все, кто был дома. Но ведь жили они на четвертом этаже! Птицы? Ночью они обычно не летают. В общем, все испугались – не знали, что и подумать. А потом пришла страшная весть…».
Жертв авиакатастрофы в Лесном хоронили торжественно. В аэроклубе прошел митинг, где в числе прочих выступал командующий округом В.М. Гиттис. Траурные сообщения обошли все ленинградские газеты. Местом погребения летчиков стала Коммунистическая площадка в Александро-Невской лавре.
По воспоминаниям дочери Конева-Жукова, «жена Павла Федоровича очень горевала, несколько месяцев изо дня в день ходила в Лавру – на могилу мужа. Тяжело болела. Потом, правда, пришла в себя и даже вышла замуж вторично – и в том браке родилась у нее знаменитая дочь, балерина Нинель Кургапкина…».
* * *
Впрочем, вернемся к лесновскому быту. В 1930-х годах в Лесном стала кое-где появляться городская застройка, возникали «стандартные дома» – двухэтажные щитовые бараки. Однако типичными для Лесного оставались двухэтажные деревянные дома с резными наличниками, балконами и верандами, часто с выходом в сад.
«Несколько ступеней из садика, до половины стеклянная дверь и посетитель оказывался на веранде, – описывает старые лесновские дома Г.Н. Есиновская. – Оттуда еще одна стеклянная дверь – и он уже в комнатах. Эту дверь закрывали на задвижку обычно только ночью. Встречались и открытые балконы на первом этаже… Теперь это даже трудно себе представить. Воровства в наших краях не было, никто квартир не грабил. Да и условий таких не было – все друг друга знали, и если бы кто-нибудь чужой начал что-либо выносить из квартиры, все бы соседи сбежались и поймали вора».
Очень много цветов, особенно в палисадниках. Повсюду росла сирень, в садах – плодовые деревья, жасмин и шиповник.
Что же касается лесновских довоенных жителей, то в основном они являлись людьми с небольшим достатком, одевались скромно, но аккуратно…
Уже упоминавшийся выше, петербуржец Евгений Шапилов сохранил воспоминания о довоенном быте жильцов бывшего дома генерала Лузанова на Малой Объездной улице. Здесь, напомним, жила его тетушка – Александра Ивановна Шапилова. «У тетушки жили животные – коты, собаки, козы, поросята, гуси и индюшки, – вспоминает Евгений Шапилов. – В ту пору домашним животным в Лесном жилось привольно и сытно. Одно время у Александры Ивановны жил своенравный козел Мишка. Сосед же тети по имени Михаил назвал свою козу, как полагали мои родственники, в отместку – Шуркой. И когда Александра Ивановна звала своего питомца: „Мишка, Мишка, Мишка“, – сосед так же звонко кликал „Шурку“».
В саду росли всевозможные цветы – гладиолусы, георгины, астры, и многочисленные гости Александры Ивановны уезжали из ее гостеприимного дома с огромными букетами цветов. За домом располагался большой хозяйственный двор, где до конца 1930-х годов находились прачечная, каретная, конюшня и дровяной сарай.
…Уникальные и уже давно позабытые штрихи из жизни Лесного 1920–1930-х годов поведал старожил этих мест Петр Николаевич Заботкин. По его словам, на пространстве, занимаемом ныне заводом «Красный Октябрь», каждую весну и лето было царство цыган. Костры, лошади, телеги… В конце Английского проспекта стояло несколько деревянных домов с еврейским населением.
«На самом углу Английского проспекта и 2-го Муринского летом устраивали карусель с брезентовым шатром, – вспоминает Петр Николаевич. – Приводилась она в действие живой силой. На месте нынешнего ЗАГСа на Институтском проспекте стоял двухэтажный дом, в первом этаже которого помещался магазин детских игрушек. В обиходе его звали „Петрушкой“ – по фамилии его владельца Петрова. Мальчишек особенно привлекало, что здесь продавались настоящие литые из свинца пугачи. На углу Болотной улицы и 2-го Муринского находился театр. Он уже не работал и был огорожен забором. Мы с мальчишками забирались вовнутрь – там был зал с прекрасными креслами, обитыми красным бархатом. В конце 1920-х годов театр сломали».
На 2-м Муринском проспекте, неподалеку от «дачи Шаляпина», находился небольшой рынок. В Масленицу здесь стояли извозчики и катали на санях. Еще один рынок находился на нынешней Светлановской площади, причем первоначально рынок находился на месте нынешнего полукруглого здания на углу проспекта Энгельса и 2-го Муринского проспекта (где впоследствии разместится универмаг). По воспоминаниям старожилов, рынок представлял собой железные конструкции с большим стеклянным куполом, наподобие «Пассажа». Затем, и вплоть до реконструкции 1960-х годов, рынок находился напротив – по другую сторону проспекта Энгельса, как раз там, где ныне начинается Богатырский проспект. Звали этот рынок «Колхозным», или «Светлановским».
Воспоминаниями о своем довоенном детстве на Новой улице в Лесном, ставшей с 1940 года улицей Пропаганды, поделилась петербурженка Галина Федоровна Гагарина. Эта тихая, милая улица, с чудесными садами, кустами сирени и старыми деревянными домами, проходила параллельно Старо-Парголовскому проспекту – нынешнему проспекту Мориса Тореза, от 2-го Муринского до Институтского проспекта. Как ни странно, но трасса этой улицы сохранилась до сих пор, превратившись в обычный внутриквартальный проезд, и только уцелевшие кое-где остатки садов помогают прежним жителям этих мест хотя бы условно определить, где стояли их дома.
Дом на улице Пропаганды, в нем прошло предвоенное детство Галины Федоровны Гагариной (фото из семейного архива Г.Ф. Гагариной)
До революции бабушка Галины Федоровны владела двухэтажным деревянным домом на Новой улице в Лесном. Несколько комнат она сдавала студентам Политехнического института. В доме всегда была молодежь, народ очень интересный и веселый. Неподалеку, на той же улице, бабушка построила дом для своих четырех детей, с четырьмя отдельными квартирами для каждого. Однако случилась революция, началось «уплотнение», и бабушкиной семье оставили лишь часть одной из четырех квартир – две комнаты и веранду.
Улица Пропаганды. Фото 1950-х годов (из семейного архива Г.Ф. Гагариной)
«Жизнь в Лесном в 1930-х годах казалась нам раем, – вспоминает свои детские впечатления Галина Гагарина. – Мы считали, что живем за городом, бытовало выражение „поехать в город“. На лесновских улицах практически не было транспорта, и каждый проезжавший грузовик казался событием. Было очень чисто, после грозы мы очень любили бегать по теплой воде, собиравшейся в канавках вдоль заборов, и никогда у нас не было резаных ног».
Сад в даме, где жила Г.Ф. Гагарина, на улице Пропаганды. Фото начала 1950-х годов (фото из семейного архива Г.Ф. Гагариной)
Вообще, Лесной был, как говорится, «большой деревней»: все друг друга знали, по крайней мере, жители соседних домов. Дети росли вместе. С особой теплотой рассказывает Галина Федоровна о том, как они встречали Новый год. Существовала традиция – несколько семей вместе устраивали детский праздник.
«Снежный дом», в котором детей ждал Дед Мороз. Фото 1940 года (из семейного архива Г.Ф. Гагариной)
«Готовится к Новому году начинали загодя, – вспоминает Галина Гагарина. – В саду возводился снежный дом, его обливали водой, так, что его стены становились ледяными. Папа готовил кульки из ватмана, а мама сшивала крест-накрест цветной ниткой. На каждом кульке был свой рисунок – зеленое яблоко, красная вишня или еще что-то. И в этот кулек клались подарки – сладости: мандарины, яблоки, печенье, конфеты, пастила и обязательно грецкие орехи.
Бабушка на Новый год всегда готовила с нами какую-нибудь театральную постановку: ставили мы и „Мужичок с ноготок“, и „Красную шапочку“, и басни Крылова. Папа рисовал прекрасные декорации. В большой комнате ставили елку и играли спектакль. Но самое главное происходило дальше: в самый разгар веселья раздавался стук в окошко. Мы, дети, конечно, не знали, что это папа, все тогда верили в Деда Мороза. Сколько было крику и визгу – не передать! Взрослые одевали детей и вели их на улицу, в снежный домик, где их ждал Дед Мороз с мешком подарков. Прежде чем вручить подарок, Дед Мороз расспрашивал каждого о его поведении. Было очень интересно и немножко страшновато».
Последний раз такой чудесный новогодний праздник состоялся на Новый, 1941-й, год. А потом началась война и наступила первая, самая страшная, блокадная зима. «Папа, будучи инженером-строителем, руководил сооружением оборонительных рубежей на Средней Рогатке, – вспоминает Галина Гагарина. – Из Лесного на Среднюю Рогатку ему приходилось ходить пешком, через заледенелый, вымерший город. В декабре 1941-го он слег от голода, а в конце декабря – начале января была неделя, когда в Лесном вообще не давали хлеба. 7 января 1942 года папы не стало, а в августе умерла бабушка…»
* * *
Центром Лесного и притяжением жителей ближайших окрестностей служил знаменитый «пятачок», где сходились под углом несколько улиц, – Малая и Большая Спасская, Старо-Парголовский, 2-й Муринский и Алексеевский проспекты. По воспоминаниям старожилов, это место носило несколько «народных названий» – «пятачок», «у трамвая», «на Спасской». Это был центр не только Лесного, но и всей округи.
«На „пятачке“ размещались: булочная, два продуктовых магазина, промтоварный магазин под названием „Вузовец“, книжный магазин, где продавались и канцелярские товары, почта, парикмахерская, фотография, пошивочное ателье, большая аптека и кинотеатр „Миниатюр“, – вспоминает Галина Николаевна Есиновская. – Кинотеатр, действительно, был маленьким. В нем было всего 20 рядов по 12 мест в каждом. К зрительному залу вел узкий коридор, расширявшийся и образовывавший подобие фойе, обставленного по краям стульями, посередине которого, на столе, возвышался Дон-Кихот – чугунная отливка Касслинского завода, но почему-то посеребренная. На „пятачке“ был еще один магазин, который назывался „Молокосоюзом“. Тут продавали молочные продукты, много разных сортов колбасы и копченостей».
По воспоминаниям Петра Николаевича Заботкина, до конца 1920-х годов у кинотеатра «Миниатюр» постоянно собирались беспризорные дети, одетые в рваную грязную одежду. Это были остатки семей, чьи отцы погибли в Гражданскую войну.
А рядом с кинотеатром «Миниатюр» находился табачный киоск, работавший круглый год. «До сих пор помню цены на папиросы, – рассказывает Галина Николаевна Есиновская. – Самые дешевые, но уж очень плохие, – это „Ракета“ – 35 коп. На пачке была изображена теннисная ракетка коричневого цвета. Более дорогими были „Вперед“ – 65 коп. На пачке был нарисован паровоз. Еще дороже – 1 рубль – была „Красная звезда“. В середине 1930-х годов появился „Беломор“ с таким же изображением, как и теперь. Существовал еще и „Казбек“, но курить его было почти недосягаемой роскошью».
Здесь же, на «пятачке», в 1927–1929 годах по проекту архитектора A.C. Никольского построили здание бани, которая работает и поныне. За свою совершенно необычную круглую форму жители прозвали баню «круглой». Впрочем, есть сведения, что баня в районе «пятачка» существовала с конца XIX века и, возможно, A.C. Никольский использовал ее при строительстве. Речь идет о бане, построенной в 1882 году по проекту известного петербургского архитектора П.Ю. Сюзора.
То, что баня в районе нынешней площади Мужества существовала и ранее, подтверждают некоторые старожилы Гражданки. «Я родилась в деревне Русская Гражданка и с тех пор никуда не выезжала, – рассказывала Клавдия Андреевна Кирильцева. – Многое помню, а баню очень хорошо. Ведь сколько лет живу, в эту баню мыться ходила. Что еще до революции меня в нее водили мыть – это верно. Мы как время исчисляем: до революции, после революции, до войны такой-то, после войны. Революция была в 17-м, мне в ту пору лет десять было, так что так оно и есть, баня уже была. Правда, неказистая, но каменная, в один этаж. Потом баня долго была закрыта. Вновь ее открыли после ремонта, который был произведен задолго до начала войны. Второй этаж сделали, бассейн работал».
Как бы то ни было, но возведенная в конце 1920-х годов «круглая баня» всем жителям Лесного была очень хорошо знакома. Строилась баня на основе экспериментального проекта. Вместо заурядной утилитарной постройки архитектор хотел создать нечто необычное в духе господствовавшего в то время стиля конструктивизма. Больше того, вместо привычного банного заведения Никольский решил создать сложный комплекс, сочетавший в себе не только баню, но и бассейн, и солярий.
По замыслу A.C. Никольского, во дворе должен был разместиться бассейн, на плоской крыше банного корпуса – солярий, а внутренний двор предполагалось перекрыть стеклянным куполом. Окаймлять баню должна была кольцевая шахта, где «прятались» инженерные коммуникации – паропровод, водопровод и канализация. А чтобы максимально избежать потери тепла, архитектор немного углубил здание бани в землю.
Однако полностью реализовать свой проект Никольскому не удалось. И хотя здание построили, как и задумывали, круглой формы, но по техническим возможностям того времени стеклянный купол построить было невозможно. А углублять здание Никольскому запретили, поэтому сооруженная баня стала выглядеть несколько непропорциональной по своим объемам.
«В бане одновременно было открыто два мужских и два женских класса, – вспоминает Галина Николаевна Есиновская. – Всю одежду, включая пальто и белье, закрывали на замки в узенькие шкафчики, которые находились позади большой общей скамейки, на которой раздевались и одевались посетители. В моечной было достаточно большое количество жестяных шаек с ручками, из расчета по две на каждого: в одной стоять, в другой – мыться. Но некоторые посетители захватывали по три шайки и мылись не в одной, а сразу в двух. Из-за этого иногда возникали ссоры».
А Валентин Тихонович Муравский вспоминает, что будучи ребенком очень расстраивался из-за отсутствия в банном кафе чая – там всегда почему-то были в изобилии пиво и раки. «Тогда все можно было взять в бане напрокат, – рассказывает он, – и мыло, и мочалку, и полотенце, все было дешево; в парикмахерской стоял сильный запах одеколона, стричься туда ходили очень многие посетители – в округе парикмахерских не было».
Еще одним средоточием торговых и бытовых заведений, привлекавших жителей Гражданки, было «кольцо». Так звали место у Политехнического института, где находилось кольцо трамвая – теперь на этом месте находится станция метро «Политехническая». Напротив стоял каменный дом, где в середине 1930-х годов помещался магазин со всеми видами продовольственных товаров, а также кинотеатр «Унион».
* * *
…Где учились дети из Лесного и из ближайших окрестностей? По воспоминаниям Галины Владимировны Михайловской, с Гражданки ходили в школу № 171, помещавшуюся в бывшем здании приюта принца Ольденбургского на Большой Спасской улице (ныне проспект Непокоренных). В находившейся рядом деревянной церкви Федора Стратилата устроили слесарную мастерскую для школьников.
Другая школа находилась в бывшем Коммерческом училище на Институтском проспекте. Часть учебных помещений разместилась по соседству – в бывшем здании благотворительного общества «Лепта».
Однако настоящий очаг просвещения появился в Лесном в 1930 году на Дороге в Сосновку (ныне Политехническая улица). Речь идет о «Первой средней образцовой показательной школе». В конце 1930-х годов, когда проводилась сквозная перенумерация всех городских школ, школа получила № 102.
До постройки этого здания начальная школа находилась в доме Котлова на Старо-Парголовском проспекте (в «даче Шаляпина»): тут располагалось два первых класса и два вторых – всего четыре помещения. Учебные помещения старших классов находились рядом, в двух соседних деревянных домах по Старо-Парголовскому проспекту, располагавшихся по другую сторону трамвайной линии, которая, по воспоминаниям старожилов, дугой заворачивала за «дачей Шаляпина» со Старо-Парголовского проспекта и шла к 2-му Муринскому проспекту.
О школе на Дороге в Сосновку до сих пор у многих жителей бывших северных пригородов города остались самые теплые и добрые воспоминания. Удивительно, что сегодня, по прошествии уже более чем шестидесяти лет, выпускники той школы с особым трепетом и трогательностью вспоминают об учебе в тех школьных стенах. Действительно, та школа обладала некой особой аурой, навсегда запечатлевшейся в сердцах учеников.
Школу построили в 1929–1930 годах по проекту архитектора A.C. Никольского – автора знаменитой «круглой бани» на площади Мужества. «Школа была белым и красивым зданием с большим глобусом на крыше и двумя выдающимися вестибюлями для начальной и средней ступени, – вспоминает Галина Николаевна Есиновская, учившаяся в этой школе с 4-го класса в середине 1930-х годов. – Планировка школы была отличная – широкие коридоры с большими проемами на каждом этаже позволяли вдоволь набегаться за переменку, много специальных классов – по биологии, химии, физике, амфитеатр для рисования, живой уголок, актовый и физкультурный залы, огромная столовая и даже киоск, где можно было купить перышко, карандаш, тетрадку».
Первая средняя образцовая показательная школа на Дороге в Сосновку, конец 1930-х годов (фото из личного архива С.П. Николаевой)
Школа тогда стояла среди сосен, ведь в конце 1920-х годов практически отсюда начиналась Сосновка. Потом лес постепенно вырубали, и местность застраивалась. «Улица, носящая имя Шателена, раньше называлась Пустым переулком, – вспоминает Галина Николаевна Есиновская. – На нем посередине, с южной стороны, был всего один дом, а вокруг – огороды и пустыри. Северная сторона представляла собой опушку леса – сухого, с высокими соснами, – где мы собирали шишки для самовара».
Для своего времени это здание являлось ультрасовременным архитектурным сооружением. Школа была совершенно необычной, она служила новаторским шагом вперед в самых разных отношениях. Здание имело два крыла с отдельными входами – для учащихся «первой ступени» (начальные классы) и «второй ступени» (старшие классы – с 5-го по 10-й). Всего в школе насчитывалось около тысячи учащихся. На первом этаже размещались кабинеты директора, медчасть, столярные и слесарные мастерские, где мальчики и девочки ремонтировали мебель, делали табуретки, полки, кровати для детсада, молотки, угольники, циркули.
С задней стороны школы помещались квартиры для нескольких преподавателей и обслуживающего персонала.
В подвале размещалась собственная кузница. Старшие классы ходили на практические занятия и в мастерские Политехнического института. На втором, третьем и четвертом этажах располагались кабинеты черчения и рисования, кабинет биологии, где на середине стоял большой аквариум. В куполе крыши была устроена астрономическая обсерватория с раздвижным куполом, стоял телескоп.
В подвале школы находилась огромная столовая, где одновременно за небольшую плату кормили всех учеников. В столовой стояли длинные столы, каждый – для одного класса. За пять минут до окончания урока учитель отправлял двух дежурных, те получали чугунки с супом и кастрюлю со вторым, разливали все по тарелкам, на третье кисель – по чашкам.
«При входе в начальную школу по обе стороны находился гардероб, дежурные принимали одежду и выдавали номерки, – вспоминала бывшая ученица школы Вера Арсеньевна Веденисова. – Над гардеробом – большой спортивный зал с двумя раздевалками и душевыми кабинами. При входе в гардероб старших классов также на обе стороны находились раздевалки. В холле висел стенд соревнования классов по учебе с рисунками самолета, поезда, машины, лошади, черепахи. Были черная и красная доски с фамилиями отстающих и лучших учеников. Из холла две большие двери вели в огромный актовый зал. Рядом со сценой были две костюмерные с душами и туалетом, кабинет музыки».
В актовом зале ставились спектакли, в них участвовали старшие ученики и учителя. Для спектаклей брали напрокат костюмы из театров. Каждый день в актовом зале показывали кинофильмы – по два дня на одну картину. Билет на сеанс стоил пять копеек. На праздники в школу приглашали известных артистов. К примеру, на новогоднем балу 31 декабря 1937 года в школе и на выпускном вечере в актовом зале Политехнического института исполняла «танец на пушке» из кинофильма «Цирк» знаменитая Любовь Орлова.
Большое внимание в школе уделялось спорту. «Ежедневно до начала занятий в коридоре школы шла под музыку зарядка, – вспоминала Вера Арсеньевна Веденисова. – Внизу была лыжная кладовая. На урок давали всем учащимся лыжи с ботинками. Они шли вдоль школьного забора 3 круга – 3 км. После уроков посещали каток Политехнического института. Он тянулся от ограды профессорского дома до нынешней улицы Хлопина. Вход на каток был платный, на прокат давали коньки, играл духовой оркестр, в буфете продавали чай и дешевые пирожки».
В.А. Веденисова (Сурова) (слева) с подругой ученицы Первой средней образцовой показательной школы. Фото 1932 года (из семейного архива Н.В. Суровой)
Вся школа участвовала в знаменитых общегородских спортивных праздниках на Дворцовой площади. За небольшую плату ученикам выдавали форму (футболку, трусы, тапочки, носки), старшим девочкам – белые юбки.
«Уроки физкультуры в младших классах проходили в коридоре, – вспоминает Вера Арсеньевна Сурова. – Их вела толстая учительница Марья Ивановна, которую за глаза дразнили песенкой: „Марь Ивана, щи кипят, каша подгорела, дети ужинать хотят. – А мне какое дело!“»
Первым директором школы назначили Леонида Николаевича Шадрина, его сменил Гаврила Лаврентьевич Лаврентьев. Это легендарная личность, его называли героем Гражданской войны. Был он без одной ноги, говорили, что его расстреливали белогвардейцы, но он, тяжело раненный, выжил. Ребята его очень уважали и побаивались за крутой нрав. «На уроках Лаврентьева был строгий порядок, – вспоминает Виктор Викторович Молодцов. – Если только где-то начались разговоры, Лаврентьев клал костыль на стол, и воцарялась мертвая тишина».
В целом преподавательский состав школы был очень сильным – многие учителя одновременно работали в Политехническом институте. А одним из преподавателей музыки служил пианист-тапер из находившегося неподалеку кинотеатра «Миниатюр». По воспоминаниям Веры Арсеньевны Суровой, уроки математики вели Варвара Александровна Вульф и Анна Александровна Ковчегова, рисования – Лидия Александровна Смирнова. Учительницей младших классов была польская гражданка Надежда Ивановна Ленгер.
…Петербуржец Владлен Сергеевич Красновидов закончил школу в июне 1941 года. Как говорится, «завтра была война». И это действительно так. Выпускной вечер в школе в Лесном состоялся за несколько дней до начала войны. С тех пор прошло уже больше шестидесяти лет, но Владлен Сергеевич и сегодня помнит своих любимых преподавателей. «Учителя у нас были все блестящие, – говорит он. – Очень хорошо преподавали предметы, многих знаний нам хватило потом на всю жизнь».
Особенно запомнился бывшим школьникам учитель биологии Григорий Павлович Гроденский – очень яркая личность, дети уважали и любили его. Кроме биологии, он занимался журналистикой – печатался в ленинградских газетах. Многим запомнилась его заметка в «Ленинградской правде», появившаяся буквально через неделю после начала войны. Называлась она «Самая крепкая стена».
Учитель биологии Г.П. Гроденский. Фото 1939 года (из личного архива С.П. Николаевой)
Во время войны Гроденский работал в одной из дивизионных газет на Ленинградском фронте, а после войны трудился редактором в «Детгизе». Среди книг, отредактированных Гроденским, было немало произведений Виталия Бианки. По словам дочери писателя, Елены Витальевны Бианки, ее отца связывали с Григорием Гроденским дружеские отношения. Кроме того, из-под пера Гроденского вышло не меньше десятка собственных книг, в том числе посвященных Волго-Балту, Волго-Дону, Ильменскому заповеднику, а также критико-биографические очерки о Виталии Бианки и Евгении Чарушине.
Учитель математики Александр Иосифович Чубанов преподавал в Политехническом институте, а учительница литературы Вера Владимировна Утробина – выпускница Смольного института благородных девиц. «В школе работало много кружков, – вспоминает Владлен Красновидов. – Помню, приходил в школу Михаил Ботвинник, играл с ребятами в шахматы. Побывал у нас и один из „папанинцев“ – рассказывал о знаменитой эпопее».
По словам Галины Николаевны Есиновской, в школе ощущалось лидерство мальчиков, чьи родители работали в Политехническом институте. «Они составляли ядро школы, – вспоминает она. – Девочки разных классов тоже объединялись, но меньше. Многие были знакомы домами, ходили в кружки в Клуб ученых».
Удивительно, что сегодня, по прошествии уже более чем шестидесяти лет, выпускники той школы с особым трепетом и трогательностью вспоминают об учебе в тех школьных стенах.
В годы войны в здании школы разместился госпиталь, а в 1946 году здание занял только что созданный ВНИИ телевидения. «Институт Телевидения все разрастался и разрастался, – сетовала впоследствии Галина Есиновская, – строились все новые и новые корпуса, и здание школы оказалось как бы замурованным и невидимым снаружи. Воздвигли огромную ограду, окончательно вырубили все сосны, и от великого их множества осталось всего только три…»
В 1937 году открылась своя школа-семилетка (под № 111) в Гражданке, а в 1938 году неподалеку появилась еще одна школа – на Большой Спасской улице, под № 121 (впоследствии – № 514). Автором проекта стал уже известный нам архитектор A.C. Никольский. Современный адрес – пр. Непокоренных, дом № 12. Торжественное открытие школы состоялось 3 ноября 1938 года, за несколько дней до 21-й годовщины Октябрьской революции.
* * *
Не обошли Лесной, к сожалению, сталинское беззаконие и произвол. Вскоре после убийства С.М. Кирова, весной 1935 года, многие лесновские жители из «бывших» стали жертвами акции «бывшие люди», когда из Ленинграда выселялись представители «непролетарских классов» и члены их семей. Они попали в «черный список» как «социально неблагонадежные».
Эти события навсегда запечатлелись в памяти многих лесновских старожилов. В марте 1935 года отправили в ссылку в Астрахань семью купца Сергея Варламовича Резцова. По воспоминаниям внука купца Резцова – Петра Николаевича Заботкина, этому предшествовал ночной обыск и предписание – выехать в пятидневный срок. Формулировка – «социально неблагонадежный». В ссылке каждую неделю требовалось отмечаться в НКВД. Однако Резцовым после подачи кассационной жалобы удалось вернуться обратно. Но их жилье уже заняли – пришлось разместиться вчетвером в крошечной девятиметровой комнате.
С Новой улицы выслали семью бывшего банкира Михаила Аггеевича Викторова, включая дочь Ольгу Михайлову и двух детей – Лену и Николая. Потом дошли известия, что они оказались где-то на Волге, где старшие Викторовы вскоре умерли от голода. Впрочем, говорили об этом шепотом, да и высказывать вслух сочувствие семье Викторовых никто не отваживался…
Характерный эпизод – в воспоминаниях Евгения Шапилова, его тетушка жила в квартире № 3 дома № 10-а по Малой Объездной улице. Соседнюю квартиру, под № 2, занимал в 1930-х годах родственник Г.Е. Зиновьева – когда-то соратника Ленина, впоследствии видного партийного функционера и лидера ленинградской партийной организации, деятеля внутрипартийной оппозиции. Звали квартиранта Абрам Григорьевич, вместе с ним жили его жена и дочь Лидочка.
«Статный мужчина с пышными усами в полувоенном френче, в галифе и офицерских хромовых сапогах часто прогуливался с важным видом по двору, – вспоминает Евгений Шапилов. – Мальчишки, проходившие мимо нашего дома, замирая от восторга, восклицали: „Буденный! Смотрите, Буденный“. Лидочка любила верховодить соседскими мальчишками и устраивать концерты самодеятельности. В одну из ночей вся семья Абрама Григорьевича исчезла, и тогда не надо было никому объяснять куда…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.