В годы блокады

В годы блокады

Дыханием войны в Лесном, как, впрочем, и во всем Ленинграде, повеяло в конце 1939 года, когда по Старо-Парголовскому проспекту проходили войска в направлении Карельского перешейка – на советско-финскую войну, короткую и необычайно жестокую, справедливо названную Александром Твардовским «незнаменитой». На 105 дней войны Ленинград стал военным, прифронтовым городом. Привычная мирная жизнь нарушилась. Горожанам пришлось столкнуться со многими трудностями. Главное, что сразу же ощутили жители города, – начались перебои с продовольствием. Резко подскочили цены, появились очереди за продуктами, стал ощущаться недостаток то в одном, то в другом.

Одним из знаков военного времени стал введенный в Ленинграде режим светомаскировки – полного затемнения в темное время суток. Многие жители обзавелись маленькими фонариками. Темнотой в городе сразу же воспользовался криминальный мир и хулиганы, вечером выходить на улицы стало страшно и опасно.

В Лесном часто слышалась стрельба из дальнобойных орудий. Жители жадно ловили любые сообщения с фронта, на улицах возле репродукторов, во время последних известий, выстраивались толпы народа. По утрам моментально раскупались газеты. Когда война закончилась, в Ленинграде вздохнули с облегчением. Как оказалось, ненадолго…

Тяжелым испытанием стала для лесновцев ленинградская блокада. Жители Лесного в полной мере разделили судьбу блокадного города. Район подвергался жестоким обстрелам и бомбежкам, особенно парк Лесотехнической академии. По некоторым данным, под зданием академии будто бы находился военный бункер, в котором размещался запасной штаб Ленинградского военного округа.

Уникальные и нигде еще не опубликованные дневниковые воспоминания о блокадных днях в Лесном оставила Галина Карловна Зимницкая, прожившая всю блокаду в доме напротив железнодорожной станции «Ланская».

«Сегодня была ужасная бомбежка! – записала она 19 сентября 1941 года. – Был ясный солнечный день, прозрачный и теплый. Я видела, как из трамваев, остановившихся по тревоге, выходили люди и скрывались в Лесотехническом парке. Вскоре улица опустела. И тут началось… Вскоре стало известно, что много бомб попало в парк, где укрывались люди. В окно было видно, как подъезжали одна за другой „Скорые помощи“ и увозили раненых. Еще подъезжали грузовики, в них складывали убитых… Удивительно, что почти все бомбы были сброшены в парк».

О бомбежках в Лесном вспоминает Татьяна Александровна Попкова, жившая на Английском проспекте (ныне проспект Пархоменко). В феврале 1941 года ей исполнилось семь лет. «Жили мы на верхнем этаже бывшей конюшни, превращенной в коммуналки с печным отоплением, – вспоминает она. – Мама отдала нас в детсад, который находился в красивом одноэтажном доме на Английском проспекте. Здесь во дворе оборудовали землянку. При объявлении тревоги нас быстро одевали и группами заводили в окоп…»

Правда, по воспоминаниям лесновских старожилов, хотя тревоги объявлялись и часто, непосредственно в Лесной бомб попало не очень много. Одна из них угодила в правое деревянное крыло здания бывшего Коммерческого училища на Институтском проспекте. Возник пожар, правая часть здания сгорела, и после войны его не стали восстанавливать. Так и простояло здание бывшего Коммерческого училища до самого сноса в 1960-х годах – центральная каменная часть и левое деревянное крыло (после войны там находился детский дом). Еще одна бомба попала в деревянный дом за «Молокосоюзом» – там долго потом оставалась огромная воронка…

Однако самым страшным, как и во всем городе, являлся голод. По воспоминаниям Г.Н. Есиновской, у магазина «Молокосоюза», что находился на «пятачке» на месте нынешней площади Мужества, в первую блокадную зиму днем и ночью выстраивались огромные очереди в надежде отоварить карточки. «Никогда не было известно заранее, привезут ли что-нибудь в магазин и когда привезут, а очереди стояли и стояли. Когда начинались тревога и обстрелы, очередь разгоняли, но потом она собиралась снова. Было безумно холодно, в декабре и январе морозы доходили до 30–35 градусов, мы стояли в валенках, закутанные в шали и одеяла… Часто уходили ни с чем и снова шли в очередь».

Людмила Георгиевна Бородулина ребенком всю блокаду прожила в Лесном, она вспоминает, как выстаивала очередь за хлебом в «зеленой булочной» – так жители называли ларек зеленого цвета, стоявший с довоенных времен на Болотной улице, на участке № 1 (на этом месте теперь автошкола). «За крошечной нормой блокадного хлеба приходилось вставать в очередь почти с ночи, чтобы досталось хлеба, – вспоминает она. – В эту очередь бабушка отправляла меня».

А вот еще одна страшная картинка первой блокадной зимы – из дневника Галины Карловны Зимницкой: «26 декабря 1941 года…По дороге домой мы видели на снегу мертвую молодую женщину. Она лежала на проезжей части Лесного проспекта, видимо, упала с воза, когда сани с покойниками накренились на ухабе. Сначала нам показалось, что это лежит манекен из разбитой витрины магазина – так красива была эта женщина. На ней было темное легкое платье с глубоким вырезом. Красивые смуглые руки были сложены на груди, как у певицы. Великолепные темные волосы разметались по грязному снегу. Удивляло ее прелестное, не исхудавшее, чуть скуластое лицо с густыми ресницами. Мы с мамой стояли и смотрели с большой жалостью на эту погибшую красоту, а мимо шли люди, и никто не останавливался…».

«Рядом с нашими дачами было много дощатых бараков – общежитий, где жили студенты Лесотехнической академии, – на месте дома № 31 по проспекту Пархоменко и дальше, до самого пруда, – вспоминает Людмила Георгиевна Бородулина. – Начавшийся голод студенты почувствовали раньше всех, им было особенно трудно. Умирали они от голода уже в самом начале блокады. Умерших складывали штабелями у забора. Не раз наблюдала я такую картину: подъезжает грузовик, его загружают трупами, при движении машины руки, ноги раскачиваются… Бабушка сердилась, бранила меня за то, что смотрю на это».

И еще строки – из блокадных воспоминаний Татьяны Александровны Попковой, жившей на Английском проспекте: «Зима 1942-го. Силы уходили. Стали умирать соседи по коммуналке. Их трупы зашивали в простыни и спускали по лестнице. До весны они лежали в сарае, потом их увезли».

…С отоплением в Лесном было чуточку легче, чем в городе: почти у всех оставались запасы дров в сараях, и жители могли натопить хотя бы одну комнату в квартире. Но и этих дров не хватило, и в первую блокадную зиму пришлось разобрать на дрова многие деревянные дома в Лесном. После них оставались разоренные пустыри.

«Очень трудно было весной 1942 года, когда у людей совсем не было сил, – вспоминает Людмила Георгиевна Бородулина. – На своих огородах у дома жители не копали, а ковыряли землю лопатой, сидя на скамеечках. Из центральных районов в Лесной тащились обессиленные люди за травой, за почками деревьев – все шло в пищу. Порой собирали не то, что нужно, были отравления. Да и сил многим не хватало на обратный путь. Местным жителям было, конечно, полегче: свои садики, огороды, знают каждую травинку, какую можно использовать. Да и страшных обстрелов в нашей стороне было меньше».

И все-таки весной 1942 года жителям Лесного было чуточку лучше, чем ленинградцам: все зеленые пространства Лесного сразу же стали огородами. Даже после войны еще долгое время жители «по инерции» продолжали использовать большое количество огородов. Старожилы рассказывают, что еще в 1950-х годах весь парк вокруг Серебряного пруда заполоняли частные грядки.

«Весной 1942-го по канавкам стали собирать крапиву, зазеленело кругом, – вспоминает жившая на Английском проспекте Татьяна Александровна Попкова. – Вдоль ограды нашего двора росли липы, я забиралась на решетку с корзинкой на шее и собирала листочки. Вечером приходила мама, протапливали печку, липовые листья мололи и, как оладьи, пекли на углях на сковородке. Мама где-то добыла олифу, она могла вспыхнуть – пекли лепешки с большой осторожностью. Какие они были вкусные!..»

Галина Николаевна Есиновская рассказывает историю, произошедшую летом 1942 года, когда голод уже немного отступил. «Наблюдалось какое-то необычное движение по Большой Спасской улице, – вспоминает она. – Пассажиры выходили на остановке из трамвая и шли по направлению к кладбищу, а навстречу им двигались нагруженные мешками, очень довольные люди. Они останавливались, что-то объясняли, показывали пальцами, куда надо идти. Нагруженные люди постоянно жевали, и лица у них были невероятно грязными. В вагоне трамвая они доставали из мешков какие-то темные глыбы, угощали кондукторшу и пассажиров».

Люди говорили, что на овощебазе, которая находится около кладбища, под землей, обнаружили… большой слой творога. Правда, почему-то очень темного, – наверное, потому что очень долго лежал, и давали советы, как лучше всего печь из этого «творога» лепешки.

«Паломничество на овощебазу кончилось только тогда, – продолжает Галина Николаевна Есиновская, – когда полностью был выбран из-под земли весь слой так называемого „творога“. Людям не приходило в голову, что не может просто так, под землей, лежать творог. В действительности это был слой торфа…»

В годы блокады в Лесном находилось много госпиталей. Один из них находился в Лесотехнической академии и нередко страдал от обстрелов и бомбежек.

Во время войны продолжали работать многие заводы и фабрики в Лесном, выпуская продукцию для фронта. На заводе «Светлана» выпускались снаряды, гильзы и оборонная продукция. В Лесотехнической академии ряд лабораторий в кратчайший срок переоборудовали под производственные мастерские по выпуску продукции для фронта.

Здесь выпускались противопехотные мины, ложи к ручным пулеметам Дегтярева и т. д. В электромеханических мастерских производили точные аэронавигационные приборы-индикаторы курса, а также дивизионные и полковые радиостанции. Химическая лаборатория готовила горючую смесь для противотанковых бутылок, наладила выпуск витаминов из хвои. На фронт отправили 15 тысяч ампул произведенного в Лесотехнической академии хлорэтила для местной анестезии.

Размещение подразделений МПВО Выборгского района и расположение очагов поражения (из фондов ДЦИВ)

Оставшиеся в блокадном Ленинграде сотрудники Физико-технического института проводили прочностные испытания льда для сооружения будущей «Дороги жизни». В Политехническом институте создали лабораторию, в ней под руководством профессоров В.П. Ильинского и С.П. Гвоздева разрабатывалась технология производства осушителей воздуха в газоубежищах, производились и испытывались новые образцы химических фильтров для противогазов.

Из Политехнического института около трех с половиной тысяч человек ушли на войну – в действующую армию, народное ополчение и в партизанские отряды. Сотни студентов и сотрудников строили оборонительные сооружения в области. Сам институт окружили колючей проволокой и огневыми точками. В гидрокорпусе института разместилась школа стрелков-радистов тяжелых танков. Главное здание переоборудовали под госпиталь, а 2-й учебный корпус – под жилье для медперсонала. В двух корпусах студгородка расположился эвакогоспиталь. Институтские мастерские перестроились на выполнение военных заказов, десятки ученых перешли на оборонные предприятия города.

Кроме того, в Политехническом институте разрабатывалась технология изготовления зажигательных патронов, сигнально-осветительных и дымовых шашек из местного сырья. А в мастерских института, где главным образом трудились во время блокады женщины и подростки, за 900 дней осады сделали около 800 тысяч деталей для автоматов, десятки тысяч корпусов для гранат и множество другой военной продукции.

В сокращенном режиме продолжались в институте и учебные занятия, окончательно свернули их в январе 1942 года. В самые тяжелые месяцы блокады погибло много студентов и преподавателей Политехнического института. Большинство из них захоронено в братской могиле № 176 Пискаревского мемориального кладбища. За время блокады умерло 545 политехников, из них 15 профессоров, 27 доцентов, 27 преподавателей и ассистентов, 15 аспирантов, 130 студентов, 336 рабочих и служащих.

Выступление гимнасток в парке Лесотехнической академии в День физкультурника в блокадном Ленинграде. Фото 1942 года (из фондов ДЦИВ)

В феврале – апреле 1942 года проходила эвакуация института в Пятигорск. Однако через несколько месяцев Пятигорск заняли немецкие войска. Не все политехники успели к тому времени покинуть Пятигорск, часть из них, около 80 представителей профессорско-преподавательского состава и служащих, включая деканов всех факультетов и исполняющего обязанности директора института, на полгода попали в оккупацию. Те, кто успел эвакуироваться из Пятигорска, находились затем в Ташкенте. Здесь институт вновь развернул учебную работу. После снятия блокады, в мае 1944 года, Совнарком СССР и ГКО[4] приняли решение о возвращении института в Ленинград.

Хорошим подспорьем Политехническому институту во время блокады стало его садоводство, существовавшее еще с довоенных времен между химическим корпусом и гидрокорпусом института. Когда началась война, садоводство преобразовали в подсобное хозяйство, а его штат увеличился. В апреле 1942 года райземотдел Выборгского района Ленинграда выделил институту земельный участок в районе Гражданки размеров в 9 га (из них 5,3 га для индивидуальных огородов и 3,7 га для подсобного хозяйства). К подсобному хозяйству относились и 0,7 га, находившиеся около химкорпуса, где раньше находились парники и теплица. Урожай сдавался на овощной склад института. Рекордный урожай удалось собрать в 1944 году: по плану райземотдела предусматривалось вырастить 50 тонн овощей и картофеля, а сняли 80 тонн.

Всю войну просуществовало и индивидуальное огородничество. Около 200 семей политехников обеспечили земельными участками. В первую очередь участки выделялись семьям военнослужащих. Просуществовали эти индивидуальные огороды до 1946 года, а садоводство – до 1947 года.

Военным объектом стал парк Сосновка, где еще в 1930-х годах расположился общегородской лагерь Осовиахима. До войны в нем проводились областные стрелковые и физкультурные соревнования. А когда началась война, в парке разместились воинские части и устроили аэродром. Были вырыты многочисленные траншеи, окопы и котлованы, их следы сохранились по сию пору. И в наши дни на территории Сосновского парка иногда находят боеприпасы военного времени.

На территории нынешнего мототрека находился специальный питомник, куда в начале войны, когда объявили «всеобщую собачью мобилизацию», ленинградцы отдавали своих четвероногих друзей. Здесь собак учили премудростям связного дела.

В самом Сосновском лесопарке осенью 1941 года появился фронтовой аэродром. Его строительство здесь связано с тем, что, после того как Ленинград попал в осаду, все крупные военные аэродромы оказались у противника и Ленинграду срочно требовались новые аэродромы для базирования военной авиации. Поэтому за короткое время служба аэродромного строительства ВВС Ленинградского фронта за сентябрь – ноябрь построила 16 новых аэродромов, из них 12 в пригородной зоне Ленинграда и 4 на Волховском фронте.

Фронтовой аэродром в Сосновке строили инженерно-строительный батальон и отряд «стройармейцев», состоявший из мобилизованных девушек. Посреди соснового леса расчистили площадку, разровняли и утрамбовали землю для взлетно-посадочной полосы. По окраинам полосы в лесу построили укрытия для самолетов, землянки для летного состава, склады горючего и боеприпасов. Строился аэродром с сентября по декабрь 1941 года, уже в первые дни 1942 года на него садились большие грузовые самолеты с продовольствием для населения и фронта.

«Ухоженного красивого соснового лесопарка тогда еще не было, – вспоминает Лидия Павловна Анисимова. – Напротив Юголевского водоема было широкое летное поле, там стояли самолеты. По одну сторону, в лесопарке, стояли танки, по другую сторону находились всевозможные службы, обеспечивающие обслуживание самолетов и аэродрома, а в нашем и близлежащих домах располагались летчики. Мы, дети, очень радовались вот такому окружению, боготворили их, но и летчики нас тоже баловали, зная, как нам тяжело живется. Они поддерживали нас какими-то обыкновенными лакомствами. Только спустя некоторое время мы узнали, что это были пайки тех летчиков, которые не вернулись с задания. Но мы не понимали всей трагической сути подарков: мы были просто дети».

В разное время, в 1942–1944 годах, на аэродроме в Сосновке базировался один из полков 275-й истребительной дивизии – 150-й истребительный полк. В задачу дивизии входили сопровождение наших бомбардировщиков и штурмовиков, охрана ленинградского неба от налетов вражеских самолетов и защита неба над «Дорогой жизни». В 1943 году на аэродроме базировался 34-й гвардейский бомбардировочный авиационный полк. С этого аэродрома вылетали на «Большую землю» руководители обороны города – A.A. Жданов, A.A. Кузнецов и др.

Аэродром в Сосновке действовал в сложнейших условиях фронтового аэродрома и не раз подвергался налетам самолетов противника и артиллерийским обстрелам. Хотя полоса соснового леса хорошо прикрывала аэродром, другой природный фактор способствовал демаскировке объекта: в сухую погоду при взлете и посадке самолетов поднимались огромные облака пыли и песка.

Недалеко от взлетно-посадочной полосы аэродрома в Сосновке в годы войны возникло военное кладбище, где хоронили летчиков и зенитчиков располагавшихся тут частей и соединений. Среди погребенных здесь – Герои Советского Союза гвардии майор Александр Петрович Савушкин, участвовавший в 49 воздушных боях и сбивший 13 вражеских самолетов, и гвардии капитан Петр Яковлевич Лихолетов, участвовавший в 71 воздушном бою и сбивший 25 самолетов лично и 5 самолетов в группе. После войны кладбище стало мемориальным.

У северной границы бывшего фронтового аэродрома, в середине взлетно-посадочной полосы, 23 февраля 1978 года открыли памятник летчикам аэродрома «Сосновка» (авторы проекта: архитекторы В.В. Виноградова, Л.В. Матвеева, инженер Б.З. Вильнер). С тех пор, в памятные даты ленинградской блокады и в День Победы, памятник в Сосновке служит местом встреч летчиков, защищавших Ленинград и сражавшихся на Ленинградском фронте…

* * *

Все 900 дней ленинградской осады в Лесном работала Центральная районная библиотека имени A.C. Серафимовича. Она находилась в это время в особняке на Старо-Парголовском проспекте – знаменитой «даче Шаляпина». Сюда приходили бойцы, медсестры, рабочие, брали книги, бережно заворачивали их в обрывок бумаги или просто прятали за пазуху. Для местных жителей библиотека служила не только настоящим культурным очагом, но и просто очагом жизни, где можно было отогреться. Недаром ее называли «огонек в Лесном». По воспоминаниям жителей, каждый день сюда приходила библиотекарша, топила печь в одной из комнат и очень доброжелательно выдавала книги посетителям.

Недалеко от библиотеки, на том же «пятачке», почти всю блокаду работала знаменитая у местных жителей «круглая баня». Осенью 1941 года баня закрылась из-за отсутствия воды, топлива и электричества. А в апреле 1942 года баня стала работать, и для жителей Лесного, Гражданки и других мест это явилось огромным событием, своего рода знаком надежды на лучшее.

По воспоминаниям Галины Николаевны Есиновской, в развешенных везде объявлениях говорилось, что в баню будет подаваться только горячая вода, а холодную необходимо приносить с собой. «Мы с мамой взяли в баню полное ведро воды, – вспоминает она. – Действительно, из кранов лился только крутой кипяток. У многих не было холодной воды, и нам пришлось делиться. Раздетые люди имели ужасный вид. Особенно страшными были ноги – мышц на бедрах почти не оставалось. Бедренные кости, обтянутые кожей, резко отстояли друг от друга, образуя широкий проем, и человек приобретал подобие открытых ворот, был как бы на ходулях».

Работало в «круглой бане» только одно отделение: мужчины и женщины мылись вместе. Но тогда, в страшное время блокады, на это уже не обращали внимания…

Одно время, уже в самом конце войны, жители называли ее «баней с музыкой», поскольку только что назначенный директор бани, демобилизовавшийся моряк-радист, установил везде динамики. Еще с советско-финской войны он служил на малом военном судне и все время находился в Ленинграде. За годы войны у него скопилось немалое число списанных радиодеталей из его радиорубки.

По воспоминаниям Вольта Суслова, которому некоторое время довелось работать в этой бане, «баню моряк наладил хорошо, но по своей прежней работе, конечно, скучал. И придумал: провел во все мыльни-парильни динамики, поставил у себя в кабинете микрофон – и давай крутить перед ним граммофонные пластинки. Очень весело получалось! Намыливаешься – вальсок звучит, паришься под танго, окатываешься под фокстрот! И еще Утесов поет: „Так будьте здоровы, живите богато!“ Слух о бане с музыкой сразу же распространился в окрестном районе. Народ туда валом повалил. Жаль только, играла эта музыка недолго, около полугода. Динамики отсырели, а заменить их было нечем…»

Всю блокаду действовала Троицкая церковь на Большой Спасской улице, игравшая важнейшую роль для жителей Лесного и ближайших окрестностей. Эта церковь даже стала инициатором сбора средств на танковую колонну. Забота о танкистах для церкви не была случайной – ведь почти напротив, в школе № 111 (на Дороге в Гражданку, № 7) находился учебный танковый батальон. Некоторые танкисты, несмотря на строгие запреты, посещали Троицкую церковь, особенно перед отправкой на передовую, делились со священнослужителями пайком, напитком от цинги, дровами.

По воспоминаниям старожилов, дьяконом церкви служил бывший военный летчик. Про него говорили, что он пошел на таран, горел в самолете и дал в те минуты обещание: если останется жив – станет служить Богу. Свой обет он сдержал: так в Троицкой церкви появился бывший летчик – отец Борис (Романов)…

Как вспоминает Галина Владимировна Михайловская, в январе 1944 года, когда объявили, что блокада прорвана, жители Гражданки собрались в церкви, ведь некуда было пойти. Батюшка отслужил молебен. Все «выплакали» свое горе…

* * *

Мало кому ныне известно, что в Лесном в годы блокады, зимой 1942–1943 годов, произошло совершенно уникальное и невероятное для осажденного города событие: появился памятник. Речь идет о памятнике В.И. Чапаеву перед зданием Академии связи имени С.М. Буденного, построенной в 1930-х годах (архитектор Н.Ф. Бровкин) на Тихорецком проспекте. Памятник являлся авторским повторением работы скульптора Матвея Генриховича Манизера, установленной в 1932 году в городе Куйбышеве (ныне Самара).

Скульптура для города Куйбышева отливалась в бронзе в Ленинграде. Когда отливку завершили (на нынешнем заводе художественного литья «Монументскульптура»), со скульптурой ознакомился Сергей Миронович Киров, высказавший пожелание, чтобы такой же монумент установили и в городе на Неве. Уже в октябре 1933 года композицию ленинградского варианта памятника Чапаеву отлили с гипсового оригинала. Однако по каким-то причинам за последующие годы ее не установили, и скульптура до самой войны хранилась на заводском дворе.

По всей видимости, установка памятника Чапаеву во вторую блокадную зиму являлась символом того, что осажденный Ленинград живет и готов к дальнейшей борьбе за свое освобождение от блокады. Непосредственным же поводом стало обращение курсантов стрелково-пулеметных курсов Ленинградского фронта, по просьбе которых командование получило разрешение перевезти скульптуру с завода и установить ее на площади перед Академией связи. И хотя в блокадных условиях перевезти скульптурную композицию с Петроградской стороны в Лесной было нелегко, это выполнили.

По воспоминаниям непосредственных участников той «операции», открытие памятника не сопровождалось помпезными торжествами. Не гремели оркестры, только прозвучало троекратное «ура» молодых офицеров-пулеметчиков, выстроившихся перед памятником.

Памятник Чапаеву установили на временный постамент, и он находился на нем довольно долгое время. После войны разработали проект его реставрации. В нем непосредственно участвовал автор скульптурной композиции М.Г. Манизер. Правда, торжественное открытие памятника после реставрации состоялось только спустя два года после смерти скульптора – в 1968 году.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.