Связь и руководство внутрикамерным осведомлением.

Вопросы связи с внутрикамерным осведомлением приобретают весьма важное значение в агентурно-оперативной работе среди заключенных, содержащихся в тюрьмах.

Заключенные, в силу целого ряда причин, (в том числе и предательства со стороны осведомителей) иногда догадываются о существовании осведомителей в камерах и поэтому всячески стараются выяснить, кто именно ив сокамерников является осведомителем. Такое положение имеет место во всех тюрьмах и среди всех категорий заключенных, в том числе даже в среде малолетних преступников, которые всякого вызванного из камеры в канцелярию тюрьмы считают «доносчиком», называют его оскорбительными кличками, зачастую без всякого повода избивают.

Более тяжелые последствия может иметь провал осведомления среди заключенных, обвиняемых в контрреволюционных преступлениях. Часто враги народа, определив, кто из заключенных является осведомителем оперчасти тюрьмы, не дают ему понять, что он «расшифрован», и продолжают через него свою вражескую антисоветскую деятельность путем протаскивания в органы следствия клеветнических материалов на людей честных и невиновных и вывода из-под удара советского правосудия действительных врагов Советской власти.

Игнорирование элементарных правил связи с внутрикамерным осведомлением, а порой, небольшая на первый взгляд непредусмотрительность, приводит к расшифровке осведомителей и тяжелым последствиям в агентурно-оперативной работе.

Наиболее удобной, менее возбуждающей подозрение, формой связи с внутрикамерным осведомлением, работающим среди подследственных заключенных, несомненно, является вызов под видом допроса.

Применяя эту форму связи, необходимо строго соблюдать все правила и формальности, применяемые во время действительных вызовов заключенных на допросы. В противном случае даже небольшое отступление от общих правил и порядка неизбежно приводит к полному провалу осведомителя.

Например, работники оперчасти одной из тюрем  УНКВД практиковали вызов внутрикамерного осведомления на связь простыми запискам», намного отличавшимися от формы бланков, обычно установленных в этой тюрьме для вызова заключенных на допрос. После нескольких вызовов осведомителей в таком упрощенном порядке, сокамерники этих заключенных заметили, что форма записок отличается от обычной, и к тому же вызовы по запискам сопровождаются «слишком равномерными промежутками времени и необычно кратковременным пребыванием на допросах.

В итоге вызываемые таким образом осведомители на связь были расшифрованы, а заключенные этих камер, при переводе их в другие камеры, распространили по всей тюрьме слух, что лица, вызываемые на допрос по простым запискам, являются осведомителями НКВД и что этих заключенных нужно бойкотировать.

□с В другом случае надзиратель, выводивший осведомителя «X» из камеры в оперчасть, предложил ему, по собственной инициативе, надеть пальто (было холодно), тогда как в следственный корпус, расположенный в том же помещении, обычно заключенных выводили на допрос без теплой одежды. Эта мелочь грозила расшифровкой осведомителя, так как в тот период времени заключенных выводили тепло одетыми только в административный корпус тюрьмы, в который нужно было итти через двор. Расшифровка была предотвращена вызовом из этой камеры под различными предлогами дополнительно трех заключенных, которым также было предложено одеть пальто.

Значительно легче осуществлять связь с тем осведомителем, который находится только вдвоем с объектом разработки. В таких случаях рекомендуется договориться со следователем о вызове разрабатываемого подследственного заключенного на допрос. После вызова объекта разработки на допрос, можно зайти в камеру или вызвать осведомителя к себе в оперчасть.

В тех случаях, когда оперработнику приходится для встречи с осведомителем заходить к нему в камеру, он всегда должен соблюдать необходимые меры предосторожности (не вести беседу громко не оставлять своих окурков в других предметов в камере). Надо учитывать, что заключенный, вернувшись с допроса в камеру, может все это обнаружить, и таким путем осведомитель будет расшифровав.

Несколько сложнее поддерживать связь в тюрьмах для подследственных, когда в камере содержится контингент заключенных, дела которых следствием закончены. В таком случае необходимо применять только те методы связи, которые обычно употребляются в тюрьмах ГУГБ для содержания осужденных, т. е. вызов осведомителя по поводу заявления или жалобы, вызов для направления на прием к врачу или для помещения в больницу, направление в карцер и т. д.

Учитывая, что формы связи с внутрикамерным осведомлением из числа заключенных, по делам которых следствие закончено, чрезвычайно ограничены, оперативные работники обязаны, применительно к местным условиям, изыскивать новые формы связи и проверять их действие на практике. При получении положительных результатов, они будут распространены на другие тюрьмы. Практика показывает, что хороший осведомитель из числа осужденных сам может изыскать и предложить наиболее безопасный способ связи.

Так, в одной из тюрем, осведомитель X, получив ценные сведения, требующие срочной передачи оперативной части тюрьмы, и используя свою болезнь желудка, настолько естественно и удачно симулировал обострение болезни, что сами разрабатываемые заключенные, нарушая при этом правила внутреннего распорядка, подняли в камере большой шум, вызвали начальника тюрьмы, которого настойчиво стали упрашивать оказать немедленную медицинскую помощь «больному» и направить его в амбулаторию тюрьмы.

Другой осведомитель, из числа осужденных, предложил использовать для явок посещение кабинета зубного врача, приемы у которого, как было известно всей тюрьме, задерживались из-за перебоев в подаче электроэнергии для бормашины, в связи с чем заключенные очень часто в ожидании приема просиживали в приемной комнате зубоврачебного кабинета по 1—2 часа. Этот момент был попользован оперчастью тюрьмы, и связь с осведомлением под видом, вызова к зубному врачу не возбуждала никаких подозрений.

В некоторых тюрьмах в качестве повода для вызова на явку было использовано получение заключенными писем от родственников. До этого получаемые письма обычно передавались непосредственно надзорсоставом тюрьмы в камеры. Этот способ передачи писем в интересах оперативной работы был изменен, и заключенные, для ознакомления с письмами от родственников, стали по одному вызываться в комнату старшего по корпусу. Первыми были вызваны объекты разработки, а уже потом, когда эта практика стала общеизвестна, было приступлено к вызовам той части осведомления из числа осужденных, которая имела переписку со своими родственниками. Этот способ довольно удачно позволил расширить формы связи с осведомлением из числа осужденных.

Если осведомитель окажется на подозрении у сокамерников, необходимо практиковать вызовы к оперработнику под благовидным предлогом и других заключенных из этой камеры, чтобы рассеять подозрение. Подобного рода небольшие комбинации напрашиваются и определяются сами, если оперработнику достаточно известны взаимоотношения заключенных в камере.

Перейдем к основам руководства внутрикамерной агентурой.

Основные правила руководства внутрикамерным осведомлением и его воспитания заключаются в следующем:

а) привлекая заключенных для освещения сокамерников, оперативный работник не должен давать заключенному никаких обещаний о смягчении его участи в процессе следствия за совершенные им преступления;

б) не допускать ослабления режима в отношении к этому заключенному без специального на то разрешения вышестоящих начальников;

в) в целях предупреждения проникновения в осведомительную сеть двурушников с целью дезинформации, не давать завербованному заключенному понять общего объема а задач нашей работы по заключенным. Для этого, как правило, необходимо давать ему задания на основе его же сообщений, умело направляя его на выявление вопросов, интересующих органы НКВД;

г) быть очень осторожным при ответах осведомителю на очень часто задаваемый вопрос: «Следует ли сообщать Вам о таких-то фактах, о таких-то арестованных?» Рекомендуется избегать прямого ответа на подобные вопросы, ограничиваясь только общим пожеланием иметь от него все сведения, которые он считает необходимым сообщить органам НКВД;

д) повседневно проверять, как ведет себя осведомитель в ка-мере, не разгласил ли он состоявшийся с ним разговор, как он соблюдает режим, в каком состоянии находятся его личные взаимоотношения с сокамерниками вообще и с наиболее интересующими нас заключенными в частности.

После того, как заключенный завербован, необходимо от него требовать, чтобы он в своей работе выявлял все могущие интересовать органы НКВД сведения с исчерпывающей полнотой. Если, например, осведомитель узнал от разрабатываемого заключенного фамилии его соучастников, оставшихся на воле, то он должен, сближаясь с ним и войдя к нему в доверие, постараться выяснить факты антисоветской деятельности этих неразоблаченных участников контрреволюционной организации, при каких обстоятельствах они избегли ареста, их роль в контрреволюционной организации, какие они имеют «поручения от руководства контрреволюционной организации в области дальнейшей антисоветской работы и т. д.

Строго соблюдая эти основные правила «руководства внутрикамерной агентурой, необходимо добиваться, чтобы каждый осведомитель был не только регистратором того, что говорится и делается в камере. Это он, конечно, должен делать, но этого мало.

Следует настойчиво и кропотливо добиваться и того, чтобы каждый «осведомитель тщательно и глубоко изучал свое окружение по камере и, определив наиболее интересного с оперативной точки зрения заключенного, настойчиво изыскивал бы лучшие формы подхода к нему.

Осведомитель должен наиболее полно выявить, «что скрывает данный «объект разработки от следствия и суда и каковы его планы и намерения.

«Готовых рецептов наиболее «рационального использования «осведомления в каждом конкретном случае и подхода его к объекту разработки не существует. Все «комбинации подхода и подвода осведомителей к заключенным должны складываться на основе тщательного и глубокого изучения каждого объекта разработки в отдельности, условий и обстановки в камере, личных качеств агента, его надежности, взаимодействия агентурной работы со следственной и т. д.

Вот несколько примеров правильного подхода внутри-камерного осведомления к разрабатываемым заключенным.

Осведомитель «А», взяв под наблюдение заключенного «Н», сум«ел завоевать его доверие тем, что во время болезни этого заключенного он всячески за ним ухаживал. Это вызвало со «стороны заключенного «Н» большое расположение к осведомителю, и после этого «Н» от общих разговоров перешел к беседам на политические темы, рассказав о своих «соучастниках, «оставшихся не разоблаченными, фактах и способах связи с ними и о планах своей дальнейшей антисоветской работы.

В другом случае тот же осведомитель «А» иначе разрешил вопрос о подходе к одному из подследственных — участнику к.-р. право-троцкистской организации, заключенному «Р».

Будучи помещен и камеру первым, осведомитель «А» неприязненно встретил подследственного заключенного «Р», посаженного в эту камеру на следующий день, и неохотно отвечал на попытку «Р» завязать беседу. Через 2—3 дня «Р», после неоднократных попыток завязать беседу, опросил осведомителя «А», давно ли он сидит в тюрьме, за что арестован, как ведет себя на допросах. Осведомитель «А» как бы нехотя сказал, что он второй паз привлекается к судебной ответственности и поэтому имеет достаточный опыт, как вести себя на следствии и в тюрьме.

Вместе с этим осведомитель выразил неудовлетворение назойливостью собеседника, осторожно намекнув, что подобную «любознательность» довольно часто проявляют люди, находящиеся в хороших отношениях со следователями. Заключенного «Р» это обидело, и он прекратил всякий разговор.

Заключенного «Р» волновали вопросы следствия, и он, будучи в нерешительности — давать ли ему показания о своей антисоветской деятельности или продолжать Свое запирательство, искал повода посоветоваться об этом с своим сокамерником.

Поэтому он на 4 день пребывания в камере вновь возобновил разговор с осведомителем «А», начав уже не с расспросов, а с рассказа о том, что на него следствие «жмет», предъявляет ряд фактов, и он не в состоянии решить вопрос, что ему делать. С одной стороны, он не желает портить отношений со следствием и не хочет, чтобы его на очных ставках изобличали другие, ибо в этом случае он рискует получить значительно большее наказание. Но с другой стороны, он, будучи убежденным противником существующего строя, не желает выдавать всех своих соучастников и рассказывать о всех фактах их антисоветской деятельности.

Осведомитель «А» от каких-либо советов воздержался, заявив: «Вам виднее. (В таких делах, ее зная сущности вашего дела и того, что знает о вашей работе следствие, очень трудно давать какие-либо советы».

Видя, что заключенный «Р» сам о своем деле ничего не рассказывает, осведомитель «А» от расспросов воздержался, чувствуя в заключенном «Р» очень осторожного и подозрительно относящегося ко всему человека.

«Р» продержался еще два дня и затем, начав разговор с того, что он окончательно убедился в надежности своего сокамерника, стал рассказывать ему подробно о ходе следствия, о допросах, о своей тактике на следствии, о том.

каких соучастников, какие факты своей антисоветской деятельности и почему он скрывает.

Все донесения осведомителя «А» о заключенном «Р» регулярно передавались следователю. В результате следствие пошло значительно быстрее, и через некоторое время «Р» дал развернутые показания о своей антисоветской деятельности и своих соучастниках.

Вот еще пример: в одной из тюрем содержался подследственный, обвиняемый в переходе государственной границы. Из его рассказов было известно только то, что  он монах и шляется перебежчиком из Польши. Больше ничего он сокамерникам не рассказывал. По инициативе осведомителя, находившегося в этой камере, заключенные стали подшучивать над этим монахом. На замечание сокамерников, что он монах, а пришел молиться в страну, где не верят в бога, этот «монах» бросил реплику: «Я пришел сюда не молиться, а пришел уничтожал вредных людей». Таким путем была получена завязка для агентурной разработки террориста, переброшенного в нашу страну из-за „кордона.

В другой тюрьме осведомитель «Ш», ведя наблюдение за двумя перебежчиками из Польши, установил с ними дружеские отношения и узнал, что они до перехода в СССР побывали в Германии, Чехословакии, Румынии, Франции и других странах Европы.

Для перепроверки сообщения «Ш», к этим 2 перебежчикам был подведен второй осведомитель — «П», которому они рассказали примерно то же самое, что и «Ш». Однако ни одному из указанных осведомителей не удалось узнал, с заданиями какой именно разведки они прибыли на территорию СССР.

Тогда осведомитель «П», по заданию оперработника, постарался поссорить между собой перебежчиков. Во время ссоры один из них, угрожая, кричал другому: «Я тебе покажу, старый шпион». Этот момент был использован осведомителем, и последний, сблизившись с тем перебежчиком, который был назван «старым шпионом», узнал от него, что второй перебежчик одно время был связан с английской разведкой, а в последнее время работал для германской разведки. Оба шпиона были разоблачены.

Приведенные примеры показывают, что внутрикамерное осведомление нужно использовать возможно полнее. Там, где один осведомитель ничего не сможет сделать, нужно быстро принять меры к подысканию и вербовке второго осведомителя.

Если работу осведомителя затрудняет неподходящая обстановка или какой-либо заключенный, проводящий в камере «работу» по организации противодействия следствию и агитирующий за «молчание», то все эти препятствия нужно устранить, создав осведомителю условия для более успешной и интенсивной работы.

Как в тюрьмах для подследственных, так и в тюрьмах для осужденных каждый внутрикамерный осведомитель или агент должен одновременно с разработкой заключенных по специальным заданиям освещать также и вопросы обеспечения охраны, режима и изоляции в тюрьмах.

Как бы идеально не относился надзорсостав к несению своей службы, тем не менее он, обслуживая ряд камер, не всегда может предупредить те или иные действия заключенных по нарушению тюремного режима и по организации междукамерной связи и связи с волей. Кроме этого, есть ряд возможностей, используемых заключенными, которые совершенно недоступны наблюдению надзирателя (встреча однодельцев в автомашине для заключенных во время перевозок на допрос, связь между однодельцами через сокамерников, встречающихся в больнице и т. д.).

Поэтому, для более полного выявления всех форм и фактов нарушения изоляции, режима и охраны, должно быть в полной мере использовано все внутрикамерное осведомление. Через него следует выявлять попытки связи с волей, подготовки к побегу, случаи внутрикамерного бандитизма и пр.

В этой области осведомление также должно инструктироваться систематически и повседневно.

Одним из ответственных моментов в работе с осведомлением из числа заключенных является перепроверка агентурных материалов.

«Особое внимание должно уделяться перепроверке материалов, получаемых от осведомления по подследственным заключенным. Нужно постоянно иметь в виду, что озлобленные неразоружившиеся враги народа могут проникнуть в нашу сеть, дезинформировать нас в отношении разрабатываемых заключенных, оговаривать невиновных людей, находящихся на воле, стремясь продолжать этим борьбу с нами.

К перепроверке получаемых от осведомления (агентуры) данных поэтому нужно относиться со всей серьезностью.

С выявленными дезинформаторами и двурушниками надлежит немедленно прекращать связь, исключать их из сети и переводить в одиночку.

(Из инструкции, приложенной к приказу НКВД СССР № 00653 от 7 июня 1939 года)».

Двурушников и провокаторов надлежит привлекать к уголовной ответственности, дела на них передавать в Особое Совещание НКВД.

Изложенные выше указания в равной степени обязательны для оперработников, ведущих агентурную работу среди заключенных содержащихся в тюрьмах для осужденных.

Там, где нет перепроверки материалов, получаемых от внутрикамерного осведомления и где оперативный работник принимает всякое агентурное донесение на веру, без всякого критического анализа, там во многих случаях враги Попользуют это для дезинформации. Об этом говорят следующие факты: осведомитель «X», из числа осужденных, разрабатывая своего сокамерника «.Н», дал материалы о том что,якобы, «Н» рассказывал ему о группе своих соучастников, оставшихся неразоблаченными на воле и продолжающих антисоветскую деятельность на одном из участков железной дороги.

Когда же дело дошло до расследования, то «X» сознался в том, что все даваемые им многочисленные донесения о, якобы, неразоблаченных диверсантах от начала до конца являются вымыслом и клеветой на ни в чем неповинных людей.

Разумеется, можно было бы в самом начале разоблачить клеветнические вымыслы этого дезинформатора, если бы даваемые им на протяжении 7 месяцев материалы перепроверялись через другого осведомителя.

Другой осведомитель—«Б» обычно на второй день после перевода нового подследственного заключенного в его камеру давал обширные материалы о соучастниках этого заключенного, оставшихся, якобы, неразоблаченными.

После ввода в эту камеру второго осведомителя для перепроверки выяснилось, что «Б» всякого вновь прибывшего заключенного в камеру подробно расспрашивал о его знакомых, родственниках, их месте службы, производственной деятельности, адресах и т. д. На основе полученного таким образом «материала» он и фабриковал свои «агентурные донесения».

Проверка и перепроверка получаемых материалов должна проводиться непрерывно с первых же дней работы каждого осведомителя. В сообщениях осведомителей совепшенно недопустимы туманные, ничего не говорящие или двусмысленные фразы. Надо требовать, чтобы осведомитель ясно, четко и, самое главное, объективно излагал свои донесения, описывая только факты, имевшие место в действительности, и не засорял сообщение общими предположениями.

Критическое отношение оперработника к донесениям заставляет в свою очередь и осведомителя подходить критически к разговорам в камере и фиксировать наиболее нужное и ценное.

Перепроверка получаемых от осведомления агентурных материалов в условиях тюрьмы в основном должна вестись через других параллельных осведомителей, находящихся в тех же камерах, где находятся и первоисточники. В редких случаях разговор между двумя заключенными остается неуслышанным одним или двумя другими их сокамерниками. Поэтому, при наличии в камере двух осведомителей, можно установить, действительно ли заключенный «X» рассказывал осведомителю «А» о своей антисоветской деятельности и называл своих соучастников.

В практике работы часто бывает, что помимо осведомителя, сообщающего очень важные факты об антисоветской деятельности заключенного, другого осведомителя в камере нет. В этом случае необходимо подвести второго проверенного осведомителя путем перевода его в эту камеру или скомплектовать новую камеру (в зависимости от обстоятельств), куда поместить разрабатываемого заключенного-осведомителя, работающего над ним, и второго осведомителя для перепроверки. С целью законспирирования второго осведомителя можно еще ввести в эту камеру одного или двух заключенных.

Руководя осведомлением, нужно умело и правильно направлять его на наиболее важные участки работы для разработки тех подследственных заключенных, которые по требованию работников, ведущих следствие, подлежат разработке в первую очередь.

Некоторые тюремные отделы, в зависимости от запросов следствия, практикуют переброску отдельных осведомителей из одной тюрьмы в другую, где нет достаточно сильной и проверенной агентуры, но где появились очень важные заключенные, требующие агентурной разработки. Во многих случаях, когда к этому вопросу относятся серьезно и продуманно, такая практика давала весьма положительные и ценные результаты. Наряду с этим зафиксированы случаи, когда перебрасывание недостаточно изученного и проверенного осведомления способствовало между-камерной связи, причиняя значительный вред следствию. Переброску осведомителей из камеры в камеру и, в случаях особой надобности, из одной тюрьмы в другую можно практиковать в интересах усиления разработки наиболее важных заключеных. Но необходимо взять за правило перебрасывать только проверенную и надежную агентуру и в каждом отдельном случае с разрешения руководства НКВД УНКВД. Для разработки подследственных заключенных можно в отдельных случаях использовать в подследственных тюрьмах и тех осведомителей из числа заключеных, следствие в отношении которых закончено и которые ожидают отправки в тюрьмы для осужденных или в исправительно-трудовые лагери. Таких осведомителей можно, с согласия руководства НКВД/УНКВД, оставлять на один — два месяца в общей тюрьме, задерживая их этапирование. Перевод проверенной и способной агентуры из тюрьмы в тюрьму и из камеры в камеру в тюрьмах ГУГБ для содержания осужденных производится с ведома Главного тюремного управления НКВД.

Весьма серьезное значение в условиях тюрьмы приобретает вопрос, где и как должны приниматься агентурные донесения от внутрикамерной агентуры.

Агентурное донесение осведомителем-заключенным должно писаться только в присутствии оперативного сотрудника тюрьмы. Нельзя допускать того, чтобы осведомители писали сваи донесения в камерах. В этом случае провал неизбежен.

В одной из тюрем практиковался такой порочный способ получения донесений от внутрикамерного осведомления. Осведомитель, находясь в общей камере вместе с другими заключенными, здесь же писал свои донесения, затем вкладывал их в выданную ему из тюремной библиотеки книгу, а последнюю прятал под свою коечную подушку. Во время дневной прогулки, когда всех заключенных выводили из камеры, туда являлся оперсотрудник тюрьмы, брал из книги донесение, а на его месте в книге оставляет лист чистой бумаги для написания следующего очередного донесения. Этот горе-оперработник месяцами не встречался со своим осведомителем, не инструктировал его и не давал ему в работе нужного направления, качество донесений было очень низко, не говоря уже о явной угрозе провала осведомителя. Поэтому всякий оперативный работник, имеющий у себя на связи внутрикамерную агентуру, при встрече с ней обязан каждое донесение выслушать в устном изложении, уточнить материал беседы рядом вопросов, а затем уже предложить написать материалы донесения.

Всякое агентурное донесение, по возможности, должно Излагаться кратко, разборчиво, понятно. Факты, описываемые в агентурном донесении, должны быть изложены с аб со потной объективностью — они не должны быть ни преувеличены, ни преуменьшены, ни приукрашены, ни затушеваны. В агентурных донесениях недопустимы никакие искажения, которые могли бы дезориентировать или дезинформировать оперативный аппарат. Надо также всякому оперативному работнику тюрьмы взять за правило — не отпускать осведомителя от себя, не проинструктировав и не дав ему конкретного задания. Это его приучает к дисциплине и прививает ему чувство ответственности.

Практика отмечает случаи, когда осведомители стараются взять инициативу в свои руки, начинают давать советы оперработнику тюрьмы и т. д. В результате малоопытный оперативный работник подпадает под влияние осведомителя и идет на поводу у последнего. Во избежание этого оперативному работнику надлежит не выпускать инициативы из своих рук и строго анализировать действия осведомителя. Это не значит, конечно, что нужно убивать инициативу осведомителя, но надо поставить его на свое место, приучить его к дисциплине, к точному выполнению поручений.

Никогда нельзя требовать от внутрикамерного осведомителя (выполнения заданий путем обещаний особой «награды», так как в этом случае с его стороны можно ожидать провокации. Одинаково не следует давать заданий, выполнение которых не под силу данному осведомителю. В этом случае осведомитель обычно нервничает и, ради выполнения задания, совершает грубые ошибки, зачастую при этом расшифровывая себя.

Наиболее ценное осведомление из числа заключенных, разумеется, необходимо поощрять денежным вознаграждением.

Размер вознаграждения определяется начальником тюрьмы.

Деньги не выдаются на руки осведомителю, а перечисляются на его личный счет. На эти деньги осведомитель может приобретать в тюремном ларьке необходимые ему продукты.

Об осведомителях, давших особо-ценные материалы, рекомендуется докладывать руководству НКВД/УНКВД и сообщать в Главное тюремное управление.