Париж

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Париж

Альтернатива здоровью!

Столы ломятся от кружек с пивом. Янтарь пенистого напитка отражает лучи заходящего солнца, освещающие квартал Бельвиль. Восемь часов вечера. Не все еще парижане приобщились к испанскому образу жизни с его бесконечными застольями, но на террасе бистро Folies только что начался час аперитива, который, раз уж он наступил, будет длиться долго и, может быть, не закончится никогда. Никаких закусок и ужина, и это уже стало классикой. Насыщаются алкоголем, несколькими горстями арахиса или фисташек, которые старик малиец продает в маленьких лотках стоимостью 1 евро. Открывший золотоносную жилу на продаже орехов, он ревностно следит за тем, чтобы ни один использованный и наполненный скорлупой лоток не исчез из его поля зрения (видимо, он их использует повторно). Качество напитков не имеет большого значения. Подойдет и разливное светлое пиво, и белое вино, являющееся отличной альтернативой красному, поскольку после него не болит голова. Приятель, с которым я сижу за столиком, рискнул задать остолбеневшему от удивления официанту вопрос: «Что у вас есть из белых вин? Шардоне? Из какого региона?» В ответ прозвучало: «Шардоне оно и есть шардоне, о чем тут еще говорить?» На террасах всех более или менее приличных французских кафе (да и остальных тоже) посетители пускаются на любую хитрость, чтобы занять место на солнце. Знаток и ценитель цыпочек (а на местном птичьем дворе их предостаточно), пришедший снять напряжение после нескольких недель напряженной работы, объясняет мне: «Чтобы заполучить столик, ты останавливаешься как вкопанный на террасе, битком забитой народом, и стоишь, напряженно вглядываясь в лица посетителей. Как только ты видишь, как один из них полез в карман за кошельком, чтобы расплатиться, ты тут же срываешься с места и, подойдя к нему, спрашиваешь: “Вы уходите?” Если вы когда-нибудь пытались в течение двадцати минут припарковаться на стоянке, где нет ни одного свободного места, прислушиваясь, не хлопнет ли кто-нибудь крышкой багажника, вы поймете, что я имею в виду». Присутствующая публика – по большей части студенты и временно безработные с внешностью великовозрастных подростков, одетые в потертую и видавшую виды одежду с непременным татуажем, длинными, легкими шарфами и в солнцезащитных очках Wayfarer. Несколько платьев-бюстье в цветовой гамме в духе Лили Аллен. Folies – это Бельвиль в миниатюре. Владельцами бистро являются выходцы из Северного Алжира, и это их семейный бизнес. Кроме Folies, они владеют еще четырьмя кафе на северо-востоке Парижа, сетью социальных служб, «парком» покупательских тележек, предоставляемых покупателям в дни рыночной торговли, и почтовым отделением, куда приходит корреспонденция «до востребования». Бельвиль – это колыбель многих народных волнений и восстаний и один из последних исторических бастионов Парижа. Когда проходишь по пешеходной улице Денуайе, которая сворачивает за угол и стены которой покрыты невероятными и переливающимися множеством оттенков фресками, нарисованными граффитистами, отношение к уличной росписи начинает меняться. В бистро Aux D?lices de Belleville с безликим декором, выполненным в стиле хай-тек, пластиковые столы завалены сигаретными пачками «Marlboro», тарелками с маринованными оливками, съедобными семенами люпина, жареным горохом и картофелем с харисой и другими традиционными закусками в марокканском духе, которые подают к анисовой водке или к розовому бордо. «Это самая красивая улица в мире, мадам!» – любят повторять проживающие в квартале с незапамятных времен старички, сидящие перед бистро Beau Village, непритязательным и невзрачным кабаком, принадлежащим потомкам выходцев из стран Магриба, где подают тапас и откуда доносятся мелодии алжирской поп-музыки в стиле раи. В нескольких метрах отсюда надпись на старой эмалированной табличке гласит: «Дом здорового содержания, все нечистоты удаляются через сточные трубы». Пройдемся по улице Рампоно (названной по имени Жана Рампоно, знаменитого владельца харчевни, жившего в XVIII веке, который поил своим дешевым вином местный сброд в те времена, когда склоны холма Бельвиль еще были покрыты виноградниками). По пути мы встречаем нескольких студентов, вышедших на улицу выкурить по сигарете перед знаменитой семейной бакалеей Chez Ramona, где подают разноцветные тапас и где они заказали паэлью, прежде чем отправиться на улицу Туртий. И в час аперитива вы, несомненно, встретите здесь Папо, балканского художника и большого любителя выпить, изображающего на своих картинах безумцев и их безумный мир, чтобы, видимо, потопить в красках собственных демонов, дремлющих в душе. И, сидя в мастерской, они с Шапо, его «мажордомом», как он ласково называет маленького худенького старичка, никогда не снимающего мягкой фетровой шляпы с головы, приоткрывающей седеющие виски, уже пропустили по стаканчику. Когда у него спрашивают, как давно он проживает в квартале, Шапо, скромно потупившись, отвечает, стараясь сгладить удивление, произведенное его словами: «Всего лишь пятьдесят восемь лет». Его портрет выставлен в витрине на улице, но его продадут только после его смерти. Бросая в нашу сторону игривые взгляды (он вообще представляет собой странное сочетание Дали и доктора Эмметта Брауна[215]), Папо нам объясняет, что сейчас он реже посещает бары, «теперь не то что раньше» (имея в виду недавно введенный запрет на курение в общественных местах), и демонстрирует нам порванные локти на своей блузе, заляпанной красками: «Видите, я же не могу в этом появиться на улице!»

Прежде чем попасть в ресторан Nono или, скорее, в винный салон, завсегдатаями которого являются представители богемы, любители фигателли (колбаски из свиной печени и мяса), вина сен-шиньян и других «вкусностей», нужно пройти мимо детского сада, во дворе которого маленькие темнокожие и еврейские дети поливают друг друга водой из бутылок. По пути мы с невольной грустью вспоминаем о Фанфане и его гостеприимной бакалее с винным погребом, стертой с лица земли ради увеличения территории детского сада, о котором мы только что упомянули. Кто только не заходил к Фанфану: клошары, чтобы купить литровую бутылку вина Geveor, рабочие, интеллектуалы, выпивавшие все вместе по рюмочке (и танцевавшие от переизбытка чувств), не упускавшие, разумеется, возможности чокнуться с хозяйкой заведения (которая, кстати говоря, не употребляла никаких других напитков, кроме шампанского).

Через два часа мы с несколькими бутылками вина из Ля-Мадюра[216] возвращаемся на улицу Бельвиль. Стайка молодежи нашла пристанище в Palais du Vin (букв. перевод – Дворец вин), и мы не без содрогания представляем себе, какие страдания должны испытывать их печень и вкусовые рецепторы. В нескольких метрах отсюда возле книжного магазина Le Genre Urbain на террасе бистро все еще полным-полно народа. Половина двенадцатого ночи. Посетители Folies пока не считают нужным перейти к ужину. Час аперитива закончится лишь тогда, когда им подадут горячее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.