Преступление
Преступление
Преступление — в толковых словарях это явление характеризуется как «деяние, нарушающее закон и подлежащее уголовному наказанию».
Это стандартное определение преступления уже не первое тысячелетие вызывает множество самых различных толкований и, естественно, споров.
Действительно: закон — понятие весьма субъективное и подвершенное влиянию времени, места, политики и множества других нестабильных факторов. Однако само слово «преступление» вызывает, ПО крайней мере, у большинства людей вполне конкретные ассоциации, на которые в весьма малой мере влияют характерные черты эпох или цвета государственных флагов.
Преступные или запрещенные акты суть акты, противоречащие «дозволенно-должному» шаблону поведения.
Таково простейшее определение преступления.
Питирим Сорокин
В начале нашего века вся Россия содрогнулась, узнав о кровавых злодеяниях грабителя Полуляхова, который, проникнув с целью ограбления в дом станового пристава, убил хозяина, его жену, кухарку и ребенка.
На допросах преступник вел себя нагло, цинично и, в частности, заявил следующее: «Человек ест птицу, птица ест мошку, мошка еще кого нибудь ест. И человек ест птицу не потому, что он на нее зол, а потому, что ему есть хочется. А как птице от этого — он не думает: есть хочется, он и ест. И птица не думает, каково мошке, а думает только, что ей нужно. Так и все. Один ловит человека, который ему ничего не сделал. Другой судит и в тюрьму сажает человека, который ничего дурного ему не сделал. Третий жизни лишает. Никто ни на кого не зол, а просто всякому есть хочется. Всякий себе добывает как может. Это и называется борьбой за существование».
Насилье — в сущности людей,
насилием богат наш свет;
И люди только от нужды
не нанесут соседям вред.
Муххамед Аззахири Ас-Самарканди
Звери, живя вместе с нами, становятся ручными, а люди, общаясь друг с другом, становятся дикими.
Гераклит из Эфеса
Встречаются Достоевский с Раскольниковым.
— Эх, Родя, Родя, — качает головой классик, — какая жестокость… Старушку… топором… за двадцать копеек… Ужас!
— Ну, кому ужас, а кому и… Что ни говорите, Федор Михалыч, а пять старушек — рубль, как-никак…
Убийство служит самооправданием для убийцы, он стремится им доказать, что существует Ничто.
Отто Вейнингер
Оправдание
Не хвастаясь, могу сказать, что, когда Володя ударил меня но уху и плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забудет. Уже потом я бил его примусом, а утюгом я бил его вечером. Так что умер он совсем не сразу...
Это не доказательство, что ногу я отрезал ему еще днем. Тогда он был еще жив... А Андрюшу я убил просто по инерции, и в этом я себя не могу обвинить. Зачем Андрюша с Елизаветой Антоновной попались мне под руку? Им было ни к чему выскакивать из-за двери. Меня обвиняют в кровожадности, говорят, что я пил кровь, но это неверно: я подлизывал кровяные лужи и пятна, — это естественная потребность человека уничтожить следы своего, хотя бы и пустяшного преступления.
А также я не насиловал Елизавету Антоновну. Во-первых, она уже не была девушкой, а во-вторых, я имел дело с трупом, и ей жаловаться не приходится. Что из того, что она вот-вот должна была родить? Я и вытащил ребенка. А то, что он вообще не жилец был на этом свете, в этом уж не моя вина. Не я оторвал ему голову, причиной тому была его тонкая шея. Он был создан не для жизни сей.
Это верно, что я сапогом размазал по полу и собачку. Но уж цинизм — обвинять меня в убийстве собаки, когда тут рядом, можно сказать, уничтожены три человеческие жизни. Ребенка я не считаю.
Ну, хорошо, во всем этом (я могу сознаться) можно усмотреть некоторую жестокость с моей стороны. Но считать преступлением то, что я сел и испражнился на свои жертвы, — это уж, извините, абсурд. Испражняться — потребность естественная, следовательно, не преступление отнюдь…
Таким образом, я понимаю опасения моего защитника, но все же надеюсь на полное оправдание.
Даниил Хармс
Иной человек способен был бы убить своего ближнего хотя бы для того, чтобы смазать себе сапоги.
Артур Шопенгауэр
Из дневника меланхоличного человека
Понедельник. Скука. Скука. Скука…
Вторник. Сосед увел мою корову. Это уже что-то.
Среда. Утром пошел и убил соседа. Немного взбодрился.
Четверг. Соседка выкопала всю мою картошку. Дрянь.
Пятница. Убил эту дрянь. Взбодрился, но не надолго.
Суббота. Соседи необычно оживлены. Видимо, им не по душе мой образ жизни. Суета.
Поскресенье. Убил всех соседей. Суета прекратилась.
Понедельник. Скука. Скука. Скука…
Убийство — всегда промах. Никогда не следует делать того, о чем нельзя поболтать с людьми после обеда.
Оскар Уайльд
В Угличе детей не рожают. В Угличе их режут.
Венедикт Ерофеев
Если бы мы не чаяли воскресения из мертвых, человек скорее должен был бы предпочесть смерти сколь угодно тяжкое преступление.
Фома Аквинский
Понятно, что любая страна стремится защитить свое существование как государства, а также жизнь своих граждан, и потому если в ни уголовном кодексе предусматривается смертная казнь за шпионаж, посягательства на безопасность государства, убийство, терроризм н т. п., то это воспринимается мировой общественностью если и ни с явным одобрением, то, во всяком случае, с пониманием.
Однако в конце XX столетия (по крайней мере, до недавнего времени) в ряде государств караются смертью и такие деяния:
— супружеская неверность со стороны женщины (Иран, КНДР, Мавритания, Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия, Судан);
— подделка официальных документов (Ирак);
— проституция (Иран);
— несогласие с богом (Иран);
— употребление в четвертый раз пищи, воды, курение в дневное время в период поста рамазан (Иран);
— неоднократное употребление алкогольных напитков (Иран);
— гомосексуализм (Иран, Мавритания);
— печатание или показ порнографических материалов (Китай);
— сутенерство, содержание публичных домов (Китай);
— хищение государственного имущества (Албания, бывш. СССР);
— поджог (Марокко и Западная Сахара);
— торговля на черном рынке (Мозамбик);
— загрязнение воздуха или воды при отягчающих обстоятельствах (Йемен);
— осквернение имени пророка Мухаммеда (Пакистан);
— колдовство, приведшее к смертельному исходу (Руанда);
— недостойная жизнь на земле (Иран).
Последнее «деяние» потрясает четкостью формулировки. Впрочем, все прочие недалеко от него ушли. Вот что получается, когда зашоренный народ позволяет своим попам вмешиваться в дела государства…
Те, кто надел на глаза шоры, должны помнить, что в комплект входят еще узда и кнут.
Станислав Ежи Лец
Чрезвычайно глубоко старинное представление, ставящее вопрос больным и прокаженным: какое преступление совершили вы, за что так карает вас Бог?
Отто Вейнингер
И чего стоит мир, если над ним не тяготеет ни одно проклятие?
Венедикт Ерофеев
Позорно не наказание, а преступление.
Иоганн Готфрид Гердер
Слушайте вы, судьи! Другое безумие существует еще — это безумие перед делом. Ах, вы вползли недостаточно глубоко в эту душу!
Так говорит красный судья: «но ради чего убил этот преступник? Он хотел ограбить».
Но я говорю вам: душа его хотела крови, а не грабежа — он жаждал счастья ножа!
Но его бедный разум не понял этого безумия и убедил его.
— Что толку в крови! — говорил он.— Не хочешь ли ты по крайней мера совершить при этом грабеж? Отомстить?
И он послушался своего бедного разума: как свинец, легла на него его речь — и вот, убивая, он ограбил. Он не хотел стыдиться своего безумия.
Что такое этот человек? Клубок диких змей, которые редко вместе бывают спокойны, — и вот они расползаются и ищут добычи в мире.
Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра
«Кошелек или жизнь!» — произносит грабитель. И никто не знает, и он сам — менее всех, чего именно ему больше хочется получить от жертвы…
Воры и грабители — это всего-навсего старые, как мир, самоуспокоенные космические ретрограды, счастливо наслаждающиеся древней респектабельностью обезьян и волков.
Гилберт Кит Честертон
У нас в Англии истребляют волков, мы не пытаемся приучить волка лежать рядом с ягненком, и сомневаюсь, что такое реально возможно. Дикого кабана мы стараемся выследить в горах до того, как он спустится к ручью убивать детей.
Агата Кристи
Щадя преступников, вредят честным людям.
Луций Анней Сенека
Величайшее поощрение преступления — безнаказанность.
Марк Тулий Цицерон
В вестибюль Управления внутренних дел входит мужчина в кожаной куртке, под полой которой угадываются очертания автомата. Он входит в дежурную часть и заявляет:
— Я полчаса назад убил человека.
— Какого человека?
— Хозяина казино…
— А мы-то здесь при чем? — перебивает его дежурный. Иди к тому, кто тебе это заказал.
Заказчик: Есть клиент.
Киллер: Сколько?
Заказчик: Миллион. Улица Садовая, пять, квартира…
Киллер: За такие деньги можно было бы назвать только улицу.
Преступник — антипод человека, сознающего свои» вину. Последний принимает на себя свою вину, преступник сваливает ее на другого; он мстит и наказывает другого вместо себя. Так объясняется убийство.
Отто Вейнингер
Испорченному уму кажется ничтожным то, что позволено, и душа такого человека, охваченная заблуждением, считает достойными лишь противозаконные действия. Иные ее не удовлетворяют.
Гаи Петроний Арбитр
В преступлении есть что-то жестокое, торжественное, похожее на карательную власть, на религиозное чувство, и это, конечно, пугает меня и в то же время внушает мне — иг знаю, как бы это выразить, — чувство удивления. Нет, но удивления, потому что удивление это — нравственное чувство, но умственное восхищение, и то, что я чувствую, имеет влияние только на мое тело, которое оно возбуждает., это точно какой-то толчок, ощущаемый во всем моем физическом существе, в одно и то же время болезненный к восхитительный, болезненное изнасилование моего пола, доводящее до обморока…
И без сомнения, это странно, это удивительно, это, может быть, ужасно — и я не могу объяснить настоящую причину этих странных и сильных ощущений — но у меня всякое преступление — в особенности убийство — имеет какое-то тайное отношение к любви… Ну, да… прекрасное преступление захватывает меня, как красивый самец…
Октав Мирбо. Дневник горничной
Злодейство — великолепное средство разжигания похоти; и чем невиннее жертва, тем большее наслаждение и даже блаженство оно доставляет.
Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад
С другой стороны, разыгравшаяся похоть (особенно в женском варианте) зачастую становится основной движущей силой преступления.
В 80-х годах прошлого столетия одна вполне добропорядочная парижанка, счастливая мать двоих детей, то ли от скуки, то ли от избытка добропорядочности вступила во внебрачную связь, что всегда являлось делом естественным и банальным, особенно в Париже. Но у этой дамы, как говорится, «поехала крыша» на почве запретной страсти, и она, вступив в сговор со своим любовником, начала во время семейных обедов подсыпать в мужнину тарелку небольшую, порцию яда, чтобы, как она рассчитывала, через месяц-другой стать счастливой вдовой.
Но в дело вмешалась роковая неожиданность. Любовник по каким-то делам отлучается из Парижа в провинцию. Вспомнив о том, что у его Дульсинеи должен вскоре иссякнуть запас «порошка счастья», он высылает ей по почте бандероль с ядом, снабдив ее сопроводительным письмом. Это письмо попадает в руки не в меру любопытной почтовой чиновнице, вследствие чего благополучная дама — раба любви через сутки оказывается за решеткой, ее любовник во время ареста пускает себе пулю в лоб, а сама она накануне суда принимает смертельную дозу яда, которая была зашита в уголок носового платка — на всякий случай…
Преступление никогда не бывает вульгарным, но вульгарность — всегда преступление.
Оскар Уайльд
Никак, кроме как вульгарностью, не назовешь убийство Гая Юлия Цезаря в зале заседаний римского Сената, совершенное с поистине парламентской неуклюжестью и бездумной жестокостью.
Он сел, и заговорщики окружили его, словно для приветствия. Тотчас Тиллий Цимбр, взявший на себя первую роль, подошел к нему ближе, как будто с просьбой, и когда тот, отказываясь, сделал ему знак подождать, схватил его за тогу выше локтей. Цезарь кричит: «Это уже насилие!» - и тут один Каска, размахнувшись сзади, наносит ему рану пониже горла.
Цезарь хватает Каску за руку, прокалывает ее грифелем, пытается вскочить, но второй удар его останавливает, Когда же он увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так как он был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон,— хотя некоторые и передают, что бросившемуся на него Марку Бруту он сказал:
«И ты, дитя мое?».
Все разбежались; бездыханный, он остался лежать, пока трое рабов, взвалив его на носилки, со свисающей рукою, не отнесли его домой. И среди стольких ран только одна, по мнению врача Антистия, оказалась смертельной — вторая, нанесенная в грудь.
Тело убитого заговорщики собирались бросить в Тибр, имущество конфисковать, законы отменить, но не решились на это из страха перед консулом Марком Антонием и начальником конницы Лепидом.
Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей
Последний абзац у Светония, пожалуй, наиболее выразительно характеризует этих «народных мстителей».
Говоря о политических убийствах вообще, нельзя не отметить их особенной вульгарности, особенного цинизма, учитывая то обстоятельство, что они, как правило, совершаются либо ошалевшими от идеи фикс фанатиками, либо наемным кровожадным зверьем. Обычные, стандартные мотивы убийства одного человека другим здесь отсутствуют, и это придает политическому убийству еще большую извращенность.
Стоит, например, посмотреть судебные речи ряда преступников, в частности политических преступников, чтобы убедиться в том, что свои акты они вовсе не считали и не считают преступными, а, напротив, находят их «должными», акты же власти, представителя общества — акты, направленные на их арест, а равно и акты наказания рассматривают не иначе как акты преступные. Приведу один, хотя и не наиболее выразительный пример.
«Какую цель думали вы достигнуть вашим преступлением?» — спросили Луккени (убившего в 1898 г. в Женеве императрицу Елизавету) на суде.
«Отомстить за свою жизнь»,— был его ответ. «Раздумывали ли вы о гнусности вашего преступления и раскаиваетесь ли вы?»
«Нисколько, ведь не раскаялись те, которые преследовали людей в течение 19-ти веков».
«Если бы надо было повторить подобное совершенному вами, повторили бы вы?»
«Да, я повторил бы опять»...
Питирим Сорокин. Общая социология
24 января 1878 года в кабинет петербургского градоначальника генерал-адъютанта Ф. Ф. Трепова вошла просительница, которая без лишних слов достала из сумочки револьвер и выстрелила в хозяина кабинета.
Это была двадцативосьмилетняя дворянка, учительница, в прошлом политическая ссыльная Вера Засулич.
На суде она, участница террористической организации «Народная расправа», заявила, что стреляла в градоначальника в отместку за его приказ высечь розгами за нарушение тюремного режима заключенного студента-революционера Боголюбова.
Но это был всего лишь правдоподобный повод. Террористы никогда не утруждали себя поиском аргументов для своих действий.
Наше время. Допрос пойманного террориста.
Следователь: Пытаясь поразить свою жертву, вы стреляли фактически не целясь по толпе, в которой он находился в момент покушения. В результате убито двенадцать человек, причем совершенно случайных... Это ведь непросто...
Террорист: Как вам сказать... Вставляешь рожок в автомат, передергиваешь затвор, рычажок — на стрельбу очередями и... Если бы тот чертов патрон не перекосило, я бы еще больше положил!
Никакое преступление не может иметь законного основания.
Тит Ливий
Только слабые совершают преступления: сильному и счастливому они не нужны.
Франсуа-Мари Аруэ Вольтер
В 1849 году профессор Гарвардского университета Джон Уэбстер убил своего коллегу доктора Паркмана на том лишь основании, что не желал возвращать ему деньги, взятые в долг под расписку.
Мисс Маделейн Смит, дочь архитектора из Глазго, в 1857 году отравила мышьяком своего возлюбленного, клерка торгового дома Пьера Л’Анжелера, дабы избежать возможной огласки их не слишком платонических отношений перед ее вступлением в брак с одним успевающим торговцем.
Вошло в историю криминалистики и сенсационное убийство двух сестер, Карен и Анет Кристенсен, совершенное в 1873 году неким Луи Вагнером на острове Сматти-Ноус близ побережья Новой Англии.
Этого Вагнера, больного и голодного бродягу, сестры Кристенсен подобрали на берегу, привели в свой дом, выходили, а затем он, из зависти к их скромному уюту, из традиционной ненависти бродяги-неудачника к добропорядочному и гармоничному миру этих людей, самым хладнокровным образом расправился с ними…
Есть ли что-нибудь чудовищнее неблагодарного человека?
Уильям Шекспир
…Все прочие пороки
Подобны львам, волкам, гиенам, тиграм,—
Порок неблагодарности — змея.
Франц Грильпарцер
Потрясшие весь цивилизованный мир многочисленные убийства совершенные в 1873 году близ Индепенденса (США) семьей Бендеров, были продиктованы примитивной корыстью: Бендеры убили остановившихся в их доме одиноких путников с целью присвоения их денег.
Но были и такие случаи, когда жертвами этой семьи становились и нищие бродяги. Здесь уже имело место садистское удовлетворение жажды убийства как такового.
Видимо, эти люди вошли во вкус преступления и уже не могли остановиться на своем гибельном пути.
История злодеяний Бендеров облетела весь мир, и еще долгие годы спустя эти люди продолжали оставаться синонимами крайней бесчеловечности.
Чем более жестоко отнесется он к беспомощному слабому человеку, тем больше сладострастия испытает; собственная несправедливость — вот чем он наслаждается, слезы несчастной жертвы ему дороже любого бальзама. Из мучений слабого несчастного человека он извлекает два исключительно сладостных удовольствия: увеличение своего материального состояния и моральное наслаждение от сравнения себя с несчастным…
Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад
В человеческом обществе некоторые из наихудших предрасположенностей, которые внезапно, без всякой видимой причины проявляются в составе членов семьи, возможно, представляют собой возврат к первобытному состоянию, от которого мы отделены не столь многими поколениями.
Чарлз Дарвин
Наши благодеяния — вернейший путь возбуждения ненависти в тех, кого мы облагодетельствовали.
Франсуа де Ларошфуко
Ничто так не ободряет порока, как излишняя снисходительность к нему.
Уильям Шекспир
Я перед ним виноват, следовательно, я должен ему отомстить.
Иван Тургенев
Знайте же, что нет на свете преступления, даже самого скоромного, которое не доставляло бы преступнику удовольствие, перевешивающие все неудобства, связанные с позором и немилостью.
Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад
1888 год. Лондон.
В ночь с 6 на 7 августа на темной улице лондонского квартала Уайтчепель был обнаружен труп женщины с перерезанным от уха до уха горлом, а также с разрезом туловища от горла до лобка. Убитой оказалась тридцатичетырехлетняя проститутка Марта Тэрнер.
31 августа была убита еще одна проститутка — Энн Николс.
8 сентября — Энн Чэпмен.
30 сентября — Элизабет Стрэйд и Кэтрин Эддоуз.
9 ноября — Мэри Келли.
Все они были проститутками, у всех было одним и тем же способом перерезано горло, а у последних пяти — выпотрошены все внутренности.
Все это время английская общественность пребывала в шоке.
Лондонская полиция, не зная ни сна, ни отдыха, каждую ночь патрулировала улицы города, но убийца оставался неуловимым.
Его заочно прозвали Джеком Потрошителем.
После смерти последней жертвы — Мэри Келли — убийства прекратились. Кровавый след таинственного злодея исчез, оставив лиши материал для многочисленных версий.
Профессионализм Потрошителя позволял предположить, что он имел отношение к хирургии.
Так, по одной из версий, это был русский фельдшер, работавший в восточной части Лондона под различными фамилиями: Педаченки Коновалов и Острог. В Лондон он переехал из Парижа, где его подозревали в убийстве одной гризетки, которая была «обработана» тем же способом, что и лондонские жертвы.
Однако арестовать фельдшера по подозрению в совершенных убийствах не удалось. Он исчез из Лондона и объявился лишь в Петербурге, где убил женщину и был помещен в сумасшедший дом.
По другой версии, Джек Потрошитель был сумасшедшим, который мстил проституткам за то, что заразился от одной из них венерической болезнью.
Но версии остались версиями, а Джек Потрошитель остался белым пятном в истории криминалистики.
Люди не умеют быть ни достойно преступными, ни совершенно хорошими; злодейство обладает известным величием или является в какой-то мере проявлением широты души, до которой они не в состоянии подняться.
Никколо Макиавелли
Тридцатидвухлетняя Лиззи Борден, чрезвычайно набожная и благообразная, в 1893 году стала самой знаменитой женщиной Америки, будучи обвиненной в зверском убийстве отца и матери. Мотивом этого двойного убийства был признан внезапно проснувшийся в Лиззи садистский инстинкт.
Убийство совершается преступником вследствие ужаснейшего отчаяния: оно служит ему средством заполнить величайшую внутреннюю пустоту; ибо, как преступник, он ничего иного не желает, ничего иного не делает; он видит, что его жизнь не ведет ни к какой цели, и потому он хочет что-либо сделать.
При этом для него совершенно безразлично, кого он убивает; замысел убийцы никогда не направляется на определенного индивидуума, иначе страсть к убийству как психологическое предрасположение не сидела бы, конечно, так глубоко внутри; ему хочется лишь вообще убивать, отрицать.
Отто Вейнингер
Это утверждение Вейнингера, разумеется, не следует понимать буквально в плане того, что убийца никогда не имеет конкретного и целенаправленного замысла. Просто замысел убийцы не обладает самоценностью, а является лишь реализацией общей психологической установки на убийство, что гораздо важнее для понимания людей этой категории.
Значение преступной установки со всей наглядностью продемонстрировал XX век, с его двумя мировыми войнами и эрой социализма, при которых миллионы людей совершенно неожиданным образом обнаружили не только наличие в них установки на убийство, но и абсолютную готовность к ее реализации. История криминалистики с ее зловещими Лиззи Борден и Джеком Потрошителем как-то враз скукожилась и померкла, а теория Ломброзо о врожденной преступности получила самые убедительные подтверждения.
В восемнадцатом году в Одессе зверствовала «красная» женщина-палач Вера Гребенюкова («Дора»). С. П. Мельгунов рассказывает: «Она буквально терзала свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы... в течение двух с половиной месяцев ее службы в одесской чрезвычайке ею одной было расстреляно 700 с лишним человек, то есть почти треть расстрелянных в ЧК всеми остальными палачами»...
С. С. Маслов описывал женщину-палача, которую видел сам: «Она регулярно появлялась в Центральной тюремной больнице в Москве (1919 г.) с папироской в зубах, с хлыстом в руках и револьвером без кобуры за поясом.
В палаты, из которых заключенные брались на расстрел, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом. Это была молоденькая женщина... лет двадцати-двадцати двух».
А вот сообщения о революционной деятельности Ревекки Пластилиной-Майзель-Кедровой, которая расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера…
В Киеве, в январе 1922 года была арестована следовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном расстреле 80 арестованных, преимущественно молодых людей. Ремовер была признана душевнобольной на почни половой психопатии. Следствие установило, что Ремовер расстреливала не только подозреваемых, но и свидетелей, вызванных в ЧК и имевших несчастье возбудить ее больную чувственность…
Комиссарша Нестеренко заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствии беззащитных женщин, девушек, подчас малолетних…
Лариса Васильева. Кремлевские жены
Дурному человеку не стать хорошим, а хороший легко становится дурным.
Эзоп
Люди всегда дурны, пока их не заставляет быть добрыми необходимость.
Никколо Макиавелли
Даже прекраснейшая из обезьян безобразна.
Гераклит из Эфеса
Внезапно однажды утром мрачного декабрьского дня я обнаружил на черепе каторжника целую серию атавистических ненормальностей… аналогичную тем, которые имеются у низших позвоночных. При виде этих страшных ненормальностей — как будто ясный свет озарил темную равнину до самого горизонта — я осознал, что проблема сущности и происхождения преступников была разрешена для меня…
Чезаре Ломброзо. Человек преступный
Можно только представлять себе степень потрясения Ломброзо, доживи он хотя бы до 1918 года, когда вдруг выявились целые легионы врожденных преступников. Ну, а дальше — больше…
Что же касается тех, кто занял свое индивидуальное место в галерее преступных образов нашего столетия, то они со всей наглядностью подтверждают крамольную мысль о том, что эволюция человечества находится в прямой пропорции с эволюцией жестокости.
1930 год. Профессиональный грабитель Клайд Бэрроу в одном И кафе города Далласа (США) знакомится с белокурой официанткой Бонни Паркер, муж которой в это время отбывал свой 99-летний срок за зверское убийство.
Эта парочка, которой в недалеком будущем предстоит быть увековеченной в многочисленных песнях, балладах и кинофильмах, сколачивает вокруг себя небольшую банду и начинает свой кровавый путь по Соединенным Штатам, грабя бензоколонки, магазины и банки, при этом безжалостно убивая не только тех, кто пытался преградить им путь, но и тех, кто имел несчастье случайно оказаться на этом пути.
Им объявили войну не только полиция, не только ФБР, но даже гангстеры, на контролируемых территориях которых они действовали.
Эта война закончилась лишь 23 мая 1934 года в штате Оклахома, где полицейская засада (после целого ряда неудачных попыток) на этот раз была успешной, и в жестокой перестрелке пятьсот пуль изрешетили тела этих двух чудовищ.
Гангстер дома отстреливается от полиции.
Жена подносит ему боеприпасы и при этом ворчит:
— Почему тебе всегда приходится брать работу на дом?!
В 1932 году весь мир был потрясен невиданно жестоким и циничным случаем кинднеппинга — похищения детей с последующим требованием выкупа, когда из дома знаменитого американского летника Чарлза Линдберга был похищен его сын, которому тогда исполнилось год и восемь месяцев, затем долгое время шли переговоры о выкупе, хотя ребенок был убит преступниками сразу же после его похищения…
Если верить теориям о том, что человечество — единый организм, то преступники — это органы, пораженные гангреной, и единственно возможный способ лечения в таких случаях — ампутация.
Можно было бы воздержаться от выражения своего отношения к убийцам, но, По-моему, они — проклятие для общества: они привносят исключительно ненависть и извлекают из нее максимум возможного. Готова поверить, что убийцы ступили на свой путь из-за врожденной бездарности и поэтому, вероятно, заслуживают сострадания; но если даже из-за бездарности, то, мне кажется, пощады они не заслуживают — убийцу стоит щадить не больше, чем мужчину, который неверной походкой направляется «Я средневековой зачумленной деревни в соседнюю и путается там с невинными здоровыми детьми.
Агата Крист
В феврале 1933 года удивили мир Ли и Кристина Папин, две сестры, работавшие кухаркой и служанкой в доме, принадлежавшем семье Ланселинов, мирных обывателей не менее мирного провинциального городка Ле Мансе (Франция). Эти девушки вдруг обиделись на судьбу, почему-то не сделавшую их герцогинями или, в крайнем случае, домовладелицами, и буквально искромсали ножами тела своей хозяйки и ее дочери. Обе признаны вполне вменяемыми.
Нельзя не отметить, что демократия — это довольно древнее изобретение политиков, лицемерно и коварно использовавших думную силу людских масс, никогда не была подлинным народовластием, а лишь декларировала торжество посредственности.
В средние века служанка, конечно, могла втайне завидовать сваей госпоже, но ей не могло прийти в голову изменить существующей положение каким-либо радикальным способом (который все равно бы не привел к искомым результатам).
Показная (вернее, показушная) демократия XX века подняла огромную массу ила с человеческого дна и развратила этот ил нелепыми и надуманными перспективами, тем самым вызвав невиданный ранее взрыв преступности.
Очень часто преступления, совершаемые женщинами из ненависти и мести, имеют очень сложную подкладку. Преступницы, подобно детям, болезненно чувствительны ко всякого рода замечаниям. Они необыкновенно легко поддаются чувству ненависти, и малейшее препятствие или неудача в жизни возбуждают в них ярость, толкающую на путь преступления. Всякое разочарование озлобляет их против причины, вызвавшей его, и каждое неудовлетворенное желание вселяет ненависть к окружающим даже в том случае, когда придраться решительно не к чему.
Неудача вызывает в их душе страшную злобу против того, кто счастливее их, особенно, если неудача эта зависит от их личной неспособности. То же самое, но в более резкой форме, наблюдается у детей, которые часто бьют кулаками предмет, натолкнувшись на который они причинили себе боль.
В этом прослеживается ничтожное психическое развитие преступниц, остаток свойственной детям и животным способности слепо реагировать на боль, бросаясь на ближайшую причину ее, даже если она является в форме неодушевленного предмета.
Чезаре Ломброзо
Ну, а если предмет ненависти преступницы окажется одушевленным, тогда эта ненависть возрастает во много раз.
Впрочем, вышесказанное в немалой степени касается и мужчин.
… Удовольствие жестокости… Этот вид удовольствия весьма распространен среди наших современников. И вот аргумент, который они приводят в свое оправдание. Мы хотим быть взволнованы, говорят они…
Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад
Адам был человеком: он пожелал яблока с райского дерева не потому, что оно было яблоком, а потому, что оно было запретным.
Марк Твен
Там, где нет опасности, наслаждение менее приятно.
Публий Овидий Назон
Так или иначе, если бы преступление — в частности убийство — приносило сплошные страдания убийце и не заключало бы в себе сладость запретного плода, едва ли на земле насчитывалось бы такое количество убийц.
Мотивы убийств в подавляющем большинстве случаев логически обоснованы, но подчас воспринимаются как проявления нездоровой психики. Недаром же Сименон устами своего комиссара Мегрэ заявляет следующее: «Я всегда утверждал и продолжаю утверждать, что все убийцы — идиоты. Не будь они идиотами, они не стали бы убивать».
Да, они идиоты, но отнюдь не в медицинском пониманий этого слова…
Изменить человека — это никому не под силу.
Агата Кристи
Преступников можно назвать людьми отнимающими то, что им не принадлежит. Разница между ними только в том, что одни из них отнимают жизнь, а другие — имущество, честь, здоровье, но общий признак преступления остается неизменным.
По преданию, Кирка — древняя богиня Крита — превращала мужчин в зверей сообразно их достоинствам и наклонностям. Так, одних она сделала волками или львами, других — свиньями или баранами, третьих — крысами.
Касательно женщин предание ничего не говорит, но, исходя из библейского положения о «единой плоти», можно сделать вывод и о единстве душ. В данном случае — крысиных.
Если волк — неутомимый и кровожадный охотник, если овца мир но щиплет сочную траву на пастбище, куда ее приводит пастух, то крыса живет исключительно за счет воровства.
Выйдя их своего темного подполья, она в чужих чуланах прогрызает мешки с зерном, или прочные ящики с иной снедью, или с ловкостью альпиниста карабкается на головокружительную — для нее высоту, где к потолочным балкам подвешены окорока и колбасы...
Это — способ ее жизни, стиль и смысл.
Крыса дерзка, предприимчива и — по-своему — трудолюбива. Она предпринимает подчас титанические усилия для достижения поставленной цели, но эти усилия никогда не бывают направлены на что-либо, кроме хищения чужой собственности.
Преступник весьма напоминает дикаря, обычно малоподвижного и инертного, однако проявляющего время от времени кипучую деятельность на охоте или на войне, которой он отдается до полного изнеможения.
Чезаре Ломброзо
Человек-крыса, как правило, не одиночка. Он — часть огромном) клана, настоящей империи, некоего параллельного мира, который и имеет свою иерархию, свои традиции и свою идеологию.
В основе этой идеологии лежит глубокое презрение к миру, создающему ценности, к общепринятым нормам морали, к законам общественной жизни. Суть идеологии людей-крыс заключается в воинствующем паразитизме.
Хищение для них становится не только способом добывания жизненных благ, но и насущной потребностью, как у литератора — писать, а у музыканта — играть на каком-либо инструменте. По свидетельству Чезаре Ломброзо, воры не раз признавались ему в неодолимой и острой потребности красть независимо от необходимости. Эту потребности великий криминолог назвал «преступным импульсом».
Воры уважают собственность, просто они желают, чтобы она принадлежала только им, чтобы они могли еще больше уважать ее.
Гилберт Кит Честертон
Двое парней пробираются сквозь вокзальную толчею.
Первый: Кто этот мужчина, с которым ты так вежливо поздоровался?
Второй: Впервые вижу. Но сейчас загляну в его бумажник, может быть, там есть его визитная карточка.
Дама протягивает чек в кассу банка и смущенно говорит:
Простите, что подпись мужа несколько неразборчива.
Я и не предполагала, что он так разволнуется, увидев у меня в руках пистолет.
Жена: Ты уже третий месяц не получаешь зарплату, в твой директор живет припеваючи. Чего только у него нет...
Муж: Потому что нет доказательств.
Тайна крупных состояний, возникших неизвестно как, сокрыта в преступлении, но оно забыто, потому что чисто сделано.
Оноре де Бальзак
Только благодаря бесконечному воровству выживают животные, только постоянное посягательство на чужое обеспечивает их существование. Как и когда пришло в голову человеку, который, в конце концов, тоже есть животное, что надо считать преступлением какое-то свойство, заложенное Природой в душу животных?
Допасьен-Альфонс Франсуа де Сад. Жюльетта
Эти слова, вложенные маркизом де Садом в уста одного из самых порочных его героев, как бы подтверждают мысль Достоевского о Юм, что даже самый закоренелый преступник нуждается в оправдании своих поступков.
Есть три вещи, управляющие человеческими поступками: любовь, корысть, тщеславие.
Жюль и Эдмон Гонкуры
Есть, правда, и другие мнения на этот счет, например...
Царят на свете три особы.
Зовут их: Зависть, Ревность, Злоба.
Себастьян Брант
Эти рычаги универсальны: они могут стимулировать как созидание, так и разрушение, как добродетельный, так и преступный поступок. Но есть один стимулирующий фактор, который действует только в отношении преступления. Этот фактор — безнаказанность.
Кто прощает преступление, становится его сообщником.
Франсуа-Мари Аруэ Вольтер
Самая заветная мечта преступника заключается в том, чтобы окружающий мир был не только беспечным, но еще и слепым, глухим и немым.
Весьма многие из людей способны были бы совершить кражу, если бы не боязнь огласки.
Эжен-Франсуа Видок
Слабая натура не имеет внутреннего стержня, позволяющего ей устоять против шквалов невзгод, искушений и провоцирующих факторов. Как бы тщательно не скрывались в ней преступные наклонности, они мгновенно дают о себе знать, когда слышится это вседозволяющее слово «можно». И не так уж важно, кто именно это слово произнес...
Преступления, особенно против собственности, являются часто последствием искушения, которому не в состоянии противиться женщина, даже почти совсем нормальная.
Говоря о нравственности нормальной женщины, нужно отметить, что у нее слабо развито уважение к чужой собственности.
Понятно, что там, где существует такое слабое представление о неприкосновенности чужой собственности, не требуется особенно сильного искушения, чтобы нарушить ее, и нельзя еще считать женщин тяжело дегенерированными только за то, что они смотрят на подобный поступок против чужой собственности как на неуместный или, вернее, дерзкий поступок, но отнюдь не как на преступление...
Чезаре Ломброзо
Два вора изучают витрину ювелирного магазина.
— Видишь вон тот большой алмаз справа? Сколько, по-твоему, на нем можно заработать?
— Все зависит от судьи…
Обвиняемый: Бог свидетель, что я не виновен.
Судья: Вы поздно об этом сказали — все свидетели уже вызваны.
Обвинить можно и невинного, но обличить — только виновного.
Апулей
Обвиняемый дал взятку одному из присяжных, чтобы тот подкупил остальных и ему дали меньший срок. Так и случилось. Когда подкупленный присяжный пришел в тюрьму на свидание, преступник спросил:
— Трудно было с остальными?
— Да уж пришлось повозиться. Они ведь хотели вас совсем освободить.
Преступно брать деньги за вынесенные приговоры; еще преступнее осудить того, с кого возьмешь деньги за оправдание.
Марк Тулий Цицерон
Кто же будет сторожить самих сторожей?
Децим Юний Ювенал
Воровство, освященное Природой, не исчезло с лица земли, В перешло в другие формы, когда его узаконили юридически. Судейские чиновники воруют, когда берут взятки за то, что должны делать бесплатно.
Священник ворует, взимая плату за посредничество между Богом и человеком.
Торговец ворует, продавая свой мешок картошки по цене в три раза выше того, что на самом деле стоит эта картошка. Сиятельные особы воруют, облагая своих подданных произвольными церковными десятинами, пошлинами, штрафами и налогами.
Все эти виды грабежа были разрешены и освящены от имени высшего права…
Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад. Жюльетта
Кто желает съесть орех, должен разбить скорлупу.
Тит Макций Плавт
Современная гигиена и терапия — безнравственны, а потому и безуспешны: они стремятся действовать извне внутрь, вместо того, чтобы действовать изнутри наружу. Они соответствуют татуировке преступника: последний изменяет свои» внешность снаружи, вместо того, чтобы действовать посредством изменения в образе мыслей.
Отто Вейнингер
Исправить злого человека невозможно. Он может изменить только вид, но не нрав.
Эзоп
Есть люди, которые рождаются со влечением ко злу.
Георг Кристоф Лихтенберг
В оружейный магазин входит молодая женщина, вся в черном, прижимая к глазам черный кружевной платок.
— Чем могу помочь, мадам? — спрашивает продавец.
— Дело в том, что мой муж три дня назад погиб в автомобильной катастрофе…
— Но, мадам, я не понимаю, какое отношение это имеет…
— Самое прямое. Я пришла вернуть револьвер, который покупала неделю назад.
— В нем есть какой-то дефект?
— Нет, просто он мне уже не нужен!
Бродит грибник по лесу и вдруг видит привязанную к дереву голую женщину.
— Кто тебя привязал? — сочувственно спрашивает он.
— Да вот, — отвечает женщина, — собирала грибы, повстречались двое, привязали к дереву и изнасиловали.
— Бедняжка… А почему же ты не кричала?
— Да что толку… Лес… вокруг — ни души…
— Эх, глухомань, глухомань, — вздыхает грибник и расстегивает брюки…
— Ты, дядя Костя, где был?
— В суде. Защищал вора. Человек забрался на чердак и украл у прачек белье… Я объяснил судьям, что он сделал это от голода, по невежеству, и они его оправдали. Теперь он опять украдет.
Антон Чехов. Из записных книжек
Стоит ли исправлять человека, чьи пороки невыносимы для общества? Не проще ли излечить от слабодушия тех, кто его терпит?
Никола-Себастьен де Шамфор