«УБИЙСТВЕННАЯ» СТРАСТЬ

«УБИЙСТВЕННАЯ» СТРАСТЬ

Из больницы Питр выписали 23 сентября, и в тот же день инспекторы Белек и Гуйеметт начали ее допрашивать.

Бледная и мокрая от пота, с лицом, напоминавшим творог, и глазами, наполовину закрытыми тяжелыми ресницами, она ерзала на стуле и взволнованно постукивала пальцами. Потом достала из сумочки замызганный носовой платок, громко высморкалась и сердито воскликнула:

— Альбер — дрянь, страшная дрянь! Он обращался со мной, как с вещью. Я понимала, что я его вечная должница, но он использовал это в ужасных целях. Когда в газетах появилось это злополучное сообщение, он пришел ко мне домой, разложил на столе газетенку «Канада», и знаете, что сказал? Его слова я передам дословно: «Ты, стерва, — кричал он на меня, — кому ты дала ту коробку, кому ты ее одолжила, кто мог в нее положить взрывное устройство?»

Такая свинья. Он ходил от стены к стене, как полицейский, и выкрикивал, что я за это отвечу, что меня найдут и вообще, лучше было бы, если бы я покончила жизнь самоубийством. Он бросил на стол упаковку с таблетками и хлопнул дверью. Мне было дурно, поверьте, меня три раза вырвало. Было ясно, что он бросил меня на произвол судьбы. И что это он взорвал самолет, чтобы избавиться от жены. А что было делать мне? Я знала, что он все свалит на меня, поэтому выпила все пилюли. Но домой пришел брат и вызвал врача.

При дальнейшем расследовании удалось установить, что незадолго до того, 16 сентября, Гай прикаэ(ал, чтобы она отправилась за Мари-Анис Робитэй и привела ее к себе домой. Затем объяснялся с ней. Толстая Питр услышала часть их беседы.

— Он снова врал. Как и всегда. Медовые речи, затем сделал совсем другое. Но тогда он сказал ей, что все уже приготовил, и как только ей исполнится двадцать один год, они поженятся. Я ничего не понимала тогда, и мне казалось странно, что он возьмет и разведется.

Она вытерла лоб и затылок, глубоко вздохнула, словно была рада, что все уже позади. Ей стало легче. Но глаза у нее все еще бегали, словно она ожидала беды. Инспектор Белек наблюдал за ней. Он не верил ей, но знал, что она сама должна решиться. Минуту он ни о чем не спрашивал Питр, оставив ее наедине со своими мыслями.. Она не долго выдержала душевные терзания. Ее решимость наконец окрепла, и она стала рассказывать:

— Это случилось 13 августа. Несчастливое тринадцатое число. Пришел Гай, остановился у двери. Он усмехался. Я знала эту его ехидную ухмылку и понимала, что ничего хорошего она мне не предвещает. Он показал все мои расписки и пообещал их уничтожить, когда я окажу ему любезность. Он сказал «любезность», вы понимаете — «любезность»! У него, мол, есть подруга, некая Кот... Он даже не удосужился придумать ей какое-нибудь необычное имя. И у этой Кот в Ривьер-о-Пен есть ферма. Для выкорчевки деревьев ей нужен динамит. Так везде делают. Он, мол, пообещал этой Кот, что поможет ей и вышлет или привезет динамит, точно я уже не помню.

— Вы обещали помочь? — спросил инспектор Гуйе-метт.

— А что мне оставалось делать?

Наконец у Белека и Гуйеметта было достаточно улик, чтобы получить ордер на арест Альбера Гая. В одиннадцать часов вечера 23 сентября его арестовали в доме его матери в Лимуале. Он не был похож ни на убийцу, ни на донжуана. Тощий, невзрачный, тридцатидвухлетний зазнайка, вероятно, еще веривший в то, что полиция ни в чем не сможет его уличить. Ведь он так ловко все провернул, что вина должна упасть на других.

Его обвинили в массовом убийстве, в том, что при посредничестве Маргерит Питр он подложил в самолет мину с часовым механизмом, чтобы избавиться от своей нелюбимой жены. При этом погибли еще двадцать два невинных пассажира, в том числе четверо детей, три члена экипажа и стюардесса.

— Ничего подобного я не совершил, — упрямо повторял он. — Маргерит Питр созналась, нам все известно.

— Маргерит Питр может говорить все что ей вздумается. Я не знаю ни о каком убийстве, никакой посылки я не видел, и не знаю, почему мне надо было склонять ее к самоубийству. Все, что она вам рассказала — сказки. Я не имею к этому никакого отношения.

— Но ведь Маргерит Питр ваша хорошая знакомая? — спросил инспектор Белек.

— Хорошая или нет, но мы знаем друг друга уже не один год. Она работала на меня, продавала всякую мелочь. А ее брат, инвалид в коляске, ремонтировал мне часы. Это все. Больше с этой семьей у меня не было ничего общего.

— Вас с ней связывало как минимум еще одно дело, — сказал инспектор Гуйеметт.

— Какое же? — спросил Гай.

— Ваша маленькая любовная тайна. Или вы станете утверждать, что не знаете, кто такая Мари-Анж Робитэй или Николь Кот?

— Зачем мне это отрицать? Я влюбился. Это может с каждым случиться. И я это не скрывал. И жена знала об этом. Однако когда случилась эта история с самолетом, все между нами уже было кончено. Спросите кого хотите — жена знала об этом. Мало того, что она трагически погибла, так мы еще остались одни с дочерью.

Хорошо взвешенные ответы на вопросы следователей. Этот худощавый молодой человек вел себя как первоклассный актер. Свою роль несчастного вдовца он играл безошибочно.

Полицейские получили разрешение на обыск и обшарили часовую мастерскую Руста и его грязное логово. Пригласили на помощь научных сотрудников криминальной лаборатории Франшера Пепена и Бернарда Пекле, но не обнаружили ничего достойного внимания. Только кусок старого гофрированного картона. Он был грязный, с многочисленными темными пятнами.

Пепен и Пекле отправились с этим куском картона в Монреаль, чтобы исследовать его в лаборатории. И вскоре многое прояснилось.

— Ну вот, господа, прошу внимания, — сказал Фран-шер Пепен, когда вернулся в Квебек. — Часовщик отнюдь не тот невинный агнец, каким прикидывается. В своей мастерской он изготовил и даже испытал, что точно установлено, взрывное устройство для мины. В качестве глушителя он использовал гофрированный картон, чтобы капсюли не разлетелись у него по мастерской. Мы провели в лаборатории точно такие же испытания, взорвали капсюли в гофрированном картоне, и анализы однозначно подтверждают, что остатки на картоне имеют идентичный химический состав. Можно с уверенностью сказать, что Руст испытал в своей мастерской капсюли, а затем, вероятно, собрал часовой механизм, при помощи которого был произведен взрыв.

Они собрались и поехали в мастерскую Руста. Часовщик признался во всем:

— Боялся вам об этом сказать, потому что вы решили бы, что я причастен к взрыву самолета. Я действительно сделал Гаю часовой механизм с включателем. Он принес мне все, положил на стол и сказал, чтобы я собрал и испробовал. Капсюли тоже принес. Но все время повторял, что это надо для выкорчевки пней.

— И вы ему поверили. Часовой механизм для выкорчевки пней!

— А почему бы и нет, инспектор? Он боялся, как бы его не ранило. Хотел иметь возможность уйти подальше, прежде чем раздастся взрыв.

— Значит, пни?

— Конечно. 

— А что об этом вы думаете теперь?

— Когда случилась трагедия с самолетом, то он появился у меня в мастерской и сказала: «Смотри, Руст, если что-нибудь сболтнешь полиции, то, сразу отправишься в ад. Я об этом позабочусь!»

Альбер Гай даже под тяжестью этих свидетельств не сознался.

Не признался в массовом убийстве и 23 февраля 1950 года перед судьей Севильи и двенадцатью присяжными. Он упорно утверждал, что невиновен, даже тогда, когда улики говорили об обратном. Присяжные советовались всего семнадцать минут. Единогласно Альбер Гай был признан виновным. Согласно канадским законам, он был приговорен к смертной казни.

Его отвезли в тюрьму Бордо недалеко от Монреаля и посадили в камеру смертников. Только там, перед самой казнью, он написал признание на четырнадцати страницах. Он обвинил Маргерит Питр и ее брата Женеро Руста, которые якобы с ним вместе за вознаграждение и по корыстным мотивам подготовили взрыв самолета DC-3. 12 январй 1951 года он окончил свою жизнь на виселице.

Женеро Руст был казнен в 1952 году, а Маргерит Питр — год спустя.

Еще долго после этого говорили, что расследование массового убийства пассажиров из-за несовершеннолетней любовницы стало одним из самых громких дел в истории канадской криминалистики.

(В. П. Боровичка. Невероятные случаи зарубежной криминалистики. — М., 1991)