ОПЕРАЦИЯ «ГРОМ»

ОПЕРАЦИЯ «ГРОМ»

(ОР — оперативный работник, П — Павел)

ОР. Павел, я вас понял. Я хотел бы задать вам такой вопрос. Мы готовы удовлетворить все ваши требования. Но поверьте, нами руководит чувство беспокойства за детей. Могли бы вы тоже ответить гуманностью на наш акт и освободить детей?

П. Да, мы детей освободим только в том случае, если руководитель государства объявит во всеуслышанье и подпишет государственный документ о вручении нам этого и беспрепятственного... (не договорил). Ну, значит полностью хорошенько обдумать. Я лично первый выйду, если у меня в руках будет такой текст. И пойду. Пойду пешком. Или за свои деньги полечу. Тогда дети прямо здесь будут ваши. Но если этого не будет, значит обмен на границе. Конечно. Только на границе обмен. Я уже не говорю о том, чтобы куда-нибудь глубже и глубже, потом у вас возникнут проблемы детей возвращать. Это очень сложно. Для меня достаточна и граница. Есть , государства, которые нас примут? Вы мне так скажите.

ОР. Выразитесь, пожалуйста, поточнее: какие гарантии вы хотели бы иметь?

П. Нам никаких гарантий не нужно. Какие нам могут быть гарантии? Я не знаю, я не понимаю, какие мне нужны гарантии?

ОР. Если я вас правильно понял, мы готовы выполнить ваши требования и отпустить вас за рубеж беспрепятственно. Но при одном условии: освободить детей вы должны. Как вы к этому относитесь?

П. К этому неплохо относимся. Ваши гарантии?

ОР. Ну, в чем вы их видите? Эти гарантии?

П. Вы сами понимаете, что согласиться может один человек. Но группа... С этим тяжело к этому подойти. Я вам говорю: чем вас не устраивает то, что мы предлагаем? По-моему, все это очень просто. Другое осложнение. Сложнее будет другое.

ОР. Я вас понимаю. Вы говорите, что вы гарантируете произвести обмен детей на границе. Но представьте себе: самолет будет пересекать линию государственной границы в воздухе. Как практически вы мыслите это сделать?

П. Практически я представляю это произвести на земле. Не в воздухе, на земле.

ОР. Но вы реально себе представляете, что непосредственно на линии государственной границы аэропорта же нет для того, чтобы приземлился самолет!

П. В ближайшем аэропорту. Вы в любое государство можете доставить?

ОР. Мы хотели бы знать еще раз: куда бы вы хотели вылететь? Ваше пожелание в этом какое?

П. Любое иностранное государство, которое нас не выдаст. В нашей полной, так сказать, уверенности Пакистан, Израиль, ЮАР.

ОР. Вы уже несколько раз говорили о деньгах. Что вы имеете в виду? Какие деньги?

П. Конечно, мы будем искать где-то подданство, я не знаю.

ОР. Вы какие деньги имели в виду? Советские рубли или какие?

П. Советские рубли это здесь было бы прекрасно. А там они что? Бумажка.

ОР. Что вы хотите конкретно?

П. Нам нужна такая конъюнктура, чтобы она котировалась в этом государстве. Доллары. Стерлинги.

ОР. Доллары и стерлинги? Я вас правильно понял?

П. Так легче вам, конечно. Может быть, вам тяжело будет сумму собрать? Черт его знает.

ОР. Я повторяю ваш ответ. Значит, вас могут удовлетворить доллары и стерлинги. Правильно я понял?

ОР. О какой сумме идет речь?

П. Сейчас еще раз спрошу.

(Пауза)

П. Ну, тысяч по пятьсот на брата. Наверное, так.

ОР. А сколько вас, братьев-то? Столько человек? (Ответ неразборчив)

Вы слышите меня? Я задал вопрос, вы не ответили.

П. Я вам сказал еще в Орджоникидзе, вернее, не вам. Значит, миллион долларов, миллион фунтов стерлингов и миллион золотом. Золотом с пробами. Мы все это проверим. Вот так, вот. Как вы на это смотрите?

ОР. Миллион фунтов стерлингов и миллион золотом? Я вас правильно понял?

П. И миллион долларов.

(Оперативный работник просит еще раз повторить то, что он сказал. Яшкиянц повторяет сказанное и добавляет: «Русским золотом. Самым паршивым и самым дорогим!).

ОР. Я вас так понял: либо миллион долларов, либо миллион фунтов стерлингов, либо миллион золотом. Я вас правильно понял?

П. Совершенно вы меня не поняли? Все три — в одно! В одно место! Понимаете!

ОР. Вот в этот промежуток времени, пока мы с вами не общались, мы связались с Москвой. На правительственном уровне решен вопрос: можно лететь в Израиль, то есть вот это ваше условие мы выполнили.

П. Спасибо вам большое.

ОР. Но я еще раз прошу правильно понять: мы, как видите, ваши просьбы удовлетворяем, мы просим с большим пониманием отнестись и к нашим просьбам. Я еще раз повторяю, что мы готовы вручить вам сразу сумму денег в американских долларах, загрузить вас в самолет, вы сами загрузитесь в самолет, и самолет без посадки вылетит в Израиль. Но при одном непременном условии: дети будут оставлены здесь.

П. Взамен детей вы кого даете?

ОР. Взамен детей даем гарантии правительства. И экипаж тоже.

П. Причем экипаж? Этот экипаж — бойцы, первоклассные бойцы, я это прекрасно знаю. Они согласны на все, они согласны пожертвовать собой, в какой-то степени выполнить долг перед Родиной. Это я все понимаю. Спасибо вам, конечно, я знаю, что вы должны применить все, что можно. Но это... Я, например, совершенно не верю! Не верю и все! Такого не было никогда! Понимаете? Не было никогда! И не бывает такого!

ОР. Вот представьте себе, что не было, а сейчас решается вопрос впервые таким образом. То есть я еще раз подчеркиваю, что на самом высоком правительственном уровне все ваши практические требования удовлетворены.

П. (Требует вновь на борт заложников высокого ранга).

ОР. Я просил бы вас меня правильно понять. Вас и без того никто уничтожать не собирается. Ваше требование невыполнимо!

В пятнадцать часов пятьдесят минут ИЛ-76 Т с бортовым номером 76519 взлетел в аэропорту Минеральные Воды и взял курс на Тель-Авив.

Могучий лайнер, оставляя за собой дымный шлейф, круто уходил вверх, все уменьшаясь и уменьшаясь в размере. И, глядя ему вслед, о многом думалось и разное чувствовалось.

— Скатертью дорога! Лети в свой Израиль, негодяй! Будь ты проклят, бандит! Сколько горя ты принес нам!

Эти проклятия вслед Яшкиянцу посылали родители маленьких заложников, которые пережили черные часы своей жизни здесь, в Минеральных Водах.

С огромной радостью встретили известие об освобождении детей через несколько минут в Северной Осетии, а потом и во всей стране. Кровь не пролилась, дети живы!

Яшкиянц был в эти минуты в эйфории. Как ловко он все обтяпал! С одним ружьишком, с двумя патронами к нему подмял под себя громадную, могущественную государственную машину! Перед ним плясали ненавистные ему «менты» и «кэгэбэшники», к его услугам был любой самолет Аэрофлота. Эти фрайера в смокингах, эти «небожители» из МИДа выбирали ему страну так же, как он, Яшкиянц, выбирает на орджоникидзевском базаре арбуз. Перед ним открыли настежь кладовые Минфина: забирай, Павел, доллары, франки, гульдены, стерлинги, пробуй их на зуб, набивай мешки! Вот что значит голова! Всех перемудрил! Заживем, заживем, Павел, на Западе с миллионами-то... Да, да! Себе Яшкиянц возьмет миллион долларов. Пацанам — остальное. Они и этого не заслужили. Это его, его заслуга, Як-шиянца! Он все придумал, все рассчитал. Все возможные ходы просчитал заранее! Ни в чем не ошибся, молодец, Павел Яшкиянц...

Ю. Н. Ермилов (бортинженер):«Яшкиянц видит, что я настроен с ним благодушно и говорит: «Я хочу отблагодарить экипаж чисто по человечески. Поди страху-то натерпелись тоже?» Я говорю: «Конечно». Ушел. Несет пачку долларов. Сотнями штук, сто, не меньше. Потом пачку крон. И пачку франков. Все это в банковской упаковке. Дает мне. Я говорю: «Ну, что ж, спасибо». И открываю за креслом кармашки (есть у нас такие) и туда кладу эти деньги. И опять сижу. Он через пять минут подходит, видит, что я будто недоволен. «Слушай, может, я мало дал? Еще принесу». Я говорю: «Хватит, вот так в Тель-Авиве погуляем» (показываю ему большой палец). А сам думаю, куда я и с этими деньгами деваться буду. В таможне сдавать — целая проблема. Акт составлять и прочее.

Дальше летим. Он говорит: «А мы границу будем перелетать?» «Конечно, будем». «Грецию будем пролетать?» «Будем. Кипр будем пролетать». Он говорит: «Вообще-то в Греции можно было сесть, если бы там были черные полковники. А сейчас опасно». «Тебе нужно в Тель-Авив. Мы тебя везем в Тель-Авив».

Он вышел из кабины, больше не заходил. Операторы находились в грузовой кабине. Как только один из них идет к нам, бандит сопровождает его. То есть террористы не давали возможности, чтобы все операторы зашли к нам, несмотря на то, что они одни оставались в грузовом отсеке. Этого не допускали, ибо все знали: «ели бы такой вариант был, то последовала бы полная разгерметизация. Но там оставались наши операторы... Сходили к штурману, уточнили: да, действительно, летим в Тель-Авив. Дорогой нас наши испрашивали кодом о том, как дела, мы отвечали: «Нормально».

Мы были предупреждены, что нас в Тель-Авиве встретит консул. Заходим на посадку. Ночь. Темно. Сели. А там полоса таким бугром. Только на бугор-то заехали, а там стоит поперек машина. Типа топливозаправщика. Поперек полосы. Команда: «По тормозам!» Чуть-чуть в сторону сдали, и я двигатель убрал. Тишина. И фары со всех сторон. Ничего не видно. Открыли дверь.

Яшкиянц кричит:

— Никому не лезть! Я буду разговаривать!

Его жена ходит нервно по кабине и говорит: «Батюшки! Он по-английски будет говорить! И по-русски-то как следует не может!» (Смеется). Фотаки: «Дайте мне закурить!» Дали ей сигарету. Она закурила. Подошли два парня в белых комбинезонах. Секьюрити переодетые и говорят: «Вы чего сюда прилетели? Вы евреи?» По-английски. Наш радист спустился вниз. Паша его спрашивает:

— Чего он сказал?

Радист переводит:

— Вы что, евреи?

— Мы не евреи, — отвечает Павел.

Напряжение спало. Яшкиянц дает подошедшему две сотенных долларовых бумажки и говорит: «Возьми и дай мне переводчика!» Но тот не понимает по-русски. Я говорю Павлу: «Ты хоть скажи — презент!» Он говорит: «Презент». Тот: «О! Спасибо, спасибо!» Паша спрашивает: «Чего он не берет?» Я говорю: «Не знаю!» Выбросили лестницу. Павел говорит: «Никому не выходить! Выхожу я одни». «Выходи, выходи». Яшкиянц вышел. Те говорят ему:

— Сит даун плиз (Садитесь, пожалуйста!)

Яшкиянц сел на бетон. Потом попытался встать. Тут уж команда более жесткая:

— Сит даун!!

Яшкиянц кричит:

— Экипажу не выходить! Не выпускайте их!

А бандиты начали доллары эти пихать по карманам. Жаловались, что джинсы малы, некуда положить, карманы маленькие. Деньги запихали и пистолеты куда-то запихали, замуровали их этими деньгами. Вообще они растерялись, когда сели. Темно. По-иностранному говорят. Вишняков мечется то в пилотскую, то к штурману забежит посмотреть. А Павел все командует: «Экипаж не выпускайте!»

Я думаю: выходить или не выходить? Чужая страна. Боевик спрашивает меня:

— Кру? (Экипаж?)

— Да.

— Выходите!

Я говорю: «Быстро, быстро, ребята!»

Мы выскочили. Нас предупредили: дальше этого места — ни на шаг? А когда машина подъехала, уже позже, я смотрю, там автоматчики, полностью нас окружили.

Яшкиянц, спрашивает: — Это Тель-Авив?

И по бетону стучит кулаком:

— Или Сирия? Если Сирия или Бейрут — это плохо! Я что-то не пойму: Тель-Авив это или не Тель-Авив?

Мотает головой туда-сюда. Потом говорит:

— Давайте шоферские права!

И кричал, кричал так! Потом подходит один из консульства, военный, подполковник Якоб, мы его так звали, по-русски он прекрасно разговаривает. Подошёл к нам и спрашивает:

— Их сколько?

— Четверо и женщина. — Оружие какое у них?

— Четыре пистолета, обрез и холодное оружие.

— Хорошо..

Подошел к ним и говорит:

— Вы прибыли в Израиль, в Тель-Авив. Прошу всех спускаться вниз.

Только после этого они стали спускаться вниз. А Яшкиянца все это время держали сидящим на бетоне. Яшкиянц встал. Тут окружили их военные корреспонденты. Я наблюдаю за происходящим. Вытащили мешки, высыпали деньги на бетон. Почему? Узнали позже: проверяли, нет ли там оружия или взрывчатки. Когда убедились, что нет, деньги вновь уложили в мешки.

Яшкиянц кричит:

— Советский Союз — плохо! Израиль — хорошо!

Я думаю про себя: «Дебатируй, дебатируй!» Подходит Якоб: — Вам необходимо поехать. Вас ждет ваш консул.

Балашов говорит:

— Хорошо. Мы поедем, а ты, Юрий Николаевич, оставайся, бери с собой оператора. За машиной поглядите.

Я говорю Балашову:

— Подожди. Сейчас увезут эту мразь, потом останусь. Мало ли инцидентов?

Я взял Алпатова, и мы с ним остались.

В это время к нам подошел министр обороны Израиля. Ему лет, наверное, за шестьдесят уже. Сухонький такой. Представился. В гражданской форме. Якоб сказал:

— С вами хочет подговорить Ицхак Рабин, министр обороны. Поздоровались. Он опрашивает:

— Какая была у вас обстановка на борту?

— Нормальная.

— Здесь как вам обстановка?

— Нормальная.

— Ну, я думаю, израильская земля хорошо вас примет.

— Большое спасибо.

Спрашивали, почему угнали именно Ил-76. Я говорю: они не угнали самолет, мы его сами дали им взамен на детей. Вот в таком духе. После этого мы поехали отдыхать. Нам дали хорошую гостиницу. На берегу моря. Утром мы встали, покупались в море. Море хорошее там. Днем нам сказали: вечером летим. Мы собрались, приехали на аэродром. В двадцать один час у нас планировался вылет. Самолет стоял под охраной. Все они, молодцы, сделали, израильтяне, колючей проволокой самолет оградили. Чтобы не было никаких провокаций. Охрану поставили. Дозаправились мы на всякий случай. Три тонны еще взяли. Нам бы и своего хватило. Но — на всякий случай. Сидим, ждем. Перед вылетом полковник КГБ от имени Советского правительства поздравил всех, Балашова расцеловал. Были тут и другие сотрудники Комитета. Они говорит нам:

— С вами полетят двое.

Я обращаюсь к Ходусову:

— Готовь цепи и сети, мы их к полу прикуем.

Чекист смеется и говорит:

— Не надо. Мы вам надежных ребят дадим.

— Тогда другое дело.

Где-то в двадцать один сорок подъезжает автобус. Вышли человек шесть наших ребят-комитетчиков, зашли в самолет. И тут же подходит зарешеченная машина. Первым вытаскивают из нее Яшкиянца. Глаза завязаны, руки назад в наручниках. Полиция Израиля передает его нашим. По этой лестнице его подают. Но он же не видит лестницы, оступается. Тогда наши ребята хватают его за шиворот, волокут по лестнице, он ногами еле успевает перебирать, и они тащат его волоком как мешок с...

Подняли — и в самый угол самолета. Двое зажали его здесь, голову вниз. Так стоит. Такое впечатление, как будто кутенка зажали. Ребята здоровые. Потом вторая машина подъезжает. Таким же точно путем затащили Вишнякова. Тоже волоком туда. Тоже в угол. Они привезли на всех бутерброды, воды, мандаринов ящика три дали.

С нами летели человек шесть комитетчиков. Еще врач летел. И все стояли: один в одном углу, другой — в другом. И весь полет по двое ребят с боков их держали. Бандиты были с завязанными глазами. Яшкиянц чего-то двигал руками, все рассказывал. Потом наши ребята хохотали даже. Чего он рассказывал им — не знаю. А Вишняков сидел молча. Я спросил потом парня из комитета: а чего глаза завязали? Отвечает: чтоб не знали, кто везет и куда везет. Ходусов рассказывает: когда Вишнякову сказали, куда их везут, у него сразу дрожь по всему телу. Врач сказал: ничего, обойдется.

Вышли мы на связь с Москвой. Ориентировочно прибытие домой в два сорок ночи. Это Москва говорит. А мы чувствуем, что летим быстрее. Потом с Киевом начали связь. Киев говорит: прибытие в Москву в два пятнадцать. Мы опять вперед газуем! Только разогнали, опять поправка: прибытие в два сорок. В общем сели в Москве в два тридцать семь ночи. Это уже было четвертое декабря.

Только зарулили, дверь открыли, встречает нас заместитель председателя КГБ СССР товарищ Агеев. Поздоровался с нами. Потом говорит:

— Ну-ка, дайте мне теперь взглянуть на эту мразь.

И вот тут-то им и развязали глаза. Опять их по углам разогнали. Мы вышли. Стоим около самолета. Их начали вытаскивать. После я спросил чекистов, почему им так резко голову нагибали, когда из самолета вытаскивали и когда заталкивали в «Волгу»? Они мне разъяснили. Вот почему. Он идет, а потом что. есть силы бьет своей головой об железную кабину и потом говорит. «Я ничего не помню, ничего не знаю. Полная потеря памяти». А беспамятного не судят. Вот поэтому их головы — вниз!

Семнадцатого марта 1989 года председательствующий на суде член Верховного суда РСФСР Валерий Иванович Мухин огласил приговор.

По совокупности совершенных преступлений Яшкиянц осужден на пятнадцать лет тюрьмы с конфискацией имущества. Муравлев — на четырнадцать лет с конфискацией, причем первые десять лет проведет в тюрьме, четыре — в исправительно-трудовых лагерях. Вишняков и Анастасов также осуждены на четырнадцать лет каждый, из них пять лет — тюремное заключение. Джафаров приговорен к трем годам лишения свободы с отбыванием их в колонии строгого режима.

(А. Алешкин. Операция «Гром». — Орджоникидзе; 1990)