Галилео Галилей перед судом инквизиции

Галилео Галилей перед судом инквизиции

В то время, когда Д. Бруно томился в венецианской тюрьме, в этом же городе нашелся человек с большим умом и горячим сердцем, продолживший его дело. Это был Галилео Галилей, который не только опирался на философские достижения эпохи Возрождения, но пошел дальше своих предшественников и современников — к созданию нового стиля научного мышления, новой методологии науки и т. д.

Галилео был старшим сыном флорентийского дворянина В. Галилея и его жены Джулии Амманати, тоже происходившей из знатного старинного рода. Мальчика определили для обучения в монастырскую школу. Монахи скоро заметили блестящие способности нового ученика, сделали из него послушника и уже хотели надеть на него монашескую рясу, но отец забрал сына из монастыря. В ноябре 1581 года Г. Галилей, которому было тогда 17 лет, отправился в Пизанский университет изучать медицину. Но прежде чем заняться этой наукой, он должен был прослушать курс перипатетической философии, состоящей из метафизики и математики. В те времена высшим авторитетом в философии считался Аристотель, и все изучение ее сосредотачивалось в основном на комментировании его произведений, но никак не в исследовании того, чего не успел разрешить или чего только коснулся древнегреческий философ. Наделенный от природы светлым умом, юный Галилео не хотел рассуждать на основании бездоказательных мнений других. Его уже тогда возмущала схоластическая тирания, угнетавшая разум, и он пытался обличить ложные стороны учения перипатетиков. Но свободную критику Г. Галилея назвали диким и грубым безрассудством и смотрели на нее почти как на святотатство. Закоренелые схоласты умышленно выказывали презрение к его доводам, даже не желали их выслушивать, а самые снисходительные хоть и относились к ним с вниманием, но зато с каким обидным… Оппозиция молодого Галилея казалась им вздорной выходкой, а в живости его ума они видели только заносчивость строптивого и гордого человека.

Рассказывают, что в это время Г. Галилей будто бы не имел никаких познаний в математике, и даже не выказывал особого желания приобрести их, не понимая, зачем нужны в философии круги и треугольники. Только познакомившись с геометрией, он понял значение этой науки: „Математика есть самое надежное оружие для изощрения ума, потому что приучает нас строго мыслить и рассуждать“. Таким образом, медициной, как того хотел отец, Г. Галилей не заинтересовался. А вскоре ему вообще пришлось уйти из университета, так как семья не могла дальше платить за его обучение. Но уже в 20 лет Галилей становится профессором математики, а через четыре года он прославился как изобретатель, знаток механики и астрономии и стал известен ученым всего мира своими открытиями.

Особенно ярко деятельность Г. Галилея проявилась в 1610-е годы, когда молодой ученый сделал ряд сенсационных открытий. А началось все с известия, пришедшего из Голландии, об изобретении трубы, способной увеличивать и приближать предметы. Через окуляр „новых очков“ можно было без труда рассмотреть предметы, находящиеся на расстоянии в полмили. Г. Галилей решил создать свою „зрительную трубу“ и добился 8-кратного увеличения. Из занятной игрушки „зрительная труба“ превратилась в ценный инструмент, ведь с помощью ее можно было, например, рассмотреть в море корабль за два часа до того, как он появлялся в поле зрения. Ученый изобрел замысловатую машину для орошения полей и термометр для измерения температуры; устроил микроскоп, в который можно было увидеть мельчайшие предметы. Но главным его изобретением стал телескоп для наблюдения за небесными телами, который он установил на башне венецианского собора Святого Марка.

При помощи своего телескопа Г. Галилей открыл, что Юпитер имеет 4 спутника, которые обращаются вокруг него, как Луна вокруг Земли. Это открытие в очередной раз подорвало веру в то, что Земля является единственным центром движения. На Солнце он открыл темные пятна, которые движутся от одного края светила к другому, потом исчезают и снова появляются уже на другой стороне Солнца. Это открытие доказывало, что Солнце вращается вокруг своей оси, и определяло продолжительность его вращения.

Монахи и монархи, да и простые люди — все были чрезвычайно заинтересованы открытиями Г. Галилея. Толпы людей непрерывным потоком двигались к собору Святого Марка, чтобы посмотреть в подзорную трубу. И каково же было удивление венецианцев, когда они, вслед за Г. Галилеем, вдруг увидели на Луне… горы! Ведь философы древних и Средних веков, увлекаясь воображением, наделяли ее великолепными садами и дворцами; другие говорили, что Луна — обломок Солнца, плавающий в атмосфере, или даже соединение зеркал, отражающих солнечный свет… А тут вдруг горы, огромные впадины и пропасти, имеющие в основном круглую форму и похожие, как говорил сам Г. Галилей, на пятна павлиньего хвоста. А еще венецианцы с любопытством рассматривали в туманной дали Адриатического моря плывущие там суда и корабли… Да что простолюдины! Французская королева Мария Медичи, получив телескоп, не могла дождаться, пока его установят. А потом, опустившись на колени, поспешила взглянуть на лунный пейзаж. В Праге император Рудольф II поручил своему придворному математику и астроному И. Кеплеру изучить „Звездный вестник“ Г. Галилея и предоставить о нем отзыв.

В 1610 году ученый приехал во Флоренцию по приглашению тосканского герцога, чтобы показать ему новые планеты, и преподнес в подарок правителю телескоп, с помощью которого эти планеты и были открыты. А потом ученый принял приглашение поселиться во Флоренции в качестве первого математика и философа. Ему было назначено жалованье в 1000 флоринов без обязательства читать лекции: Г. Галилей мог преподавать в университете по собственному усмотрению или же по особому приглашению герцога. В знак своего расположения правитель Тосканы подарил ученому золотую цепь и 1200 флоринов, в честь его во Флоренции был даже устроен праздник, многие поэты того времени воспевали его открытия, прославляя имя ученого[22] [Следует отметить, что Г. Галилея ждали не только восторженные отзывы Были и такие, кто старался опровергнуть его открытия и опорочить его труд Например, М Горюш, ученик одного астронома из Болоньи, категорически заявлял, что никаких спутников у Юпитера нет, они не более как оптический обман Г Галилей их просто выдумал, движимый присущей ему жадностью к золоту].

Весной 1611 года Г. Галилей с триумфом приезжает в Рим. В путешествии его сопровождали слуги герцога Тосканы, в Риме ему был предоставлен дворец флорентийского правителя, и вез он рекомендательные письма Козимо II Медичи, адресованные наиболее влиятельным прелатам католической церкви. И письма эти сделали свое дело. Галилея любезно принимает кардинал Р. Беллармини; свое восхищение его открытиями и изобретениями высказывает ученому большой знаток математики и механики кардинал М. Барберини. Г. Галилей удостоился бесед с самим римским папой Павлом V; вместе с астрономами „Римской коллегии“ он ведет наблюдения за небесными светилами. Со всех сторон на Г. Галилея изливаются доброжелательные улыбки, дружеские заверения в поддержке, только вот почти во всех беседах, которые ему пришлось вести в Риме, даже не упоминается о теории Н. Коперника. Из осторожности избегает этой темы и сам Г. Галилей.

Книга польского астронома „Об обращении небесных сфер“ появилась в 1543 году с предисловием, в котором говорилось, что гелиоцентризм — всего-навсего гипотеза, более удобная для точных математических расчетов, нежели другие. И церковь ухватилась за это положение; более того, она и сама готова была признать гелиоцентризм как условную математическую гипотезу, как инструмент для расчетов. Это и было проделано папой Григорием XII при реформе календаря, для расчетов которого и была использована система Н. Коперника. Церковь даже была уверена, что религия найдет условия мирного существования с системой Н. Коперника. Все князья церкви были „за“ союз с наукой, если она будет служить только практическим целям, не покушаясь на высшие истины Священного Писания. Галилей же был убежден в обратном, но пока обе стороны не подошли к общемировоззренческим проблемам, и ученый покинул Рим с надеждой на мирное разрешение конфликта с церковью в будущем. Однако именно в дни пребывания ученого в Риме инквизиция завела на него дело, о чем ему, конечно же, не было известно.

Но вскоре из-за развернувшейся во всю мощь деятельности Г. Галилея условия мирного существования гелиоцентризма и религиозной картины мира оказались под угрозой. Ученый навел свой телескоп на небо, и оказалось, что Млечный Путь — это не место соединения двух небесных полушарий, а скопление звезд; в созвездии Ориона, где глаз человека насчитывал всего 8 звезд, их оказалось 80; у Венеры он обнаружил фазы, свидетельствующие о ее движении вокруг Солнца. Да и само светило, считавшееся по Аристотелю чистым и непорочным, Г. Галилей „оскорблял“, указав на его несовершенство. Небо тоже считалось неизменным, а ученый вдруг увидел в свой телескоп звезду, которая некоторое время была видна, а потом исчезла. Одно за другим приводит ученый доказательства в пользу верности учения Н. Коперника. В ответ богословы заявили, что открытия Г. Галилея противоречат Священному Писанию: число планет не может быть более семи. К тому же всем известно, что именно число семь символизирует совершенство: за семь месяцев формируется человеческий зародыш, седьмой кризис является решающим в ходе болезни, семь отверстий имеет голова человека и животных… Да и Бог сотворил именно семь планет: две благодатные (Юпитер и Венеру), две вредные (Марс и Сатурн), два светила (Солнце и Луну) и одну безобразную планету — Меркурий.

Когда вопрос о движении Земли стал предметом богословских дискуссий, Г. Галилей не мог больше молчать. Так появилось его „Письмо к Кастелли“ — монаху-бенедиктинцу. Начиналось оно с утверждения, что, конечно, Священное Писание не может ошибаться, но это не исключает возможности его ошибочного толкования. И ученый предлагает остроумное истолкование библейского сюжета о том, как Иисус Навин остановил солнце, чтобы продлить день. Г. Галилей показал также, что эту легенду при соответствующей интерпретации можно рассматривать как подтверждение идеи о движении Земли. Но взгляды ученого мало интересовали его противников: как он вообще осмелился толковать Священное Писание вопреки постановлениям церковных соборов, явно отдавая предпочтение науке…

После этого на Г. Галилея посыпались доносы в инквизицию, и началась травля ученого. Зачинщиком ее стал представитель схоластики Л. делла Коломба, публично выступивший против ученого. Но главным преследователем Г. Галилея стал доминиканский монах Ф. Каччини, который в марте 1615 года прибыл в Рим и выступил с проповедью „Мужи галилейские, что стоите, смотря на небо“. Обыграв евангельский текст с именем Г. Галилея, он громил ученого:

Подумайте только, Земля, которую сотворил Господь, чтобы она стояла неподвижно и твердо, эта самая Земля, по словам людей, одержимых злым духом, вертится, точно волчок, а Солнце стоит неподвижно. Так мы тогда непременно потеряли бы равновесие, если б это была правда и Земля стала бы вертеться и уходить из-под наших ног. Замечаете вы, сколько дерзости и высокомерия заключается в подобных взглядах? Мы не можем допустить их, потому что они оскорбляют святую церковь. Виновата во всем дьявольская наука — математика. Математики, виновники всех ересей, должны быть изгнаны из всех христианских стран.

В 1623 году на папский престол под именем Урбана VIII был избран кардинал М. Барберини, который восторгался Г. Галилеем и „даже воздавал ему хвалу в стихах“. Но, став папой, он принес свое дружеское расположение к ученому в жертву интересам текущей политики, ибо прекрасно понимал, что учение Н. Коперника разрушает средневековую картину мира, и при всем своем уважении к Г. Галилею отказался сделать хоть малейшее послабление в пользу запрещенного гелиоцентризма. И тогда ученый приступает к работе над сочинением, которое назвал впоследствии „Диалог о двух главнейших системах мира — Птолемеевой и Коперниковой“. Если бы труд его был напечатан, то защищаемая церковью теория Птолемея была бы окончательно разрушена его книгой. Но как провести такое сочинение через цензуру? В известной степени замаскировать собственные взгляды ему позволило изложение точек зрения — противников и сторонников учения Н. Коперника. Пусть церковь запрещает движение Земли! Пусть инквизиторы грозят страшными карами! Он, Галилео Галилей, выполнит свой долг перед человечеством; он добьется признания гелиоцентризма, он представит неопровержимые доказательства его истинности… В январе 1632 года книга была издана, и вокруг нее сразу же поднялся невообразимый шум: она была объявлена „более ужасной и для церкви более пагубной, чем писания Лютера и Кальвина“. И вскоре папе Урбану VIII доложили: „Галилея мы можем только ненавидеть, как ненавидят змею, которая собирается нас ужалить. Учение Коперника, распространяемое им, заключает в себе смертельную опасность для церкви, и мы должны принять все меры, чтобы не допустить его распространения и не позволить приводить доказательства, подтверждающие его учение“.

В 1633 году инквизиция потребовала от Г. Галилея, которому было тогда 70 лет, явиться на допрос в Рим. Даже флорентийский инквизитор, вовсе не склонный к чувствительности, написал в папскую курию, что ученый стар, тяжело болен и поездка в Рим, где тогда свирепствовала чума, ему не под силу. Он просил провести расследование во Флоренции, но папа потребовал присутствия Г. Галилея в Риме, и ни старость, ни болезни не спасли ученого от суда инквизиции.

В Риме ученый жил сначала во дворце тосканского посольства, а потом его перевели во дворец римской инквизиции, но поместили не в тюремную камеру, а на квартире прокурора инквизиции К. Синчеро. Ученому предоставили три комнаты и приставили к нему слугу.

В здании инквизиционного суда Г. Галилей провел несколько недель, и вот наступил день, когда собрались его судьи. Тускло горевшие свечи освещали мрачный сводчатый зал. За длинным столом, на котором лежали Евангелие, крест и череп с костями, восседали инквизиторы в черных одеяниях с балахонами, закрывавшими им лица. Были здесь и кардиналы в красных мантиях.

Папа Урбан VIII повелел вести допросы Г. Галилея под угрозой пытки; даже сохранился документ, в котором это повеление верховного понтифика было записано. Некоторые исследователи полагают, что в день последнего допроса Г. Галилея привели в камеру пыток. И дальше об этом мрачном дне рассказывается так.

Инквизитор сделал знак головой в сторону, где стоял палач. Тот подошел к Галилею, связал ему руки и вывел в соседнюю комнату, где находились орудия пыток. Через полчаса ученого привели обратно и снова поставили перед судьями. Его трудно было узнать. Ноги едва шли, лицо искривилось от перенесенной муки, он был еле жив…

Галилео Галилей знал, что угроза будет приведена в исполнение. Судьбы Д. Бруно и многих других, кто побывал в руках инквизиции, были ему хорошо известны. Вот так и было вырвано у него отречение!

К нему подошел монах, снял с него верхнюю одежду и, оставив в одной рубашке, поставил на колени. Главный инквизитор протянул ему бумагу, и несчастный узник прочел: „Я, Галилео Галилей, 70 лет, клянусь, что буду верить так, как повелевает святая римская церковь. Отрекаюсь от своего заблуждения, будто Земля не есть центр Вселенной и вращается как около Солнца, так и суточно вокруг себя движением. Клянусь, что никогда ничего подобного утверждать не буду“. Он с трудом поднялся, отер выступивший на лице пот и упрямо прошептал: „А все-таки она вертится!“. Его слова услышал и старый инквизитор, но не подал вида.

Знаменитая фраза „А все-таки она вертится!“ не была произнесена вслух. Одни исследователи трактуют отречение Г. Галилея как тяжкое грехопадение ученого, другие — как мудрый тактический шаг, как цену, заплаченную за то, чтобы иметь возможность продолжить свои исследования.

Г. Галилея не сожгли, как Д. Бруно. После суда ему разрешили отправиться на жительство в город Сиену — под надзор его друга А. Пикколомини (архиепископа Сиены). Тот принял ученого очень радушно, поселил в своем дворце и предоставил ему все удобства спокойной провинциальной жизни. В декабре 1633 года Г. Галилей перебрался в Арчетри — на собственную виллу „Драгоценность“, но до конца дней своих он оставался узником инквизиции. Связи ученого с внешним миром контролировались, на все — переписку, встречи с друзьями, научную работу, публикации — требовалось разрешение. Даже его сына Винченцо обязали шпионить за отцом. Друзьям в Париж ученый писал, что испытывает большой упадок сил… Когда умирала его дочь, монахиня одного из монастырей, он просил разрешения переехать во Флоренцию, но из Рима ответили угрозой: если он и дальше будет просить об этом, его посадят в настоящую тюрьму.

Незадолго до смерти ученого подвергли еще одному унижению. По просьбе голландских ученых он бескорыстно познакомил их со своим методом определения географических координат. Для страны, чье благополучие во многом основывалось на мореплавании, это было очень важно, и вскоре Генеральные штаты Голландии в знак своей признательности наградили Г. Галилея золотой цепью. Соглядатаи немедленно донесли об этом флорентийскому инквизитору, тот отправил донос в Рим, и в судьбу Г. Галилея вновь вмешался римский папа Урбан VIII. Он предписал герцогу Тосканы, чтобы тот запретил ученому принимать этот дар, а также прекратить все дальнейшие сношения с Голландией. И ученому пришлось повиноваться… В уединении он прожил еще 8 лет, не прекращал своей работы и за это время создал для науки столько, сколько другим не удается и за всю жизнь.

За четыре года до смерти Галилей потерял правый глаз, а вскоре ему стала грозить полная потеря зрения. Ученый просит разрешения переехать в родной город, и папе сообщают, что Г. Галилей уже не может распространять свое вредное учение: „Он до такой степени изможден, что походит более на труп, чем на живого человека“.

Ватикан не оставил его и после смерти. Г. Галилей хотел, чтобы его похоронили в фамильном склепе церкви Святого Креста во Флоренции. Но после смерти ученого во Флоренцию было отправлено послание, в котором тосканскому герцогу рекомендовалось не хоронить Г. Галилея с почестями. Папский нунций должен был довести до правителя Тосканы такие слова: „Нехорошо строить мавзолей для трупа того, кто был наказан трибуналом святой инквизиции и умер, отбывая это наказание“. На случай, если флорентийцы все же захотят воздвигнуть ученому памятник, в предписании говорилось:

В эпитафии или надписи, которая будет на памятнике, не должно быть таких выражений, которые бы могли затронуть репутацию этого трибунала. И такое же предупреждение надо будет сделать тому, кто будет читать надгробную речь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.