Бунтовщик хуже Пугачёва

Бунтовщик хуже Пугачёва

В июне 1790 года по Санкт-Петербургу распространялись слухи, будто на Невском проспекте, в лавке купца Зотова, продается предерзкая книга, в которой царям грозят плахою. Имя сочинителя на книге не было указано, но на последней странице значилось, что напечатана она с разрешения Управы благочиния. Вскоре слухи о книге достигли ушей Екатерины II, а потом чья-то услужливая рука положила крамольное произведение на стол императрицы. Во дворец срочно был вызван петербургский обер-полицмейстер Н. Рылеев — председатель провинившейся Управы благочиния.

Узнав в чем дело, обер-полицмейстер повалился императрице в ноги, плакал и клялся, что разрешил печатать окаянную книжку по одной только глупости своей, а сам он ее не читал, поверив в невинность названия. Его отпустили с миром, повелев во что бы то ни стало разыскать сочинителя.

И вот 30 июня 1790 года в загородный дом управляющего Петербургской портовой таможней А. Н. Радищева явился полицейский офицер с ордером на арест. Но еще накануне писатель велел своему дворовому человеку сжечь все оставшиеся экземпляры книги, вместе с которыми в огонь полетело множество других бумаг. Писатель хотел было даже бежать, до пограничного города Риги — рукой подать, а там ищи ветра в поле… Но тогда домашних истерзают допросами, так что уж лучше самому за все отвечать.

Еще когда в Петербурге образовалось "Общество друзей словесных наук", А. Н. Радищев стал активным его членом. В журнале "Беседующий гражданин", издаваемом этим обществом, была напечатана "Беседа о том, что есть сын Отечества", в которой он проводил мысль о том, что сыном отечества не может считаться тот, кто угнетает себе подобных. Самые страстные строки этой "Беседы" были посвящены тяжелому положению крестьян, и автор подчеркивал, что путем коварства и насилия они доведены до положения тяглового скота, угнетены, унижены и презрены. Труд их, нечеловечески тяжелый, бессмыслен, потому что приносит пользу не государству, а мучителям-помещикам Конец своим страданиям крестьяне видят только в смерти, которую считают избавительницей. Эта небольшая статья и стала прологом к знаменитому "Путешествию из Петербурга в Москву", над которым А. Н. Радищев работал целых 10 лет.

В каждой строчке этого произведения безжалостно обнажались противоречия между показным благоденствием и жестокой действительностью. Версту за верстой, станцию за станцией проезжает путешественник, и везде перед его глазами встает темный мир крепостников и бесправный, угнетенный народ, непосильно работающий, но живущий в непросветной нищете. Какой бы области жизни ни коснулся А. Н. Радищев, всюду он видит поругание "священного имени закона". Все, что слышал писатель в детстве о жестокостях помещиков и с чем познакомился, работая в Сенате, — весь опыт своей жизни А. Н. Радищев вложил в свою книгу, осмелившись заявить о позоре и вреде крепостного права. В конце мая 1790 года "Путешествие из Петербурга в Москву" вышло из печати, и одной из первых его читательниц стала императрица Екатерина II. Негодованию ее не было предела. Над Францией реяли революционные знамена, голодный народ поднялся против своих правителей, пала Бастилия… А тут еще эта книга, зараженная "французским заблуждением и непочтением к властям", прямо призывает к крестьянскому бунту. И императрица решила расправиться с автором, чтобы другим было неповадно. Она приказала арестовать А. Н. Радищева и посадить его в Петропавловскую крепость, а крамольное произведение сжечь. В указе о предании автора "Путешествия из Петербурга в Москву" суду Уголовной палаты разгневанная императрица писала, что "его книга наполнена самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное к властям уважение; стремящимися к тому, чтоб произвестъ в народе негодование противу начальников и начальства, наконец, оскорбительными изражениями противу сана и власти царской".

Екатерину II особенно беспокоил вопрос, не имел ли автор "сообщников к произведению намерений, в сей книге изображенных". Чтобы сильнее покарать дерзкого писателя, императрица поручила вести следствие С. И. Шешковскому — одному из самых страшных мастеров сыскного дела, известному своей свирепостью. Карьера его началась с успехов, достигнутых им "допросами с пристрастием". Он "питал пристрастие к батогам, плетям и розгам", и во время допросов одно из его излюбленных средств было таким: хватит допрашиваемого палкой под самым подбородком так, что у того зубы трещат, а иногда и выскакивают… Как уж тут не признаться? К концу 1780-х годов С. И. Шешковский был полным хозяином политического сыска в России, и А. С. Пушкин назвал его "домашним палачом Екатерины II". За долгие годы службы волю императрицы С. И. Шешковский научился чуять, как собака, и очень гордился этим. Под портретом Екатерины II, который висел у него в кабинете, велел написать: "Сей портрет Величества есть вклад верного ее пса Степана Шешковского".

Узнав о том, что ему предстоит встреча с таким следователем, А. Н. Радищев упал в обморок. Впрочем, можно сказать, что следствием по делу писателя руководила сама Екатерина II, поэтому оно велось необычайно быстро — всего шесть дней (с 6 по 11 июля 1790 года). Для допросов была установлена определенная система: сначала А. Н. Радищев давал показания устно, потом ему вручались "вопросные пункты", сформулированные самой императрицей, на которые узник должен был давать письменные ответы. С. И. Шешковский вызывал арестанта на допросы в самое разное время, а когда сам уходил спать, заставлял А. Н. Радищева под наблюдением дежурного офицера писать бесконечные дополнения к ранее написанному.

Никто из близких не знал, где именно его заточили, так как в то время в крепости было два места, где содержали узников, — Иоанновский и Алексеевский равелины. А. Н. Радищев находился на положении "секретного арестанта": никто не знал причины его заточения — ни доставивший его подполковник, ни комендант крепости, ни тем более стража. Вся власть над узником принадлежала СИ. Шешковскому, который к допросу А. Н. Радищева приступил сразу же.

Судебное разбирательство велось при закрытых дверях. Крамольное "Путешествие" читали вслух, и в это время даже канцелярские служащие в зал не допускались. Во время следствия узник уклонялся от прямых ответов на главные вопросы императрицы Например, Екатерина II настойчиво допытывалась, зачем он написал свою книгу — не с целью ли сделать "возмущение"? На это А. Н. Радищев отвечал, что никогда не имел подобного намерения, Францию в пример не брал, а о царях писал только о тех, которые в истории известны своими дурными поступками. Что же касается помещиков, то между ними тоже есть "уроды., которые, отступая от правил честности и благонравия, делают иногда предосудительные деяния… Сим своим писанием думал дурного сорта людей от таких гнусных поступков отвратить".

На многие вопросы А. Н. Радищев вообще давал туманные ответы, но С. И. Шешковский излюбленных мер своих к нему во время допроса не применял. Родственники писателя "ежедневно посылали гостинцы" следователю, благодаря чему узник и не подвергся пытке. Но все время следствия и суда писатель испытывал тяжелейшие переживания — и от допросов С. И. Шешковского, и от одиночного заключения, так как было предписано "никого к нему не допускать". Под влиянием горьких раздумий о неизбежности смертной казни он составил завещание. И действительно Уголовная палата, Сенат и Государственный совет вынесли А. Н. Радищеву смертный приговор, но императрица заменила его ссылкой в Сибирь на 10 лет. Писателя заковали в кандалы и отправили за 7000 верст от Санкт-Петербурга — в далекий Илимский острог. Только после смерти Екатерины II вступивший на престол император Павел I разрешил ему вернуться из изгнания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.