18. Главная ошибка Хайека
18. Главная ошибка Хайека
Книга профессора Хайека, которую я позволил себе резюмировать, была задумана как итог всей его жизни и работы; увы, автор подчинил ее требованиям того самого рыночного хозяйства, которое он восхваляет, пожертвовав «потребительской стоимостью» своего товара ради «меновой». Я попытался восстановить его подлинные мысли и, как мне кажется, сделал это добросовестно, не впадая в карикатуру. Только в самом конце я приписал Хайеку наблюдение, которое, может быть, никогда не приходило ему в голову; все остальное либо содержится в его книге, хотя бы в виде намеков, либо непосредственно вытекает из его установок.
Главная ошибка Хайека состоит в том, что он не принимает во внимание природу человека. Человек как живое существо наделен наследственными задатками. Генетическая наследственность человека – его система инстинктов – составляет ту неизменную основу, на которой должны строиться все теории его социального поведения, в том числе теории рыночной экономики. Я вовсе не хочу этим сказать, что человеческое общество можно объяснить из одних только биологических факторов; но игнорировать их нельзя. Точно так же нельзя игнорировать законы физики, пытаясь понять поведение животного; пользуясь выражением Лоренца, исследование на любом уровне интеграции не сводится к явлениям, принадлежащим низшим уровням, но должно принимать их в расчет. Социальные механизмы работают на более высоком, чем биологический, уровне интеграции, но не могут противоречить закономерностям биологии. Уровни интеграции и отношения между ними были описаны еще задолго до заключительной книги Лоренца берлинским философом Николаем Гартманом под именем «слоев реального бытия». Если биологические идеи были недоступны Хайеку, то с гносеологией Гартмана он мог познакомиться на языке немецкой классической философии, несомненно входившем в его культурную подготовку. Пренебрежение биологией человека можно объяснить общеизвестной историей философских взглядов, определявших общественное мышление Нового времени. Мышление это, не находя прочной опоры в естествознании, металось из одной крайности в другую.