«БОЖЕ МОЙ, КАКИЕ ЛЮДИ!»

«БОЖЕ МОЙ, КАКИЕ ЛЮДИ!»

Это комплиментарное восклицание характерно не только для города Одессы, не только для старых евреев и новых русских. Именно так любил встречать свежее пополнение камер СИЗО старший контролер прапорщик внутренней службы Иван Шиповник. Причем, говорил он это без особой иронии и сарказма, скорее искренне и доброжелательно.

Ошибаются те, кто считает, что сотрудники правоохранительных органов и преступники — это две враждующие стороны. Далеко не всегда. Очень часто встречаются совсем противоположные примеры.

Оперативные службы милиции довольно тесно сотрудничают с криминогеном, со своими информаторами, доверенными лицами и агентами, которые очень помогают раскрывать преступления. И тут не только совместная работа, но порой самые теплые и дружественные отношения, если хотите, весьма специфическая порядочность и доверительность.

Конечно, это можно назвать недозволенными или неслужебными связями. Но каждый криминалист хорошо знает, что без таких взаимоотношений нет и не может быть профессионализма в работе милиции. И самое интересное в этом деле то, что опытные розыскники, имея постоянные контакты с рецидивистами, поневоле приобретают те же черты и склонности в поведении, в разговоре и даже в характере. Происходит так называемая акклиматизация, и сотрудник МВД постепенно начинает походить более на бывалого пахана, чем на милиционера.

На контролерах следственного изолятора это еще более заметно. Они всю свою службу стоят возле камер, выслушивая длинные жалобы, грубые ругательства, угрозы, а то и просто откровения начинающих и бывалых зеков. И сами начинают так говорить, так думать и даже так действовать.

Старший контролер Шиповник, прослуживший более двадцати лет в коридорах СИЗО, знал почти всех, и его знали почти все из обитателей следственного острога. Он не упускал возможности побеседовать с авторитетами, поязвить и посмеяться над начинающими зеками. Особенно любил «доставать» цыган за их непосредственность и неряшливость.

— Ну что, Аза, — обращался к молодой стройной цыганке, — сигаретку хочешь?

— Хочу, — подскакивала к двери шустрая смуглянка лет двадцати, — давай погадаю.

— Нет, ты мне покажи себя. И спереди и сзади, только не спеша.

— Тогда две сигареты, — требовала цыганка.

Сторговавшись, начинала демонстрировать камерный стриптиз в самых эротических позах. Сгибала и выгибала свое красивое потное тело, как блестящая змея, отражаясь темно-коричневыми бликами в тусклом камерном освещении.

— А огурец хочешь? — продолжал Шиповник.

И Аза с огурцом воочию доказывала свои познания в оральном сексе, наполняя женскую камеру томным мычанием и стонами. То откусывала маленькие кусочки, то заглатывала его целиком.

А рядом в десятиместной камере находился несовершеннолетний цыган по прозвищу «Маська». Это было и его имя, и фамилия, и отчество. Никаких документов он не имел и ничего другого не помнил. Маленький, худой с курчавыми слипшимися волосами, которые свисали, как сосульки, и закрывали чуть выпученные карие глаза и оттопыренные уши.

Попал «Маська» в СИЗО не совсем обычным образом, хотя именно так заключаются под стражу почти все цыгане.

… У одного подвыпившего и зазевавшегося банкира цыгане стащили дипломат, в котором среди кучи приватизационных сертификатов находилось еще и две тысячи долларов. Он быстро протрезвел и сработал в общем-то оперативно: поднял шум, вызвал милицию, пообещал вознаграждение за поимку злоумышленников. Хорошо описал возможных ворюг и даже указал на их некоторые приметы. Сразу же схватили целую кучу цыган. Произвели обыски, опознания и еще много разных так называемых оперативно-розыскных мероприятий. Но все они оказались холостыми.

Подозреваемые цыгане и цыганки походили между собой, как братья и сестры. Все черные, курчавые и грязные. У всех были доллары и алиби. Никто из них ничего не знал, ничего не понимал и ничего не видел.

Пустой дипломат нашли в кустах без каких бы то ни было следов.

Одна крупная и наглая цыганка с двумя орущими детьми на руках подняла в дежурной части райотдела милиции невообразимый шум. Создавалось впечатление, что дети орали по ее команде, а она сама дополняла их своим визгом:

— Это он, — брызгала слюной, тараща глаза на банкира, — сам потерял, а на нас хочет свалить свою вину! Горе тебе будет большое! Мои дети тебя проклянут! И внуки! И правнуки!..

Вскоре сотрудники райотдела милиции капитан Тесак и сержант Дубовец, пытаясь раскрыть эту банальную кражу, уже вышли на цыганского барона, колония которого находилась в полуразрушенных домиках на окраине города.

— Слушай, барон, — без всякого вступления начал Тесак, — твои люди украли деньги. Если не скажешь, кто это сделал, половину посадим, а вторую выселим из города. В лесу зимовать будете или на вокзалах…

— Что ты, начальник, — развел руки высокий и худой цыган с благообразным лицом, неизменной шляпой, не снимающейся даже жарким летом, и лоснящимися кудрями из-под нее. — Я всегда вам помогаю. Я честный, я знаю, кто украл. Его надо судить!.. Ей, Гаша, позови «Маську»!

Через несколько минут привели сопливого «Маську».

— Ты украл? — строго спросил барон.

— Я, — твердо ответил «Маська» и вытер рукавом набежавшие слезы.

— Где они?

— Я их потерял.

— Где потерял?

— Там, — «Маська» махнул рукой в одну сторону, затем — в другую…

Каждую неделю цыгане приносили ему щедрые передачи из конфет, яблок и сдобных булочек. Он никогда всего не съедал и делился провизией с сокамерниками, а на вопросы Шиповника типа «воровать еще будешь?» неизменно отвечал:

— Не, щас не буду. Может, потом…

— Когда потом?

— Когда выйду.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.