Скрипка и немножко нервно
Скрипка издёргалась, упрашивая,
и вдруг разревелась
так по-детски,
что барабан не выдержал:
«Хорошо, хорошо, хорошо!»
А сам устал,
не дослушал скрипкиной речи,
шмыгнул на горящий Кузнецкий
и ушёл.
Оркестр чужо смотрел, как
выплакивалась скрипка
без слов,
без такта,
и только где-то
глупая тарелка
вылязгивала:
«Что это?»
«Как это?»
А когда геликон —
меднорожий,
потный,
крикнул:
«Дура,
плакса,
вытри!» —
я встал,
шатаясь, полез через ноты,
сгибающиеся под ужасом пюпитры,
зачем-то крикнул:
«Боже!»
Бросился на деревянную шею:
«Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи:
я вот тоже
ору —
а доказать ничего не умею!»
Музыканты смеются:
«Влип как!
Пришёл к деревянной невесте!
Голова!»
А мне – наплевать!
Я – хороший.
«Знаете что, скрипка?
Давайте —
будем жить вместе!
А?»
Вопросы и задания
1. Каких героев стихотворения вы можете назвать?
2. Почему геликон назван «меднорожим»? (Геликон – басовый медный духовой инструмент.) Как вы представили себе этого героя?
3. Анализируя прочитанные стихотворения Маяковского, определите общность тем и настроений.
Выразите свои впечатления, возникшие при первом знакомстве с этими стихотворениями (необычность названий, образов, ритмики).
1. Попробуйте доказать, что оба стихотворения созданы молодым поэтом примерно в одно время.
2. Оркестр, некоторые инструменты которого названы в стихотворении, – коллективный свидетель лирической сценки. Сходная ситуация возникает в баснях. Почему мы утверждаем, что перед нами лирическое стихотворение?
Нередко в лирике Маяковского звучит тема трагического одиночества. Это чувство вызывало стремление найти единомышленников, подчинить себе аудиторию многочисленных митингов и поэтических концертов, привлечь тех, кто хотел бы стать рядом. Маяковский стремился быть «горланом-главарём», он искал и покорял слушателей. Вот как К. Чуковский описывает встречу Маяковского с художником И. Репиным. «…Репин, присев к столу, просит, чтобы Маяковский продолжил своё чтение… Маяковский начинает своего „Тринадцатого апостола“ (так называлось тогда „Облако в штанах“) с первой строки. На лице у него вызов и боевая готовность…
Я жду от Репина грома и молнии, но вдруг он произносит влюблённо:
– Браво, браво!..
„Тринадцатый апостол“ дочитан до последней строки. Репин просит: „Ещё“. Маяковский читает и „Кофту фата“, и отрывки из трагедии, и своё любимое „Нате!“»:
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я – бесценных слов мот и транжир…
Репин восхищается всё жарче. «Темперамент! – кричит он. – Какой темперамент! И, к недоумению многих присутствующих, сравнивает Маяковского с Мусоргским…»
Молодой Маяковский был опытным оратором и полемистом. Выступая с чтением своих произведений, отстаивая свои позиции, он щедро использовал каламбуры и экспромты, эпиграммы и остроты. Некоторые из них запомнились современниками:
«– Маяковский! Вы считаете себя пролетарским поэтом-коллективистом, а всюду пишете: я, я, я.
– А как вы думаете, Николай Второй был коллективистом? Он всегда писал: „Мы, Николай Второй…“»
«– Ваши стихи слишком злободневны. Они завтра умрут. Вас скоро забудут. Бессмертие не ваш удел.
– А вы зайдите через тысячу лет. Там поговорим».
В 20-е годы поэт со всей своей неукротимой энергией борца стал участником коренного переустройства общества. Голос Маяковского воспевает «коммуну во весь горизонт» и в то же время сатирически остро клеймит недостатки и пороки, которые поэт видит вокруг.