Дети при возможном разводе
Дети при возможном разводе
Еще раз взвесим хирургическое лечение больной, загнившей семьи, известное под именем "развода". Вековое учение о том, что семья, в которую уже вошел грех, вошла злоба и взаимное отвращение родителей, не может быть расторгнута, - это учение ссылается обычно на интересы ребенка. В общем соглашаются, что развод, - и без тех отяготительных подробностей, какими он теперь сопровождается, - есть единственное средство очищения и оздоровления семьи. Но на пути его стоит колыбель. "Она так трогает, так мутит сознание. И люди, и законодатели теряются перед нею". В конце концов, однако, начинают видеть, что именно интересы-то колыбели и требуют развода, ибо ребенок нуждается не столько в физическом пропитании, сколько в здоровой и чистой вокруг себя атмосфере семьи. Не давая развода, мы только углубляем растление семьи; напротив, хирургически разделив родителей, между которыми все нравственное умерло, мы порознь каждого из них очищаем, оздоравливаем. Открывается честное вдовство, совершенно так, как и при физической смерти которого-нибудь родителя. Но, далее: в ссылках на детей есть некоторое явное притворство противников развода. Ведь, теперь, т. е. уже века, не разводятся вовсе не те только семьи, в которых есть дети: не разводятся всякие семьи, брак вообще не расторгается, даже когда он бездетен. Эта важная подробность указует, что вовсе не интерес детей, вовсе не интерес мужа и жены, а что-то третье стоит камнем преткновения на пути к разводу. Далее, ищут развода не те вовсе семьи, которые не очень согласно живут, а те, которые совершенно развалились и похожи на здание, в котором крыши нет, а стоят только остатки сломаных стен. Вопрос идет о семьях, фактически разлучившихся, где отец и мать годы не живут друг с другом, а дети, если они есть, живут все равно при котором-нибудь одном из родителей, не видя другого. В этом случае также не дается развода, и это есть тот случай, когда просто одинокому человеку семья запрещена, а не запрещена только проституция. Вопрос и сводится к борьбе инстинкта семьи, которым постоянно живет человек и хочет непрерывно жить, с подневольной проституцией, которая ему указуется, взамен семьи, как некий ее коррелатив, как замена.
Семьи вы хотите или проституции?
- Проституции!- отвечают противники развода.
На этой почве и будем стоять. С нее я отнюдь не хочу сходить. Нет закона, который препятствовал бы человеку предаваться разврату; и за разврат никакое наказание человека не преследует. Положение дела таково, что человек встречает неодолимое препятствие к жизни в законном и честном браке, которого он просит (при умершем фактически прежнем браке) и которого ему не дают; а когда инстинкт семьи в нем преодолевает страх наказания и он, не получив венчания, образует и без него семью, дети его поступают в реестр "незаконнорожденных", т. е. у него, в сущности, дети отнимаются. Вот о которых "детях" следовало бы поплакать людям, "брегущим семью" в том печальном случае, когда ее уже давно фактически нет. Таким образом, величайшее и утонченное наказание лишения прав на детей постигает человека просто за отвращение к распутству и за склонность к семейной жизни; напротив, ничто не снимает с него честного имени, если он пользуется проституциею. Это чудовищно ложное положение, которого мы не замечаем только потому, что все и давно в него поставлены и что "на людях смерть красна", - и должно составить предмет обсуждения. На это положение дела давно пора обратить внимание государственным учреждениям, на руках которых лежит отвратительное гноище проституции, и они недоумевают, откуда все растет такое сокровище. Да оно и растет оттого, что не урегулировано семейное (брачное) право и что в тысяче случаев человек сбрасывается в проституцию, сбрасывается подневольно, и, наконец оттого еще, что брак пугает просто неотделенностью своею от разврата. Дело в том, что совершенно неразрушима только номинальная, паспортная сторона брака: напротив, человек может сгнить в этой паспортной оболочке, он может предаваться какому угодно разврату, а все-таки развода он не получит. Таким образом, пикантная и остроумная сторона норм брака заключается в узаконении как полиандрии (недоказанной только, да и как ее доказать в век гостиниц, театров и крепких замков?) для "смиренномудрых" мужей, несущих разврат жен, так и полигамии для жен, тоже "смиренномудрых", которые терпят побои мужа и взятие на глазах жены любовницы в дом. Этот "брак врассыпную" (разъезд без развода) и "брак с приятелями и приятельницами" и произвел то отвращение к нему, то омерзение всякого порядочного и честного человека, которое вызвало ныне столь широко замечаемое равнодушие к семье, нежелание жениться и угасание семейного инстинкта. Проборовшись века с формой совершенно ложной, семья умирает. И вот это-то страшное ее умирание и вызвало всеобщий лозунг: рассмотреть положение семьи, рассмотреть препятствия к семье, рассмотреть ее очистительные пути, которые закупорены, и эта закупорка загоняет внутрь семьи грех, порок и преступление.
Об этом время подумать государству, для которого семья есть первый устой его собственной прочности. Семья чиста - крепко и государство. Но если семья загнила или, точнее, если в веках бытия своего она поставлена в нездоровое положение, - государство всегда будет лихорадить тысячею неопределенных заболеваний. И вот почему, имея долю своего огромного участия в семье, оно может пожелать и вправе пожелать рассмотреть, что гноит этот основной социальный институт.
"Нов. Вр.", 1900