ЭЛИЗАБЕТ ВАН-ЛЬЮ (1818–1900)
ЭЛИЗАБЕТ ВАН-ЛЬЮ (1818–1900)
В 1861 году началась Гражданская война в Соединённых Штатах между федералистами, то есть северянами, сторонниками отмены рабовладения, и Конфедерацией — объединением южных рабовладельческих штатов. Обе стороны широко использовали разведывательные и контрразведывательные службы, в тех и других было немало женщин.
Самой ценной разведчицей северян была мисс Элизабет Ван-Лью. Её можно поставить в один ряд с наиболее выдающимися героями секретных служб за всю их обозримую историю.
Элизабет родилась в 1818 году в Ричмонде, столице штата Вирджиния. Получив образование в Филадельфии, вернулась ярой аболиционисткой — сторонницей освобождения негров. Она не скрывала убеждений, демонстративно освободив девять собственных невольников, нескольких выкупила из рабства, чтобы воссоединить с родными, находившимися во владении её семьи.
Мать и дочь Ван-Лью были гостеприимными, обаятельными и щедрыми людьми, их передовые взгляды не ставились им в укор, и у них было множество друзей и знакомых среди местной знати. В последующей разведывательной работе Элизабет огромную роль сыграли её связи: в числе её близких друзей был главный судья южных штатов Джон Маршалл, пользовавшийся непререкаемым авторитетом; знаменитая певица Дженни Линд постоянно выступала на музыкальных вечерах в доме Ван-Лью, который регулярно посещали офицеры и влиятельные чиновники Юга — ведь Ричмонд был столицей Конфедерации, и все самые свежие новости стекались в гостиную Ван-Лью. Послеобеденные беседы гостей поставляли неоценимую информацию.
Элизабет Ван-Лью была женщиной слабого телосложения, невысокого роста, но представительной, живой и решительной, хотя это сочеталось в ней с внешней кротостью. На решительный путь борьбы её толкнула казнь Джона Брауна — знаменитого борца за освобождение негров. «С этого момента наш народ находится в состоянии войны», — записала она в своём дневнике.
И она начала свою разведывательную деятельность. По собственной инициативе стала направлять федеральным властям одно письмо за другим, информируя их об обстановке, складывавшейся на Юге. Одновременно она бесстрашно выступала на улицах Ричмонда как ярая аболиционистка: отвергая возможность прикрыть себя маской «лояльной патриотки Юга», она демонстративно отказалась шить рубашки для солдат Вирджинии.
«Позорное» поведение мисс Ван-Лью и её матери клеймилось в газетах, вызывая порой яростный гнев толпы. Но большинству рядовых южан она казалась просто чудачкой, и причиной её поведения они считали безобидное помешательство, потому и прозвали её «Безумной Бет». Её спасло то, что для заядлого южанина-вирджинца была непостижимой даже мысль о том, что, находясь в здравом уме, дама-аристократка может выступать против дела южан.
Вернёмся, однако, к письмам, которые «Безумная Бет» отправляла в штаб северян. Вначале им не придавали значения. Но однажды один незаметный чиновник, подобрав её письма, явился в военное министерство.
— Господа! Мы тратим много сил и средств, чтобы получить правдивые и своевременные данные о положении в лагере южан. Но вот, посмотрите, какие ценнейшие сведения по своей инициативе присылает нам женщина из самой столицы Конфедерации!
Так работа Элизабет была впервые оценена по достоинству, и она стала постоянной и единственной сотрудницей разведки, действовавшей всю войну в тылу врага.
Для пользы дела, которому она служила, Элизабет Ван-Лью не гнушалась никакими средствами, подвергала постоянной опасности не только себя, но и мать и брата, растрачивала всё нажитое её семьёй, не раз рисковала стать жертвой самосуда. Но, хотя её и обвиняли в аболиционизме и добром отношении к северянам, ни один контрразведчик не заподозрил в ней умелого и изобретательного руководителя агентурной сети.
Прежде всего Элизабет наладила сбор информации. Помимо постоянных посетителей её салона, она устанавливала связи с десятками людей, носителей тех или иных данных, которые ей могли пригодиться. Её агентура была повсюду. Вот только один пример.
У Элизабет была молодая негритянка-рабыня Мэри Баусер, которую она отпустила на свободу за несколько лет до войны и, так как та была чрезвычайно умной девушкой, отправила её на Север, где и оплачивала её обучение. Но когда нависла угроза войны, Элизабет вызвала её в Ричмонд и вскоре устроила официанткой в «Белый Дом» Юга, к самому президенту Джефферсону Дэвису.
Одним из источников полезной для Севера информации стала, как ни странно, военная тюрьма «Либби», где содержались взятые в плен северяне. Они знали очень много о тактике южан, дислокации их частей, уязвимых позициях и т. п. Элизабет и её мать, войдя в доверие к коменданту тюрьмы лейтенанту Тодту, проникли туда под видом оказания гуманной помощи раненым, и вскоре, к удивлению военного министерства, информация оттуда полилась широким потоком.
Связь со своими добровольными помощниками Элизабет поддерживала самыми разнообразными способами. Записки с вопросами и ответами прятались в корзинах с продовольствием или в них завёртывались склянки с лекарствами. Пленным передавались книги, которые через несколько дней возвращались обратно с незаметно подчёркнутыми словами. Иногда удавалось и лично побеседовать с пленными.
Несмотря на откровенно «антиюжное» поведение Элизабет и предъявляемые ей газетами обвинения, единственным официальным взысканием, которому подверглась «Безумная Бет», было запрещение посещать военную тюрьму. Такое случалось несколько раз. Тогда Бет наряжалась в своё лучшее платье и, как говорится, не мелочась, отправлялась прямо к генералу Уиндеру — начальнику контрразведки или к Джуде Бенджамину — военному министру южан. Несколько минут ей приходилось выслушивать упрёки в плохом поведении, каяться, что-то обещать и… дело кончалось тем, что Бенджамин или Уиндер, который был вправе подписать ей смертный приговор, подписывал разрешение на посещение военной тюрьмы! Бывали случаи, когда Элизабет отправлялась на тайную встречу под покровом ночи, переодевшись сельской батрачкой.
Но собранную информацию надо было переправить в штаб северян генералу Шарпу. Для этой цели она создала пять точек связи. Начальным пунктом был её собственный дом, где она составляла шифровки и прятала прибывавших с Севера агентов-связников. Иногда эти агенты не появлялись, а доходили слухи о пойманных и расстрелянных шпионах. Тогда она отправляла через линию фронта своих слуг, которые стали надёжными помощниками в её деле.
Секретные донесения Бет, зашифрованные её личным кодом, часто бывали написаны рукой кого-нибудь из её слуг. Для них она раздобыла военные пропуска, позволявшие им беспрепятственно передвигаться между её домом в городе и фермой, где был один из переправочных пунктов. Слуги постоянно носили корзины с продуктами; в корзину с яйцами, например, вкладывалась пустая скорлупа с донесением внутри; молоденькая швея из дома Ван-Лью проносила через фронт донесения, зашитые в образчики ткани или в платье. Система связи была настолько отработана, что для того чтобы продемонстрировать её эффективность, Элизабет однажды после обеда нарвала букет цветов в своём саду, а на следующее утро он уже был доставлен к завтраку командующему войсками северян генералу Гранту.
Видимо, учитывая склонность своих негритянских помощников к театральным эффектам, Элизабет придумала такой способ передачи донесений внутри своего дома: в библиотеке возле камина находилась фигура лежащего льва. Её можно было поднять, как крышку коробки. Туда, как в почтовый ящик, Элизабет опускала свои донесения. Прислуга, производя уборку, вынимала донесение и относила его на ферму Ван-Лью. Правда, эта театральность имела и юридический смысл: в случае провала служанка могла смело клясться на Библии, что никаких поручений от мисс Ван-Лью не имела и никаких документов от неё не получала.
Элизабет всегда считала, что нужно не уходить от опасности, а идти навстречу ей. Одно время военным комендантом заключённых военнопленных был капитан Гибс. Элизабет удалось поселить его с семьёй в своём доме в качестве постояльцев и долгое время пользоваться его протекцией. Иногда поступки «Безумной Бет» действительно выходили за рамки разумного. Когда военное министерство южан с целью укрепить свою кавалерию стало конфисковывать лошадей из частных конюшен, Элизабет спрятала свою последнюю лошадь в кабинете, а чтобы заглушить стук копыт, обвязала их соломой.
Таким образом, как отмечает один из биографов Бет Вильям Гилмор Беймер, «в доме Ван-Лью встречались шпионы Юга со шпионами Севера, одновременно жили начальник военной тюрьмы и бежавшие из этой тюрьмы военнопленные, дезертиры и контрабандная породистая лошадь, под стойло которой был отведён кабинет её хозяйки, служивший и штабом секретной службы, и центром продовольственной помощи военнопленным, и местом организации побегов тех же военнопленных».
Однажды Ван-Лью оказалась на грани провала. Один из агентов северян оказался провокатором и выдал южанам всех, с кем был связан. Однако люди, которых он предал, не выдали её.
Перед падением Ричмонда по просьбе Элизабет ей переправили федеральный флаг. Когда передовой отряд северян вошёл в столицу южан, он развевался над домом Ван-Лью.
Дальнейшая жизнь Элизабет Ван-Лью была мрачной и безотрадной, хотя генерал Грант, ставший президентом, высоко оценил её заслуги, обратившись к ней от имени правительства и армии Севера: «Вы слали мне самые ценные сведения, какие только получались из Ричмонда во время войны» — и назначив почтмейстером Ричмонда. На службе её вынуждены были терпеть, но общество, которое она «предала», так и не простило ей этого.
За услуги, оказанные ею армии федералистов, она не получила ни одного цента. Более того, ей даже не возместили понесённых ею затрат. После ухода президента Гранта с поста она была понижена в должности — стала мелким чиновником министерства почт, а затем лишилась и этого скромного заработка.
Последние годы она прожила в нищете, существуя лишь на пенсию, выплачиваемую ей друзьями и родственниками полковника Поля Ревира, которому она когда-то помогла бежать из плена. За ней преданно ухаживали верные ей негры, такие же жалкие старики, как и она.