ОТНОСИТЕЛЬНЫЙ И АБСОЛЮТНЫЙ СЛУХ

ОТНОСИТЕЛЬНЫЙ И АБСОЛЮТНЫЙ СЛУХ

Способен ли дилетант заметить различия в настройке? Скорее всего нет, если прослушает только первый или только второй вариант. Но если сыграть ему, скажем, фортепианный концерт Баха сначала на старинных инструментах при настройке в 415, а потом — на современных при камертоне в 440 герц, он наверняка заметит разницу. Как-никак, она составляет почти целых полтона.

Для оркестрантов, как уже сказано, не имеет никакого значения, какая задана настройка. Они настроят свои инструменты по указанному камертону — и будут готовы играть. Но иначе обстоит дело в том случае, когда у них не просто натренированный относительный слух, благодаря чему они точно могут ориентироваться в звуках разной высоты, а абсолютный. Под абсолютным слухом подразумевается способность точно воспроизвести любой звук и назвать его. Другими словами, такие музыканты постоянно держат в памяти и могут безошибочно назвать звук любой высоты. Прекрасный и к тому же весьма редкий дар, и я всегда радовался, что наделён им. Вплоть до того момента, когда понял, что абсолютный слух может довести до умоисступления во время исполнения скрипичного концерта Бетховена.

Вы спросите, что же произошло. Кёльнский оркестр пригласил меня в качестве солиста, и я согласился с предложением настроиться несколько ниже привычных 440 герц, а именно на 430, как в своё время было принято у венских классиков. Я не ожидал никаких неприятностей и не принял во внимание свой абсолютный слух. С разницей высоты в 10 герц он никак не мог примириться. Он работает при условии 440 герц, знакомых мне с детства, и признаёт звуки точными и чистыми только тогда, когда они слышатся на этой высоте. При малейшем отклонении слух сигнализирует моему сознанию: здесь что-то не так.

Именно так всё и происходило. Я играл точно по нотам, но мой абсолютный слух беспрерывно бил тревогу. В тексте стояло «ре», я брал «ре», играл «ре», но слышал не «ре», а нечто более низкое. Это оказалось чрезвычайно трудным для меня.

Кстати, великий пианист Святослав Рихтер пережил нечто подобное. Едва он начал играть старинную музыку на клавесине, настроенном на 415 герц, сразу же возникли проблемы с его выверенным на 440 герцах абсолютным слухом. До этого у него была блестящая память, но вдруг случилось невероятное: то, что он видел в нотах, не совпало с его представлениями о правильном звучании этих нот. Это его так шокировало, что он пережил провал памяти. С тех пор он никогда больше не играл по памяти, только по нотам.