Глава 13-я
Глава 13-я
Абу-Хамед. — Автостопом через Сахару. — Атбара. В гостях у таксиста.
— Наша жизнь в северном Судане. — В Хартум по асфальту.
В шесть утра поезд остановился в Абу-Хамеде. За окном висел густой туман из мельчайшей пыли. Еле-еле виднелись из коричневой мглы разлапистые ветви финиковых пальм.
Я не проспал остановку только потому, что мой желудок стал все же протестовать против нильской воды. Тихонько разбудил Сергея и мы покинули спящий вагон, даже не попрощавшись со спящим египтянином и проводником. Нашего бегство в песчаную мглу никто не заметил, поезд подудел ушел в Хартум. Утром, наверное, решат, что белых туристов кто-то похитил… «Судан — очень опасная страна!» — напишут потом во всех путеводителях.
Завтракать пришлось таблетками активированного угля, запивая их все той же нильской водой. Медленно, уберегая желудки от резких движений, дошли к девяти утра на центральный рынок Абу-Хамеда. «Сук-шабиль» по-судански, представлял собой длинные ряды магазиновскладов, возле которых разгружались грузовики, ослы и верблюды из окрестных деревень.
Здесь же находился и базар-вокзал, где люди договаривались о подвозе за деньги. Местный банк так же не принимал доллары к обмену, так что мы сами не могли купить себе даже газировки.
Обменять бутылочку воды на советские деньги торговец отказался, я решил, что он вообще не знает о существовании каких-либо других денег, кроме суданских. Пришлось довольствоваться водой из кувшинов, и чаем, которым нас угощали любопытные арабы.
Чай в Судане очень густой, крепкий и сладкий, разливается очень маленькими порциями.
Продавцы чая — добрые суданские тетушки в пестрых разноцветных халатах — целый день они сидят на солнцепеке, помахивая веером под специальной жаровней с углями. Сверху, на горящих углях, непрерывно кипит алюминиевый чайник. Воды в нем немного. Рядом стоит ящик, на нем в стеклянных банках компоненты чая — серый липкий сахар, чай черный, чай зеленый, чай-каркаде, называемый у нас «суданская роза». Когда появляется клиент, тетушка набирает в ситечко по щепотке из каждой банки и льет струю кипятка через ситечко в маленький стакан. Сколько стоит чай не помню, но если попросить, то тетушка с удовольствием угощает нас бесплатно.
Из расспросов выяснилось, что ближайший поезд из Каримы будет через три дня. Но мы ведь специально сошли с поезда, чтобы дальше ехать автостопом! Огромные старые грузовики в Судане называются «лори». Собственно, от родного грузовика у них только мотор и шасси.
Пока же, заполняя время, ходим поочередно на Нил, собираем финики, пьем чаи, общаемся с местными жителями.
Только в Абу-Хамеде я увидел настоящую мощь Великого Нила, не сдерживаемую никакими ГЭС и плотинами. Ширина реки была несколько километров. Коричневый поток стремительно проносил мимо обломки деревьев, целые плавучие острова мусора. Даже у берега течение было настолько стремительно, что я сравнил бы его с Баксаном в Приэльбрусье. Только вода была мутно-коричневого цвета, у кромки берега осаждались метровые слои принесенной плодородной грязи.
Вот к берегу подъехал ослик с тяжелыми мешками. Мешки перегрузили в дюралевую лодку, взревел японский мотор YAMAHA, лодку оттолкнули с грязи и она … еле-еле двинулась против течения, я легко мог обогнать шагом работающий на полную мощность двигатель. Вот это течение!
— Можно ли здесь купаться? — Спрашиваю мальчика, погонщика ослов.
— Нет-нет. Очень опасно! — Замахал руками абориген.
— Почему? Течение?! — Показываю жестами плавание.
— Крокодил! Вон на том острове… в этом году уже двоих людей утащил. Очень опасно!
Интересно, какой же мощности должен быть плавательный аппарат у крокодила, чтобы доплыть до того острова при таком течении?! Вот бы его сфотографировать!
И все же, как-то они купаются в такую жару?! Ага, вот один человек скинул рубаху, оставшись в просторных арабских штанах он забросил в реку разрезанную канистру на веревке.
Веревка сразу натянулась так, что вздулись вены на черных мозолистых руках. С трудом вытянув канистру на берег он с блаженством выливает на себя ее содержимое — кайф! И крокодилы не страшны!
Вот другой мальчик привел осликов-водовозов. У одного осла на спине уже знакомый бурдюк из верблюжьей шкуры, а у другого — разрезанная автомобильная камера. Все той же канистрой на веревке оба осла загружаются водой и медленно отправляются к уличным кувшинам. В награду за труд ослики тоже получают порцию воды и стебли сахарного тростника.
К полудню на сук-шабиль приехал на полицейской машине местный шериф. Он предложил нам прокатиться в участок. Почему бы и нет? Вдруг там найдется холодильник с чистой водой!?
К сожалению, в полицейском участке была такая же железная мебель как и везде, а воды мне принесли уже знакомого коричневого цвета. Наши паспорта погуляли где-то в недрах полиции примерно полчаса и вернулись без всяких последствий, несмотря на отсутствие регистраций.
Вскоре вернули на базар и нас.
В 15 часов к нам подъехала белая «Тойота-хай-люкс», и водитель зазвал нас в гости, аргументируя тем, что после обеда поедет в Хартум. Владелец машины был очень богатым человеком, — ему принадлежали сразу несколько базарных магазинов. Приехали во двор дома.
Все обитатели собрались на веранде, полулежа на железных кроватях. Только хозяин и два особо почетных гостя из далекой России удостоились деревянных табуретов. Дерево здесь — предмет роскоши. Даже окна и двери делаются из металлических прутьев. После неспешных разговоров, женщины принесли кувшин для мытья рук и ног. Разувшись, все прошли в специальную комнату без мебели, укрытую соломенными циновками. Посреди комнаты, на огромном подносе стояло метрового диаметра блюдо с отварным рисом. Семеро мужчин уселись вокруг, поблагодарили Аллаха за хлеб насущный. Женщины внесли тарелки с лепешками, фулем, мясом, специями и приправами. Специальный подросток подливал в стаканы прохладную воду, несколько более светлую, чем в кувшинах на улице. Есть нужно правой рукой, используя разломанную лепешку для хватания сыпучих продуктов. Никаких других инструментов не употребляют, хотя и пытались, для нас, иностранцев, принести ложки.
Но мы гордо отвергли сии западные предметы и показали, что уже достаточно овладели арабскими приемами употребления еды.
После обеда снова помыли руки, загрузили в небольшой кузов машины бочку с соляркой, два десятилитровых термоса со льдом, три чемодана, местного мальчика лет 16-ти и двух русских автостопщиков с рюкзаками. Еще пять человек уместилось в кабине. Машина была дизельная, черный дым вырывался сзади, и, турбулентно закручивался вверх, норовя отравить нам жизнь в кузове. По колее в пустыне (суданская «дорога») мы разгонялись больше ста километров в час, в то время как скорость лори — всего 25–30 километров в час.
Выехали за город, по одному водителю известным признакам определив нужное направление в песках. О том, что мы все же на трассе, напоминали столбы-указатели, торчащие посреди пустыни «Деревня такая-то, три километра направо». Самих деревень и садов вдоль Нила было не видно, но встретили несколько машин, которые двигались из деревни в деревню обмениваясь пассажирам и грузами возле этих столбов. Один раз, колеи собрались в пучок и среди рядов белых камней обнаружился соломенный пост ГАИ. Хозяина нашей машины все знали и останавливать не стали.
Прижавшись спиной к кабине мы подпрыгивали, сидя на бочке, придерживая ногами емкости с водой и рюкзаки. Все же, на некоторых кочках, содержимое кузова подлетало вверх сантиметров на 40 и снова падало вниз со страшным грохотом и ругательствами. Наши задницы бились о бочку, спины о кабину, а рюкзаки по ногам. Спереди летел колючий песок, сзади, турбулентные потоки воздуха, кидали на нас черный дым от автомобильного выхлопа и камушки из-под колес. Если повернуть лицо вперед — дышишь летящим навстречу песком, если отвернуться назад — вдыхаешь выхлоп пополам с пылью. Но зато мы ехали по Нубийской пустыне, (так называют суданскую часть Сахары, на правом берегу Нила). И довольно быстро!
Иногда попадались каменистые участки, где нашим телам было особенно тяжело.
Несколько раз проезжали даже скальные вершины.
— Ах! Какие горы! Ведь наверняка на них еще никто не бывал! — Сокрушался Сергей, разглядывая сквозь летящий песок очередную скалу.
— Ну так чтобы назвать ее своим именем, тебе нужно только покинуть эту машину. Вот только следующую можешь неделю прождать! — Подкалывал я своего попутчика- альпиниста.
На закате нас стала нагонять песчаная буря. Вот здесь буквально понимаешь известное выражение «белое солнце пустыни». Сквозь висящую в воздухе завесу песка, солнечный диск над горизонтом был не красный, а молочно белого цвета в белом рассеянном ореоле из светящейся песчаной короны.
Жаль только, что вся эта поездка осталась не запечатленной на фото, ибо мы берегли свои фотоаппараты от засорения песком.
Иногда машина попадала на рыхлый песок и зарывалась всеми колесами. Мы выпрыгивали из кузова и извлекали специально припасенные полосы жести длинной в три-четыре метра. Как нам объяснили, такие «противопесочные приспособления» есть в каждой машине. Песок перед колесом откапывался лопатой, а потом расстилались железные «лыжины» по которым машина выезжала на твердую почву. Если пятно рыхлого песка оказывалось большим, то подстилку приходилось перекладывать многократно, каждый раз выталкивая машину из песчаного плена руками.
Стемнело. Водитель, хорошо знавший маршрут, уверенно вел машину по ночной пустыне, высвечивая фарами нужную колею. Вот впереди показалось пятно света и еще минут десять его источник метался влево-вправо, пока мы не поравнялись со встречным грузовиком-лори.
Видимо, здесь популяры вечерние и ночные поездки, когда нет обжигающего солнца и намного прохладнее, всего +30+35 градусов. В половине десятого на горизонте показались огоньки, и машина повернула чуть правее, к Нилу. Приехали в город Berber. Огнями сияло что-то типа нашей «охраняемой стоянки» для дальнобойщиков. Прямо на песке стоят проволочные кровати — можно прилечь, отдохнуть. Тем более, что у нас от многочасовой тряски в кузове все суставы «рассыпаются». Заехали в город для серьезного ремонта колеса.
Улицы в темноте — электричества нет. Горят непонятные светильники в лавках и магазинах — ночная торговля в самом разгаре. Когда мы с Сергеем подошли к источнику света, оказалось, что наши лица (так же как и одежда) черные от пыли и копоти, нас почти не отличают в темноте от жителей Судана. Посмеялись такой «акклиматизации» и долго смывали водой из кувшинов залежи песка из глаз, ушей и других полостей.
Дальше поехали вдоль железной дороги, попадались темные деревни и колючие кустарники, которые пытались царапать нас, сидящих в кузове.
В полночь решили отпустить машину в центре Атбары, ибо ехать до Хартума в этом кузове нам совсем не хотелось — до стрелки еще четыре дня! Да и спать пора уже.
Неожиданно под ногами оказался … о чудо — асфальт!!! Это был старый, избитый асфальт с множеством дырок и камней, на манер российского, но мы радовались ему как дети и щупали его ладонями — такой подарок Аллаха после многих сотен километров пустыни! Пока отряхивали от песка одежды и рюкзаки, подъехал таксист на старенькой «Волге».
— Доброй ночи, куда путь держите?
— Никуда. Спасибо. Мы только что приехали и будем ночевать.
— Садитесь, отвезу в гостиницу.
— Спасибо, не надо. У нас нет денег ни на такси, ни на гостиницу.
— А где же вы будете ночевать?
— Найдем бесплатный ночлег…
— Поехали ко мне домой?!
— Серьезно?!
— Садитесь, садитесь. Вы из какой страны, России? О! Какие путешественники, я не могу оставить вас на улице ночевать… будете моими гостями, здесь недалеко.
Минут через десять были дома у таксиста. На женской половине все уже спали. Он сам организовал нам чай.
Помывка «по-судански» происходит так: цементный домик-туалет в углу двора имеет две комнатки 1х2 метра примерно. В одной комнате собственно туалет — небольшая щель в полу и пластмассовый кувшинчик с водой, вместо туалетной бумаги. В соседней комнате щели нет, но есть водосток для грязной воды и ведро с чуть менее грязной нильской водой. Ты черпаешь ковшиком воду и льешь на себя. Если в ведре вода осталась — можно еще постирать трусы и носки. К такому сервису быстро привыкаешь, а уж местные люди так всю жизнь и живут.
Пока мылись и пили чай, брат хозяина принес от соседей еще две кровати и поставил их рядом со своими, прямо под открытым небом, во дворе. Спать на улице куда приятнее чем в помещении, вот только утреннее солнце разбудит очень рано. Но правоверные и должны вставать на заре, сначала совершить намаз, а потом успеть до полуденной жары сделать бОльшую часть дневной работы.
Утром таксисту нужно было отвезти жену на вокзал, а нас на рынок. При дневном свете как следует рассмотрели старинную «Волгу». Как она попала в Атбару таксист не знал. Салон был переделан на арабский манер — украшен большим количеством накладных узоров, колокольчиков, цветных стеклышек. Половина приборов давно вышла из строя, и их заменили различными культовыми предметами и талисманами, оберегающими машину от неприятностей.
Только на спидометре мы смогли обнаружить русские буквы. Снаружи машина несколько раз перекрашивалась и приукрашивалась. Только по фарам и радиатору мы и узнали вчера, что это когда-то выехало изворот горьковского автозавода.
На краю рынка позавтракали в кафе и расстались с гостеприимным таксистом. Здесь мы решили разделиться. Сергей пошел гулять по городу, а я на рынок, ибо вчера у меня закончился последний кусочек иорданского мыла.
Жизнь наша в Судане была прекрасна и удивительна. Отсутствие денег ничуть не тяготило нас, ибо суданцы искренне рады были подарить путешественнику все, в чем мы нуждались.
Наверное, нигде в мире нет такой страны, где можно подойти к прилавку и сказать: «Ассалам алейкум. Ана сияха мин руси. Мумкен уахед хубз иля хадия?» (Литературный перевод звучит так: «Здравствуйте, я путешественник из России. Можно один хлеб в подарок?») Хотя слово «сияха» в арабском языке значит нечто большее, чем «путешественник», ближе к нашему «паломник», а в понимании мусульман «сияха — посланник Аллаха», помогая путешественнику можно сделать доброе дело, которое зачтется тебе для попадания в Лучший Мир. Таким образом, стараясь все же, не очень злоупотреблять, можно было получить на рынке или в магазине любой штучный товар, а продавец еще и искренне скажет на прощание «приходите еще».
Найдя на базаре ряды, где шла торговля мылом и стиральными порошками (на суданском базаре для каждого вида товара — свой торговый ряд), я объяснил продавцу, что мне нужно мыло для рук и порошок для стирки одежды. Мой желтый костюм в процессе вчерашнего автостопа стал равномерно серый, и торговец подарил мне даже два куска мыла и пакет стирального порошка в придачу. Теперь я шел по улице, высматривая источник воды, подходящий для стирки. После Египта и других туристических стран было очень удивительно, что никто не обращал на меня внимания. Я был единственным белым человеком в огромной толпе и за все четыре дня в Судане не видел других белых людей. Однако, никто не пытался мне оказать навязчивые услуги, продать сувенир, обменять деньги или заманить в гостиницу. Более того, каждый занимался своим делом и даже не поворачивал на меня головы. Хотя своей одеждой, рюкзаком и шляпой я издалека выделялся среди местных жителей.
Когда я спрашивал дорогу, мне с удовольствием показывали нужное направление, даже не спрашивая из какой я страны. Когда я сам говорил, что русский, то радость от общения увеличивалась — советский союз оставил от себя добрую память почти во всех африканских странах. В Судане например, большинство врачей либо приехали когда-то из СССР, либо учились там. Достаточно много было и русскоговорящих учителей, инженеров, ученых…
Многие арабы, оказывая нам помощь, с гордостью говорили: «Мой сын получил образование у учителя, который учился в России» или «Моя жена поправилась после тяжелой болезни, только благодаря тому, что наш местный врач выучился у русских докторов».
Переехав по мосту реку Атбару, встал на асфальтовой (о, чудо!) трассе в Хартум, но машин на ней почему-то не было. Вскоре я понял привычку суданских водителей — в жару сидеть в тенечке и пить чай, а выезжать из города только после пяти вечера. Простоял больше часа, но за это время проехали лишь две машины, которые на моих глазах свернули в окраинные улицы города. Где бы мне скоротать время до вечерней прохлады и заняться стиркой?
Тут как раз открылась дверь ближайшего дома. Вышел хозяин семьи и пригласил в гости.
За чаем я попросил разрешения постирать свою грязную одежду. По указаниям взрослых, дети выдали медный таз, железную табуретку и три ведра нильской воды. После этого, все занялись своими делами и даже никто из детей не пытался подсматривать за мной. (С какой ностальгией я вспоминал это месяц спустя, в Эфиопии!) Когда со стиркой было покончено, хозяин принес двухкилограммовый кусок коричневого льда и аккуратно положил его в ведро с водой, показав жестами, что это не для стирки, а для мытья тела. Оказывается, лед раздобыли специально для того, чтобы гость смог помыться холодной водой. Вот это забота! Где же он взял лед? Утром я видел, как на базаре ездили специальные торговцы и продавали длинные кирпичи льда за деньги. Продавцы «кока-колы» запасали лед в большие китайские термосы и потом охлаждали там бутылки.
Вновь ставший желтым костюм висит на веревке рядом с полотенцем. Я обедаю с хозяином и его братом в мужской половине дома. Какое счастье лежать в тенечке под вентилятором!
Неожиданно с улицы послышался нарастающий свист и шорох песчинок. Железные ставни захлопнулись сами собой, от порыва ветра. В комнате стало темно, а в щель под дверью влетел небольшой песчаный вихрь, покрыв все предметы в комнате слоем пыли. Через минуту все стихло, ставни сами открылись. Снова тишина и светит солнце. Я догадался, что это был один из песчаных вихрей, которые ходят по пустыни в жаркий полдень, втягивают в себя песок и всякий мусор. Мы не раз видели эти вихри из кузова машины, они не представляют большой опасности для людей, так как имеют всего 10–15 метров в диаметре. Но здесь у меня появилось нехорошее предчувствие, бегом выбежал во двор… так и есть. На веревке висит только один носок, нет ни штанов, ни куртки, ни полотенца. Впрочем полотенце нашлось на крыше дома, куртка улетела за забор к соседям, а вот штаны мне принесли дети с соседней улицы. Все радуются и веселятся, подшучивая над глупым иностранцем, который не закрепил просушивающуюся на солнце одежду.
На прощание обмениваемся адресами-телефонами, в 17–05 снова выхожу на трассу.
Машины появились. Уже через 15 минут застопил быструю машину «TOYOTA HI–LUX- 280» с открытым кузовом, которая ехала в Хартум. По асфальтовой дороге летим куда быстрее чем по пустыне! Сто километров проехал в кузове, общаясь с другими местными автостопщиками. На повороте в Shendi часть пассажиров вышла, и меня пригласили в салон с кондиционером. Хозяин машины — очень образованный человек, имеет бизнес в нескольких городах. Рассказывал мне о жизни суданцев, о многочисленных революциях и многолетней партизанской войне…
В сумерках заехали отдохнуть в придорожное кафе. Со стороны Хартума виднеется грозовая туча и слышны раскаты грома, как только тронулись дальше в путь, пошел самый настоящий ливень! Это был первый дождик на моем пути от самой Москвы.
Природа по мере продвижения на юг тоже менялась. За Атбарой, пустыня (по-арабски «пустыня» так и значит «sakhAra») закончилась. Каменистые холмы сменялись низинами, поросшими колючими кустами и гнутыми тонкими деревьями. Местами, верхний слой камней на протяжении нескольких километров был окрашен в черный цвет, такое явление я уже наблюдал в Турции. На закате мы проехали суданские пирамиды, которые были намного меньше египетских и такие же черные, как и окружающие их камни. Осматривать сии пирамиды вблизи я не стал — жалко было бросать быструю машину. А въезжая в ХартумСеверный, мы попали прямо-таки в зону наводнения.
Сегодня здесь прошел очень сильный ливень! Город абсолютно не приспособлен к сильным дождям — почти все улицы были затоплены, электричество отсутствовало, лавочники вениками выгоняли потоки грязной воды из своих магазинов. Рассекая супер-лужи, наша машина долго толкалась в пробках, пока не заехали на стоянку такси. Несмотря на мои протесты, водитель заплатил таксисту, чтобы тот меня отвез в российское посольство на своей желтой машине.