Глава 32-я

Глава 32-я

Массовый поход в посольство ЮАР. — Отъезд восходителей. — Ночлег в Богомойо. — Прикосновение к Истории. — Поездка в город Танга. — Арест. — Бессонная ночь в камере. — Разборки с большими начальниками. — «Mr. Gregory — you or free!»

08 ноября утром, все восемь человек встретились в приемной посольства ЮАР.

Сначала нам заявили, что с русскими людьми они вообще не работают, и «посоветовали»

обращаться в посольство ЮАР в Москве.

Очень неуместный совет, учитывая, что мы находимся в четырех днях пути от ЮАР по асфальтовой дороге.

После долгих уговоров, у нас все же огласились принять документы, но при этом требовалось приложить приглашение, бронь гостиниц и билеты на самолет. Тетка-секретарша вообще не врубалась что такое «кругосветное путешествие». Мы попытались объяснить ей, что не собираемся задерживаться в ЮАР, а в Кейптаун нам нужно только для того, чтобы оттуда уплыть на попутном корабле в Южную Америку. Но черная и глупая женщина все равно талдычила что-то про самолеты. Наконец, она изрекла необычайную истину: «В нашу страну можно попасть ТОЛЬКО самолетом!» Пришлось нам прямо в посольстве открыть карту Африки и показать ей автомобильные переходы ЮАР со всеми соседними государствами. Видимо, потрясенная таким «открытием» тетка вообще перестала с нами разговаривать, а на просьбу пропустить нас к консулу, отвечала, что консула нет.

Прошло больше часа уговоров, прежде чем дело сдвинулось с мертвой точки:

— Хорошо, я приму у вас документы «в виде исключения». Но ответ будет через две недели.

— Почему так долго?

— Я пошлю ваши анкеты по факсу в Москву. Там, в московском посольстве ЮАР их рассмотрят, проверят ваши данные и пришлют ответ.

— Так не пойдет! Не затем мы ехали к вам автостопом через всю Африку, чтобы нам отказали в московском посольстве…

— Ничем не могу помочь. Таков порядок работы с русскими гражданами. Вашу просьбу может рассматривать только московское посольство.

— А Вы можете послать анкеты, вместо Москвы, в иммиграционный департамент в Претории? Ведь они главнее Москвы и Москва им подчиняется?!

— … М-м. Это возможно. Но у вас все рано нет приглашения. А русские люди могут въезжать в ЮАР только с приглашением.

На полках в секретариате посольства ЮАР лежали красочные журналы, рассказывающие о том, какая прекрасная это страна, и как хорошо было бы там побывать. На странице одного из журналов мы нашли цветную фотографию улыбающегося Нельсона Манделлы, под которой были его слова и факсимиле: «Я, Президент ЮАР, приглашаю всех в нашу замечательную страну!»

— Вот наше приглашение! — Протянули мы в окошко страницу из журнала.

— Этого мало, вам нужно еще написать подробно, где вы будете жить, куда будете ездить, что посещать… — Невозмутимо сказала секретарша.

И это еще помимо подробных анкет на трех листах, где спрашивают не только места учебы и работы, но даже девичью фамилию матери! Мы попросили ее отксерокопировать вместе с «приглашением» наши путевые грамоты, а также статью из газеты «Moscow Tames» о сущности АВП на английском языке.

Еще мы написали рукой Олега Костенко длинное письмо на имя ЮАРского консула, в котором изложили подробно причины нашего посещения ЮАР и еще раз заверили, что потенциальные невозвращенцы вряд ли поехали бы через всю Африку автостопом, чтобы навсегда остаться в их стране.

Когда сдавали документы, еще раз спросили: «Наши документы отправите в Преторию? Не в Москву?» Получив утвердительный ответ, сдали по 50 американских долларов. В анкете был такой пунктик, что это не «консульский сбор», а «плата за подачу документов», а виза, в случае положительного ответа, будет выдана «бесплатно». Это очень хитрый с их стороны ход — можно собирать деньги с людей, в визе отказывать без объяснения причин, а деньги не возвращать. В этот день мы обогатили посольство ЮАР в Танзании сразу на 400 долларов.

В первой же остановленной нами машине оказался … Рифат Кадырович со своей супругой.

Но они ехали не в РКЦ, и к тому же, были немало напуганы нашей многочисленностью.

Директор и не знал, что нас аж восемь человек, и сразу спросил, «сколько же из нас живет у него в гостях?» Мы его успокоили, как смогли.

Следующие дни мы парились в бане, ездили купаться на юг от Дара, общались с русскими людьми, желающие смогли сходить в те посольства, которые они не успели посетить ранее.

Тем временем, в наших рядах сформировалась группа желающих покорить-таки Килиманджаро «нелегальным» путем, избегнув всяких носильщиков-экскурсоводов. Каспер предупреждал меня, что если мы войдем в зону национального парка нелегально, то нас задержат специальные охранники и передадут в полицию. Но сейчас было бы интересно узнать, что будет с задержанными дальше. Предоставим слово сведущим людям:

Директор РКЦ в Танзании: «Эта затея совершенно безумная. Покорить Килиманджаро в одиночку не позволили даже Федору Конюхову. Хотя я и хлопотал за него перед министром туризма. Вас будут судить по английской системе, и уже на усмотрении судьи, могут отпустить, а могут дать срок. А вот в Танзанийской тюрьме очень мало хорошего».

Консул РФ в Танзании: «Ну, арестуют вас, конечно. Посидите недельку или месяц в тюрьме. Но я вас вытащу — еще и не таких вытаскивал: контрабандистов, мошенников, нелегалов … каких только русских людей не попадает в танзанийские тюрьмы. Впрочем, я думаю, что до тюрьмы дело не дойдет. Скорее всего, присудят крупный штраф и депортируют.

Куда депортируют? Трудно, сказать… откуда вы приехали? Из Кении? Может и в Кению тогда… в Россию вряд ли. Денег не хватит, дешевле тогда уж в тюрьму…»

Другие работники посольства РФ в Танзании: «Ой, лучше не надо. Они очень ревностно относятся к своим национальным паркам, а Килиманджаро вообще — основной источник доходов страны… В тюрьме здесь очень плохо, долго не протяните…»

Таковые сведения я и высказал своим товарищам. Сначала я решил доехать с ними до Каспера, а уже там определиться окончательно. Но, в день отъезда «восходителей» у меня случился очередной понос с температурой, и даже ехать в Моши я не рискнул.

Антон Кротов, поехал изучать внутренние области страны и восходить на вершину не собирался изначально. Кирилл Степанов сначала примкнул к восходителям, но потом отделился от них в Моши и поехал на озеро Танганьика на западе Танзании. Андрей Мамонов остался в РКЦ болеть малярией. Я же, после выздоровления от очередной амебы, хотел посетить городок Bagamoyo на севере от Дара, где находился мемориал и музей Ливингстона. К тому же, этот городок был самым близким к Занзибару, и оттуда могли обнаружиться частные корабли на заманчивый арабский остров. Еще севернее, находился город Tanga — который был самым мусульманским во всей восточной Африке, где тоже интересно было побывать, ибо меня уже давно мучила ностальгия по арабскому гостеприимству.

На Килиманджаро отправились: В. Шарлаев и О. Костенко + С. Лекай и О. Сенов.

Надеюсь, кто-нибудь из них сам подробно расскажет читателю о своих приключениях на восхождении, я же только кратко расскажу о том, чем все закончилось, но в своем месте по ходу путешествия.

Климат в Дар-эс-Саламе, как я уже говорил, очень жаркий и влажный. По берегу океана во время отлива гниют выброшенные волнами на песок водоросли. Они усугубляют своим запахом и без того тяжелый воздух. В жаркий полдень можно стоять под холодным душем долгое время, потом вытереться насухо, надеть чистую майку, пройти до ближайшего хлебного магазина и снова майка будет мокрая от пота. Поэтому, все поездки по Дару лучше совершать либо ранним утром, либо под вечер.

Я выехал из РКЦ в шестом часу вечера. Сменив три «Тойоты», оказался к темноте в какой- то деревне, где асфальт кончался. С помощью фонарика остановил грузовик. В кузове его, под брезентовым тентом, уже тряслись два местных автостопщика. Водитель и пассажиры знали английский лучше меня, так что с денежными вопросами проблем не возникло. Мешало другое:

я не мог стоять в кузове прямо, а только согнув шею, упирался макушкой в брезент, и все время бился головой о железный каркас крыши. Пустой грузовик прыгал на каждом ухабе, поднимая сзади длинный шлейф пыли, хорошо различимой в свете полной луны. Когда устал болтаться на ногах и набил несколько шишек головой, попробовал сесть на рюкзак. Но теперь я подлетал на ухабах вместе с рюкзаком почти на метр и с грохотом падал на деревянный пол.

Низкорослые попутчики ехали стоя и только веселились на мои акробатические номера.

В восемь часов высадили на въезде в Богомойо. Кругом ни огонька, деревянные дома-сараи залиты только лунным светом. Даже чаю негде попить. Вышел к океану. Вода ушла от берега на сотни метров — лунная дорожка блестит по жидкой грязи обнажившегося дна. На берегу лежат длинные черные лодки, выдолбленные из целого бревна и с двумя короткими поплавками на поперечных распорках. Людей нет.

Только стал искать место для установки палатки, как по пляжу едет автомобиль. Кто бы это мог быть? Наверное, менты. Лучше спрятаться за пальмами. Но катафоты на моем рюкзаке слишком заметны в свете фар. Машина свернула к пальмам, а я свернул в развалины какой-то крепости и сел на рюкзак. Ведь если они подумают что я убегаю, значит им очень захочется меня догонять. Сделал вид, что любуюсь полнолунием.

Подходят два офицера с фонариками:

— Иностранец? Что ты здесь делаешь?

— Ничего. У меня все в порядке. Смотрю на большую луну.

— Где ты живешь? Почему не в отеле в такой поздний час?

— Я только что приехал из Дара. Ночь не холодная, я не хочу в отель.

— Здесь ночевать нельзя!

— Почему? У меня есть все приборы для сна. Не стоит беспокоиться.

— Здесь очень опасно! Придут грабители и ограбят тебя — отнимут вещи, побьют.

— Я не боюсь грабителей. Я проехал девять стран и ни разу не был ограблен или избит.

— Ночью на пляже очень опасно. Тебе придется поехать с нами.

— А если я не хочу?

— Мы не можем тебя здесь оставить — если с тобой что-либо случиться, у нас будут неприятности от начальства.

— Хорошо. Поехали кататься.

Привезли в полицейский участок и переписали паспортные данные в толстую книгу.

— Регистрация окончена? Я могу идти?

— Нет. Мы отвезем тебя в отель и ты будешь ночевать там.

— Я не люблю ночевать в отелях. Я хочу спать на берегу океана!

— Хорошо. Мы отвезем тебя в отель на берегу океана и договоримся, чтобы тебе разрешили спать в палатке.

— Везите, только побыстрее. Я устал уже от вас.

Привезли в отель, как и обещали, на самом берегу. Столики ресторана, цветные фонарики, играет такая громкая музыка, что нужно кричать друг другу в уши. Поговорили с начальником и ко мне привели дежурного администратора. Полицейские рядом.

— Тебя устраивает наш отель? Океан рядом. Мы покажем тебе место для кемпинга.

— Согласен ночевать здесь? — Спрашивают полицейские.

Если не соглашусь, повезут в другой отель? Лучше ответить что-нибудь нейтральное.

— У вас можно попить чаю?

— Конечно. Сейчас принесут из ресторана. — Администратор зовет официанта.

— А сколько стоит чай?

— 400 шиллингов. Подождешь десять минут?

Так я и знал. В четыре раза дороже нормальной цены. Но надо выиграть время.

Полицейские не будут ждать, пока я напьюсь чаю. Сказал «согласен», официант ушел за чаем, полицейские сели в машину и уехали. Через минуту взял рюкзак и зашагал в темноту в сторону ночных кустов и пальм. Когда мне вдогонку стали кричать, то не оборачивался. Догонять в ночи они не будут. На случай, если они снова вызовут полицию, вышел к океану и по обнажившемуся дну прошел мимо пляжа-ресторана на юг от города. Через два километра нашел полуразрушенный навес из пальмовых листьев и поставил под ним палатку.

На рассвете меня разбудил охранник с ближайшей виллы, но я договорился с ним еще о двух часах сна при утренней прохладе. У этого же сторожа обнаружился водопровод и кипятильник — умылся и позавтракал.

Багомойо сегодня выглядит как большая деревня из типичных танзанийских домов — деревянный каркас, обмазанный глиной. Иногда среди красно-коричневых тонов попадаются пятна зелени — небольшая грядка кукурузы или тростника. В ста метрах от океана несколько каменных домов, построенных в типичном английском стиле. В них до сих пор живут люди. Я поднялся на балкон второго этажа. Судя по размерам, в этом доме когда-то жил губернатор, на этом балконе он пил чай по утрам, разглядывая в подзорную трубу корабли, проходящие с Занзибара.

После запрета на работорговлю, некогда крупнейший город восточного побережья, пришел в упадок, и сейчас влачит жалкое существование. Местные жители ухаживают за кокосовыми рощами, посаженными еще во времена Ливингстона. На берегу океана темнеют почерневшие развалины форта — деревья и лианы все больше разрушают остатки стен, лестничные пролеты рухнули и на втором этаже хозяйничают лишь птицы.

В нескольких километрах севернее города — «мемориал Ливингстона». Черный каменный крест на фоне океана.

От него в глубь материка протянулась аллея пополам кокосовой рощи.

В конце аллеи — церковная миссия с несколькими древними католическими храмами из угрюмого серого камня. В одном из каменных зданий — бесплатный музей.

Еще здесь же есть старое английское кладбище и огромный баобаб, 1868-го года рождения, окружностью более 12-ти метров.

Еще южнее мемориала, на берегу океана — мангровые заросли. Они обозначены даже на старинной гравюре «Богомойо конца 18-го века». Деревья стоят корнями в соленой морской воде. Во время отлива я смог среди них погулять и искупаться в океане, метрах в двухстах от берега. Пока купался — начался прилив, камни и рюкзак на них, начали захлестывать волны.

Подхватил вещи и вернулся на берег, где и подремал в тени старой лодки, попивая сладкий сок из кокосового ореха. В фильмах нам часто показывают, как герои лихо срывают орех с пальмы, и тут же раскалывают его пополам. Или даже сшибают верхнюю часть острой саблей. Когда я ковырял свежий орех ножом — в это слабо верилось. Жидкость внутри находиться под довольно большим давлением. Когда я проделал-таки дырочку с одной стороны — оттуда ударил сладкий фонтанчик. Пришлось зажать его пальцем, и проделать еще одну дырочку с обратной стороны — теперь можно было пить. Прохладного и сладкого сока в одном кокосе оказалось так много, что я с трудом допил до конца — больше литра, точно.

Осмотрев все пальмы, заросли, лианы и развалины, вернулся в город и приготовил рис в своем котелке, а две палочки шашлыка купил на рынке. Рынок очень грязен и прилавки завалены перезрелыми бананами, которые никто не покупает. Хлеб продают на 30 % больше столичной цены.

До темноты купался в океане, наблюдая, как на пляж причаливают деревянные лодки с рыбаками. То ли рыбы на всех не хватает, то ли волна сегодня больше чем обычно, но на многие километры сетей в каждой лодке было по 3–4 рыбины.

Вечером прошел на запад, где начинается грунтовая дорога в деревню Msata. Поставил палатку в темноте, среди кокосовых пальм. Ни сторожа, ни полицейские, никакие другие африканские животные в эту ночь меня не беспокоили.

От Bagomoyo до Tanga, по берегу океана, чуть больше шестидесяти километров. Но меня заверили, что дорога там настолько плоха, что даже «джипы» там не ездят. А идти десятки километров пешком по танзанийской жаре не хотелось явно. Можно было бы вернутся в Дар и поехать в Тангу по асфальтовой дороге, но я решил проехаться по грунтовой дороге, которая, судя по карте, прямо через леса шла на запад и соединяла Багомойо с деревней Мсата на магистральной трассе «Додома-Аруша».

Запасся терпением и водой, ибо эти шестьдесят километров не обещали большого потока машин. Продвигаясь от одной деревушки затерянной в лесах, к другой, еще более затерянной, я вспоминал Эфиопию. Почему, когда иду пешком до выезда из деревни, здесь не собираются толпы детей, кричащих «ю-ю!». Несомненно, здесь тоже не часто появляются белые люди без машины, я ловил на себе любопытные взгляды и детей и взрослых. Когда я уточнял дорогу, мне вежливо объясняли, когда просил кокосовый орех или воды, меня охотно угощали. Но, побывав в пяти или шести глухих поселениях, не встретил ни одного попрошайки. В Эфиопии рассказать — никто не поверит.

Последние двадцать километров проехал в кузове самосвала, возившего щебень на реконструкцию асфальтовой трассы. А вот по трассе подвозил молодой бельгиец, лет 27-ми, который руководит всем этим строительством. Начальник останавливался возле каждой группы черных рабочих и ругал их за то, что медленно работают и много перекуривают.

До поворота на Танга подвезли очень богатые танзанийцы на белой легковой машине неизвестной мне до тех пор марки «SEGERA». На прощанье, накормили в ресторане и подарили бутылку воды.

Первые пятнадцать километров к океану проехал на автокране в кабине крановщика, а оставшиеся 58 — в «Лендровере» с рабочими. На полу, под моим рюкзаком валялись кирки, лопаты, и старинный теодолит.

Вот и город Tanga. Асфальтовые дороги, ухоженные тротуары с ливневыми канавами. Кое- где даже явные следы полива на зеленеющих газонах. Действительно, типично арабская архитектура и планировка улиц. В каждом доме — магазинчик. Некоторые имеют свой салон за стеклянной дверью, но большинство, как в Сирии или Судане — просто открыли свои окна с товарами прямо на улицу. Покупатели рассматривают товары, стоя на тротуаре.

Разговорился, в меру своего английского, с одним из продавцов. Хотя на двери его магазина — цитаты из Корана арабской вязью, говорит он только по-английски и на суахили.

Купил хлеба, сладкой халвы и холодного лимонада по цене весьма низкой, даже для танзанийской глубинки.

Темнеет в Африке рано и быстро, к шести часам вечера уже звезды видно. На закате гулял по мусульманским кварталам, заглядывал в различные мечети и мусульманские школы.

Интересно, что на стенах довольно много арабской письменности, но никто из живущих в этих стенах не проявлял знания арабского дальше «Асалам-алейкум» (Приветствую). Все мои попытки заговорить на арабском языке, лишь приводили к попыткам отвечать мне на английском. А мой английский был едва ли намного лучше, чем их арабский. Никто из собеседников ни разу не предложил мне ночлег, и даже не поинтересовался, где я буду ночевать. Видимо, в экваториальных странах подразумевается, что белые люди не могут заходить в дома к черным и иностранцы ночуют только в гостиницах. Сие печально.

Окончательно убедившись в том, что мусульмане в Танзании «подставные», и найти ночлег у них не удаться, решил отправиться ночевать на берег океана в палатке. На оживленной улице остановил машину и попросил водителя отвезти на пляж океана, чтобы там заночевать в палатке. Мы поехали километра четыре и попрощались в окружении богатых дач. Позади кустов и стриженых газонов виднелась синяя гладь океана.

Еще примерно километр прошел в поисках свободного пляжа, но вся береговая линия была огорожена заборами, а за ними лаяли свирепые собаки. Уже в темноте увидел между изгородями дорожку к океану, в конце которой виднелся маяк и маленький каменный домик.

«Как раз в маяке я еще ни разу не вписывался!» — обрадовавшись новой разновидности ночлега.

Но домик оказался всего лишь туалетом. Перекинувшись парой фраз со смотрителем маяка, спросил, можно ли ночевать в палатке на траве возле маяка, благо соседняя дача была давно заброшена (окна заколочены досками, крыша обвалилась) и вместо забора ее отделяла от маяка всего лишь небольшая изгородь из кустов.

«Спать здесь можно, только надо сначала сходить, спросить». — Так я понял ответ смотрителя маяка. В Танзании далеко не все владеют английским, а образованные люди вряд ли стали бы сторожить маяк. Он жестом увлек меня к соседней даче, но там оказалась лишь прислуга. Пообщавшись с ней через забор на суахили, танзаниец пошел обратно к маяку, увлекая меня собой словами «Welcome, welcome!»

Мы вернулись на берег, мой провожатый полез зажигать фонарь, а я поставил палатку между кустами и осыпающейся стеной дачного дома, посредине между строением и маяком. В туалетном домике был водопроводный кран. Уже когда я, набрав воды в бутылку, вымыл у палатки ноги, пришел за водой человек, оказавшимся сторожем этой дачи. Он начал куда-то звать, со словами «надо спросить там, так (или там?) будет лучше». Я ответил, как смог, подкрепляя мысль жестами, что идти больше никуда не хочу, платка стоит, ноги вымыты, мне лучше спать здесь в палатке, чем в душной даче. Сторож покачал головой, типа «ну-ну, попробуй» и ушел. Распаковав в палатке рюкзак, разложил вещи и уснул под неназойливое мигание маяка.

Через час меня разбудил сторож, со словами «Эй, русский, давай сюда свои документы!»

Чертыхаясь (зачем это ему среди ночи понадобились мои документы?!), вылез из палатки держа в руке «Путевую грамоту». Хорошо, что по пути из палатки догадался натянуть штаны.

На поляне перед маяком стояло две автомашины — белый «Мерседес» и машина полиции с мигалками на крыше. Человек шесть ожидали меня перед машинами, в том числе двое солдат с автоматами Калашникова. Больше всего удивило не количество полицейских, задействованных в «операции», а то, что к стволам автоматов были приткнуты штыки.

Мою «грамоту» изъяли, бегло прочли и грубо потребовали паспорт. Больше всего кричал и нервничал один огромных размеров танзаниец, которого я обозначил для себя «черной обезьяной». Он вел себя чрезвычайно возбужденно, все время старался меня толкнуть или ударить, в то время как остальные полицейские держались подчеркнуто спокойно.

Снова залез в палатку, на ходу успев натянуть кроссовки на босую ногу, появился с паспортом в руке. Не глядя на паспорт, «горилла» велел автоматчикам срывать палатку.

Несмотря на мои протесты и предложение собрать ее самому, оттяжки сорвали и вместе со всеми вещами внутри, огромным тюком погрузили в недра багажника. Меня же впихнули на заднее сиденье между двумя автоматчиками. «Горилла» поехал впереди, на белом «Мерседесе».

Всю дорогу я пытался выяснить, за что меня задержали. Солдаты не желали вдаваться в объяснения и лишь сказали, что во всем разберутся в полицейском участке.

В «Police Station» разбирались следующим образом: «горилла» грубо толкнул меня на бетонный пол, ударом ботинка выбив мои ноги, при попытке пересесть на корточки. Криком позвал к себе начальника смены и, загибая пальцы на руке, перечислил на суахили мои преступления. После каждого загнутого пальца он бросал на меня такой гневный взгляд, будто я украл у него фамильные бриллианты. Отдав распоряжения, «горилла» удалился вместе с автоматчиками.

Дальше начался крайне интересный процесс обыска (или составленье описи?) моих личных вещей: Вынимая из скомканной палатки вещь (например, — штаны) и показываю ее полицейским. После того как вещь тщательно ощупывалась и рассматривалась, следовал глупейший вопрос на английском языке: «Что это такое?» Поскольку арестованный не знал многих названий предметов, то показывал жестами применение каждой вещи (иголки, зубной щетки, очков, мыла…) что несколько веселило прочих полицейских и задержанных, но сильно утомляло допрашиваемого. Предметов у меня оказалось больше двух сотен. Наконец дошли до ценностей: 7250 танзанийских шиллингов, три доллара США, 5203 российских рубля (дореформенных, на сувениры) и … большая пачка билетов МММ, предназначенных для случая ограбления. Паспорт и деньги положили в серый конверт и заявили (на словах), что вернут завтра утром. Попросили подписать список вещей, копию дали мне в руки. Вывернули все карманы и велели снять обувь. Кроссовки были изломанны во всех направлениях и даже постучали по полу в надежде найти … что? А черт их знает, что они искали — мне не говорили.

Пока ломали обувь, я упаковал все вещи в рюкзак. Рюкзак поставили под стол, туда же кроссовки. Пригласили пройти куда-то босиком и без вещей. Предположив, что раз босиком, то возможно это какой-нибудь медицинский осмотр, иду следом.

С лязгом отворилась решетка, за ней открылся совершенно темный коридор, пахнущий мочой. В боковых дверях были маленькие зарешеченные окошечки, сквозь толстые прутья к нам тянулись руки черных арестантов. Без перевода было понятно, что они умоляют охранников выпустить в туалет. Открыли свободную камеру, видя мое замешательство, открыли соседнюю, полную людей.

— Хочешь ночевать один, или в камере с другими заключенными?

— Нет уж, лучше один. — Сказал я, мысленно оценив первый вариант.

— Заходи.

— Куда? Я ничего не вижу, почему не включили свет?

— Здесь нет света, убедись. — И охранник красноречивым жестом провел по стенам и низкому потолку своей дубинкой.

— Но здесь нет никаких условий для сна! — Сказал я, исследуя темный каменный мешок на ощупь. Там не было никаких нар, ни умывальника, ни унитаза… вообще ничего. Только каменный пол, пропитанный все той же мочой.

— Почему? Вот эти люди здесь спят много ночей. — Сказал охранник, показав дубинкой на соседнюю камеру.

— Но здесь невозможно спать! Здесь нет даже туалета, я протестую! Я ни в чем не виноват!!!

— ОК, если обещаешь хорошо себя вести, то мы не будем запирать твою камеру, и ты сможешь ходить в туалет, когда захочешь. Туда. — В темном углу коридора раздавался шум льющейся воды, в коридор вытекала лужа непонятного происхождения.

— Но я — российский путешественник! Я не должен спать здесь! В чем моя вина? Дайте мне переводчика и звонок консулу!

— Сейчас ночь. Будешь шуметь — закрою дверь камеры и не попадешь до утра в туалет.

Завтра утром тобой займутся. Спокойной ночи.

Как не старался я себя приободрить тем, что это «какое-то недоразумение» и завтра меня выпустят, желания укладываться спать, совсем не возникало. Глаза кое-как привыкли к темноте, нос к запаху. В соседних камерах стали упрашивать по-английски, но я ничем помочь им не мог, ибо ключей к их дверям у меня не было. Вскоре кто-то стал стонать, кто-то храпеть.

Стали кусать комары и блохи, особенно за голые ноги. Я стал стучать по двери, попросил позволить взять из рюкзака спальник и фонарик.

Сказали, типа «не положено». Потом я показал охранникам жестом, что меня кусают блохи и комары, и что малярия — очень опасная болезнь. Это возымело действие. Офицер принес двумя пальцами мои носки. Вскоре, когда офицер лег спать, охранник сжалился и выпустил на 2 минуты к рюкзаку. Я схватил накомарник, антикомариный DIPTEROL-карандаш, туалетную бумагу. Хотел взять еще и коврик для сна, — но это уже запретили.

Спасть на бетонном полу не получалось. Если прислониться к стене — болят кости. Если лечь на спину — затекают спина и локти. В конце концов, снял куртку (ночи в Танзании даже жаркие для нас), скомкал ее в комок, положил на туалетную бумагу и фонарик и пристроил все это под голову. Если бы не кровопийцы, то непременно заснул бы. А так проворочался и прочесался в жутком забытьи до самого утра, ясно наблюдая рассвет в узеньком зарешеченном окне под самым потолком.

В 7 утра лязгнул замок в коридоре. Пришли два охранника и офицер с большими звездами на погонах. Не удостоив меня вниманием, открыли двери камер и выпустили арестантов в туалет. Началась перекличка, я обнаружил себя в толстой «гостевой книге» и даже мою фамилию назвали правильно. Уходя, офицер сказал, что мной займутся после девяти часов.

Оставалось только согласиться.

В 9 утра под окна участка пришли родственники заключенных. В камеру передали термос с чаем и булочки. Видимо, отсутствие нар и прочих удобств, здесь такое же обычное дело, как и питание заключенных за счет родственников. Люди делились последним куском хлеба с теми соседями по несчастью, у которых родственников не было. К тому времени я успел уже перезнакомиться с большинством обитателей, меня тоже позвали завтракать. С самого начала, решив объявить голодовку, я вежливо отказался. Мой отказ был расценен совершенно правильно и никто не обиделся, старожилы понимающе закивали головами.

К 10-ти часам я стал кричать вовнутрь полицейского участка те английские слова, которые вспомнил: «Я — российский путешественник. Не понимаю, в чем меня обвиняют, и требую телефонного звонка консулу!». Охранники отвечали, что не могут ничем помочь. Офицеры просили успокоиться и подождать 10-20-30 минут. Один час шел за другим, но никаких продвижений в моей судьбе не происходило. В 12 часов начал кричать прохожим на улицу (стекла на окне были выбиты), чтобы они позвонили в российское посольство в Дар-эс-Саламе, и сообщили, что в тюрьме незаконно содержится русский путешественник. Вскоре эти крики надоели всем полицейским и посетителям участка. Пришли два офицера в штатском. Мне велели обуться и взять рюкзак. Сказали так: «Меня арестовал главный полицейский этого города, за то, что я поставил палатку на частной собственности. Так что сейчас мы пойдем в главное полицейское управление, там начальник сам будет со мной разбираться».

Пешком через город шли втроем. Я нес рюкзак, а один из офицеров нес конверт с моим паспортом и деньгами. Поднялись на второй этаж полицейского управления в самом центре города. Здание было совсем новым, или после хорошего ремонта. Интересно, что ни в одной из комнат я не обнаружил присутствия компьютеров. Все печаталось только на машинках, множилось под копировальную бумагу. Протоколы велись от руки, на английском языке.

Попросили подождать на лавочке в коридоре.

Вдруг, как из страшного сна, подлетел вчерашний «начальник-горилла». Издалека закричал на английском:

— Как дела, мистер Григорий?

— Не хорошо! — Более идиотского ответа на такой идиотский вопрос придумать не успел.

— Почему? — На лице «гориллы» изобразилось неподдельное удивление. Что я мог ответить?

То, смог сказать по-английски — Потому что не спал всю ночь.

— Почему?! — Казалось, что удивлению его не было предела.

— Потому что это место не приспособлено для сна. Это не отель и не пляж. — Я характерно постучал рукой по бетонному полу.

— Почему? Ведь другие люди спят без проблем?!

— А ты пойди сам туда, переночуй, проверь!

— Нет уж. Я и так знаю. — Заверил меня своей улыбкой. — Сейчас, подожди, я тобой займусь немного позже.

Стали водить по разным кабинетам, показывали разным чиновникам. Два офицера, за время многочисленных «посиделок» в коридорах и приемных, стали мне уже «как родными».

На смеси английского и жестов мы рассказали друг другу и о работе, и о семье, и об Африке.

Только «горилла»-начальник оставался все так же груб и суров. В каждом кабинете он громко обвинял меня в непонятных мне преступлениях, при этом потрясал то моим паспортом, то «путевой грамотой». Из ящика своего стола он достал фотоаппарат-мыльницу и деньги. Одного офицера послал купить фотопленку и батарейку, другому велел пойти в город и ксерокопировать мой паспорт, документ о маршруте, и даже сделал ксерокс с ксерокопии карты автомобильных дорог Танзании. С ксерокопиями мы вчетвером пошли на прием начальника полиции всего региона. Это оказалась женщина. В ее присутствии «мои» офицеры стояли только по стойке смирно, я пытался им подражать. Однако «горилле» было дозволено сесть за краешек стола и доложить суть дела.

Начальница прочла «путевую грамоту» сама, задала несколько стандартных вопросов об экспедиции. Я на все отвечал «йес». Выходя от «губернаторши», понял по выражению лица «гориллы», что засадить меня в тюрьму не получается. Он отвел нас в свой кабинет, офицеры сели за стол (целый день со мной без обеда ходят!) и стали зевать. «Горилла» взял несколько чистых бланков и стал исписывать их мелкими английскими буквами, задавая самые идиотские вопросы типа: «Какого числа ты въехал в Турцию? Как долго собираешься быть в Танзании?

Почему ты не пошел в отель или кемпинг? Зачем тебе здесь русские деньги?» Допрос периодически прерывали разные входящие в кабинет офицеры и секретарша, приносившая бумажки на подпись. От голода и жары кружилась голова, «моим» офицерам тоже было не сладко. Наконец, мне подвинули исписанные листы бумаги и сказали:

— Подписывай.

— Не могу. Я из России и не буду подписывать, потому что не обязан знать английского языка, а здесь все только на английском. Дайте мне переводчика, а еще лучше — дайте позвонить моему консулу.

— Английский язык — язык международного общения. Мы не можем вести дело на другом языке.

— Да, но как иностранец, я имею право на переводчика.

— Глупости, подписывай поскорей и я тебя отпущу.

— Как я могу подписывать то, чего не понимаю?!

— Все записано с твоих слов. Подпишись здесь и здесь.

— Тогда я напишу по-русски «не понимаю» и только потом подпишусь.

— Нет! Только подпись или отправишься обратно в камеру. У меня сегодня уже нет времени заново все переписывать.

— А кто вообще заставлял вас, меня арестовывать?! Отпустили бы без всяких бумажекпротоколов и дел меньше…

— Подписываешь или нет?!

— ОК. Только чтобы быстрее добраться до моего консульства.

Опять с теми же офицерами вышли на лестницу. Шагая вниз по ступенькам я услышал в затылок:

— Mr. Gregory! You or free! (Господин Григорий! Вы свободны!) —!? Неужели? Тогда верните мне мой паспорт!

— Сначала мы должны пойти обратно в полицейский участок, чтобы уладить все формальности.

На этот раз нас снова ждала машина. Увидев, что меня снова привезли в участок, заключенные замахали руками через прутья оконных решеток.

Полицейские вернули деньги и паспорт под роспись, просили проверить, не пропало ли что-либо из вещей по списку. Спрятав паспорт, я тут же решил прервать голодовку, достал из рюкзака пакет орехов и стал угощать «родных» офицеров и охранников. В тот момент, когда офицер прокатывал мой большой палец по «гостевой книге» и у меня был полный рот орехов, на улице раздался вой сирены, у входа остановилась полицейская машина. Из нее в помещение ворвался возбужденный начальник. Подлетев ко мне, он ударом руки сорвал с меня шляпу, отпихнул к стенке и отпрыгнул сам на метр. Все кто был в полицейском участке, прервали жевание арахиса и удивленно смотрели из-за спины «гориллы», что же сейчас будет?

Начальник достал из кармана …фотоаппарат-мыльницу и щелкнул меня в профиль и в фас с набитым орехами ртом. Когда я попытался проделать ответный жест своим фотоаппаратом, он закричал что в полицейском участке фотографировать строжайше запрещено. Двинув меня на прощанье кулаком в грудь, на глазах у всех заявил «Ю — гуд бой!» и выскочил на улицу в ожидавшую его машину.

Больше испытывать судьбу не хотелось — вдруг он опять вернется? Надо уносить ноги из этого города! Взвалив рюкзак, пожал всем руки и вышел на улицу.

Взрыв ликования раздался из камер, когда арестанты увидели меня с рюкзаком, без конвоя, с пакетом арахиса в руках. Я быстро подбежал к окну и протянул сквозь решетку весь пакет.

То-то у них будет праздник!

Пока шел по длинной улице от полицейского участка, несколько раз останавливался, пил воду, поправлял рюкзак. Всякий раз, оглядываясь, видел одну и ту же картину: На крыльце ГОВД столпились все сотрудники и машут мне руками, только что цветов в руках не хватает. А рядом, сквозь прутья решетки машут мне руками арестанты. А я улыбался столь единодушному счастью и тех и других.

В 23 часа, этого же дня, микроавтобус подвез меня прямо к воротам РКЦ.

Утром, отмытый и выстиранный, приехал к нашему консулу рассказать о произошедшем.

Но господин Амелин на этот раз ко мне даже не вышел, ограничившись только разговором по телефону с КПП:

— … Ну, так и чем все кончилось?

— Отпустили, я же приехал к Вам!?

— Деньги и паспорт вернули?

— Да. Все в полной сохранности…

— Ну и радуйся что все хорошо!

— Вы считаете, что это «хорошо» — спать в темном карцере на бетонном полу?!

— Ну, так ты же знал, куда ехал. Это же Африка! Могло быть и хуже…

— Но они даже не дали мне позвонить Вам!

— Ничего-ничего! Все хорошо, что хорошо кончается. Счастливого пути! …да, если еще кого из ваших арестуют, — звоните. М… м…Попробую что-нибудь сделать…